Глава 20
Май 1242 года. Псков — окрестности Чудского озера
Что-то вы быстро!
Получив этот ответ, возрадовалась дама…
Из хроники Камбре
И сколько бы Ратников не уговаривал «даму Элеонору» — Лерку — все тщетно! Сколько ни говорил, ни объяснял, даже целую лекцию прочитал на тему «бедственное положение женщины в Средневековье». Ничего ведь не утаил, обсказал все, как есть: что женщина здесь — никто, всего лишь машина для ежегодного — ну, пусть, почти ежегодного — рождения детей, большая часть которых неминуемо умрет еще во младенчестве. О том, что замуж тут выходят лет в тринадцать-четырнадцать, потом вот, каждый год рожают, годам к тридцати женщина уже считается зрелой, ну а к сорока — старухой. Соответственно и выглядит.
Нет, совершенно напрасные хлопоты! Сколько бы ни говорил Михаил, а Лерка только смеялась… Может, и вправду — любовь? Очень на то похоже.
— Ну, как же ты без сериалов-то будешь? Без «фабрики звезд», без интернета?
— Господи, Михаил Сергеевич! Телевизор только лохи смотрят, а интернет… компьютера у меня и там никогда не было.
В конце концов, Ратников махнул рукой — ну, как знаешь! Хочешь в Средневековье жить — ради бога.
— Смотри, ежели вдруг назад захочешь…
— Знаю, браслетик нужен. Вы уж рассказывали. Да некогда мне об этом думать, Михаил Сергеевич, надобно нам с Анри побыстрее домой возвращаться, в эту его Нормандию… а теперь — и в мою. У него там замок, представляете? С башнями, с подъемным мостом! Четырнадцать деревень у нас! А еще земли сколько! Пригляд во всем нужен, на слуг тут уж не понадеешься, Анри мне порассказывал — вор на воре. Все самой придется… где уж тут скучать? А вы говорите — интернет, телевизор…
— Ладно, ладно, — Михаил окончательно сдался — не хочет девка, не надо, чего зря уговаривать-то? Как говорится — было бы предложено. — Вы это только… Эгберта с собой возьмите. Боюсь, пропадет тут мальчишка… Не пожалеете, он парень честный!
— Если честный — можно и в мажордомы, — задумчиво протянула Лерка… сиречь — дама Элеонора. — Это хорошо, дядя Миша, что вы про него вспомнили — нам с Анри верные люди во как понадобятся! — девчонка резко провела ребром ладони по шее. — Кое-какие землишки отсудим, а кое-что силой возвращать придется… Борьба предстоит трудная!
— Да уж, да уж, — Ратников скептически хмыкнул. — Ну, Эгберта мы уговорим… попрошу Макса… Вон он, как раз, идет! Эй, Максюта!
Михаил с дамой Элеонорой сидели на высоком крыльце той самой усадьбы, что по-прежнему занимал ушлый боярин Нечай Анкудинович. С момента Леркиного появления прошло уже недели две, дороги за это время превратились в самое настоящее месиво, приходилось ждать, когда хотя бы чуть-чуть подсохнут. Скоро должны бы уже — весна в этом году выдалась пусть не особенно ранняя, зато жаркая — вот и сейчас, после полудня, сидели в тенечке, любуясь буйной зеленой травкой, молодой листвой и мохнато-желтыми шариками одуванчиков, во множестве выросших у частокола.
Дама Элеонора обмахивалась веером.
— Что, Лера, жарко? — ухмыльнулся Ратников, глядя на быстро шагавшего от ворот Макса. — Теперь уж в коротенькой юбочке не походишь и шортиками парней не смутишь — тут такого не носят, не принято как-то…
— Дядя Миша, я вас умоляю, — Лерка стрельнула глазками и лукаво улыбнулась. — Вы что… до сих пор мое летнее платье не оценили?
Ратников скосил глаза… потому и не оценил — не считал Лерку за возбуждающе-сексуальный объект, не мог себе это позволить, строго-настрого мысли свои контролировал… А если бы нет… Давно бы уже заметил, давно б заценил: и тонкое сукно, и забранный тонкой серебряной нитью ворот, сквозь который просвечивали голые плечи, и облегающий покрой, подчеркивающий изгибы бедер, грудь… Да уж — под таким платьем ничего не скроешь!
— А белья, между прочим, здесь тоже не носят, — громко расхохотавшись, добавила девушка. — И купаются — голыми.
Ратников лишь рукой махнул:
— Ла-а-адно!
— О чем это вы тут треплетесь? — подойдя, уселся на ступеньку Максик.
— О сексе — о чем же еще? — Дама Элеонора пожала плечами и окатила смутившегося мальчишку веселым взглядом. — Дядя Мише, видишь ли, платье мое не нравится — слишком, говорит, закрытое.
— Закрытое? Ну… не знаю… — Макс почему-то покраснел и быстро перевел разговор на другое. — С Эгбертом сегодня на торг ходили.
— Ну, ну? — нетерпеливо переспросил Михаил.
Подросток улыбнулся:
— Рижские купцы приехали! О том вам и хотел сказать.
— Приехали?! — дама Элеонора обрадованно всплеснула руками. — Ну, наконец-то!
Все же, красивое было на ней платье, обворожительно красивое с этакой небрежно подчеркнутой сексуальностью — небесно-голубое, с темно-синими и изумрудными вставками и тоненьким золоченым пояском. Граф Анри де Сен-Клер явно было рыцарем не из бедных… Кстати, он с раннего утра еще отправился прогуляться — тоже узнать про купцов и дороги. Что-то еще не вернулся…
— А мы как раз об Эгберте беседовали, Макс, — Михаил пригладил рукою волосы, растрепавшиеся порывом весеннего ветерка, пахнущего пряными травами, смолой и березовым соком. — Вот, хочу его к Лере определить. В хозяйство.
— Крепостным, что ли? — удивился Максим.
Лерка скривилась:
— Надо говорить — вилланом.
— Ах-ах-ах, какие мы теперь образованные! Ты с женихом-то своим как разговариваешь? По-немецки?
— По-французски, чучело! — фыркнула девчонка. — Я ж когда-то в гимназии с французским уклоном училась… Только все равно — у Анри говор свой, поначалу я вообще мало что понимала.
— Ну, конечно, — Ратников слабо кивнул. — Единый-то французский язык едва-едва к пятнадцатому веку сложится… да и потом в провинциях еще долго на диалектах говорить будут. А Эгберта мы не в крепостные — в мажордомы сплавим, это Лера над тобой так, прикалывается, как вы, молодежь, говорите.
Максим повеселел:
— Это другое дело! А то ведь Эгберт мне все-таки друг. Скучать по нему буду… и по тебе.
Подросток опустил голову — все ж таки, что ни говори, а нравилась ему Лерка, нравилась… еще там, раньше…
— Да, мажордомом — это хорошо.
— Ты хоть знаешь, что такое мажордом, чудо?
— Нет. Но, думаю, это значительно лучше, чем крепостной.
— Слушай… а где, кстати, Эгберт?
— Земляков на торгу встретил, зашли в корчму — поболтать. Наверное, не захочет он в мажордомы… Домой вернется. А может, с собой его взять?
— С собой? Ты сначала думай, а уж потом говори, Максюта. Где он будет жить? Что делать? А вдруг документы кто спросит?
Ратников покачал головой и тут же подумал о Марьюшке, Маше, любимой супружнице, которую не видел вот уже почти год… Как она там? Ну, вообще-то, с голоду не умрет — огород да охота, рыбалка — это все Маша умеет куда лучше наших, так называемых, «профессионалов». Черт… а вдруг… вдруг родит? Нет, не должна бы — месячные у нее были…
И Макс вдруг закручинился, поник головою, — и тоже, по такому же поводу, как вот, Ратников. Когда вот уже ясно было, что не сегодня-завтра домой, тогда и полезли в голову разные не очень-то веселые мысли, раньше-то просто некогда было грустить, не до того.
— Мама… Вот почти год уже, как… господи!!! — подросток вздохнул и, наверное, всхлипнул бы, если бы не сидевшая рядом Лерка.
А та вдруг ухмыльнулась и сплюнула:
— А вот меня там некому ждать! И дома у меня никакого не было… Сегодня у тетки, завтра — где придется… как бы так! Слава Богу, один человек в целом мире нашелся… которому я нужна!
И этот человек, которого — одного-единственного! — и имела в виду сейчас юная дама Элеонора, вот как раз и появился!
Въехал на коне ворота, спешился, бросив поводья привратнику-слуге. Действительно, обаятельный парень… Миша прищурился… на Джонни Деппа чем-то похож… этак, слегонца.
Поклонившись Ратникову, сир Анри де Сен-Клер дружелюбно кивнул Максу и, взбежав на крыльцо, упал на одно колено:
— О, возлюбленная моя дама! Позор мне, позор — словно сиволапый мужик, оставил тебя скучать!
— Да я, в общем-то, и не скучала, милый!
Разговор шел на старонормандском… но о смысле его можно было легко догадаться и без перевода.
Влюбленные обнялись и тут же принялись целоваться с таким пылом, с такой недюжинной страстью, что бедолага Максик поспешно отвернулся и снова покраснел, хотя, уж казалось бы, куда больше? Нет, все ж таки он, несомненно, был немножко влюблен в Лерку… а может быть, даже и не немножко… и вот теперь от всей души завидовал графу Анри де Сен-Клеру. Еще б не завидовать, м-да-а-а…
— Сир! — оторвавшись наконец от чувственных губ возлюбленной, рыцарь поднялся на ноги и обратился к Ратникову. — Двое достойных всяческого уважения людей, которых я хорошо знаю и за которых готов поручиться собственной честью хотят встретиться с вами на Рижском дворе по весьма срочному и важному делу. — Граф вдруг улыбнулся. — И — очень приятному для вас, смею заверить!
— Дело? — нахмурился Михаил. — Что за дело? И что за люди?
— Завтра с утра они будут ждать вас на Рижском подворье. Один из них вас хорошо знает.
— Да кто же они?
— Я обещал никого не называть, — рыцарь развел руками. — Если хотите, мы с вами можем пойти туда вместе, сир.
— Благодарю вас, граф… Но, я полагаю, мы с моим оруженосцем вполне обойдемся и своими силами.
— Ну, как хотите, — пожав плечами, молодой граф снова повернулся к любимой. — Милая! В столь чудесный день будет хорошо прогуляться по лугу… по безлюдному лугу, с такой обворожительно мягкой травой, мягкими одуванчиками и сладким клевером.
— Так клевер вроде еще не распустился?
— И что с того? Твои уста, любимая, слаще всякого клевера!
С утра, в полном соответствии с переданной графом де Сен-Клером просьбой, Ратников, прихватив с собой Макса и Эгберта — для вящего антуража, негоже было знатному человеку шастать без экскорта, — и отправился на подворье рижских купцов.
Худого, с аскетичным лицом, священника — члена орденского капитула отца Гернольта — Михаил узнал сразу же, второй же — молодой рыжий монах — был незнаком. Оба сидели в корчме на подворье и пили пиво, сваренное бог весть по какому случаю.
Оставив своих спутников во дворе, Ратников подошел к столу и слегка поклонился:
— Это вы желали меня видеть, отец Гернольт?
— О, да.
Второй — рыжий — оказался переводчиком.
— Присаживайтесь к столу, герр… ммм… даже не знаю, как вас теперь и называть?
— Называйте — герр Михаил, — Ратников усмехнулся. — Не бойтесь здесь вот так, свободно.
— Ничуть, — священник развел руками. — Фюрст Александер разрешил построить в Плескау католический храм — я приехал именно по этому вопросу… ну и кое-что попутное. Рыцарь Иоганн фон Оффенбах шлет вам поклон и выкуп.
— Выкуп? — удивленно переспросил Миша. — Но ведь я ничего не требовал!
— Он знает, — тевтонец слегка улыбнулся. — Но считает, что должен. И просит не наносить бесчестье отказом.
Ратников только головой покачал — надо же: «не наносить бесчестье»!
Отец Гернольт, между тем, что-то негромко сказал рыжему, тот кивнул и, наклонившись, вытащил из-под стола небольшой мешочек и… меч в темно-голубых сафьяновых ножнах. Довольно длинный — где-то с метр, а то и чуть больше — с широким перекрестьем и золоченым навершием.
— Мастер Иоганн Зеен, Нюрнберг, — вытащив клинок, прочитал Михаил. — Доброе оружие!
— Владейте им, герр Микаэль! Это подарок от брата Иоганна… увы, он решил покинуть нас навсегда, отбыв в Палестину.
Встав, Ратников прицепил меч к поясу и поклонился:
— Что ж, спасибо славному рыцарю фон Оффенбаху! Ну — и вам, господа. За то, что доставили.
— Не забудьте мешок, — прищурившись, напомнил отец Гернольт. — В нем полсотни золотых монет, недавно чеканенных бранденбургским фюрстом Иоганном, тезкой и родственником нашего дорогого фон Оффенбаха. Желаете взглянуть?
— Ну, что вы!
Тем не менее монах уже развязал мешочек, захватив тускло блеснувшее золото горстью:
— Будете пересчитывать?
— Верю на слово!
Вообще-то, Ратников, выручая фон Оффенбаха, ни о чем подобном не думал… но сейчас вовсе не собирался отказываться от подарков. И от денег, и — тем более — от меча. Золото, пусть даже не очень высокой пробы, вполне можно было реализовать и там… дома… а часть дать тому же Эгберту — на обзаведенье, так сказать — подъемные, точнее — прощальные.
Простившись с тевтонцами, Михаил направился к выходу, на самом пороге столкнувшись с каким-то суетно мельтешащим мужичком в серой поддеве. Завидев Ратникова, мужичок низенько поклонился и мышью прошмыгнул во двор.
Знакомая морда… Где ж его… Ха! Еще бы не знакомая! Опанас Сметанников — жив, выходит, морда! Ну, а что преступному элементу сделается — при любой власти благоденствуют.
— Ну как там? — накинулись во дворе парни.
— Держи, — Михаил небрежно кинул приятно звякнувший мешочек Максу. — Смотри на потеряй — пригодится.
— Дядя Миша, а что там? Деньги, да?
— Догадливый парень!
— Ой… и меч у вас… А посмотреть можно?
— Подожди. На усадьбу придем — посмотришь.
Следующее утро выдалось солнечным, росистым. В кустах жимолости, у самой усадьбы, весело пели жаворонки, над цветами, несмотря на ранний час, порхали бабочки, жужжали шмели и пчелы. Чистое голубое небо не содержало даже намека на облачность, славный начинался денек, славный и, вместе с тем, грустный — ведь это был день прощания.
Впрочем, грустили не очень-то долго, и не сказать, чтоб всерьез: Лерка — дама Элеонора — была ослеплена любовью, Михаил с Максиком предвкушали скорое возвращение домой, а Эгберту вообще было сказано, что его друзья явятся в Нормандию уже этой зимой.
— О, к тому времени я открою постоялый двор, — получив полтора десятка золотых монет, бывший подмастерье и не скрывал своей радости. — Приезжайте — пиво будет вкусным!
Они отправились вместе с караваном рижских купцов — до Риги, а там на датском или орденском корабле — во Фландрию, где можно было отыскать попутное судно в Нормандию.
— Так и не вышло вас проводить, — немного всплакнув, Лерка по очереди поцеловала Ратникова и Макса. — Ничего, вы ведь и так доберетесь, правда?
— Да уж, конечно, тут и говорить нечего, — Максик взглянул на девушку и вздохнул.
— Дядя Миша, — дама Элеонора вытерла мокрые глаза рукавом. — Там это… если вдруг мать трезвая будет… Что-нибудь скажите ей… да?
— Скажу, — соврал Ратников. — Ох… Лера, Лера!
— Да перестаньте вы охать, — замахала руками девчонка. — Разве не видите, как я счастлива?
Миша только рукой махнул:
— Видим…
А уже ржали запряженные в телеги лошади, и подъехавший на белом коне граф, спешившись, попрощался и, бросив поводья Эгберту, галантно проводил суженую к повозке. Там же, рядом с возницей, примостился и подмастерье… Тронулись. Рыцарь поскакал рядом со своей дамой.
Обернувшись, Лерка и Эгберт махали руками, пока повозка не свернула за угол.
— Ну, вот и все, — тихо промолвил Ратников. — Уехали. Эх, Лерка… Что ж — это ее выбор, и пусть будет счастлива!
— Думаю, она счастлива, похоже на то. — Грустная улыбка тронула губы подростка. — Ну, что, дядя Миша, поедем к озеру? Или у вас здесь еще какие-нибудь дела есть?
— Да нет никаких. Сейчас пройдемся на торг да по пристаням, поищем попутных.
— А не надо искать, — неожиданно улыбнулся Максик. — Я вчера еще выспросил: какой-то Арефий Зерно как раз сегодня собрался в Новгород. Нам как раз по пути… Уж довезет… за монету.
— Тогда поспешим, друг мой! — Ратников искоса посмотрел на слепящее глаза солнце. — Купец наверняка уже выехал. Придется уж нам догонять… Полагаю, ни с кем на усадьбе мы прощаться не будем.
— Конечно, не будем, вот еще! — фыркнул Максим. — Идемте, дядя Миша, скорее.
Груженные кожами и сукном возы Арефия Зерно двигались медленно, не спеша переваливаясь на ухабах. Ратников с Максом догнали их быстро, но уже за городом.
— Куда, вы говорите, вам надобно? — Арефий — мосластый, с растрепанной рыжеватой бородкой, мужик — окинул незнакомцев профессионально-недоверчивым взглядом.
— Так, до Танаева озера… ну, до повертки, — пояснил Максик. — Я ж вчера с вами договаривался, помните?
— А, — ухмыльнулся купец. — Теперь вспомнил.
— Мы заплатим, сколь скажешь, — быстро добавил Миша.
Вообще-то можно было бы пуститься в путь и одним, без каравана… однако это было бы весьма неосторожно — здешние леса вовсе не были безопасными, тем более сейчас, с началом нового торгового сезона.
— Коли пешком пойдете — одна цена, — Арефий Зерно хитро прищурился. — Ну, а на телеге — другая.
— А так и этак можно? — ухмыльнулся Ратников. — Часть пути — пешком, а часть — на телеге?
— Можно, — покладисто согласился торговец. — Вервицу — мне да вервицу — воям.
Ну, цену загнул! Две беличьи шкурки непонятно за что? Впрочем, торговаться не стали — Михаил вытащил из калиты заранее припасенную золотую монету, протянул алчно сверкнувшему глазами купцу:
— Хватит?
— Хо! Тогда и пообедайте с нами, други!
От Пскова до Танаева озера было примерно километров шестьдесят с гаком, купеческому каравану — три дня пути. Двигались не спеша, хоть и поднимались еще засветло — дорога, хоть и подсохла, но приходилось форсировать многочисленные мелкие ручьи и речушки. Иногда возы вязли, тогда их приходилось вытаскивать, навалившись всем миром.
Всего возов было дюжина. И тридцать человек обслуги, не считая воинов нанятой в Пскове охраны — возницы, приказчики, служки…
Второй день пути, а потом и третий, Арефий Зерно частенько прохаживался пешком — разминая затекшие ноги — заодно приглядывался, а что там, позади?
— И что там видно? — Ратников как-то уже под вечер не выдержал, подошел.
— Да кое-что… — обернувшись, вздрогнул купец. — Едет за нами кто-то… а может, и не за нами — дорога-то здесь одна.
— Едет? — Миша насторожился. — И кто б это мог быть? Тати лесные?
— Крупных шаек тут нет, — задумчиво покачал головой Арефий. — А мелким мы не по зубам… Вон-вон, видишь?
Присмотревшись, Ратников и сам увидел показавшегося на пригорке всадника. Кто это — из-за дальности расстояния рассмотреть не представлялось возможным.
— Конные, — тихо промолвил купец. — Могли б и догнать… Однако ж, не нагоняют — держатся сзади. Непонятно!
— Может, местные? По своим делам… Или новгородская сторожа…
— А может, и они, — Арефий кивнул и пригладил бороду. — Ладно, идем, друже. Скоро, к вечеру, и повертка ваша. Лучше б вам с нами заночевать, не переть на ночь глядя.
— Конечно, — подумав, согласился Миша.
Да, хотелось бы добраться до озера побыстрее… но эти люди, сзади… да и вообще — ночью не особенно-то по лесным дорожкам походишь — запросто переломаешь ноги.
Ну, утром — так утром, в конце концов спешить-то особо некуда — почти год прошел, так какая разница — днем раньше, днем позже?
Расположившись на ночлег, торговые запалили костры, часть служек рубили на шалаши еловые лапы, часть — с приказчиками и свободными от службы воинами — ловила в ближайшем ручье рыбу — живенько натаскали на ушицу радужной ручьевой форели да налимов.
— Н-да-а, мелковата рыбка, — сокрушался Арефий, подбрасывая на ладони почти полуметровую рыбину. — В старые-то времена с такой мелочью и возиться б не стали. Уж рыба была, так рыба — во!
Ага… в сажень — как же!
Кстати, купец оказался неплохим стригольником. Увидев, как он подстригал какого-то молодого приказчика, Ратников и сам попросился — а то волосы-то отрастил до плеч, неудобно было в таком виде и объявиться…
Видя такое дело, скинул рубаху и Макс:
— И меня подстригите!
Арефий лишь ухмыльнулся:
— Да запросто! Садись-от, на пень, паря.
— Покороче его, покороче, — смеялся Ратников. — Хоть на человека походить станет!
Похлебав ушицы, тут же и полегли спать — вставать, как и всегда, приходилось рано.
— Ох, — все никак не мог заснуть Макс, все ворочался. — Ну, тут и комары же! Настоящие волки!
— Смолою натрись, — засмеялся Ратников. — Только смотри, не очень — потом не отмоешь.
— Нет уж, я лучше пойду, выкупаюсь…
Мише тоже почему-то не спалось. Подумалось вдруг — вот и последний день здесь. Как-то там Маша? Ладно Маша — а как матушка Максика? И — бабушка или тетка, к кому он там приезжал? Хорошо бы заранее придумать — что им всем потом говорить… не только им — и милиции, наверняка уж розыскные дела завели… Правду? Ну, не смешите. Пожалуй, единственная версия кое-как прокатит — заблудились в лесу, скитались… Ага! Почти год, да? Черт… да чтоб такое придумать-то? Не самому — Максу… Гм… допустим, сам-то Миша никуда и не терялся — типа, в Питер уезжал. А вот Макс… Скажем, искал Лерку… Где-нибудь далеко… в Сибири. М-да — шито белыми нитками… и — крупными, крупными стежками.
Выкупавшись, Макс вернулся — чуть обсохнув у догоравшего костра, поспешно — комары! — натянул рубаху. Забрался под телегу, на сено — там они ночевали:
— Дядя Миша… Я вот тут подумал — а что маме-то говорить буду? Как объяснить — где столько времени шатался? Почему весточку не подал? Нет, она, конечно, обрадуется… я даже представляю — как! Но все же… Наверное, скажу, что заблудился — что же еще-то? Ногу, мол, подвернул… или даже сломал… полз… потом вот вас встретил. Добрались в какую-то заброшенную деревню… тут и дожди пошли — не выбраться, связи нет… и заморозки, и снег, и зима… Вот так вот, пока нога не зажила, да не подсохло, и не могли выбраться. Ничего придумка, да, дядя Миша?
— Неплохо, — Михаил хмыкнул. — С ногой и заброшенной деревней — неплохо. Молодец, Максюта, неплохо мозгами шевелишь!
— Я еще и не то придумать могу! — шепотом похвастался отрок. — Только вот, поверили бы…
— Поверят. Тебя увидят — поверят. Во что им еще верить-то?
Утром поднялись, как всегда, рано — похлебали душистой, застывшей за ночь, ушицы.
— Ну, прощевайте, — улыбнулся Арефий. — Счастливой дорожки.
— И вам того же! — засмеялся Максим.
Подстриженный, лохматый со сна, он выглядел сейчас довольно забавно. Впрочем, и сам-то Миша — не лучше.
— Браслетик-то не потерял, Максюта? — как отошли, негромко справился Михаил.
— Что вы! — мальчишка обиженно передернул плечом и вытащил из-под рубахи браслет, привязанный на суровую бечеву. — Ношу вот на шее.
— Молодец, — похвалил Ратников. — Шире шаг! Теперь скоро уже.
— Да, — Максим широко улыбнулся. — Теперь уж скоро. Танаево-то, вон, за тем холмиком.
За лесом, золотя вершины высоких сосен, поднималось солнышко. Где-то совсем рядом стучал-молотил по дереву неутомимый труженик дятел, перекликиваясь, куковали кукушки, даже запела какая-то ранняя птаха… жаворонок? малиновка? коростель? Боярин Нечай Анкудинович уж точно сказал бы.
— Интересно, а машина ваша там? — задал вопрос Максик.
Ратников, кстати, тоже об этом подумал.
— Вообще-то, должна быть. Если здешние не разобрали по винтикам.
— Ага, как же, разберут! — расхохотался подросток. — Ну уж это они вряд ли смогут.
— Не скажи, не скажи… есть умельцы.
— А вон, это не она, под ветками? Стекло-то блестит!
Миша прищурился — ну, точно, «УАЗик»! Ветки — да, набросаны, сам же когда-то и набросал… ветровое стекло блестит, пускает в глаза зайчиков… Колеса вроде на месте, бензин — вот уж, точно — не слили. Там с полбака, наверное… Так, может, не бросать транспортину?
— Макс…
Ратников обернулся… и не увидел мальчишку, буквально только что стоявшего сзади. Пожав плечами, позвал:
— Макс! Ты где есть-то?
— Здесь, дядя Миша…
Голос парнишки был какой-то не такой, напряженный…
Михаил повернул голову — из чащи вышли четверо: Макс и еще трое… Опанасий Сметанников, корчемный служка Карятко… и кривоносый разбойник Онфимий Рыбий Зуб! Шайка!
Карятко держал Макса за шею, приставив к горлу подростка широкий, с блестящим лезвием, нож. И у Онфимия, и у Сметанникова в руках были взведенные луки.
— Ножик-то уберите, — хмуро промолвил Ратников. — Не жалко золота-то — берите!
Миша, как увидел гнусную рожу Сметанникова, так сразу все понял: ну, конечно, тот же был в корчме на рижском подворье. Подсмотрел, гад! Справедливо не рассчитывая на свои силы, доложил «шефу» — Онфимию…
— Это вы за караваном ехали?
Словно в подтверждение, где-то рядом, в лесу, заржали кони.
Они…
Михаил неожиданно усмехнулся:
— А если б мы до Новгорода с ними?
— Ущучили бы и там, — нехорошо прищурился Рыбий Зуб. — Еще и удобней — народищу много… Ну! Золото-то давай.
— Парня отпустите…
— Убери ножик, Карятко!
Звякнув, брошенный Ратниковым мешок тяжело упал в траву, прямо под ноги татям.
— От и молодец, — нагнувшись, ухмыльнулся разбойник. — От и славно…
— Парня-то теперь отпустите! — Миша схватился за меч.
— Отпустить, говоришь? Меч-то положи, от греха, в травку… Ну!
Карятко снова приставил нож к горлу Макса, прижал с силою… отрок застонал, скривился…
Ратников осторожно положил меч… Да пусть они подавятся этим золотом!
— От… так… — гнусно ухмыльнулся Рыбий Зуб. — Хороший ты человек, друже… Выручил меня тогда. Потому и умрете вы быстро, не мучаясь…
— Что?
— А то! Люди вы в Плескове известные… что же нам потом — ходить да оглядываться?
Ка-азлы!!!
Ратников упал на землю, пропуская над собой сразу две стрелы, закричал:
— Ма-а-кс!
— Дядя Миша!
Растянуться на все еще мокрой от росы траве… вытянуть руки… ухватить за ноги Карятко…
Ага! Есть! Что, сволочи, не ждали такого?
Скользнул по груди мальчишки нож, зацепился за бечеву… Сверкнув на солнце, полетел, укатился в траву браслетик…
Ну, уж сейчас покуда было не до него… у них луки… Да и меч уже в чужих лапах.
— Быстро к машине, Максюта!
Они бросились в лес, укрываясь от стрел за деревьями. Бежали, петляя, как зайцы.
— Быстрей. Максюта, быстрей!
Враги замешкались — поначалу пускали стрелы, и уж потом — пусть даже через какое-то мгновенье — поняв, что стрелой никого не достать, кинулись в погоню.
Ратников оглянулся… Черт! Был бы меч…
Ладно… вот она, машина, верный «УАЗ»! Стоит себе на пригорочке…
Рвануть на себя дверь… Ключи — на месте. Покачать бензинчику…
— Давай-ка, Максюта, подтолкнем… Тут чуть-чуть всего… Ага! Поехала!
Теперь — в салон. Педаль… Передачку… Вторую…
Уф!!! Завелась!!! Заурчала!
— Ну, едем! — Миша плавно отпустил сцепление и прибавил газу.
Двигатель взвыл!
Тати опешили… кинулись врассыпную от мчащегося прямо на них автомобиля! Интересно — что подумали? Ладно, не до того сейчас…
Та-ак… где тут можно проехать… Пожалуй, здесь… Ага! Вот он — меч! Остановиться… выскочить… подобрать…
Развернуться…
Пара стрел пробила тент! Опомнились, суки…
Развернувшись, Михаил снова бросил машину на татей — а просто некуда здесь было больше ехать!
— Давайте, дядя Миша, давайте! — возбужденно кричал Максик. — Дави их, гадов!
Рычал двигатель. Вражины бросились врассыпную.
— Дави их!
Взобравшись на пригорок, Михаил посмотрел в зеркало — разбойничков не было видно. Затаились, заразы…
— Дядя Миша! — неожиданно севшим голосом вдруг произнес Макс. — А дорога-то — с колеей!
С колеей? И в самом деле… И вон, у дерева — мусор! Яркие пластиковые пакеты, бутылки…
Неужели…
— Ушли, дядя Миша! Ушли! — радостно завопил подросток. — Ну, ведь ушли же!
Точно… Ратников остановил машину… двигатель зачихал и заглох, но это уже было неважно, ведь в самом деле — ушли. Да, судя по мусору, по наезженной лесовозами колее, беглецы уже были дома.
— А эти… — повернув голову, осторожно поинтересовался Максим. — Они за нами здесь не погонятся?
— Ну, это, я полагаю, вряд ли!
Михаил устало улыбнулся и, выбравшись из машины, хлопнул дверцей.
— Пошли, Максюта… Сначала — ко мне, до моей усадебки тут совсем ничего — напрямик рядом.
Парнишка улыбнулся:
— Пойдемте. Ой, дядя Миша! А меч вы что, в «УАЗе» оставите? Ведь украдут же!
— Это ты прав, — Ратников поспешно вытащил из салона клинок. — Нельзя оставлять, украдут — точно.
В небе ярко сверкало солнышко, жарило…
В усадьбе, на огороде, Маша, склонившись и подоткнув юбку, деловито полола грядки.
— Марьюшка… — подойдя, тихо позвал Михаил. — Маша…
И почувствовал, как вдруг сдавило горло…
— Милая… дай-ка обниму тебя!
— Ой… — оторвавшись от грядки, девушка, кажется, ничуть не удивилась. — Мисаиле…
— Марьюшка!
Заключив юную супружницу в объятия, Ратников принялся с жаром целовать ее, не обращая внимания на стоявшего позади Макса.
— Марьюшка… душа моя… Маша…
— Что это с тобой?
Маша наконец положила наземь тяпку.
— Здрасьте! — вежливо поздоровался Максик. — Мама моя к вам, случайно, не заходила? Или бабушка?
— Нет, — Маша окинула удивленным взглядом обоих. — Никто не приходил. А что, должны были? А вы вообще что так быстро вернулись? Я еще и щи не начинала варить… ты ж, Мисаил, сказал — чтоб ближе к обеду вернешься. А сейчас-то еще утро… И как вы только так быстро успели? И… лохматые вы какие-то… и одежка…
Одежка… Хорошо еще — меч догадались положить пока у крыльца.
— Быстро? Вернулись? — что-то наконец сообразив, Ратников со всех ног бросился в дом…
На часах — пол-одиннадцатого… На отрывном календаре… на календаре…
Тридцатое июля на календаре! Того самого года…
Господи… теперь понятно…
Ха! Так они ж, выходит, в тот же самый день и вернулись! Как будто и не было ничего… не было…
Медленно опустившись на порог, Ратников обхватил голову руками и громко захохотал.
— Что такое? Чего вы смеетесь-то, дядя Миша? — недоумевающее спросил вбежавший в сени Макс.
Михаил лишь махнул рукой:
— На календарь посмотри, Максюта! Вон, на стенке висит… с «Моторхедом»…
