Глава восьмая
Она сидела, прислонившись к стене и закрыв глаза. В полной прострации — вне времени и оборвав все связи с внешним миром. Сидела и чувствовала, как внутри ее поднимается какая-то новая сила, прорастая из горящего в двух шагах узора леи, и заполняя ее всю — до самой последней клеточки. Мир менялся, становясь плоским, очень простым и понятным. Менялась и она, воспаряя над ним, разъятая на дымные кольца силы. А потом все схлынуло, будто и не было. Только холод в груди остался. Как сувенир на память.
Из забытья ее вывел острый манящий запах молодой крови.
Осси открыла глаза — прямо над ней склонился Мей, держа в зубах небольшого с серой морщинистой кожей зверька. Крыса — не крыса, ушан — не ушан, так — что-то между… Не деликатес, прямо скажем…
Стараясь не смотреть, Осси взяла подношение, зажмурилась и, задержав дыхание, вонзила клыки в еще не мертвую плоть, разрывая и добираясь до спасительной влаги. Жадными глотками, торопясь и захлебываясь, она пила теплую сильную кровь, чувствуя как с каждым новым глотком жизни отнятой, возвращается к ней ее собственная. Выжав трупик досуха, интесса отбросила пустую шкурку в сторону и посмотрела на Мея:
– Еще.
За вторым зверьком последовал третий, — благо созданий этих глупых и непуганых водилось тут в избытке, — а после четвертого леди Кай пришла в себя настолько, что смогла подняться.
Узор был рядом и светился все также ярко. И все же он стал иным.
Теперь стало видно, что на земле нарисованы две фигуры, как бы вложенные одна в другую таким хитрым образом, что, не смотря на всю свою сложность и запутанность, они ни разу не пересеклись и даже не соприкоснулись. Одна из линий все еще оставалась изумрудной, а другая — по всему, именно та, по которой прошлась только что леди Кай — пылала густым рубиновым светом.
Отношение интессы к начертанной магической фигуре изменилось не менее кардинально. Теперь ее рубиновую часть она воспринимала как часть себя, чувствуя все ее вибрации и ощущая мощный ток силы. Зеленая линия тоже больше не пугала. Скорее — манила к себе, рождая неодолимое желание прогуляться по ней и подчинить себе, также как это произошло с другой половиной. Жаль, времени было мало…
Сама Осси чувствовала себя намного лучше и сильнее чем раньше. Усталость растаяла под натиском бурлящей внутри энергии и желания новых свершений. И непременно, чтобы героических. Она чувствовала себя взведенной пружиной, готовой к чему угодно и способной почти на все. Приятное это было состояние…
Но чего-то не хватало.
Интесса покрутила головой, пытаясь отыскать внешний источник внутреннего дискомфорта, и таки отыскала, когда ее взгляд наткнулся на парящую поодаль Ходу.
Она молчала. Причем, уже довольно долго, а это было, как вы уже понимаете, очень для нее нетипично.
– В чем дело? — Осси решила не ходить вокруг да около, а сразу, прямо в лоб задать интересующий ее вопрос. — Что не так?
«Все так. Все хорошо, — голос был тихий, и в нем явно проскальзывали виноватые нотки. — Как ты?»
– Нормально. Так что случилось? Не юли — я же вижу…
Хода вздохнула, и вздох этот выдавал чувство гложущей ее вины больше чем любые слова и интонации.
Наконец она собралась с силами:
«Знаешь… Я тебе соврала».
– Да? И в чем же? — Настроение было настолько хорошим, что испортить его сейчас было трудно и почти не возможно.
«Был еще один путь. Четвертый…»
По мере того, как в удивлении ползла вверх левая бровь интессы, все виднее становились ее и без того порядком удлинившиеся клыки.
– Вот как?
«Да. И вообще, тебе совершенно не обязательно было это делать».
– В смысле — идти?
«Да. Можно было просто позвать Мея и немного прокатиться верхом».
Осси аж рот открыла. Она не знала — плакать ей или смеяться. Ее провели как последнюю дуру — ей сказали правду, одну только правду и ничего кроме правды… но не всю правду… Впрочем, дурой она и была — сама ведь могла сообразить…
– И зачем? В смысле — почему? Почему ты не сказала?
Хода вздохнула.
«Знаешь… Мне просто показалось, что это уникальный случай — просто подарок судьбы. Грех было упускать… Ведь второй такой возможности, может быть, никогда уже не представится».
– Подарок?
«В том смысле, что узор — очень мощный…»
– Это я на себе почувствовала, поверь!
«Ну, да. Я знаю, что тяжело было… — Голос действительно был виноватым. — Просто это надо было сделать. Я знала, что ты справишься. Уверена была. В крайнем случае, это всегда можно было прервать…»
– Всегда?
Хода, похоже, смутилась.
«Ну, почти…»
– Ладно, не суть… А зачем вообще надо было тут время и силы терять?
«А ты не понимаешь? — От смущения Хода оправилась на удивление быстро, и в голосе ее опять появились менторские нотки. — Проходя по чужому узору и подчиняя его себе, ты, тем самым, сливаешься с ним, и впитываешь его силу. Твои возможности становятся бо льшими. И в смысле знаний, которые ты при этом обретаешь, и в смысле, собственно, возрастающей мощи. Слабому этого делать не стоит — его, скорее всего, просто раздавит, а сильному в большинстве случаев этого делать не имеет смысла, потому что для него чужие узоры, не настолько сильны и риск не окупается. А здесь… Я не знаю, кто чертил этот узор, но точно тебе могу сказать, что он уникален. В общем, стоило попробовать! Ты ведь себя по-другому ощущаешь сейчас?»
– Да, — врать смысла не имело. — Я, правда, думала, что это после крови…
«Кровь… — Осси просто физически ощутила, как Хода брезгливо поморщилась. — Кровь только силы твои восстановила — и не больше».
– Ладно, поглядим… В любом случае, — что сделано, то сделано. Только впредь я тебя просила бы…
«Хорошо, хорошо, — Хода была очень довольна, что инцидент исчерпан так легко и просто, и согласна была на все. — Впредь обещаю…»
– Да? И почему я тебе не верю? — Пробормотала Осси, поднимая с земли свой рюкзак. — Ладно, нам пора…
Собственно говоря, только теперь, пройдя сквозь опустошенные окраины, и гостеприимно распахнутые ворота-ловушку, Осси вошла на территорию Храма. Где-то здесь — на площади чуть меньшей, чем Феролла без пригородов, ей предстояло отыскать камень-портал, оставленный тут в незапамятные времена кем-то из некромансеров. Причем, в тайне от всех остальных, надо полагать, оставленный. А это означало, что портал от чужих любопытных глаз хорошо скрыт, и указателей, как тут к нему покороче добраться, скорее всего, не встретится. Хорошо хоть направление было примерно известно. И пока оно, если верить карте Лерда, совпадало с направлением аллеи, на которую вышла леди Кай.
Эта была та самая аллея с камнями и скульптурами, которую она наблюдала незадолго до того, как сработала запущенная Мейем ловушка, заняв интессу на какое-то время делами другими и посторонними, хотя не сказать, что совсем пустячными. Если, конечно, не считать вопрос выживания сущим пустяком и безделицей, недостойной внимания.
Теперь же можно было сполна изнутри и воочию, налюбоваться прикладным искусством античности.
От передовых образчиков этого искусства леди Кай озноб пробирал. Причем, приличный такой — насквозь выхолаживающий. И это, невзирая на ее полувампирскую сущность и многолетний опыт в различных походах и странствиях, где, как известно — чего только не навидаешься.
Камни, ограждающие аллею, и расставленные через примерно равные промежутки — в восемь-девять шагов, были не совсем и не столько камнями, сколько мастерски выполненными скульптурами, изображающими бога Ресса.
Ресс издревле считался самым хитрым и самым любопытным из всей троицы прежних богов, а посему изображали его предки в виде огромного камня с множеством глаз — ибо «взор его был тверд как скала, всевидящ и всепроникающ, а укрыться от него не можно было ни в свете дня, ни во мраке самой темной из ночей». Надо полагать, что и после смерти чад своих, он их из поля зрения, так сказать, не выпускал.
Камни, мимо которых сейчас осторожно пробиралась леди Кай, были, мягко говоря, не маленькими — не меньше половины ее роста, — и при этом со всех сторон облепленные глазами. Насчет всех сторон, это — совершенно точно, потому как Осси не поленилась и пару этих камней обошла кругом. Так вот, — глаза у них были везде — и сверху, и спереди, и сзади. Не ясным оставалось — есть ли они снизу, но, имея в виду ту старательность, с которой древние ваяли изображения своих богов, можно было не сомневаться, что — есть. Проверять, правда, не хотелось.
И все бы было ничего, но глаза эти периодически моргали, а все остальное время таращились на Осси с плохо скрываемым любопытством, встречая, провожая и передавая от одного другому. Иначе говоря, — глаза были живыми. Это притом, что были они приличных размеров — с глубокую миску, не меньше, — и все разного цвета. Видно цвет глаз всевидящего Ресса доподлинно был никому не известен, а потому ваяли их на всякий случай и синими, и карими, и черными, и зелеными. Был даже один желтый, и его взгляд был особенно наглым и тяжелым…
В общем, идти было неприятно и, честно говоря, немного жутковато. И хотя ничего плохого глазастые камни пока не делали — смотрели себе и смотрели, оставлять их у себя за спиной было очень, знаете ли, неуютно.
Со скульптурами в центре аллеи дело обстояло ничуть не лучше. Они, правда, не моргали и на леди Кай не пялились, и за это им, как говорится — отдельное спасибо, но жуть и оторопь вызывали никак не меньшую.
Скульптуры эти изображали Фату ра — бога, которого премилая троица древних назначила ответственным за неуклонное и безостановочное течение жизни. А поскольку каждая жизнь заканчивается известно чем, то — и за течение смерти тоже. Так что предки Фатура за важность его почитали изрядно и, видимо, окончательно сломав и вывихнув все свои мозги в попытках отразить всю суетность и скоротечность бытия, не придумали ничего лучше, как изображать его в виде младенца с длинной растрепанной бородой. Вот уж, воистину, извращенное видение жизни у них было.
Но это еще — полбеды!
Не менее извращенным было у них и понимание смерти, как органичного и естественного завершения мирской суеты. Согласно их догматам и учениям каждому после смерти воздавалось по заслугам его, и был уготовано урочище, причем для каждого свое, выполненное по индивидуальному, так сказать, проекту в зависимости от прижизненных предпочтений и прегрешений. Так что после смерти, всякий страдалец попадал в свой собственный персональный мирок, который, по сути своей, являлся ничем другим как — одиночкой, где и коротал лишенец дни свои аж до самого скончания времен. А режим одиночного заточения в этом посмертном мире определял как раз Фатур, во многом опираясь на мнения и суждения Ресса. Так что, слаженно боги прошлого работали. Помогая и дополняя друг друга, так сказать.
Вся эта кутерьма происходила испокон веков и до самого пришествия Странника, который, узрев все это непотребство, сжалился над смертными страдальцами и в милости своей безграничной показал им путь за Вуаль, заодно упразднив и троицу древних богов за дальнейшей ненадобностью.
Но в те времена, когда о Страннике еще никто не слышал, — а строительство Храма, относилось как раз к той эпохе — отвечал за всех и каждого именно Фатур, а посему каждого из живущих на земле он знал в лицо. Был он, видимо, богом веселым, что при его роде деятельности и немудрено, а поэтому, общаясь с паствой своей, всякий раз «перекраивал лик свой по образу и подобию их, надевая личину собеседника».
Как вам такой поворот? Любите время от времени сами с собой поболтать о жизни, смерти и суетности всего проходящего? То-то!
Так вот, скульптуры Фатура, расставленные по центру аллеи, мало, что изображали бородатых младенцев неопределенного полу, так еще и перекраивали свое лицо по образу и подобию леди Кай по мере ее к ним приближения. Мало того, видно чтобы лишний раз напомнить ей о скоротечности жизни и малости отмеренного срока, они еще и изменяли его, состаривая и постепенно превращая в лицо древней и напрочь позабытой смертью старухи.
Вот уж приятное это зрелище было! Куда там Ходе с ее «преклонными годами»…
Так что веселуха на аллеи проистекала просто необычайная — глаза Ресса таращились и подмигивали, Фатуры корчили рожи, откровенно над Осси издеваясь, и, в этом смысле, Аи — покровитель, действительно, был из всей троицы самым симпатичным, ибо хоть руки свои и тянул, но воли им, все же, не давал.
Но слава извечная всем трем богам — поминать Странника в таком месте леди Кай, как-то поостереглась, — кошмар этот довольно скоро кончился, потому что Хода неожиданно заявила, что «пора сворачивать, вон туда — где два обелиска и между ними площадь».
Свернули.
Когда отошли от аллеи шагов на пятнадцать, Осси не выдержала и все-таки обернулась. Как и предполагалось — все камни в пределах видимости таращились в ее сторону. Все до единого. Даже моргать перестали.
– Глаза сломаете, — буркнула девушка и пошла своей дорогой, оставив их пялиться друг на друга.
До обелисков добрались быстро, хотя ходьба по местности пересеченной всевозможными искусственными преградами в виде алтарей, лестниц и бордюров была не в пример сложнее, чем неспешная и беззаботная прогулка по аллее.
Тем не менее, добрались, и теперь стояли аккурат меж двух высоченных четырехгранных столбов с пирамидальной верхушкой и смотрели на раскинувшуюся перед ними площадь.
Площадь была небольшой, шестиугольной и очень похожей на доску для игры в серкле ш. И, как и доска, она была выложена шестиугольными же плитками. Правда, цветом они друг от дружки не отличались. Зато отличались тем, что над некоторыми из них висела легкая розоватая дымка непонятного происхождения и не очень ясного пока назначения.
Даже, это была не дымка, а просто над некоторыми плитами, воздух, вроде как, немного «парил», слегка отдавая в красноту — и все. Парил он совсем немного, да и красноты этой было тоже — всего-то чуть-чуть, но Осси это заметила. А когда заметила, то это ей не понравилось, ибо было совершенно очевидно, что нормальным плиткам такое поведение несвойственно, а, следовательно, зрит она не что иное, как очередное проявление магии. Причем, почти наверняка — недружелюбной, ибо бледно-розовый цвет намекал на некую неизведанную опасность. Учитывая, правда, его почти полную прозрачность, опасность эта была, скорее всего, не сильно — простите за каламбур — опасной.
Тем не менее, лезть на площадь Осси не спешила, а стояла пока на самом ее краю, пытаясь понять, кто же тут против нее партию в серклеш разыгрывает и по каким, собственно говоря, правилам.
Долго ждать не пришлось, а правила объяснили быстро и очень наглядно.
Откуда-то из проулка между резной аркой и небольшим пилоном на площадь выскочил серый ушан — дальний родственник тех, которые давеча жизнями своими поддержали Осси в трудный для нее момент — и, привстав на задних лапах, стал озираться по сторонам. Надо думать, что ничего интересного в этих самых сторонах он не обнаружил, а потому, коротко свистнув от разочарования, ломанулся прямо через площадь, не обращая ни малейшего внимания ни на какую розовую дымку. Впрочем, может быть, он ее просто не видел.
Леди Кай продолжала стоять в тени обелиска и, затаив дыхание, ждала, что же произойдет дальше. Очень ей интересно было — как на это среагирует площадь в целом и дымка в частности, и чем все это, собственно говоря, закончится.
Серый зверек летел сломя голову, — только уши по сторонам развевались, — пока со всей своей дури не влетел точнехонько в самый центр розового марева над одной из плиток. В общем, свой ход в загадочной игре он сделал…
Как ни готовилась Осси к этому моменту, но все равно, ничего толком разглядеть не успела — слишком уж быстро все произошло. Несчастного зверька подкинуло на миг в воздух, а потом он будто взорвался изнутри, оросив все вокруг мельчайшей кровяной пылью и вывернувшись наизнанку, как перчатка. Миг и все было кончено, — выпавшая кровяная роса быстро подсыхала на камнях, а в воздухе плавно покачивалась сморщенная шкурка серого неудачника. Резко что-то их поголовье сокращалось в этот день…
Прошло совсем немного времени, и шкурка осыпалась на землю мелкой пылью, которую тут же подхватил и унес прочь пролетавший мимо бродяга-ветерок. Крутанувшись по площади, он подчистил засохшую на плитках кровь и, не найдя больше чем себя занять, убрался восвояси. Все опять стало, как и было.
«Вот так, вот! — Глубокомысленно изрекла Хода. — Такая вот жестокая игра серклеш!»
– Ну, по крайней мере, мы теперь знаем, чем здесь чреват неверный ход, — отозвалась Осси и, крепко ухватившись за цепь-ошейник, притянула к себе Мея. — Пойдем-ка, дорогой, прогуляемся…
Прогулка по доске для жестоких игр много времени не заняла — не так уж это и трудно, когда видно, куда ступать, а куда — нет, хотя и увеселительной ее тоже назвать было нельзя. Мей рядом идти не хотел ни в какую, — все время куда-то рвался, и приходилось тратить кучу сил на то, чтобы его удержать. А в самом центре площади он, так и вообще, — уселся и принялся самозабвенно чесаться. Хорошо хоть умываться не начал. Просто бес в него какой-то вселился…
Наконец, прошлепали все-таки по плиткам до самого конца и, не смотря на все Мейевы старания и выкрутасы, умудрились ни в одну ловушку не залезть и даже не зацепить. Но пока дошли, Осси аж взмокла…
По уверениям Ходы, которой каким-то совершенно невероятным образом удавалось довольно удачно привязывать почти слепую карту Лерда к окружающим их окрестностям, идти оставалось не так уж и много. Во всяком случае — меньше, чем уже прошли. И теперь их путь пролегал по узкому, зажатому с двух сторон высоченными зданиями проулку, который для какой-то непонятной надобности был укрыт сводчатой крышей с витражами. Причем нетрудно догадаться, что сюжеты на них были для этих мест самые, что ни на есть типичные — камни с глазами, бородатые малыши и лес распростертых рук.
Под такой красочной крышей было немного темновато, но Осси это было, скорее даже на руку, потому что даже от легкого рассеянного света повисших в воздухе сумерек глаза уже начинали побаливать весьма ощутимо. Видно изменения в ее организме продолжались, все больше и больше переделывая и перекраивая ее под ночного жителя. Во всяком случае, здесь — под крышей — не надо было щуриться, да и виски ломить перестало.
Стены домов справа и слева были украшены пилястрами в виде массивных полуколонн, и проникающий сверху раскрашенный свет одевал их причудливыми и немного сказочными узорами. В общем — красиво было. И даже как-то умиротворяло. Особенно после кровавой сцены на площади.
Идиллия, однако, продолжалась недолго и ровно до тех пор, пока шедший впереди по своему обыкновению Мей, вдруг не остановился, принявшись крутить головой по сторонам, явно чем-то обеспокоенный.
«Немного впереди. Наверху. Справа и слева. Между колонн».
Осси принялась вглядываться в темные провалы под капителями, но толком ничего так и не увидела — вроде мелькнула тень какая-то, но, может, и показалось…
– Что там?
«Не что, а кто, — поправила Хода. — Не знаю. Не понимаю пока. Но их там штук восемь или девять».
Их было девять.
Они скользнули вниз по пилястрам, едва Мей, уставший, видимо, бессмысленно крутить головой по сторонам, сделал следующий шаг.
Скольжение их было быстрым, уверенным и управляемым. Обхватив полуколонны руками и ногами и прильнув всем телом к их гладкой поверхности, вниз съезжали небольшие человекоподобные фигуры. Так, вроде — совсем как люди, но была в них какая-то неправильность и несуразность. Что-то такое, что резало глаз, и Осси никак не могла понять — в чем дело. Только присмотревшись, стало ясно — непропорционально длинные конечности этих небольших человечков, укутанных в черные одежды, делали их похожими на гигантских пауков.
Плавное скольжение прекратилось на высоте пяти-шести ардов, после чего шестерка этих непонятных существ, прилипнув к абсолютно гладкой поверхности розовых колонн, принялась метать в замершего на месте Мея клубки мутного зеленого дыма, а трое спрыгнули вниз на землю.
Зря они это сделали, ибо как только нападавшие оказались на одной плоскости с Мейем, тот просто обезумел от радости и с места в карьер рванул навстречу нелепым фигурам, ковыляющим к нему, опираясь на длинные руки. Теперь было видно, что все конечности этих созданий имеют по одному лишнему суставу, позволяющему им изгибаться в самых невероятных и неестественных для обычного человека положениях.
Нападавших же летящая прямо на них громадина Мейла-куна нисколько, казалось, не смутила. Во всяком случае, они невозмутимо продолжили свое неспешное движение вперед, и сворачивать никуда, похоже, не собирались. А тем временем, первые зеленые сгустки непонятной гадости уже достигли поверхности и мягко ударились о плиты, расплескавшись во все стороны. Ни один из них в Мея не попал, но, очутившись в окружении шести столбов дыма, протянувших к нему, густые и быстро ползущие языки, он вдруг резко остановился. Просто, как вкопанный, — встал и застыл на месте.
За первыми ударами сразу последовали следующие, а затем еще, и через несколько мгновений Мейла-кун оказался в кольце тяжелого, стелящегося по самой земле грязно-зеленого дыма. Двигаться Мей при этом перестал вовсе, и уже даже головой не крутил. Так и застыл, как извечное — на долгую и светлую память — изваяние самому себе. Интересную такую штуковину против него применили паукообразные человеки, живущие на колоннах. Осси, во всяком случае, ничего подобного раньше не встречала. И даже слыхать — не слыхивала.
Все это леди Кай видела лишь краем глаза — втиснувшись в густую тень между двумя пилястрами, она тихо нашептывала формулу заклинания, старательно проговаривая каждое слово.
Троица неспешно бредущих к Мею полупауков-полулюдей уже почти доковыляла до дымного кольца, но дальше не двинулась, а застыла на самой его границе. Их зависшие на колоннах собратья, меж тем, прекратили обстрел полностью обездвиженного Мея и, как перезревшие плоды дерева кру, один за другим посыпались вниз. Похоже, что контакт с аборигенами перешел в новую и, скорее всего, заключительную фазу, но в этот самый момент под ногой леди Кай предательски шевельнулся небольшой камушек.
Тихо-тихо так шевельнулся, но этого оказалось достаточно, чтобы один из пауков резко обернулся, пристально вглядываясь в ее сторону. Стоял, покачиваясь на своих длинных тоненьких ножках, и сверлил, сверлил своими глазищами густую тень. Осси замерла и даже дышать перестала. Рано было еще знакомиться. Представиться местным жителям ей хотелось подготовленной и во всей красе. Так, чтобы о встрече этой долго еще вспоминали и детишкам рассказывали…
Похоже, что рассмотреть красавцу длинноногому в полумраке ничего не удалось, но настырный он был, судя по всему, — просто до невозможности. Покинув строй, он поковылял по направлению к Осси, и, что примечательно, ни подарков, ни даже цветков в руках у него не было. Никаких — ни простых полевых, на обочине сорванных, ни специально к такому важному случаю в теплых оранжереях выращенных. Зато был у него, невесть откуда появившийся топорик на длинной массивной рукоятке, которым он лихо помахивал и, по всему видно было, что обращаться с ним арахноид этот умеет, да и похоже, что любит.
Хвала Страннику, брел он медленно. Видно, конечности его для такого непривычного передвижения были все-таки не очень приспособлены. И то верно, землю грешную топтать, — это вам не по колоннам прыгать… В общем, медленно он брел, и подаренного таким образом времени для леди Кай оказалось достаточно.
– Ну, хватит, — решила она, рассудив, что и так уже позволила врагам зайти до неприличия далеко. — Поигрались и будет… Пора умирать!
Заметив шевеление в темноте между колоннами, паукообразный заковылял быстрее…
– Мея прикрой, — эта вскользь брошенная фраза уже относилась к Ходе, которая тут же сорвалась с места и метнулась серой молнией прямо в центр клубящегося на земле облака, на ходу разворачивая желтоватый кокон защиты. А леди Кай, больше не таясь, вышла из укрытия, вскинула к витражному небу обе руки и громко выкрикнула заключительные слова заклинания.
Того самого, которое совсем недавно подвело ее в бою с улами. Вернее, конечно, — не оно само подвело, а память ее и небрежность, но все же… В общем, хотелось ей реванша за ту свою оплошность — себе доказать и другим показать, как говорится.
На этот раз осечки не было.
Все-таки учит нас жизнь! И чем она это делает жестче, тем лучше усваиваются ее уроки. Едва лишь было произнесено последнее слово, вызывающее Мерзлый дождь, как и без того сумеречное под витражной крышей пространство потемнело внезапно повисшим в нем ливнем. Огромные, набухшие невесть откуда взявшейся влагой капли висели в воздухе причудливыми гирляндами, весело перемигиваясь разноцветными бликами. Потом все они разом помутнели, в один миг насквозь промерзнув и превратившись в лед, а затем с нежно-хрустальным звоном взорвались, пронзив пространство тысячами острейших осколков. Мелодично звенящая смерть прошила паукообразных насквозь, превратив их в кроваво-ледяную кашу, а разлетевшиеся далеко вокруг ледяные осколки посекли плиты и колонны мелкими, но глубокими оспинами.
На миг вспыхнула под витражной крышей яркая радуга, слегка подкрашенная промороженной кровью, а затем улеглась, осыпавшись на серые плиты мостовой.
Разразившаяся здесь ледяная буря порвала и прибила к земле зеленое облако, разметав его на части, и Мей, все еще прикрытый щитом Ходы, снова зашевелился, крутя головой по сторонам и недоумевая, куда это все подевались. Видно, имел он на нападавших какие-то свои виды… Хотя, впрочем, понятно какие — головы, господа мои любезные, головы… Новые и уже почти совсем бесхозные…
– Ладно, не переживай, — Осси потрепала Мея по призрачному загривку. — Будут еще тебе черепа. Для закрытых земель здесь что-то больно людно. Сдается мне, что эта встреча была не последней.
«Так, может, они в обе стороны закрыты. Земли. То есть: ни, тебе, сюда войти — ни, тебе, отсюда выйти… Вот и сидят они тут…» — предположила Хода, сворачивая все еще распахнутый над Мейем щит.
– Ага, а от скуки они тут конечности себе поотращивали и по стенам бегать начали, — подхватила Осси.
«А что? — вскинулась Хода. — Эволюция, между прочим, — штука жестокая и непредсказуемая, она еще и не то может. Особенно если в замкнутом пространстве».
– Ну, разве что в замкнутом… — примирительно сказала Осси. Уж больно не охота ей спорить было.
До конца проулка, который закончился лестницей из белого камня, сбегающей куда-то вниз, дошли без приключений и неожиданностей. И это было хорошо, потому, как для замкнутого пространства и позабытых всеми мест плотность проблем на квадратный ард здесь и так превышала все мыслимые и немыслимые пределы.
Лестница была хоть и небольшой, но пока спустились, солнышко уже успело скрыться за далекими горами, в воздухе ощутимо попрохладнело, а небо налилось густой темной синевой. Иначе говоря, — вечерело. Причем, прямо на глазах.
Это, впрочем, ровным счетом ничего не значило и не меняло, ибо усталости никакой леди Кай так и не чувствовала, а в опускающейся на дно потерянной долины темноте ее недавно пожелтевшие глаза видели также хорошо, как при ярком утреннем солнышке. А может даже и получше. Словом, никаких неудобств наступающая ночь с собой не несла, а поэтому и остановить неуклонное продвижение вперед к намеченной цели никак не могла.
Впрочем, продвижение все равно остановилось.
Остановилось, едва только леди Кай покинула лестницу и ступила на небольшую площадь, зажатую со всех сторон темными громадинами строений непонятного назначения. Хотя, — не то, чтобы совсем уж непонятного… Учитывая местную, так сказать, специфику и направленность, можно было с уверенностью утверждать, что неизвестные постройки — суть очередные храмы, молельни и микда ши. Иными словами — места, куда время от времени заглядывают боги, чтобы пообщаться со своей паствой. Внять мольбам и наставить на путь, так сказать.
Но высокие стены старых и укутанных сумерками строений были не более чем обрамлением для небольшой идеально круглой пласы, и служили лишь фоном для действа, которое собственно и прервало поход леди Кай, можно сказать, на полушаге. А само действо разворачивалось около маленького, и что примечательно — все еще работающего фонтана, устроенного посреди площади.
Выполнен он был безо всяких, там, затей и ненужных излишеств, что впрочем, не мешало ему сиять бело-голубым светом в сумраке уже почти полностью накрывшем небольшую площадь. Причем сияние его было не тем мертвенно-тусклым, которое разливает под собой бледная и скупая луна, а ослепительным, заливающим все окрест и рождающим к жизни густые, глубокие и почти что живые тени.
Центральная скульптура фонтана, изображающая, как совсем нетрудно догадаться, распростертую и охраняющую всех и вся длань, равно как и опоясывающий неглубокую купель бортик были выточены из чего-то абсолютно прозрачного. Будто изо льда вылеплены. От этого все сооружение казалось невесомым, совершенно нематериальным и в этом месте абсолютно неуместным. Будто вырвали его зачем-то из доброй далекой сказки, а потом, так и не решив, что, собственно, с ним делать, бросили прямо тут, нимало не заботясь о целостности и нерушимости архитектурного ансамбля. Разноцветные блики, пляшущие на холодных хрустальных гранях, только усиливали это странное впечатление.
Впрочем, никакие блуждающие огни и никакая нематериальная сказочность леди Кай тут не остановили бы и больше чем миг не задержали. И если бы дело было только в этой нежданной и так внезапно явившейся взору красе, то интесса и с шагу бы даже не сбилась. Это, уж не говоря о том, чтобы замереть на месте, как истукан, так и не опустив ногу на землю, пока рука совершенно машинально шарила по поясу в поисках жезла.
Так что дело было не в пляшущих везде и повсюду бликах, а в том, откуда они, собственно говоря, брались. В том, что их к жизни рождало.
А рождались они на острых зубьях серебряного гребня, ослепительно сияющего в ночи, которая уже уютно и совсем по-домашнему расположилась на пыльных плитах мостовой. То, что гребень — серебряный — было видно даже отсюда, с последней ступеньки лестницы, и сверкал он ярче любой звезды, расчесывая длинные — почти до самой земли — волосы, принадлежащие одной весьма и весьма необычной особе.
Почувствовав чужое присутствие, незнакомка прервала свое занятие, хотя интессе казалось, что девушка настолько увлечена им, что и видеть-то вокруг — ничего не видит и не замечет. Ее бледная почти до полной прозрачности рука, держащая гребень замерла, а освобожденные волосы свободно растеклись по плечам тяжелыми темными волнами. В тот же миг Осси всем своим естеством ощутила какую-то неприятную дрожь внутри, и сразу же будто гигантскими тисками сжало голову, да так, что казалось еще чуть-чуть, и она просто треснет, как перезревшая тыква, а потом от внезапно скакнувшего давления напрочь заложило уши.
Это был акустический удар. Причем неслабой, надо сказать, силы. Такой должен был раздавить и разорвать все внутренности, превращая тело в бурдюк, наполненный ливерным фаршем напополам с кровью. Впрочем, пропорция могла быть и иной… Должен был раздавить, но…
В этот самый момент розовой молнией полыхнуло кольцо некромансера на пальце интессы, разбивая тугую невидимую волну и отбрасывая ее прочь. Два удара сердца — и над пласой снова все стало покойно и мирно, и снова заскользил по густым волосам серебряный гребень, сплетая новый узор разноцветных бликов.
– Прошу прощения, Мастер. Я не ждала вас так скоро… — бледная особа низко склонила голову, не переставая, впрочем, расчесывать свою роскошную гриву. — Не признала… Приношу покорность.
«Ларонна! — Ахнула Хода. — Обалдеть легче! Вот уж не думала, что увижу когда-нибудь».
Редко когда можно было видеть Ходу удивленной, но вот сейчас, похоже, выпал как раз такой случай. Во всяком случае, засияла она ярче, чем гребень в руках незнакомки.
– Не ждала так скоро? — Осси удивил не столько сам факт нежданной встречи с плакальщицей, сколько то, что встреча эта была, оказывается, запланирована. И причем, похоже, уже давно. — А откуда…
Ларонна подняла на девушку глаза и засмеялась. Смех ее был также беззвучен, как и плач. Ни звука не прорвалось наружу — только плечи затряслись, да весело заплясал по волосам сверкающий гребень. И тут же снова заложило уши, а оскаленный кошачьими клыками перстень предупредительно полыхнул розоватой зарницей.
Смех разом оборвался — будто и не было, а неземной красоты лицо ларонны исказила гримаса жуткой боли.
– Простите, Мастер, не удержалась. Это — от радости…
Ее огромные широко распахнутые глаза смотрели на Осси с такой мольбой и отчаянием, что леди Кай даже растерялась и на миг позабыла — кто перед ней.
– Прошу вас… Простите, — бормотала ларонна, склоняя голову все ниже. — Простите, госпожа, я забылась… Не наказывайте меня, простите… — ее причитания становились все тише и все неразборчивей, а в голосе уже явно слышались всхлипы. Казалось, еще немного и она разрыдается.
Кольцо опять неодобрительно начало наливаться розовым светом, готовое вмешаться в любой момент, но этого не понадобилось.
– Хорошо, хорошо… Прощаю, — Осси решила понапрасну ситуацию не усложнять, а решить все миром. В конце концов, сориться с ларонной не стоило. — Просто, держи себя в руках…
Хода на это достаточно, в общем-то, идиотское предложение тихо хмыкнула, но от комментариев и высказываний, пусть даже и мысленных, все же воздержалась. Наверное, это было трудно и стоило ей немалых усилий, но воздержалась.
На плакальщицу же слова леди Кай произвели совершенно иное впечатление, и она, соскользнув с хрустального бортика, бухнулась на колени и на коленях же поползла к Осси, воздев к ней руки. Даже расчесываться перестала. При этом она что-то невнятно бормотала, а глаза ее, и без того огромные и неприятно прозрачные, сделались совершенно бездонными и белесыми, будто внутри них жила выстуженная холодом бездна.
Впрочем, может, так оно и было…
Во всяком случае, о сумрачной природе ларонн известно было немного. А доподлинно, так и вообще, — почти ничего.
Никто не знал толком, ни откуда они брались, — правда, сейчас у Осси зародились на этот счет некоторые смутные подозрения, — ни куда девались потом. А ведь девались куда-то… А так, получалось, что приходили они из ниоткуда и туда же возвращались, устроив все свои дела. Хотя дел обычно было не много. Чаще, так и вообще — всего одно…
Они приходили, убивать. И почти всегда только за этим, и не было им в этом равных. Они не знали ни милости, ни пощады, а скрыться и убежать от них, было просто невозможно. Да и не понимал обычно никто, — к кому пришла ларонна и кого она станет оплакивать. Об этом всегда узнавали уже после… А некоторые не узнавали никогда.
Иногда казалось, что они ненавидят все живое, ибо казнили они всех без разбора — и взрослых, и малых, и стариков. Даже скот и птицу не щадили порой в своей неуемной злобе. А то вдруг являлись в местах людных и шумных — на ярмарке или на привозе, но выбирали при этом кого-то одного, только им одним ведомого. Остальных же не трогали и будто даже вовсе не замечали.
Были они безжалостны и неуязвимы — не боялись ни мечей, ни стрел, и порой людям казалось, что грубые их и неловкие поделки для уничтожения себе подобных проходят сквозь ларонн, как сквозь дым — не нанося им ни малейшего ни вреда, ни ущерба. То же и с магией…
Говаривали, правда, что бывали все-таки случаи, и что знал Пресвятой Апостолат нечто такое, что обращало плакальщиц в прах, осыпая их наземь пылью и превращая в тлен… Но, то ли все-таки врали, то ли — слишком дорогое это было удовольствие. Во всяком случае, сталкиваться с лароннами никто не рвался. Потому как встать на их пути очень было, знаете ли, чревато…
Бывало, правда, и по-другому. И вот это уж точно — абсолютная и истинная правда — когда появившаяся из ниоткуда плакальщица худого никому не делала, а как раз напротив — позволяла кому-то взять гребень и расчесать ей волосы. А до этого они были все просто, ну сплошь ненормальные — с гребнями не расставались ни на миг, и за гривами своими ухаживали, как за единственным и неповторимым сокровищем. Правда, если честно, то было за чем… И ни одна девица — будь то последняя девка трактирная, или самая что ни на есть ухоженная госпожа, — им была не соперница. Красота у плакальщиц была совершенно неземной, и портили ее чуток только бесцветные водянистые глаза. Впрочем, и на это, говорят, есть свои любители.
Был у них, правда, еще один недостаток, но большей части народонаселения он оставался неведом — зубки у них были очень уж мелкими, но зато в количестве, намного превышающем общепринятую норму. Почему так и зачем — оставалось неясным, ибо никто и никогда не видел их за едой…
Так вот. Те редкие счастливцы, что были удостоены чести поухаживать за роскошными волосами плакальщицы, жили после долго, счастливо, и ничто их не брало. Ни хвори-болезни, ни война с пожаром, ни вовремя выкинутый в их сторону нож… Все им нипочем было.
Но случалось такое редко, а чаще все же приходили ларонны, чтобы убивать. За чьей-то никчемной жизнью они приходили. И не успокаивались, пока не забирали.
Убивали они своим беззвучным плачем, и, как утверждалось, спасения от него не было никакого. Впрочем, как только что выяснилось, летописи по своему обыкновению врали, и защита все-таки имелась. Очень, правда, специфическая и не всем доступная, но все же имелась… Кольцо некромансера, во всяком случае, леди Кай защитило. И очень даже неплохо, умудрившись доставить при этом самой ларонне некоторые, скажем так, — неудобства. А, попросту говоря — сделало ей больно. Так что — было тут над чем подумать…
Ларонна тем временем доползла до Осси, схватила ее за руку и припала губами к перстню, не переставая при этом причитать и всхлипывать. Кольцо на такое своевольное проявление подобострастия не отреагировало никак, в отличие от леди Кай, которой этот цирк порядком уже надоел.
– Встань. Хватит уже, — Осси нагнулась и рывком подняла ползающую у ног девчушку. — Хватит. Я не сержусь.
– Спасибо, моя госпожа, — прошелестела ларонна, широко распахнув свои огромные глаза. — Спасибо, я вся покорнейше ваша.
– Это хорошо, — одобрила Осси. — А раз — вся моя, то хватит ползать. Садись и рассказывай…
Плакальщица распахнула свои глазища еще шире, хотя только что Осси готова была поклясться, что шире — уже просто физически невозможно, и вновь принялась расчесывать волосы.
– Что рассказывать, госпожа?
– Что рассказывать?.. А, все. Все рассказывай. Откуда ты здесь? Что делаешь? Как давно? Словом — все…
«Вот это — подход, — одобрила Хода. — Молодец. И пусть обращается к тебе: «светлейшая повелительница», а то, «моя госпожа» — это как-то убого, да и, вообще…»
Осси ничего не ответила. Не ответила еще и потому, что в этот момент достаточно неожиданно выступил Мей, который до этого тихо и незаметно держался в сторонке, всем своим видом показывая, что дела ему ни до чего нет, и вообще, все это его никоим образом не касается. Стоял себе, около лестницы и стоял, а потом вдруг, мягко и неслышно ступая на своих могучих лапах, двинулся вперед, обошел застывшую в изумлении интессу и подошел вплотную к ларонне.
Но вовсе не для того подошел, чтобы отъесть ей голову и пополнить свою коллекцию таким воистину уникальным экземпляром, а для того чтобы взять и самым невинным образом потереться о ее ноги совсем как давеча делал это, выражая леди Кай свое благорасположение. Только что не мурлыкал при этом. В общем, как-то неожиданно Мейла-кун себя повел. Неадекватно.
Ларонна вздохнула, потрепала Мея по голове-черепу, а затем, взгромоздившись обратно на свое место — привычное и насиженное, провела пару раз гребнем по волосам, собираясь с мыслями.
Сначала рассказ ее был путаным и сбивчивым, а голос звучал тихо и робко, но по мере того как гребень скользил по шикарным волосам все плавнее, и речь тоже становилась все спокойнее и вскоре текла уже совсем размерено и гладко.
История была долгой, и леди Кай уже не раз успела пожалеть о своей столь опрометчивой формулировке приказа. Дважды она порывалась прервать рассказчицу, но каждый раз шипение Ходы удерживало ее от очередной демонстрации своего нетерпения. В общем, чашу пришлось испить до дна, но, поверьте, оно того стоило. К середине ночи леди Осси Кай графиня Шаретт, новообращенная вампирша, обладательница непонятной Слезы Лехорта и носительница задвоенного перстня некромансера была самым крупным специалистом по истории, быту и повадкам ларонн не только в границах окружных земель, но и, пожалуй, что во всем мире.
По всему выходило, что когда-то очень-очень давно, во времена смутные и уже незапамятные сумеречное племя плакальщиц для каких-то своих нужд заключило с некромансерами договор, по которому взялось выполнять для них кой-какие мелкие услуги. Услуги эти заключались, как нетрудно догадаться, в умерщвлении отдельных лиц людской породы с которыми сами некромансеры связываться по тем или иным причинам не хотели, а, скорее всего, — просто не желали пятнать свою «белоснежную» репутацию. Что ларонны получили взамен, осталось для леди Кай не очень понятным, потому как эту тему ее собеседница обходила весьма искусно, уклоняясь как от вопросов прямых, то есть — заданных в лоб безо всяких, там, обиняков, так и от косвенных, достаточно тонко завуалированных.
Эти недомолвки заставили неуемную фантазию Осси Кай разыграться не на шутку, но когда, мысленно перебрав все возможные варианты некромансерской платы от вполне символической и невинной — денежной, она добралась до поедания живых младенцев и безумных оргий на городских погостах, ехидное покашливание Ходы сначала вогнало ее в краску, а затем заставило все-таки остановиться. Так что, по крайней мере, один вопрос оставался пока открытым.
Но, видимо, плата, какова бы она ни была, устраивала всех, и союз этот не только жил из года в год и из века в век, но и крепчал, становясь уже вовсе святым и нерушимым. От раза к разу являлись из своего мира ларонны, — а домом им, кстати говоря, служила Вуаль (не больше и не меньше!) — для того чтобы исполнить свою часть договора, а, иначе говоря — умертвить несчастного, которой вольно или нет, умудрился перейти жизненно важную дорожку их заказчику-некромансеру. И лишь уладив все, возвращались обратно к себе. А до тех пор — ни-ни… Топтали землю нашу грешную и ни о каком возвращении и помышлять не смели.
Вот так это, в самых общих чертах, выглядело, хотя некоторые моменты все же требовали уточнения, а заодно — чего уж греха таить — и проверки.
– Так значит, ты здесь застряла? — это были первые Оссины слова почти за полночи и после долгой-долгой паузы, которая потребовалась ей, чтобы попытаться осмыслить и переварить услышанное.
– Да, — ответ был больше похож на вздох. А может, это и был вздох, который Осси расценила как ответ на свой вопрос.
– И давно?
– Не знаю, — плакальщица, которую, к слову, звали Ри шша, пожала плечами. — Тогда тут еще люди были. Это сейчас только ветер да пауки эти…
– Весело, ничего не скажешь, — Осси сидела на парапете фонтана вполоборота к ларонне, и поглаживала шершавый череп Мея, замершего рядом, словно застывшее изваяние. Замаливал, подлюка, измену, сидел — не шевелился.
Леди Кай водила ладонью по пожелтевшей от времени кости и никак не могла избавиться от мысли, которая крутилась в голове на протяжении почти всего долгого рассказа плакальщицы: ей казалось, что Мей за последнее время как-то здорово подрос. Во всяком случае, в ее, так сказать — довампирскую бытность, он был все-таки значительно меньше.
«Надо будет у Ходы спросить, — решила Осси. — Мне это кажется, или на самом деле так?»
– Куда уж веселее, — согласилась Ришша. — Застряла — так застряла…
Она только что закончила приводить в порядок свои волосы и теперь нагнулась к воде, чтобы получше рассмотреть свое отражение. Поправив одной лишь ей заметный изъян, она переложила гребень в левую руку и снова принялась старательно их начесывать.
– Кто ж знал, что он мне не по зубам окажется. Да и не только мне… — Ларонна вздохнула. — Мне еще повезло… От меня он просто отмахнулся. Как от мухи надоедливой…
Хода тихо хмыкнула, видимо слишком живо и красочно представив себе Ришшу с крылышками мило потирающую свои лапки, вместо того чтобы без конца заморачиваться на свою и без того почти безупречную прическу.
– А Мастера он раскатал так, что… Он даже сделать ничего не успел… — Ришша опять вздохнула. — В общем, и договор я не выполнила, и хозяина погубила… — Ларонна закусила губу, а в уголке ее глаза появилась маленькая слезинка, которую она смахнула и покосилась на Осси — заметила или нет?
Осси сделала вид, что не заметила.
– А он как Мастера убил, так надо мной еще посмеялся — посиди, мол, тут пока — поскучай. А там, глядишь, говорит, отпустят тебя… рано или поздно… И ушел, — она покачала головой. Видно тяжело ей эти воспоминания давались. — Так что вернуться к себе, покуда он жив, я не могу… И Мастера больше нет, чтоб меня отпустить… Не уберегла я его…
Ришша замолчала, видимо, всецело погрузившись в свои невеселые воспоминания. Молчала и Осси, не зная, что сказать.
«А, вот, насчет «отпустят»… Поподробнее…», — попросила Хода.
Похоже, она была единственной, кто не позволил эмоциям захлестнуть себя. Не считая Мея, конечно.
Осси озвучила подсказку, переведя мысленный вопрос Ходы на нормальный человеческий язык, и тут же глаза Ришши вспыхнули и засияли зародившейся в них надеждой.
– Я и не надеялась просить вас, госпожа! — Она снова бухнулась на колени. С чего, как говорится, начали… — Боялась и в помыслах даже думать… Но раз вы сами предлагаете…
– Предлагаю что? — Слова сорвались с языка раньше, чем Осси додумала и досообразила. Но все-таки додумала и досообразила, поэтому ответ плакальщицы ее не удивил.
– Вашу помощь, госпожа. Вашу помощь, конечно… Я уж и не знаю, как вас благодарить! — Ларонна, которую леди Кай только что рывком подняла с земли, кажется, снова вознамерилась опуститься на колени.
– О, как! — К чему угодно, казалось, готова была Осси, но не к такому! — А ты думаешь, у меня получится?
– Госпожа шутит? — Ларонна замахала руками. — У Мастера и не получится? Вы смеетесь над бедной Ришшей! Конечно, получится! Еще как, получится! Такой Мастер, как вы… Надо только кольцо забрать…
– Кольцо?
– Ну да. Ваше… — плакальщица покосилась на кольцо с клыкастым черепом. — Оно, боюсь, не подойдет. То надо… Которое меня сюда вызвало.
Осси задумалась. С одной стороны — отвлекаться, конечно, не хотелось, — свои бы проблемы решить… С другой стороны… С другой — сегодня ты поможешь — завтра тебе помогут… Мей, опять же, к ней неровно дышит, да и лишний союзник, тем более — такой, не помешает… Было о чем подумать…
Размышления прервала Хода. Склонила чашу весов, так сказать:
«Надо помочь!»
Осси молчала, ожидая продолжения и пояснений, но их не последовало. Хода была в своем репертуаре — высказалась, смутила окончательно и без того смятенный ум и замолчала, а ты как хочешь, так и выкручивайся… Впрочем, на этот раз она всего лишь озвучила, то, что и так уже готово было сорваться с языка.
– Хорошо, — Осси вздохнула, мысленно проклиная себя, свою слабость, Ходу, да и много чего еще. — Помогу. Где оно? Кольцо это…
