Книга: На высочайших вершинах Советского Союза
Назад: Покорение высочайшей вершины Советского Союза [9]
Дальше: Из штурмового дневника

Таджикско—Памирская экспедиция АН СССР
Восхождение на пик Коммунизма

20 июня. Широкой выжженной долиной движемся к перевалу Талдык. Деревца попадаются лишь по самому руслу речки, а по бокам уже громоздятся огромные скалистые хребты. Шоссе хорошее, и часа через полтора мы в Софи–кургане. Вскоре выехали. Шоссе и тут доброе. Ветер в спину. В радиаторе вода кипит ключом. Приходится часто останавливаться доливать машину или менять воду. Запылились мы жутко.
Кругом замечательные горы и по цвету, и по форме. Внизу — глубокий каньон речки, отвесные края промыты глубокими кулуарами и стоят гигантской колоннадой. Выше — горы из красной глины с ясно выраженной слоистостью принимают пластичные и самые неожиданные формы. Зелень лугов, необычайно ярких, и деревьев — изумрудом вкраплена в красный фон. Еще выше — нагромождение серых с разными оттенками огромных скал с вершинами, убеленными снегом. На цветных лугах группами приютились юрты киргизов. Дети бегут к дороге посмотреть на машину. Смех, шум, говор.
С 2800 метров свернули в боковое ущелье, а с 3000 дорога пошла зигзагами по склону. «Перевал Талдык» — гласит дощечка на столбе. Высота 3625, а на моем высотомере — 3550. В будущем будем примерно на 50 метров делать поправку.
Конечно, не взойти на ближайшую «кочку» совершенно невозможно.
Пригласили и Ивана Георгиевича Волкова — нашего топографа. Он очень лениво поплелся за нами. Первая вершина под нами. Но, увы, и отсюда почти никаких видов на Заалайский хребет, лишь в одной выемке показались окутанные снегом белые громады. Конечно, этот уголок попал на пленку.
Гудит клаксон. Спешим к машине. Шофер поражен: «быстро умеете бегать!». Еще один зигзаг, изобилующий скелетами верблюдов, и машина плавно несется по долине, затем круто сворачивает влево — в долину, выходящую уже в Алайскую.
У самого поворота открываются могучие вершины. Необычайно белые, стеной стоят вершины Заалая. Гигантский массив Курумды открывается первым с уходящими влево вершинами (Заря Востока и Мальтабар). На запад высятся остроконечный пик Пограничника и пик Архар, эффектно заканчивающий скалистый, очень крутой и обледенелый гребень. Затем, после небольшого понижения — четыре очень похожие друг на друга вершины: это пик Е. Корженевский, горы Баррикад и Кзыл—Агын. За ними высится громадный массив пика Ленина, явно доминирующий над всем хребтом, но не имеющий характерной формы пика, настолько пологи его ребра. Большое понижение — и вновь вздымается красивой округлой вершиной пик Дзержинского.
Характерная и необычайная особенность Заалая: снежники его спускаются очень низко к расположенной на высоте 3200–3300 метров Алайской долине, как бы цепляясь за нее пальцами. Поэтому Алайская долина даже в летние месяцы нередко бывает засыпана снегом.
Не велика, кажется, Алайская долина, а пересекали мы ее на машине часа полтора. Дорога пошла хуже, кое–где ее размыло, кое–где она еще не достроена. Приходилось пользоваться старой. К Бордобе небольшой подъем. Несколько домиков — база и один домик на отлете — контора Памирстроя. А дальше — долина с сетью речушек, до крайности насыщенных глиной, и стена белых громадин. Напротив базы большая поляна. Здесь лагерь.
Стало совсем не жарко. Полушубки — одно удовольствие. К тому же и дождик накрапывает. От нашего завхоза Михаила Васильевича Дудина узнали много новостей: путь по Балянд–киик оказался для каравана непроходимым. Придется двигаться через Алтын–мазар, и нужно спешить, пока еще речки невелики.
22 июня. Утром, пока не покажется солнышко, достаточно прохладно. Без полушубка просто тоскливо. Доупаковываем вещи. Вес груза получился основательный — 2,5 тонны. Все взять — нечего и думать. Остается надежда на обещанных в Дараут–кургане верблюдов.
Я занялся чисткой винтовки, грязной до жути. Вычистил здорово, и все пошли потренироваться — стреляли в мишень. Стрелки здесь хорошие. Живут на мясе кийков и архаров, так что поучиться у них не грех.
23 июня. Утро очень хорошее.
Вьючим на полный ход. Необходимые верблюды пришли, и это сразу вывело нас из затруднения. Восемь верблюдов и десять лошадей. В Бордобе нам выделили в помощь четырех верховых и еще две лошади, и мы, распрощавшись, пошли догонять уже ушедший караван.
Широкое галечное русло бывшего ледника абсолютно ровно. Перепрыгнули через несколько рукавов желтой речки, но последний преодолеть прыжком не удалось — широк. Чтобы не разуваться обоим, я сел верхом на товарища и так транспортировался до другого берега. Одна долина соединяется с другой, еще большей. Долго идешь и, кажется, ничуть не продвигаешься. Речка Корженевского. Эта речка дала себя знать. Разуваться пришлось уже обоим. Ледяная вода сводит ноги.
Вступили на моренные холмы левого берега. Масса цветов и все как в далеком Красноярске. И сурков не меньше. Целыми семьями, штук по пять, стоят у норок большими рыжими столбиками; и так по всем окрестным холмам. Вскоре их свист стал надоедать.
Наконец показалась и наша кавалькада красноармейцев. Выехав за морену, она поднялась на нее и поехала правым берегом. Так, на разных берегах двигались мы километров десять. Но вот с того берега отделились двое с двумя лошадьми на поводу. «За нами, видно», — решили мы, и не ошиблись. Сели на лошадей, и продвижение пошло быстрее. Вскоре после подкормки лошадей и остальные решили перебраться на левый берег.
Выезжаем на широкую равнину. У предгорий движется ленивым шагом верховой. Обратили на него внимание красноармейцев. Двое отделились и поскакали наперерез. Лишь только верховой заметил их, как повернул к горам, и сразу взял в галоп. Еще двое наших дали шпоры и вчетвером в хорошем темпе понеслись догонять всадника. Тот мчался к долине и скрылся. Наши взяли в холмы, наперерез, но расстояние большое, надежды настигнуть мало.
Догнали караван. Я иду пешком, ничуть не отставая от лошадей. Раз даже взял рысцой, за мной побежали и лошади. Даниил Иванович взмолился. Караванщики поймали заблудившегося верблюда (это уже девятый) и наваливают на него груз без стеснения.
Лагерь устроили в цирке холмов. Палатки в ряд. Верблюды жалобно кричат, когда их ставят на колени, чтобы развьючить. Из вещей караванщики делают подобие шалашей, накрывая их кошмами.
Приехали наши бойцы и, конечно, с пустыми руками — ушел! К вечеру распределили дежурства: один из нас и один красноармеец по два часа. Настроение тревожное. Кроме винтовок, у нас есть одна граната, которая и передается каждой смене. Я уже начал засыпать, когда пошел дождь. Досталось дежурным порядком. Спал чутко, будить на дежурство не пришлось. Натянул гольфы, полушубок, винтовку наперерез. Кругом тьма. Верблюды легли тесной массой и свистят, как змеи. Храпят усталые лошади и люди. Контуры холмов неясны. Смотреть сверху нет смысла. Лучше видно снизу, на фоне неба. Долго тянулись два часа. Все время напряженно вслушиваешься, вглядываешься. Что–то высовывается на ровной черте холма. Приглядываюсь, кажется движется. Долго наблюдаю — оказывается камень. Смочило дождиком. Приятно будить следующего на смену.
24 июня. Утро облачное. С пяти часов варят суп. К семи часам управляемся с ним, быстрые сборы, вьючка — и в путь!
Сегодня еду на молодом верблюде. Печет солнце. Широкая сухая долина. Направо в дымке сероватой гаммой в скалистых вершинках — Алайский хребет. Налево белыми призраками стоят громады Заалайского. Прямо перед нами — массив пика Ленина. Размашисто и мерно покачивается верблюд. Нападает дрема. Мертвая тишина иногда нарушается резким жалобным криком верблюда. Солнце клонится к западу. Очень надоело качаться. За бродом кормежка лошадей. Сполз с верблюда — на ногах стоять трудно, словно чужие стали. Дальше с удовольствием пошел пешком.
Опять встреча с подозрительным всадником у кишлака. Долгие поиски пастбища и воды. Лагерь разбили за широким каньоном охристой речки на чудесной зеленой поляне. Меркнет нежно–розовый пик Ленина. Лишь одно облако долго лежит на его фирнах, но вот и оно расплылось.
Сегодня дежурю третьим — с двух до четырех часов утра. Тепло. Чудесная ночь. Хожу и как привороженный смотрю на небо. Кончилось тем, что потерял наган. На рассвете нашел его с помощью Даниила Ивановича.
25 июня. Сегодня у меня новый вид транспорта — еду на вьючной лошади без седла и стремян. Уздечка импровизированная. В довершение из–за стертой холки сижу на крупе. Ничего, даже удобно.
Дудин с двумя красноармейцами поехал в Дараут–курган договариваться насчет верблюдов и прочего, сказав, что к вечеру догонит нас на повороте к Терс–агару или в колхозе, куда ориентировочно мы должны прибыть к этому времени.
К 4.30 доехали лишь до мазара и остановились. Лошади и верблюды устали. Кругом трава, чистый ручей — для ночлега лучшего места желать нельзя. За Дудиным решили послать одного из караванщиков; но они категорически отказались. Рассудив, что Дудин сам догадается и найдет нас, успокоились.
Подзаправившись недоваренным супом, распределили дежурства. Расчет на возвращение Дудина с приближением вечера сильно уменьшился. Приходилось располагать лишь наличным составом. Решили: я один с вечера буду дежурить полтора часа, затем по парам по два с половиной часа.
Я вышел на горку — кругозор хороший. Сегодня нужно быть особо внимательным и осторожным ввиду теплившейся надежды на появление Дудина. Резко стемнело. Ползет туча. Блеснуло: гром, еще и еще. Ветер рвет по долине, едва устоишь. Ослепительно полыхнула молния, затем черный мрак и раскат. Пошел дождь. Почти ощупью спускаюсь к палаткам. Сажусь на корточки около нашей палатки. Снизу еще еле–еле видны ближние предметы: вещи, два–три силуэта лошадей. Стараюсь успеть всмотреться во время вспышек молний. А дождь все льет и льет. Со шляпы побежало за шиворот. Ноги до колен насквозь промокли. Хорошо хоть полушубок защищает. Понемногу светлеет. Дождь кончился как раз к половине двенадцатого. Повезло Даниилу Ивановичу! С наслаждением скидываю мокрую одежду и лезу в мешок.
26 июня. В восемь часов уже вышли, предварительно осмотрев мазар. Он интересной архитектуры, глинобитный, с волосом и сухой травой. Внутри могила. Масса молитвенников, каких–то восточных письмен. На стене иероглифические рисунки — очень хороши. Видимо, до нашего прихода здесь молились; пахло чем–то вроде ладана. Остались и свежие тряпочки па многочисленных рогах кийков и архаров. Фотографировали со всех сторон.
Высота 2700. Спустились почти на километр от Бордобы. Караванщик, показавшийся сзади верхом на верблюде, крикнул, что надо сворачивать. Внизу я с радостью отдал свою клячу Позыр–хану.
Начался легкий подъем по долине реки. Встречный охотник сказал, что видел наших на расстоянии одного камня (около пяти километров). Однако самого Дудина встретили почти сразу: он выехал к нам навстречу. Слегка ругнул нас (самый пыл прошел). Ругали они нас ночью во время грозы, промочившей их до нитки и при неудавшихся попытках перейти через взбухнувшую речку. Пошли к месту их ночлега, захватив предварительно съестного: они со вчерашнего дня не ели. Речка действительно бурная, хотя сейчас уже небольшая. Переехали вдвоем на лошади.
Под языком ледника Федченко был разбит лагерь.
Рисунок сделан Е. Абалаковым из лагеря «2900»

 

Опять брод. На этот раз моя лошаденка чуть не свалилась в воде; я едва успел выпрыгнуть на берег. В хорошем темпе вполне успеваю за лошадьми и так разогнался, что чуть не пробежал свой лагерь.
Караван стал довольно рано, расположившись в стороне от дороги среди холмов. Кругом открываются хорошие вершинки. Пришла блестящая идея: а почему бы не сходить вон на ту, снегом запорошенную вершинку? Завтра все равно в Алтын–мазаре. Решено! Докладываем Михаилу Васильевичу — ему не совсем «по шерсти», но мы уговорили, обещав завтра к четырем часам пройти в Алтын–мазар. Быстрые сборы. На ходу пообедали. Двинулись размеренным шагом.
Высота лагеря 3100. Прикинули — вершинка более 4500 метров не должна быть. До вечера еще часа два.
«Травянистый ледник» буграми уходит вверх. Вдали на горе появились, три всадника. Подозрительно. Но тут же за ними показалась собака. Видимо, охотники. Да и все равно не нагнать — высоко.
По главной гряде поднялись почти до морен. Начало вечереть. Высота 3900 метров. Нашли огромный камень и под ним с двух сторон залегли. Погодка — снег, прохладно. Надели белоснежные телогрейки и по телу приятно разлилось тепло. Я забился под камень. В трусах влез в мешок и занялся шоколадом — неплохо! Снег не заставил себя ждать, пришлось с головой влезть в мешок. Под камнем тает, и вода каплями скатывается как раз на голову. Неприятно, но все же под монотонные звуки скоро заснул.
27 июня. Высунул голову — кругом бело, нас присыпало. Встали, конечно, без задержки. Закусить решили выше. У первого ручейка, покрывшегося за ночь толстой коркой льда, подкрепились шоколадом, сахаром и галетами. По моренам двинулись дальше. Немного выше 4000 метров вступили на снег. Сюда спадает небольшой ледник с левого склона (орографически), образующий ледопад, а левее довольно ровный фирновый взъем на седловину.
Траверсируя левый склон в нижней части, подошли к нему, обойдя с левой стороны, и начали подъем в лоб. Снег местами проваливается и затрудняет передвижение, но в общем хорош. Я иду первым, сильно врубая ботинки. Делаю траверс вправо, затем опять в лоб, обхожу небольшие каменистые выходы. Взъем становится положе. Вот и седловина. Ах, черт! Да, вправо она ниже. Кричу ребятам: траверсируй на другую сторону.
Исключительная панорама: богатые оснежением стены, с массами сбросов; образуют большой ледник, уходящий на юго–восток. На востоке высится вершина со скалистым гребнем высотой примерно 5700–5800 метров. На запад — намеченная нами вершина, образующая две главы. До нее нужно пройти несколько вершинок на гребне седловины.
Разгорелась дискуссия: кто за вершину, кто против… Очевидно, что к четырем часам в Алтын–мазар не успеть. Я стоял за вершину. Даниил Иванович воздерживался. Но в конце концов стало ясно: без ночевки с вершиной не справиться. Пришлось апеллировать к остаткам благоразумия и начать спуск. Написал записку, и маленький тур остался стоять на маленьком пике. Пошли.
Как только стало круче, мы сели на лед и «взяли курс». Ледоруб сзади регулирует ход, ноги впереди, если нужно бороздят. Получается целый снежный каскад, который окончательно забивает очки. Ничего не видно. Попали ё полосу тумана. Я слегка торможу, потому что обогнал ребят порядочно. Выскочил из тумана. Спуск положе. Ход замедлился. Стоп! Смотрю: высота 4500. Здорово — 500 метров в пять минут!
Пошел пешим ходом, с подбежкой, а там опять испытанным способом. На пологом спуске несет плохо. Пришлось применить новый метод: поднять ноги и сильно отклониться назад. На пологом месте ход развивается приличный. Далеко обогнал ребят. По морене идем, только камни сыплются.
Внизу показывается большой караван — лошадей семнадцать. Чей бы это мог быть? Не Бойкова ли? Решили идти, не заходя на старое пепелище, влево по верхней тропе. Вершины заволокло. Сыплет мелкий дождичек — приятно освежает. С холмов вышли на равнину.
Родник вытекает прямо под дорогой и ниже образует озерко, чистое, как слеза. Я моментально раздеваюсь и стою в задумчивости на камне. Выглянуло солнце. Я рысью побежал в воду и поплыл. Как ошпарило! Рысью на берег, и пляска в хорошем темпе. А ребят после такого эксперимента купаться не потянуло. Мне же понравилось и я еще раз «освежился». Быстро накинул трусы, рубаху, рюкзак и, не дожидаясь остальных, понесся в гору и вполне согрелся.
Долина стала положе. Речка бежит в изумрудных берегах, иногда образуя плесе. До перевала подъем почти незаметен. Сам перевал крайне оригинален. С правого склона бурно сбегает поток и, немного не доходя долины, делится на две части — одна бежит на север, другая на юг. Терс–агар бежит к Алтын–мазару.
Долина сходит на нет. Перед нами огромная белая стена с массой сбросов. Вершину окутали облака, понемногу рассеивающиеся. И вдруг высоко вверху выплыла вершина. Масштабы потрясающие. За ней другая, третья. Это уже на той стороне Мук–су. Все это основные вершины, образующие хребет Академии наук. Высшая, правая — Мусджилга, левее, трапециевидная, с острым гребнем — Сандал и затем Шильбе. Но удачно сфотографировать не пришлось. Все снова закрыло облако.
Крутая часть спуска началась неожиданно, сразу по выходе из долины. Змейкой вьется дорожка с высоты 3300 до высоты Алтын–мазара — 2700. Итого на 600 метров.
В Алтын–мазаре теплая встреча. Здесь оказался Аркадий Георгиевич Харлампиев со своим неизменным поваром Усумбаем. Дудин был уже и тому рад, что мы сегодня пришли. Усумбай. угостил обедом, и не плохим. Вечером и кибитке занялись проявлением фотоснимков — получилось удачно.
Приятная особенность Алтын–мазара: здесь много зелени, деревьев, цветов. Это оазис среди громадных скалистых обрывов, ограничивающих ровную, как стол, широкую долину, перерезанную сеткой бурных речек.
28 июня. Сегодня день бродов. Собрались довольно быстро, и кавалькада двинулась. Первый и самый серьезный брод через Саук–сай, вырывающийся из крайнего левого ущелья, бурлящий желтыми бурунами. До брода переходили бесконечное количество старых русел.
Аркадий Георгиевич Харлампиев — коновод. Гуськом пересекаем Саук–сай вверх по течению. Я еду последним. У берега самое глубокое место, а сзади уже буруны. Но конишко упорно идет к берегу, ноги его уже еле держат. Все старания направить вверх ни к чему не приводят. Я озлился, взмахнул плеткой, но она зацепилась за луку и сломалась. Тогда я поддал ногами, направил коня и удачно «вынесся на берег пенистый». Товарищи поздравили меня с успехом.
Вторая светлая река Коинда далась совсем легко.
На третьей, Сельдаре, всадники переправились через все рукава удачно, но одна вьючная лошадь с неопытным караванщиком взяла ниже, попала в глубокое место и перевернулась. Мы уже отъехали далеко, когда поднялась паника.
Караванщики сбросили одежду — и в воду. Попытки поднять лошадь с грузом ни к чему не привели, и лишь, когда обрезали веревки, удалось вытянуть уже не раз перевернувшуюся лошадь. Подмокли манная крупа и ячмень.
Громадные скалистые стены высятся с обеих сторон долины. Высоко нужно задирать голову, чтобы глянуть на небо. Впереди вылезает черный язык ледника Федченко.
Через час мы у места бивуака. Несколько березок и зеленый склон приятно оттеняют суровую панораму. Горячо палит солнце, рядом ледяная речка с ледника Малый Танымас (температура 1,5 градуса тепла). На больших камнях поставили палатки. Много суматохи с вещами. Разборка и пересмотр всего снаряжения и продуктов.
После обеда погода несколько испортилась. Подул холодный ветер. Чуток брызнул дождь. Полушубки опять оказались не лишними. Пробудем здесь, видимо, дня три. Необходимо передохнуть, поохотиться на кийков и продумать организацию дальнейшего пути.
29 июня. Хорошая прохладная ночь, чудесное утро. Вершины сияют белым блеском.
Сегодня уезжает в Алтын–мазар наш караванщик узбек Елдаш. Готовим срочно письма. Три красноармейца уехали еще вчера; здесь нечем кормить лошадей. Решили сегодня же выйти па Балянд–киик на охоту. Уже собрались, как показался всадник, за ним долгожданный караван с необходимыми продуктами. Это изменило наши планы. Вечером решено идти охотиться на Малый Танымас. Пока занялся печатанием фотоснимков на дневной бумаге, получается хорошо.
Вышли в семь часов. Я и еще несколько человек поднялись сразу вверх по скалам. Остальные пошли берегом по камням. Впереди отвес. Пришлось взять еще и еще выше.
Широкая долина между двумя языками. Подошли к нашим. Они в трагическом положении: припертые к стене потоком, уныло бросают камни, пытаясь сделать переправу через рукав. Безнадежно. Пришлось всем бродить в ботинках.
Опять стена. Обход через верх. Вышли на язык, эффектно вклинившийся в ущелье. Ждем отставших и обсуждаем, где ночевать. Решили на противоположном правом берегу. Приятно залечь в мягкий мешок. Утром решено встать со светом, подняться по первой лощине и взять ее в кольцо.
30 июня. Уже стало светать, когда Аркадий Георгиевич разбудил незадачливых охотников. Холод подгонял. Быстро оделись и сразу же вышли. Киргизенок, сын одного из караванщиков, как всегда, впереди, за ним я. Вошли в ущелье и по ущелью вверх.
Вдруг киргизенок затаился и нам машет. Залегли и мы. Но я лично ничего увидеть не смог. (Вот зоркий чертенок!). И только спустя порядочное время над скалами увидел козла. Рога его, как ниточки, — далеко! Крадучись, долезли выше — козел скрылся и больше ого уже не видели. Наконец киргиз сел и заявил: «Киик теперь далеко ушел». И сам дальше не пошел.
Кругом вершины изумительные. Мощный пик Коминтерна — 6600 метров. Правее, за острой, как бы гофрированной, вершиной Сандала виднеется пик Мусджилги и правее, еще более мирный, но тоже мощный Шильбе. Ниже они обрываются очень крутыми голыми скалами, изрезанными узкими кулуарами. Кулуары заполнены изорванными ледниками; а в нижней части черными ледниковыми моренами. Танымас тоже, насколько видно, покрыт целиком моренами.
Я решил лезть выше — по крутым травянистым склонам, изрезанным скалами и осыпями. «Вот до выступа долезу, посмотрю — и обратно». Долез. Дальше опять уходит склон вверх и венчается скалистым пиком. Ну конечно, как же на него не влезть, к тому же и кийков, наверное, с него увидеть можно. Долго пришлось «поцарапаться» до него. Вот уже снежники начались. У скал перелез один снежник. Скалы обошел справа и вылез на гребень. Надо спускаться. На снежнике применил старый способ. Съехал удачно, хотя внизу оказался лед, выходящий прямо на камни. Дальше вперепрыжку быстро пошел вниз.
На скалистом спуске из–под ног выскочил камень, и я съехал как–то неудобно, боком. Немного поцарапался, но задержался. Дальше без особых приключений спустился до места нашего ночлега.
Наши ушли! Оставлен. Ну что же делать? Галеты и лепешку сунул в рюкзак (хочется лишь пить). Туда же в мешок и страшно надоевший свитер и штурмовку. Пошел правым склоном. Следы ребят: видно, пошли тем же путем. Начались осыпи. Впереди песчаный склон с деревцами арчи, похожими на тую.
Увлекшись хорошей дорожкой, взял ниже и попал в узкие сыпучие и крутые кулуары. Пришлось опять лезть вверх, песок сдает — тяжело. Дальше, осторожно, по осыпи. Спустился до речки — отлегло. Прошел долинку под правым обрывом и около ледника с наслаждением напился чистой ледяной воды. Опять подъем по леднику, засыпанному мореной. С холма вышел на караванную дорожку. Напротив палатки. Аркадий Георгиевич издали приветствует меня.
1 июля. Опять сборы на охоту, и удержаться я, конечно, не смог. На Балянд–киик вышли довольно рано. Первая забава переходить реку Малый Танымас. «Старички» пошли ниже. Я же переправился против лагеря. Бой отчаянный, холод сводит ноги. Вылез мокрый выше пояса.
Вот старое русло Сельдары. С прошлого года эта река отступала к долине Балянд–кйик и сейчас огромным ключом бьет из самого правого угла ледника, клубясь дальше огромными бурунами.
До лагеря на Балянд–киик прошли больше двух часов.
Иван Георгиевич сразу же значительно отстал. Аркадий Георгиевич тоже не спешит. На скалах, почистив винтовки, решили сделать засаду и ночлег. Иван Георгиевич подошел значительно позже, предварительно аукнув (это в засаде–то!).
Настигнув нас, заявил: «Ну, знаете, очень высоко залезли, тут и кийков не бывает!» А залезли не более чем на 200 метров. Засада неплохая. Но тут и Аркадий Георгиевич заявляет, что Абдурахман еще давно сказал ему, что кийков здесь не бывает. Оба они решили идти в лагерь (вот так номер!). Мы, конечно, остаемся. Повыше на склоне заночевали. Чудесная ночь. Луна мягко освещает склон. Прислушиваюсь к шорохам: видимо, повлияли россказни про барсов.
2 июля. Когда встали, утро было уже не раннее. Кийков, конечно, нет. Начали подниматься с расчетом
осмотреть склон, направленный к Казыл–кургану. Подъем небольшими скалами и травянистыми склонами нетруден. Дошли до самых обрывов. И здесь ни одного кийка! Долина Кызыл–курган с левой стороны увенчана белыми конусами хорошей формы. Я начал подъем выше. Поднялся опять до снежка — и тут никого! Зато панорама на самые верхние скалистые вершинки исключительная. Спустился быстро.
С аппетитом поели, запивая кристальной водой. Взглянули вниз — там движется вторая группа и почему–то только двое. Где Даниил Иванович? Нагоняем уже полную тройку в кустах. Выяснилось: попытка перебродить через Кызыл–куро не удалась. Говорят — глубоко очень. И засели «орлы» в скалах, под нами же (а мы–то пеклись об их участи!). Начался дождик. Торопимся «до дому».
Перейдя «мост», решил срезать путь прямо через ледник. За мной и остальные пошли. Поломали ноги крепко, но дошли быстрее — часа за полтора.
Приехали караванщики. Сборы. Завтра отправляемся в дальнейший путь. Еще новость: один из старателей утонул в Саук–сае. Вот тебе и малая вода!
Последняя ночь под шум Малого Танымаса.
3 июля. Втроем отправляемся в девять часов маркировать дорогу. За нами выйдут красноармейцы. Они должны привести дорогу в порядок, и затем уже пойдет караван. Вначале бойковская дорога — как шоссе и прилично маркирована. Дальше пошло хуже. С передвижкой ледника целые куски дороги пропали совсем или были едва заметны. Приходилось подолгу искать новые пути и ставить бесконечное количество туров. На первый лед вышли в четвертом часу. Итого шесть часов на проклятой морене!
Здесь нас подозрительно быстро догнали красноармейцы, вышедшие на час позже. На наши вопросы о дороге заявили, что она готова для каравана. Дальше пошли быстро, с одного ледяного камня на другой (как на Безингийском). За два часа проделали добрый конец.
Опять морена. Пересекаем наискось, прямо на выступ, заканчивающий правый берег Бивачного. Открылись пик Орджоникидзе и нижняя часть пика Коммунизма. Масштабы колоссальные. На морене пометок не делали — ровная. Вторая, рядом, пошла ехиднее, но проходима.
Впереди вздымается высокая гряда морен. Проход нашли быстро и удачно. Опять полоска грязного льда. Идем вверх и отсюда начинаются основные поиски. Врезались в трещины. Даниил Иванович ушел дальше, кричит: «Путь есть». Пришлось рубить и строить всерьез. К самому вечеру добрались до «чертова гроба». Действительно, дыра чертова.
Сидеть и отдыхать некогда. Иду обратно навстречу каравану. Ребята залезли на ближние морены и подняли крик. Дальше я услышал три выстрела. (Это, видимо, вернулись ушедшие вперед посмотреть кийков). Вышел на первый ледок и встретил Аркадия Георгиевича с Абдурах–маном. Оказалось, что караван не смог пройти по нашему пути. Вызвали завхоза Дудина. Он ушел навстречу каравану в четыре часа. Из всего этого можно было заключить, что караван сегодня не дойдет.
По моему настоянию Аркадий Георгиевич пошел со мною навстречу каравану. Уже темнеет. Морена, лед, опять морена, опять лед. Идем вниз, кричим и непрерывно стреляем. Все зря, никакого ответа. Они или совсем не вышли, или прошли очень мало.
Идем обратно уже явно механически — зверски хотим есть (целый день ничего не ели). При чуть просвечивающей сквозь тучи луне отыскиваю путь и довольно удачно. К «гробу» сгустились — Аркадий Георгиевич прямо повалился: «Дальше не пойду». Я слышал ответные крики с верха ледника, видимо, ребята залезли туда. Пошел по морене почти ощупью, а больше на четвереньках… Вырастает фигура, ближе, оказался Абдурахман.
Сразу же за выступом морены открылся пик Орджоникидзе
— Где ребята?
— Там, Бойков, дрова, чай, — и показывает на пальцах три.
Обратно Абдурахман идет впереди по едва заметной тропе, за ним я и Аркадий Георгиевич.
Ура, внизу огонь. В лагере Бойкова нас встречают мрачные фигуры. На мои приветствия отвечают туманно. Потом выяснилось: киргизы.
Снизу раздаются знакомые голоса. Лежит «банда» кучей, прикрытая одним полушубком. Кому рукав, кому пола. Я подклинился и получил кусочек полы.
4 июля. Встали, когда солнце обдало теплыми лучами.
Залезли на склон, а я на самый гребень и там разлегся. Временами привставал и вглядывался в грандиозные дороги ледника, но все выделяющиеся точки оставались неподвижны: караван не появлялся. Жаль, пик Коммунизма отсюда рассмотреть не удалось — закрывал ближний гребешок. Зато пик Калинина (6300) весь открыт. К двум часам спустился вниз.
Решили возвращаться к языку Федченко. Аркадий Георгиевич с красноармейцами пошли верхней тропой, договорившись на случай встречи с караваном выстрелить два раза. Дошли до второго льда и… ура! караван. Вот и Михаил Васильевич показался на своем верном коне, а за ним другие… Мы несколько холодно поздоровались, потребовав объяснения столь крупного опоздания. Но те в свою очередь навалились на нас, заявив, что дорога проложена черт знает как, что все лошади перекалечены и хорошо, что они вообще дошли. Доводы, судя по их виду, достаточно основательны, возражать не приходится. Вспомнился быстрый пробег красноармейцами самого тяжелого участка. Очевидно они сделали там слишком мало!
Перекусили наскоро лепешками с сахарным сиропом. (Одна лошадь с грузом сахара и конфет купалась в ледниковом озере). Дали залп и рысью пошли подправлять оставшийся уже прилично разработанный участок дороги. Перед носом лошадей забрасывали большие дыры, скапывали склоны. Прошли удачно; лишь в одном месте лошадь дала кульбит через голову, завязла ногой в камнях и оставалась в этом положении до тех пор, пока мы не обрезали веревки с грузом. Удивительно, как ноги целы остались.
Мы в лагере. Первое дело — есть, есть! Консервы всех видов и рисовая каша с мясом в заключение. Как только наелись досыта — половину усталости как рукой сняло! Тут же решили идти на охоту.
Часов в пять вышли с рюкзаками. Идем по прошлогодней тропе. Вот поворот к Бивачному. Открывается пик Коммунизма во всей мощи. Самая трудная часть — обход над ледниковым озером: тропа почти целиком съехала. Дальше хорошая дорога по береговым моренам.
Условились: Михаил Васильевич садится в засаду на гребешке с обзором левой долины и небольшого ледничка, а мы значительно далее, в моренных столбах. Разошлись.
Уже стало темнеть, когда мы подошли к нашим местам. Я начал подъем к первым столбам, условившись насчет мест и сигнализации. Увы, от первых столбов засады не видно, да, к тому же самый столб принял форму гриба и ночевать под шляпкой что–то не хочется. Полез к следующей колоннаде. Ни одного сколько–нибудь подходящего места! Лишь на третьей колоннаде нашел гребешок, ножеобразный, меж двумя столбами. Потрудился здорово, пока гребень превратился в узенький мостик, на который д удалось положить спальный мешок.
Луна ярко освещает противоположные вершины. Вылез на вышестоящие столбы и увидел всю панораму. Изумительная картина! Правда, в мягком свете луны пик Коммунизма терял свою грандиозность, перспектива пропадала.
Укладываюсь с величайшей осторожностью. От всякого движения каскады камней с грохотом сыплются вниз. Винтовку девать некуда. Кладу с собой в спальный мешок, сплю чутко. Тепло.
5 июля. На рассвете несколько раз просыпаюсь. Сонным глазом обвожу склоны — никого. И вновь засыпаю. Солнце уже здорово пригрело. Спросонок слышу — рядом камни валятся, а затем голос: «Женя! Выше стадо. Идем!» Балансируя, оделся.
Подходим с двух сторон. Еще до бугорка заметил мирно пасущегося козла. Пригнувшись, крадусь. Не замечает. Шагах в двухстах лег, взял па прицел, но решил, что нужно ближе подползти. Совсем почти на бугор выполз, но лишь успел залечь — выстрел, за ним второй. Встрепенулся козел — и наутек влево в ложбинку. А из зеленой ямки рядом со мной — целое стадо, штук шесть! Еще выстрел, стадо врассыпную. Один киик — прямо вниз, совсем мимо меня. Щелкнул затвором — не выходит патрон! Еще и еще — все без толку, выдернул шомпол и тогда лишь выбил. Киик тем временем скрылся.
Вдогонку стаду, пересекающему осыпь, веду беглый огонь. Пули ложатся рядом, лишь кийки не ложатся. Вижу в скалах поднялась подозрительная пыль, затем выбежал козел и резко подался вниз. Огонь по нему, но далеко уже. Все скрылись. Охотнички возвращаются домой. Вносится предложение — пойти посмотреть места, где паслись кийки. Смотрим — кровь. Значит ранили. Дальше по кровавым следам. Неожиданно впереди в ущелье облаком поднялась пыль. Что есть духу кинулись по осыпи. На ходу загоняю патрон прямо в ствол. С края увидали: козел скатился с обрыва и лежит на дне. С винтовками наготове спустились, но в них уже нет нужды — мертв. Рана в живот и все кишки смотаны на рога.
Освободили рога и поволокли козла вниз по ущелью. Иногда он легко катился сам, стукаясь о камни. На остатках лавины в узком ущельи мы его оставили. Место пометили туром. Поздравили себя с удачей, распределив каждому по полкозла.
За полтора часа дошли до «Гроба». Михаила Васильевича нет. Ну, видимо, решил не отступать. Наши рассказы об охоте привели Абдурахмана в страшный восторг.
Уже около четырех, а Миши нет. Беспокоимся. Не свалился ли со скал, а может быть, барс задрал? Масса предположений о конце жизни славного завхоза. Мы опять идем на поиски, отказавшись от помощи красноармейцев.
На пути вдруг вынырнул маленький человек.
— Миша! а мы уже твой труп искать пошли.
— Ну, я живучий!
Оказалось, что мы разошлись. Оп, Заслышав нашу пальбу, пошел навстречу, а мы тем временем, видимо, оперировали с козлом в ущелье. Нас он искал с полдня, а затем, не спеша, пошел дорогой, расставляя туры.
Договорились: он сходит в лагерь, вернется, а мы тем временем вскроем козлу брюхо (я взял Мишину финку), и у ручья сойдемся, а затем пойдем в засаду к перевальчику.
Оставив рюкзаки и винтовки у ручья, налегке пошли по осыпям к лавинным сбросам. Немного не дойдя до ущелья опешили, глаза протираем: по сбросам на переломленных ногах ковыляет козел: то свалится, то вспрыгнет, перевернется, опять свалится. Воскрес из мертвых. Без кишек бегает. Что делать? Ножом бить — рука не поднимается. Камнем тоже. Глаза огромные, печальные и умные. Решили моим ремнем ноги связать. Козел свалился и не встает. Побежали за винтовкой вниз, а я полез вверх, чтобы окончательно убедиться тот или не тот киик. На полпути обнаружил — нет ножа (выронил, когда снимал ремень).
Вот тур. Приподнимаюсь над обрывчиком и вижу рог. Здесь! Поддавшись волнению, рванулся вперед и… опрокинул на себя огромный камень. Он свалился на кисть. Боль зверская. Пробую согнуть — гнется и пальцы тоже: костя, видимо, целы. Опираясь ободранными локтями, все же влез и убедился — козел не воскрес. Значит это был второй. Здорово! С трудом спустился. Рука опухла, как подушка. Глухая боль.
Второй козел еще больше первого и, видимо, это он первым запылил в скалах. Через час с небольшим рассказываем в лагере необычайную историю. Ну теперь мясо есть, пятая часть нормы нами выполнена.
Ложимся, выбирая место с меньшими шансами на камнепад. Луна залила все мягким светом.
6 июля. Утром киргизенок, Абдурахман, я и два красноармейца двинулись вперед. Мы — спустить и выпотрошить козлов, а красноармейцы привести в порядок Перевал пяти.
Абдурахман, как заправский хирург перед операцией, по дороге вымыл тщательно руки и, пока мы лазали за верхним козлом, разделал нижнего, а затем и за спущенного принялся. Ловко работает! Затем — за рога и волоком донизу, с передышками. Козлы тяжелые, пудов по пять каждый. Прикрыли их камнями и курткой Абдурахмана.
Подходим к перевалу и видим: красноармейцы разрабатывают совсем не тот путь. Пришлось начинать сначала.
Наконец показался и караван, замеченный, конечно, Абдурахманом, которого и послали сказать насчет козлов. Началась перевальная эпопея. Первые лошади взошли еще ничего, а затем пошло! Одна перевернулась, за ней другая, сшибли третью и четвертую. Вьюки рассыпались. Пришлось самим взяться за переноску. Однако все осталось цело, лишь банку с рыбой помяли, ее же и съели с аппетитом, пожалев, что пострадала только одна. Позже я серьезно волновался за судьбу высотомера, спрятанного в суме.
Дальше хорошая дорога на грани морен и осыпи. Погода изумительная. Второй день ни облачка на темном небе. Ослепительно блестят пики Калинина, Орджоникидзе и в центре — массив пика Коммунизма.
В одном месте врезались. Гривка, на ней большой тур. Михаил Васильевич говорит, что в прошлом году дорога шла низом. Но Аркадий Георгиевич уверяет, что верхом. Пошли верхом, тем более, что ребята сверху не сигнализировали, и попали в. такие развалы — ужас, все кончилось обрывом. Даниил Иванович кричит: «Низом нужно». Ну где ж тут возвращаться!
Пришлось наскоро делать дорогу и с большим риском проводить лошадей. Одна все же сорвалась и чудом как–то сбежала на собственных ногах. Часа через два по хорошей дороге добрались до Подгорного лагеря.
Начался пир. Козел, жаль один (второго лошадь не подняла), пошел в ход. Высотомер оказался цел. Спим без палаток. Тепло. Высота около 4000 метров.
7 июля. День совещаний. Остро стоит вопрос о носильщиках, которые так и не появляются. Любителей еще раз ехать за ними не нашлось. Если не подойдут, придется из местных сил набирать.
Мы с Аркадием Георгиевичем остановились на таком плане: идем с красноармейцами и Усумбаем до Ледникового лагеря «4600», ищем дорогу для каравана. Затем отправляем «носильщиков» обратно, а сами лезем на плечо пика 5600, ставим палатку и по возможности пытаемся взять гребень и установить лагерь на 6200 метрах.
Взяли питания на шесть дней, три палатки. Вес получился солидный.
8 июля. В девять часов выходим солидно нагруженные. Красноармейцы с рюкзаками из простых мешков, а Усумбай — верх кустарщины — даже фляжку с керосином в руках несет.
Застряли в сераках и вскоре действительно полезли. Для лошадей пути здесь нет. Пройдя дальше, обнаружили: есть обход по левой (орографически) морене.
Отсюда разделились: Даниил Иванович с красноармейцем Шибшовым пошли правой мореной, Аркадий Георгиевич с остальными — средней, я — левой, наиболее бугристой. Условились сойтись на углу пика Орджоникидзе. Мне много идти не пришлось, чтобы убедиться, что каравану здесь не бывать. Частые морены покрывали тонким слоем крутые ледяные склоны, на которых и с ледорубом корячишься, а из–под ног все плывет. Рядом трещины, обходов нет, а там сплошные бугры. По бокам путь замыкают стены и иглы белоснежных, чудесной формы сераков, с протекающими в промежутках потоками. Вылез на возвышение, впереди впадина, подъем, еще впадина и тогда лишь желанный угол. Иду на грани сераков у потока, нависают ледяные громады, готовые рухнуть. Руки без действия не остаются: лезть приходится на всех четырех конечностях. Впереди береговая морена и вот, наконец, вылез на склоны. Снял рюкзак и хоть бегом в гору беги — легко стало. Залез повыше, кричу — нет ответа. Лишь через полчаса показались Аркадий Георгиевич со «свитой».
У озерка начали варить кофе и суп. Даниил Иванович что–то запаздывает. Успели доотвала наесться и напиться, а их все нет. Пошли к ним навстречу. С высокого серака я заметил на той стороне фигуру. Кричим. Лишь после долгих усилий разобрали фразу: «Пойдем выше» я что–то еще. Но и этого достаточно, целы — выше перейдут.
Путь между льдом и склоном труден: скалы и крутые осыпи, страшно сыпучие, с одной стороны, и ледяная стена — с другой, а внизу озерами вода, достаточно холодная и глубокая, чтобы отбить всякое желание искупаться в ней. Едва удерживаясь на ледорубе, траверсируем осыпи. Красноармейцу Рынкову и Усумбаю пришлось лезть черт знает куда к скалам, чтобы обойти проклятые местечки. Отстали здорово. Я ожидал их с веревкой: на тот печальный случай, если придется вылавливать их из озера. Легче пошло по моренам и лавинным сбросам.
Выше на склоне фигура, другая — это группа Даниила Ивановича. Подтянулся и я. Оказалось, здесь они совсем легко перешли ледник, а ниже из–за трещин у них не вышло. Идем верхом среди крупных обвалов. Даниил Иванович отстает. И вот конец. Большая выемка меж осыпью и льдом. Здесь лагерь.
Подошел Даниил Иванович, позже Аркадий Георгиевич и уже под вечер остальные, уходившись весьма крепко. Я не терял времени, занялся рисунком. Вечер. Стоят две палатки. Одна с белой крышей, наша будущая кибитка, пока спим без нее. Раздевшись до трусов, быстро ныряю в теплый мешок. Высота 4400 метров — выше «Приюта одиннадцати», но высоты еще не чувствуем. Температура — плюс 1,5 градуса.
9 июля. Температура — на нуле. Ночь проспали, не мерзли. «Носильщики» покушали и отправились восвояси. Мы не спешим и лишь в одиннадцать часов выходим.
Спор, как пройти сераки ледника левого цирка. Взяли правее. Пролазали 50 минут, но вылезли удачно, почти прямо к подъему. Сераки красивейшие. С высоты 4500 метров начали подъем на пуп полувисячего ледника. Порядок: 15 минут ходу, 5 минут отдыха. За первый переход, идя сугубо медленным шагом, поднялись примерно на 100 метров. Тут же прикинули — если подниматься даже по 200 метров в час и то часов за пять дойдем.
Пошли трещинки, связались веревкой. Больная рука не дает мне с нужной силой втыкать ледоруб. На кошках легко поднимаемся по крутеньким склонам. По мосту прошли через крупную трещину. Выше таких уже не заметно. Проблема обходов на невидимый карниз решилась в пользу обхода ледяных сбросов справа (орографически), как предлагал Аркадий Георгиевич, а не между скал и льда. Есть еще один возможный путь — по скалам через левое седлышко, но не видя, я не мог точно сказать, выведет ли он на карниз.
Высота 5000 метров. Начались более свежие сбросы, но и эти, видимо, давние — весенние. А сверху грозно нависает грандиозный висячий ледник. Траверсируем сбросы. Подъем круче.
Высота 5200 (седловина Эльбруса). Поперечные трещины. Обходим правой стороной. Солнце скрывается за жандармом пика. По настоянию Аркадия Георгиевича, к которому присоединился и я, траверсируем влево. Исключительно удачно вышли на карниз. Мерзнут ноги. Подкрепляемся и пьем, видимо, последнюю воду. Даниил Иванович идет первым. Левые склоны грозят камнепадом. Начались скалы. Долой кошки и веревку. Я и Даниил Иванович впереди. Высота дает себя знать: 5400 метров. Часто отдыхаем. Седловинка и полуосыпной скат.
Вылезаем на гребень. Высота 5600 метров. Немного правее находим меж карнизом и склоном осыпь, достаточно широкую и удобную. Принялись за площадку для лагеря. Аркадий Георгиевич пошел дальше к прошлогоднему лагерю — он оказался засыпан снегом. Работы порядочно. Две палатки прочно встали рядом на высоте Эльбруса.
10 июля. Сон часто перерывался: будили лавины. Одна, видимо, была громадной. Даниил Иванович говорит, что хотел выскочить из палатки. Во всяком случае наши палатки крепко обдало снежной пылью. Чуть сыплет снежок из застрявшей на пике тучи.
Сегодня решили сходить вверх по гривке к жандарму, обследовать его — и вниз. Хороший подъем по гривке и осыпи вдоль карниза. На первый маленький жандармик взобрались легко. Снежный гребень рядом со скальным — иди, где удобнее. Второй жандармик, пустячный. Лишь на третий ушло довольно много времени и то из–за расчистки на редкость сыпучей породы.
Впереди снежный гребень, прерывающийся еще несколькими жандармиками, а затем — жандарм, и на сей раз не пустяковый и по величине и по трудности.
Лавины грохочут очень часто. Особенно грандиозны две. Нас обдало снежной пылью. Однако до нашего пути они не докатились. Быстро сбежали назад. Спустили палатки, в них сложили оставшиеся продукты, кое–какое снаряжение, примус, высотомер. Все это привалили камнями и в пять часов начали спуск.
За 25 минут прошли скалы, надели кошки и, обвязавшись веревкой, двинулись по карнизу. Кошки держат хорошо. С карниза прошли несколько ниже (я иду первым) и дальше — по старой дороге. Несколько спрямили путь сбросами, а затем удачно обошли трещину с правой стороны.
У сераков спустились на километр за 1 час 25 мин., (а вверх шли около девяти часов). В сераках резво разбежались, и каждый шел своей дорогой. «Залевили» здорово и вышли значительно выше. Пролазали до лагеря 35 минут, а в общей сложности, со всеми остановками — два с половиной часа.
11 июля. Сегодня день отдыха и дневника. Сидим преимущественно в трусах. Печет зверски. Изумительная панорама. Чудесная сияющая вершина близлежащего пика и искрящиеся грандиозные сбросы. Видны пять бастионов пика Коммунизма со свисающими меж ними громадными висячими ледниками. Стоят они, как крепкое основание трона вершины.
Выходим с расчетом просмотреть дорогу и заночевать на той стороне, чтобы утром подняться на гребень, обследовать его, а также заснять и зарисовать пик Коммунизма.
12 июля. Меня разбудил Даниил Иванович. Фото графы забеспокоились: пик, мягко залитый утренним солнцем, обнажен. Холодно. Страшно не хочется вставать. Даниил Иванович уже ушел. «Ну его к черту!» — отвечаю спросонья и влезаю с головой в мешок. Мысленно пытаюсь себя оправдать: «Фотографам еще щелкать можно,
ну а рисовать в такой мороз удовольствие маленькое…» Но как–то стало не по себе. В одних трусах быстро выскочил из мешка; сразу прошибло ветерком. Схватил рубашку — она мокрая и покрылась инеем. Штаны тоже обледенели. Надел. Сверху натянул пуховку и штурмовку,
обулся. Вот теперь ладно! До снежника долез — жарко стало. Довольно быстро по снежнику добрался до наклонных плит. Ярко ударило солнце, — теперь совсем жарко, а тут еще пришлось не в шутку карабкаться по гладким плитам. Вылез на хребет выше ребят — увы, за время восхождения весь пик влез в облака. С выступа хорошо виден Бивачный со всеми завершающими вершинами.
Решили подняться на Довольно большой выступ. Ё облегченном состоянии быстро пошли по страшно сыпучей гривке. Скалистым препятствием встала ближняя вершинка. Траверсируем справа на заключительной оледенелой стенке. Вдруг с Даниила Ивановича соскочила и полетела вниз шляпа. Чуть замедлит и дальше, дальше, пока не скрылась в кулуарчике. Даниил Иванович переживал каждый прыжок своей единственной и любимой. Решили на обратном пути достать ее. Однако Даниил Иванович с горя дальше не пошел. Мы, пройдя снежник, уперлись в крупный жандарм–вершину. Помучились порядочно, облезая вправо по карнизу и дальше по лривке.
Вершина! Чудесно виден весь Бивачный. Смотрим по карте — слева, несколько отдельно, охристый острый пик ГПУ, за ним венчает большой цирк Дарваз, дальше цепь заканчивается значительной вершиной, чуть ниже первой. Ясно видна перемычка, отделяющая долину Бивачного от Ганди) (предположительно), правее две вершинки: 5400 и 5600 метров. Севернее опять впадина, образующая с северо–запада прекрасную, мягкой формы вершинку. Вершина перемычкой соединена с большим пиком, закрытым, к сожалению, от нас облаками. Эти две вершинки образуют еще цирк со спадающим большим ледником, ползущим вдоль нашей гривки. А над перемычкой вдали видна еще одна прекрасная и громадная вершина. Какая? Засел за рисунок.
Спустились с вершинки. Вторую обошли справа, сделав лихой траверс отвесной стены. Вышли недалеко от наших вещей. Свитера Даниила Ивановича не нашли, зато я обнаружил записку: «Шляпу нашел, буду ждать внизу». Значит все в порядке.
Спуск. Взяли вправо и врезались. Отсюда спадает на первый взгляд безобидный снежник, с которого мы и собирались съехать. Но при ближайшем рассмотрении склон оказался почти ледяным, и камень, сброшенный нами, развил сразу же бешеную скорость. Чтобы нам так же съехать, нужно иметь по крайней мере прочность этого камня.
Пришлось лезть по невероятно сыпучим, чуть не съехавшим под нами плитам, а затем с ледорубной работой траверсировать снежник. Лишь спустившись не совсем приятными наклонными плитами, сошли на более глубокий снег и покатили сидя, подпрыгивая на кочках, к ждущему нас внизу Даниилу Ивановичу. Баночки сгущенного молока и языка приятно подкрепили и прибавили резвости на дальнейший спуск.
Кругом большие камни, надоедает лазать по ним. У конечного ледопада пришлось полазить всерьез по неприятным сыпучим скалам. На лед вылезли, лишь подрубив ступени, и после сотни обходов спустились вниз. Чудесный вид назад на пик Ворошилова. Гордо стоит он над ущельем, охраняемый громадными иглами белых сераков. Пересечь ледник большого труда не составило. По тропе кийков резво добежали до лагеря.
Начался пир горой — и консервы, и киик (вернее, остатки, так как в наше отсутствие уплели почти всего), и кофе, и какао, и каша рисовая с молоком.
Вечером Аркадий Георгиевич и Даниил Иванович перебрались на «дачу», где и были сейчас же залиты водой разбушевавшегося ручья. Даниил Иванович с лопатой в руках с воинственным видом, не успев даже облачиться в одежды, бросился вверх отводить злосчастный ручей. Работал он с жаром, до тех пор, пока опасность не миновала.
13 июля. Первая зарядка на высоте 4000 метров. Даниил Иванович с противоположной стороны озера снимает в двойной проекции наши неторопливые движения. В заключение небольшая пробежка и купанье. Так как это не стадион «Динамо», то даже от такой зарядки легким большая работа.
Аркадий Георгиевич приглашает к себе побеседовать. Устроившись поудобнее, приготовились слушать речь начальника. После небольшого вступления о наших успехах, он полностью перешел на роль начальника. Попало всем. Стало тоскливо. Вечером палатку поставили, а спали все же на воле.
Пик Реввоенсовета

 

14 июля. Солнце разбудило горячими лучами. Чудесное утро, озеро спокойно отражает величавые снежные шапки вершин. Позавтракав, Аркадий Георгиевич тоном приказания, но не очень уверенно сказал:
— Разведчикам идти левой стороной, к серакам; туры будете ставить через каждые двадцать шагов.
Мы не выдержали.
— Да там непроходимо. Нужно правой стороной!
Аркадий Георгиевич тут же согласился, изменил приказ и мы отправились действовать, конечно, по своему усмотрению.
Закипела работа. Вначале искать пути особенно не приходилось — морены хорошие. Лишь в одном месте нужно было обдумать переправу через поток. Дальше встала проблема: идти ли вверх, вдоль сераков? Едва ли целесообразно — до них не было и вполне хорошего перехода. Все же мне пришлось просмотреть весь путь вдоль сераков и убедиться в невозможности перехода. Думаю, дорога должна быть правее. Завтра посмотрим еще раз.
Издали кричат: «Кончай, обедать ушли».
Я сложил еще тур, огромный, и пошел обратно. У лагеря Аркадий Георгиевич раздвигал камни. В общем дорога получилась неплохая. Только наши камнесвалы перестарались: наставили такой частокол туров, что глаза разбегаются и не знаешь куда идти. На обед — остатки кийка, затем каша и какао (уже без всякого энтузиазма). Нам выдали премиальные: по баночке рыбных. Нет соли. Рынков отправился за ней галопом на лошади. Через полчаса вернулся с сообщением: идет караван. Какой? С кем?
И вот картина: в авангарде каравана Иван Георгиевич на белом коне, руки в боки и рядом адъютант Белов. Караван въехал под звуки фанфар.
15 июля. На зарядку нынче вышли все, включая Ивана Георгиевича и Белова. Потом — омовение: брюхом в ил, а в спину — холод ледяных вод. Занялись печатанием вчерашних снимков на дневной бумаге.
Много ледорубной работы. Аркадий Георгиевич крикнул клич: «Давай, ребята, проведем дорогу до потока!» Опять зазвенел лед под ледорубами, с грохотом покатились отваливаемые камни. Дорога становится длинной.
Вечером чтение «Евгения Онегина» (на высоте 4000 метров). Занятие удивительно приятное. Иван Георгиевич возвратился лишь к темноте. Долго болтаем о былом.
16 июля. Трубный, хриплый, со срывами звук раз будил меня. Собственно, я уже не спал — солнце будит раньше. На зарядке опять полный состав. Даже Усумбай в кальсонах трусит за нами. Иван Георгиевич явно недоволен утренним беспокойством и стоит за снижение нормы зарядки.
А погода изумительная. Немногочисленные облака лишь сели на пик Коммунизма и на пик Орджоникидзе. Солнце печет. Тихо. Глубока синева неба, ярки и сильны белизной вершины.
На этот раз решено идти на прокладку дороги после обеда. Занялся акварелью. Привел в систему высохшие краски и, прикинув заранее (как Делакруа), довольно быстро набросал приличный эскиз нижней долины.
Обедали без соли, спасаясь консервами. Работаем впятером. Проложили дорогу через поток и дальше, в глубь последней морены. За мной установилась специальность разведчика.
Прекрасен пик ГПУ. Видимо, из мрамора, охристо–теплого. Мощными готическими башнями и стрельчатыми арками убегает он ввысь. Решено — завтра беру альбом.
Вечер. Дочитываем «Евгения Онегина»; даже Аркадий Георгиевич пришел слушать.
17 июля. Зарядка. Потом всплески и вопли. Завтрак. Зарисовал общий вид лагеря. Перед обедом вторично освежающее купанье.
После обеда, отдохнув, выходим на работу. Ведем путь вверх по последней морене.
С увлечением рисую пик ГПУ. А ближе и левее еще один не менее интересный, особенно по богатству красок, пик. Долго присваивали ему различные имена и остановились на имени Менжинского. Сделал еще один беглый, но удачный набросок — вид с береговой морены.
18 июля. Утренняя зарядка. Усумбайка бойко скидывает рубаху и бегом бежит в строй; ревностный физкультурник в усердии готов носом землю пахать. Очередное купанье. Лишь Аркадий Георгиевич отказался: плохие сны видел — и других отговаривает купаться.
Дорога дошла до грядообразных морен. Я опять бегу вперед. Смотрю — уж близок переход. Елдаш оказался ретивым работником. Кончили работу, забрались на моренный холм, сидим, дорога вьется к нашим ногам.
Сегодня, по расчетам Аркадия Георгиевича, должен подойти караван. Завтра с караванщиками прокладываем путь до гривки. Послезавтра караван отправляется по новой дороге, а мы тем временем прокладываем ее дальше. Затем новая вылазка на высоту 5600 метров и прокладка пути на 6200 метров.
Это — планы, а факты иные: караван вечером «не пришел. Явные признаки ухудшения погоды. Тяжело заложило восток. Облака пошли с юга. Все же решили лечь на воле. Лишь заснули — молния как–то особенно продолжительно осветила небо, и пошел дождь. Паника. С кошмой, полушубками, песком, камнями и спальными мешками мокрые вдвигаемся в палатку. Дождь застучал по крыше.
19 июля. Сыро. Низко сели облака. В палатке лужа. Не вылезая из мешков, завтракаем. Уже поздно. Немного расступились облака, солнце пригрело нас и подсушило вещи. День нарушен, зарядки нет. Скоро обед, а мы только встали. На работу все же вышли и путь с Елдашем проложили отменный. А я и переход нашел, поставил большой строй туров. Облака бурным потоком несутся низко над лагерем, окутывая подножья гор. (Полное подобие Миссес–коша.)
Начальник предложил нам полудатскую палатку. Вот палок только нет. От двух палаток Шустера мы взяли палки, составили их и, потрудившись, поставили на камнях палатку.
На новоселье, на траве, у палатки, расстелив мешки, пьем какао и ведем долгую беседу о своем ремесле, о наших сподвижниках, заслуженных и рядовых, молодых и старых.
Ночь. Не спится. В полумраке мерцают полчища ярких звезд. Красиво прорезав полсвода, блеснет и меркнет падучая звезда.
Уснул. И вдруг на меня начало капать, Я терпеливо жду. Но капли все крупнее. Видно, не избежать палатки. Мы вдвинулись в нее, а дождь забарабанил еще сильней.
21 июля. Я отправился с альбомом в кулуар, к леднику. И вскоре в альбоме остался след и висячего ледника, и легких призрачных вершин.
Сегодня опять поработали на славу. Разрыли всю гряду морен, дорогу провели почти до спуска и вернулись в темноте.
Опять крутит непогода, сыпется снежная крупа. Зажженный фонарь освещает палатку, спальные мешки, две фигуры и томик Пушкина с историей Гринева.
22 июля. Ясное утро, хоть и холодно. Но это уже не страшит и купаемся без дрожи.
Я решил взобраться повыше и с высоты зарисовать мощные хребты. Сперва легко поднимаюсь по травянистым склонам, по первой гривке. Пошли крутые осыпи, скользит нога. Двигаюсь по киичьим тропам, осторожно прощупывая путь. Иду уже час, а ближайший гребень все на месте. Но вот горы и ледники лежат подо мной, а впереди необозримая панорама.
Какие чудные громады, белые, как перламутр, а ниже выпирают грозные темные массивы, в ущелье сползают ледники и в глубине чешуйчатой змеей средь черных скал поблескивают речки. Подавляющей громадой возвышается пик Коммунизма. Правее белой пирамидой — пик Орджоникидзе, затем пик Ворошилова, рядом прекрасная стена РККА. Что за вершина над цепью подняла голову? Незнакома, но величава! Притупился карандаш. Но не зря — образы ваши, вершины, я увезу в Москву.
На обратном пути взял вправо и понесся вниз. Пыль, шум, грохот, едва ногами успеваешь работать и голову от камней уберегать. Так скакал донизу. Внизу спешу стащить ботинки; они имеют жалкий вид! Запудренный пылью, бегу к ручью, а потом к обеду.
Еще не окончен обед, а Даниил Иванович уже торопит провести дорогу к спуску (а ведь еще до спуска работы уйма!). Я ушел вперед, побегал — искал переход меж сераками. Нашел, и мы поставили тур. Скатывали камни. Установили переход. Кончили поздно. Обратный путь длинен. Через час извилины выводят к крутой морене и лагерю.
На ужин вкусная каша и чай с шоколадом, вечером три главы из «Капитанской дочки» и сон.
23 июля. Зарядка явно разладилась. Остались лишь двое. Но мы за всех усердно проделываем упражнения над озером. В воде отражаются все наши движения.
Скалы манят. Идем снимать и зарисовывать. Все выше и выше. Ноги ступают осторожно. Стена загородила путь, но на помощь приходят руки — и стена покорена. Порода ужасно рыхлая. На гривке так рвет ветер, что с трудом можно устоять. Гул падающих камней. Летят, как снаряды. Грохот, пыль! Возвращаемся назад, лавируя в зыбких камнях. Одна стена заставила нас изрядно покрутиться.
Лагерь оживлен. Приехал Усумбай и привез отрядную весть: вдалеке он видел караван, а впереди его пять человек. Пошли догадки, толки и началась подготовка к встрече.
Шум, говор, рассказы, вопросы. Гурьбой идут в лагерь носильщики, караванщики, среди них Абдурахман.
— Ну, Коля, как бутылки? Привез?
— Вы знаете, ребята, разбились бутылки, попортили все вещи. Довез только две…
Довольны и этим. Вечером банкет. Закуска: сыр, колбасы, по чашкам разлит коньяк. Первый тост за взятие высот, за дружный коллектив. Глаза блестят. Коля уже поет романс. Шум, смех.
Вырос новый строй палаток.
24 июля. Все вошло в норму. Утром трубный глас на зарядку. Абдурахман сзывает всех носильщиков. У таджиков усердия хоть отбавляй. Замелькали руки, торсы согнулись, разогнулись, влево, вправо, ногу вверх, глубокое приседание, бег легким шагом и под конец веселый плеск в озере.
Сегодня отдыхаем. Сортируем вещи и понемногу собираемся в дорогу. Занялся рисунком. Вечером рвет ветер и заставляет поспешно обновить новые ватные штаны, они вздуваются. Не альпинист, а рыжий в цирке, зато приятное тепло. Получаю пару пуховых рукавичек, теплое белье, рюкзак. Сзади хохот. Костюмы приводят всех в веселое настроение: у каждого свой оригинальный покрой. Особенно забавен Коля.
Сборы в основном закончены. Завтра — в дальний путь по Бивачному.
25 июля. Приподнял голову. Лагерь освещен косы ми лучами солнца. Подъем. Суматоха. Надо еще кое–что уложить, позавтракать и вперед, не дожидаясь каравана, готовить дорогу. Лицо дороги изменилось: там мост разрушен, там оплыл кусок грунта, здесь яма, тут открылся
лед. Мы идем вперед доделывать неоконченный участок. Время пробежало быстро. Нас нагнал караван.
Вот перевал. Хотя работали мы дружно, но он задержал нас на два часа. На поворотах поддерживая лошадей, вывели их удачно наверх. Далее пошло благополучно, лишь у одной лошади завязла нога. Лошадь ободрала живот и ноги — едва жива. Я с Масловым поспели кстати. Весь груз навьючили на себя и потащили вверх. Лошадей вытягивали за хвосты.
Была уже вторая половина дня, когда мы спустились в котловину. Там, около озера остановились на отдых и ночлег. Поужинав, залегли в две шеренги и после трудного пути быстро смолкли. Я читал вслух Маяковского, но вскоре обнаружил, что все спят. Залез в мешок, пригрелся и заснул.
26 июля. Солнце ярко светит и гонит сон. У ручья зарядка. Потом купанье и приятный завтрак. Подняли на плечи рюкзаки и вновь помечаем дорогу. Туры растут, катятся камни. Близок переход, но еще не ясно, где он будет. Наконец Даниил Иванович его находит. Нужно лишь в одном месте подрубить, засыпать дыры и оформить проход между крупными сераками. Срубаем между сераками кусок крутого льда, вырубаем на нем ступени и присыпаем все мелкими моренными камнями.
Но самое сложное — ледяной мост. Здесь бездна рубки! Громадный камень, с трудом сдвинутый с насиженного места, летит в воду и островом торчит из озера. Я с усердием выбил во льду полдороги, но ледоруб нагрузки не выдержал — сломалась рукоятка. Однако мост получился эффектный!
Спешим провести к нему дорогу. Ворочаем крупные камни, закладываем дыры. Даниил Иванович недоволен, что мы расточаем силы, которые нам будут нужны потом. Но караван уже идет, и разговоры бесполезны.
Быстро бежим среди сераков кончать спуск. И вот уже растянутая за хвост и за повод первая лошадка благополучно проходит мост, скользя среди сераков и задерживая ход на морене. За ней другая (крепко держу за хвост) — не менее удачно. Итак, по очереди все. Путь дальше уже нетруден.
Первая гряда сераков. Берем легко. Опять морена. Идем вдоль нее и… новый переход! Снова держу хвост лошади, она скользит, а я за ней, лавируя и хватаясь за руки Даниила Ивановича. Забавная картина. Но все же лошадей вывели.
Последняя морена. Легко идем вверх. Один небольшой переход и можно считать, что мы «дома». Наспех разгребаем последнюю извилистую тропу среди моренной зыби.
Мы довольны успехом. На лошадях под самый пик! Довольны, что отмаялись с дорогой. По этому случаю закатили пир. Чудесный вечер. Ветер стих, совсем тепло. Спим на старом месте — на площадке, среди камней. Звезды светят ярко. Все погрузилось во мрак. Лишь грохот лавин часто нарушает тишину ночи.
27 июля. Жизнь идет обычным порядком. Утром зарядка. Пробиваем в озере лед и из чашек обливаемся ледяной водой, которая хватает за сердце и обжигает, но зато прибавляет энергии и бодрости и возбуждает аппетит.
Караван уже подходит. Прошли хорошо. Радостные крики. Все довольны. Якши!
Лагерь опять занят раскладкой. Банки, лестницы, веревки, сумы, рюкзаки, кунган. Всюду живописный беспорядок — прелюдия походов.
28 июля. Ребята гурьбой спешат на сераки и там дают таджикам первые уроки альпинизма.
Ярким блеском сверкают сераки. На одном из них, подобно цветку на стебле, копошатся люди. Слышен звон льда, идет рубка ступеней, натягиваются веревки и с серака в глубину, напрягая руки, вонзаясь кошками в лед, спускаются таджики. Смелые ребята! Абдурахман скользил не раз, но выпрямлялся и не трусил. Лазание закончил я, «проделав для лейки» эффектный подъем и спуск. Коля волновался, в результате всего не сняли. Он был страшно недоволен.
К вечеру закончили все сборы. Ребята опять проявляют, и на этот раз результаты приличные.
29 июля. Усумбай еще до света занялся варевам. В 7.10 выходим.
Зрелище солидное: шесть альпинистов и шесть носильщиков вытянулись цепью, лавируя по морене. В сераках, как и всегда, путаемся. Отсюда же увидали грандиозную лавину, заполнившую весь кулуар, половину ледника. Снежная пыль перелетала через гривку. На носильщиков лавина произвела подавляющее впечатление.
Связались, надели кошки и вытянулись гуськом. Первая пара, возглавляемая Аркадием Георгиевичем, берет сугубо медленный темп, так что отдых решили уменьшить, делая Переходы по полчаса. Вторая пара — Коля и Витя. Коля усиленно водит Витю, соблюдая сверх меры теорию зигзага. Затем идут две связки таджиков. Шествие завершаю я и Даниил Иванович.
Высота 5000 метров. Здоровенный таджик Ивай на остановках валится; у него болит голова. Немного выше и со старшим носильщиком происходит то же самое. Больших усилий стоит поднять их и уговорить идти дальше. Помогал довольно сильный аргумент: мы идем по лавинному желобу. С помощью жестикуляции удавалось показать всю опасность стояния на месте. Но дойдя до карниза, двое свалились окончательно. Мы убедились в атом, когда были уже на скалах. Пришлось возвращаться. Все старания поднять их не увенчались успехом. Они передали нам свои рюкзаки. Мы должны были поднять свои рюкзаки до лагеря «5600», спуститься и вторично подняться с их грузом. Приятно сознавать, что чувствуешь себя хорошо и голова не болит.
Быстро поднялись, оставили рюкзаки и сбежали вниз. Второй рейс пошел медленнее, но все же я обогнал Колю, Маслова, таджиков и залез первым. По гривке до лагеря — захватил еще и совой рюкзак. Затем три раза возвращался, помогал ребятам дотащить груз. Маслов чуть сдал, но в общем для первого раза все прошли очень хорошо. Носильщиков сейчас же отправили с Витей назад.
Разместились в трех палатках. Сделал набросок на хребет Бивачный — Федченко, захватив вершину Алеши Гермогенова. Так названа нами одна из вершин Памира.
30 июля. Плотно поели. Аппетит у всех хороший. Вышли не спеша в 11 часов. С собой взяли лишь веревки, по два крюка и молоток. До первого жандармика путь чудесный. Снег за наше отсутствие отступил на метр. Здорово разворотили жандармик, сделав приличную дорогу. Далее путь снежной гривкой. Внезапно Аркадий Георгиевич проваливается в трещину, «пешим на помощь. Все оканчивается благополучно, и кто–то уже кричит: «Фотографируйте скорее».
В одном месте крутой подъем. Рубим ступени и надеваем кошки. Наконец первый сложный жандарм позади!
Наша тройка лезет на второй жандарм. Остальные остаются для расчистки первого. Камень страшно сыпучий. Лезем связанные. Вторая часть жандарма тяжела; отвесные стены, ненадежные камни. Вылезли все же с охранением и вполне удачно. Еще один «камешек» взяли приступом. До второго — снежный, местами довольно крутой гребень.
Не прошли и половины, как слышим снизу крик:
— Обратно!..
— Почему?
— Обратно!..
Продолжаем допытываться.
— Несчастье!!!
— Что такое?
— Разбился Николаев!..
Спешим вниз. Я лично не верил, что с Колей все кончено. Я был уверен, что он жив.
Ниже узнали — Коля погиб!
Его сшибло камнем, когда он чистил дорогу, убирая шаткие камни. Так, с огромным камнем в руках и полетел он вниз, стукнулся о скалы, камень снова сшиб его, и он полетел по снегу уже как тряпка… И так донизу, иначе говоря, километр по стене…
…Долго вбивает Аркадий Георгиевич крючья, четыре сразу, наматывает веревку трясущимися от волнения руками, связывается и с тысячей предосторожностей медленно спускается вниз. За ним Даниил Иванович тоже с охранением и по веревке. Последним спускаюсь я. На кошках быстро спускаемся до жандармика. Здесь несколько неожиданно Аркадий Георгиевич начинает смотреть в бинокль. Все сердятся — нашел время жандарм рассматривать!..
— Женя! Посмотрите, черная точка на склоне. Это он!..
Смотрю и ясно вижу камень, застрявший в фирне.
Даниил Иванович свалился в палатке. Аркадий Георгиевич готовит чай, а самого трясет. Страшно подавлен. «Ваше счастье, — говорит, — что вы не видали, как он погиб». В эту ночь все не спали.
31 июля. В 7 час. 30 мин. вышли, оставив почти все снаряжение. Внизу увидали четырех человек (здорово поднялись!) Поравнялись — носильщики. Доктора нет. Значительно ниже, у первых трещин, еще двое и доктор. Двоих отправил дальше и затем сообщил о происшедшем доктору. Скорчился и закрыл руками лицо.
Не заходя в лагерь, огибаем выступ. Берем один лишь рюкзак. Остальное оставляем на леднике. Идем по ледниковой морене среди сераков. Залезли в колоссальные трещины, пришлось вылезать на берег. Вскоре увидели впереди торос. Вон и висячий ледник, но несколько неожиданно под ним до самого низа — скалы.
Старательно прощупываем местность в бинокль. Сбросы, есть трещины. Если Коля не попал в них, то, пролетев сбросы, должен был застрять на скалах. Осмотр ничего не дал. Тщательно облазали все подножье, все сбросы. Я поднялся до бергшрунда. Ничего не обнаружил.
Аркадий Георгиевич набросал на бумаге жандармы и путь следования Коли — последний путь. Неоправданная смерть, непростительная и поэтому необычайно трагическая!..
Снизу лезть невозможно, скалы, лавинный кулуар. Подавленные, ослабевшие идем обратно. Камень с жужжанием летит мимо. Стая воронов с криком кружится над скалой. Прощай, друг!
К вечеру подошел караван — пять лошадей с караван–баши. Кстати, ибо продуктов уже почти нет. Караван еле прошел наш мост, который местами рухнул. Пришлось обходную дорогу делать. Миша прислал мяса кийка, и Усумбай сварил хороший каурдак. Вечер прохладный. Ночью ветер, и лошадь за палаткой стучит копытам о камни.
1 августа. Мы еще в мешках. Усумбайка угощает каурдаком и уходит с караваном. Холодный сильный ветер рвет палатки: боимся, как бы не сорвал их. Идет снег. Сегодня передышка. Я занимаюсь починкой штанов, ставлю громадную заплату. Греемся чаем с конфетами, шоколадом и жаревом.
Аркадий Георгиевич опять в бинокль разглядывает горы.
Ветер чуть стихает, но с запада все еще гонит снежные тучи, закрывающие пик до половины.
К вечеру стало тише, прояснилось. Ярко светит луна, заглядывает в палатку. Легли рано. Грустно.
2 августа. В одиночестве проделываю зарядку и обтирание. Идем рисовать на изумрудное озеро. Сделал пару акварелей, и, по общему мнению, не плохих. Маслов и Аркадий Георгиевич тоже по одному рисунку унесли.
Завтра выходят четверо альпинистов и пять носильщиков. У Абдурахмана нога еще не зажила. Подготовляем груз для носильщиков и долго, уже при луне, пьем чай.
3 августа. Аркадий Георгиевич остается в лагере. Идем втроем и носильщики. В 7 час. 45 мин. выходим.
У палаток — в 1.15. Итого шли пять с половиной часов. Воды мало, чуть каплет. Только успели рассортировать вещи и поставить палатки, как пошла крупа. Занесло крепко, ничего не видно, зато воды сразу прибавило, потекло вовсю, хватило с избытком и на чай и на кашу. Самочувствие у всех хорошее.
Начало сильно подмораживать, и ветер рвет здорово, есть надежда, что разгонит тучи. Залез в мешок не раздеваясь, и жарко не было. В палатке 4 градуса мороза.
4 августа. Солнце пригрело, встали. Мало надежды на хорошую погоду. Однако к девяти часам раздуло и в 9.10 вышли. Кошек до второго жандарма не надевали, и зря; промаялись дольше с рубкой ступеней. Осторожно, с тройным охранением и на поясе влезаю на злосчастный
жандарм. Следующие за мной — с еще большим охранением. Зовем, больше знаками, носильщиков. Те неохотно, но лезут. У трещины место прошлогоднего лагеря. Носильщики сваливают «шара–бара» — и обратно. Мы не спеша поднимаемся острой гривкой.
На третий жандарм лезем без рюкзаков под тщательным охранением. Я первый отрезок времени пути взял неплохо, но с камнями приходится быть сугубо осторожным.
В лагерь пришли около восьми, стало темнеть. Носильщики заждались нас. Со зверским аппетитом поужинали и спать. Очень приятно, переодевшись в теплое белье, залечь в спальный мешок. Не успели задремать — грохот, все сильнее и сильнее.
Вылез наполовину из палатки, смотрю: освещенные луной клубы снега, как облака, заполнили всю ложбину и со страшной скоростью летят вверх. Едва успел затянуть палатку — налетела, вихрю подобно, снежная пыль. Рвет палатку. Пронесло!..
Лавина заполнила весь кулуар, вылетев на висячий ледник. А в верхнем висячем недостает огромного куска.
На вершине одного из многочисленных сераксов
   5 августа. Прекрасное утро. Встаем не спеша. Решили сегодня отдохнуть, а завтра идти с ночевкой под третьим жандармом.
   6 августа. Сборы. Веревки, крючья… Почти все свое
   7 снаряжение и питание берем с собой. У старшего носильщика голова сегодня не болит, он здоров и весел. Клубятся облака, но не угрожающе. Выходим в 8.45. Носильщики убежали несколько вперед. Но около второго жандарма обгоняем: видимо, не хотят лезть первыми.
По веревке с охранением медленно и осторожно лезу па злополучный жандарм, по пути тщательно выбрасывая все шаткие камни. Сверху приглашаем таджиков последовать за нами. На месте лагеря долго не задерживаемся. Даем задание носильщикам поставить две палатки и поднести на третий жандарм веревки и крючья.
Медленно поднимаемся по довольно крутому снежному гребню. На первых камнях кошки долой. Покатыми плитами обходим вправо вверх. Тяну веревку, и когда Даниил Иванович кричит: «вся!», нахожу щель, загоняю крюк и закрепляю веревку.
Даниил Иванович прицепляется на карабин и медленно взбирается ко мне. Я подбираю веревку и иду дальше, а Даниил Иванович подтягивает следующего. Хороший кулуарчик. Расчищаю от камней, чтобы они не полетели на головы идущих ниже, — дальше по скалистому гребню. Путь ясен — из кулуара по скальной гривке и в обход последнего жандарма с правой стороны. Таджики подтаскивают веревки, предпочитая все же левый обход.
Пора кончать. Возвращаемся с неменьшей осторожностью. У палаток уже темнеет. Двое таджиков ушли вниз, двое, затащив нам веревку, спустились и «скучают» — болит голова, даже чай себе кипятить не хотят.
Холодно, ветер, а в палатку влезть нельзя: Даниил Иванович принялся варить магги и чай, заняв, конечно, все место. Зато с каким удовольствием принялись за горячее!
Проблема: как влезть втроем в палатку? Даниилу Ивановичу совсем тяжело пришлось. Палатки поставлены со зверским наклоном, в данном случае в его сторону. Пришлось «страдальцу» выдерживать нашу тяжесть. Я лично спал хорошо.
7 августа. Было желание выйти рано. Но носильщиков пришлось отправить вниз. Затем подошел старший носильщик, подтащил консервы, снаряжение. Провозились долго и вышли в 11 часов. По проложенному пути подняться было не сложно. Обойдя уже по веревке последнюю скалу, вышли на снежник. Прошли длинный гребень, и опять на кошки. Продвигаемся медленно.
Опять под скалами — жандарм четвертый! Сначала путь не труден, но дальше стенка. Она отняла много времени. Разбираю шаткие камни, а потом выкарячиваюсь наверх. Вытянул веревку, закрепил и облегчил путь для других.
Новая проблема — покатые плиты. Влез справа — закрыто, пропасть. Придется лезть влево на снежник. С рубкой добрался до снежника. Неужели до верха рубить? Нет. Срубил край, и трещина в каменной плите сразу облегчила путь. По ней добрался до гривки.
До верха уже близко. Добираемся быстро и здесь стопорим. Очень голодны. Подкрепились парой банок языка и обратно. Вот и палатка. Сегодня устал. Не дожидаясь живительного чая, влезаю в мешок. Засыпаю мгновенно и сплю хорошо. Хотя я в пуховке и гольфах, но не жарко. Ночью град. Температура 15 градусов мороза.
8 августа. Сегодня решающий день. В 9.15 уже вышли. Погода чудесная, ни облачка. К часу — на снежнике. Забираем веревки, которые вчера своей тяжестью здорово подавили нам плечи. Надеваем кошки и идем по последней, видимо, короткой и пологой гривке.
Пятый жандарм! Не утешительно.
Пробую обследовать: он обрывается стеной. Пробую траверсировать справа, предварительно сбросив сверху рыхлую породу. С грохотом сыплются камни, слетая вниз на километр.
С напряжением облезаю первые камни, затем пару карнизов. Вбиваю второй крюк и продеваю веревку через первый. Меня охраняют. Пара ступеней во льду. Взбираюсь на стенку и подтягиваю Даниила Ивановича. Вверху снежник. Его обхожу по скалистому карнизу.
Опять стена! Подходит Даниил Иванович с сугубой осторожностью, хотя веревка закреплена на крюке. Лаз настоящий. Камни как живые. С большим напряжением влезаю на более легкое место. Траверс. Вся веревка! Еще бы хоть метр!
Ура! Прекрасный путь. Кулуар не крутой, внизу снежник. Вылезает Даниил Иванович. Связываем еще веревку, и я рублю в снежнике редкие ступени, больше расклинкой взбираясь вверх. Дальше — по страшно рыхлой гривке. Каскадом летят камни.
Вся веревка! Закрепляю и лезу уже без оной — посмотреть путь. Чудесно! Дальше небольшая гривка. Затем приятный траверс по скалам до основного снежника и по снежнику на вершину жандарма.
Обратно спускаемся с охранением, но значительно резвее. В мягких местах идем даже одновременно. Уже темно. Дошли до палаток. Чудесный вид: луна восходит, как желтый блин, и ярко освещает вершины.
Пою песни, пока Даниил Иванович варит чай. Радостно закончился очень трудный день, путь открыт!
Ночь теплая, лавин нет.
9 августа. Спускаемся вниз, даже не подкрепившись.
Погода опять хорошая. Высота 5600 метров. Жарит здорово. Пошла вода, пьем вволю и завтракаем. На камнях, как на пляже, загораем в трусах.
В 12.30 вниз. Вышли в лавинный кулуар. Он изменился: все трещины завалены, сравняло неровности, все блестит белизной и нижние трещины тоже засыпаны почти целиком. Вот уже сераки и Ледниковый лагерь.
Радостная встреча — подходит караван! Кто это? Юрка Шиянов и кинооператор.
10 августа. День жаркий. Решено идти на озеро для генерального омовения. Я и Даниил Иванович значительно опередили «тяжелый вес». Но что за черт?! Нет озера!.. Подошли ближе и видим: от прекрасного голубого озера лишь серый осадок на камнях, да жалкие лужицы в глубине меж камнями. Спешим захватить последние остатки воды. Скидываем одеянье, и пошел плеск! Подходят остальные.
— Скорей, скорей! Озеро уходит! — С этими словами Даниил Иванович пробил дыру и нырнул.
Грандиозное разочарование. С досады все стали мыться уже в грязных и довольно холодных лужах. Я долго и упорно занимаюсь стиркой. В купальном отделении смех и вопли. Оператор на тощих ножках голышом суетится с лейкой, с опаской лазает по камням, запечатлевая кадры.
Сегодня должен явиться Усумбай с лепешками. Пока же самостоятельно готовит обед Даниил Иванович.
К вечеру совещание с вновь прибывши ми. Они посвятили нас в свои планы, мы их — в свои, рассказали о прошедших восхождениях. Затем зачитали схему сценария будущего фильма. Оператор сделал кое–какие пояснения. Коллективно внесли некоторые дополнения относительно съемки места гибели Коли Николаева.
Ребята начали собираться. Завтра выход. Маслов, Шиянов и носильщики возятся до позднего вечера.
11 августа. Поднялись рано.
Юрка рьяно собирается у себя на отлете. Вылез Маслов. Вскоре и остальные поднялись. Торжественно засняли со всех сторон отходящих, распрощались, и они двинулись. Носильщики, конечно, ушли значительно раньше и уже маячили на снежнике ледника. Как–то выдержат ребята в первый раз? Они надеются подняться до 5900 метров и даже выше.
Мы занялись разборкой и учетом продуктов. Наводим общий порядок. Дошли до того, что соорудили стол и торжественно на нем отобедали. Блестящий обед сготовил Аркадий Георгиевич.
Усумбая все еще нет, уже решили наказать его за прогул вычетом из зарплаты. Но вдруг под вечер под мореной тихо появляется его тощая фигура с большим мешком. «Лепешка бар?» Оказалось, там не было муки. Уже в первый ужин разочаровались в Усумбае. Действительно, с примусами он себя скомпрометировал. Эта шайтан–машина принесла много мучений бедному Усумбаю.
12 августа. С утра занялся акварелью. Первый на бросок — лагерь — не удовлетворил. На втором разошелся и закончил портретом Даниила Ивановича, начатым еще раньше.
К вечеру показались носильщики. Но странная вещь: одного волокут. Видимо, живой, потому что временами постоит с поддержкой, а затем опять волоком. Подошли первые четыре носильщика. Узнать от них что–нибудь трудно. Вот и остальные показались. Послали им на помощь еще двух и дотащили больного Джамбая до лагеря. Жуткий вид. Рвота, смертельная слабость, слабое сердцебиение. Положили в мешок — ив палатку. Дали кофеина, растерли грудь. Долго не прекращалась рвота. Трудно поверить, что это горная болезнь, хотя симптомы сходятся. Но обычно при спуске даже очень сильная болезнь прекращается. Бедный Джамбай! Скромный и славный паренек! Киргизы заботливо ухаживают за ним. Вечер хмурый. Чуть сыплет снежок.
13 августа. Решаем обследовать скалы пика Орджоникидзе. Отправляюсь в коротеньких штанишках и в старых ботинках (не так жаль рвать). Медленно и осторожно ставлю ногу на камни, осыпи — редкий пошевелится или скатится. Небольшие выходы. Иду скорее и легче. Опять осыпь. Но вот и первые скалы. Осторожно лезу. Становится круче. И вот почти отвесная стена. Стараюсь очень мягко и осторожно ставить ноги и браться за уступы. Небольшое, но приятное возбуждение. Тщательно ощупываю камни, то подтягиваясь на руке, то задирая ногу до руки, боком около самого камня поднимаюсь до следующего уступа.
Стена подо мною. Приятное чувство победы! Сердце учащенно бьется. Дальше легче. Вот только камни совсем стали ненадежны. С двойной осторожностью, не уронив ни одного, кулуарчиком добираюсь до верха жандарма. А высота заманчиво манит дальше! Вон там за пологим склоном опять группа скал, доходящих до горизонта. Обязательно сюда, на левые скалы! Оттуда, должно быть, чудесный вид на пик Коммунизма… Быстро, и как–то легко поднимаюсь и одышки ни малейшей.
Пологая часть — позади. Впереди опять скалы. Поднимаюсь по ним, траверсирую. Стена заворачивает полукругом. Иду под ней, в удобном месте вылезаю по кулуару наверх. Еще немного, и я на крайнем жандарме.
Пик Коммунизма высится предо мною гигантским массивом. Но его верх закрыт; тяжелая завеса плотно легла на него. Ветер резкий. Укрылся на небольшом карнизике и принялся за рисунок.
О черт! Завеса спустилась и закрыла наиболее интересную верхнюю часть гребня — наш путь. Вскоре и снег повалил. Сделав еще беглый набросок вершины Орджоникидзе, пошел вниз, быстро скользя по осыпи, следя лишь, чтобы камни, съезжающие сзади, не развили скорость и не обломали мне ноги.
Джамбай внушает опасения. Рвота не прекращается. Слабое сердцебиение, одышка, хрипота. Доктор смотрел, нашел что–то вроде бронхиального воспаления.
14 августа. Печальный день. Джамбаю с утра хуже. Пульс едва прощупывается. Кофеин совершенно не помогает. Доктор находит воспаление легких, захватившее целиком оба легких. Делает ему укол. Но помочь невозможно. В 11 часов Джамбай Ирале умер.
Все были подавлены. Киргизы подняли плач и стенания. Успокоившись немного, начали обряд. Затем зашили тело в белый кусок материи. Сперва было хотели сразу же зарыть, но затем решение изменили, вспомнив, что у Джамбая есть мать в Алтын–мазаре. Решили увезти труп туда. Это решение, видимо, не окончательно, так как зависит от прихода каравана. Караван же ожидать раньше чем через два дня не приходится. Долежит ли Джамбай до тех пор? Мы предложили положить его пока для сохранности в лед. Отказались, упрямо твердили, что «он ото льда умер».
Вечером устроили поминки, и всю ночь в палатке покойника горела свеча. Ночь прошла тихо–мирно.
15 августа. Погода установилась исключительная: ни облачка на ясном небе.
Событие! Явился топограф Иван Георгиевич со «свитой». Первым вестником, конечно, был Белов. Глядя на него трудно понять, человек сие или верблюд — нагружен потрясающе. Сейчас же пошли расспросы насчет высот. Оказались некоторые изменения. Пик Коммунизма оказался на 300 метров ниже предполагаемой высоты. Несколько ниже оказался и пик Орджоникидзе. На старой высоте остались пик Калинина, а пик Дарваз — даже выше на 200 метров.
Иван Георгиевич в этом районе работу закончил. Конечно, без конца охает насчет трудностей и непроходимости, в том числе и до перевала по Бивачному (слабо верится!). Тут же не преминул попросить оператора заснять себя: «Знаете, — говорит, — за работой, — вот планшетка, дальномер и меня, конечно»…
16 августа. Решено сегодня подняться по склонам пика Орджоникидзе. Инициаторов было немного, но пошли почти все. Остались лишь Аркадий Георгиевич по болезненному состоянию, топограф да носильщики.
Я несколько отстал, провозившись с фляжкой и рисовальными принадлежностями. Догоняю группу уже на осыпи. Оператор идет последним и упорно выворачивает камни. Даю несколько советов хождения по осыпи. Он искренне удивлен и обрадован.
— Вы всегда так медленно ходите?
— Да, в горах всегда.
— Это очень хорошо, а то я уже сейчас выдохся.
На этом наша тирада прерывается. На ходу говорить неудобно, к тому же я медленно, но все же обгоняю его. Добираюсь до Шиянова. Маслов забрел вправо, идет по неудобной мелкой осыпи и проклинает ее (что совершенно справедливо), но с нее на скалы все же не сходит.
Втроем идем до поворота в левый кулуар. Доктор отстает от нас при возгласе Юры: «О, да тут здорово!». Действительно впереди небольшая стенка, которую доктор еще не увидал. Однако возглас Шиянова произвел должное впечатление, и он решил отстать от нас и присоединиться к группе Даниила Ивановича, который шел моим первым путем. Как мы узнали после, доктору и там не повезло. Штурмовики страшно долго сидели на стенке, но в конце концов все же одолели ее. Доктор тоже долго сидел, но, не дождавшись разрешения проблемы, присоединился к третьей группе и уже с ними совершил восхождение.
Я продолжаю путь с Юрой. Со стенки пришлось сбросить пару здоровых и явно неустойчивых камней, после чего довольно легко выбрались наверх. Шиянчик лезет, хотя местами не совсем уверенно, но бодро и с улыбкой на лице.
В преддверии вершины нужно было преодолеть еще один каминчик. Порода в нем оказалась необычайно сыпучая. Крикнув Шиянчику: «Подожди я залезу, тогда ты», я пролез еще несколько скалок и вскоре был на вершине жандарма. Юры нет. Кричу ему — не отзывается. Спускаюсь ниже, опять кричу — ответа нет. Что–то неладно.
Спускаюсь до каминчика, заглядываю вниз — никого. Что за чудеса? Вверх пойти незамеченным почти невозможно. А если бы сорвался — был бы виден внизу. Опять поднимаюсь вверх. У, черт! Карабкается у вершины.
Даниила Ивановича еще нет. Он появляется значительно позже, отчаянно поругивая проклятую стенку. Подтягиваются и остальные, за исключением кинооператора. Позже внизу узнали: у него порвался ремешок от аппарата, пленка срывалась и катилась вниз. Обдумав создавшееся положение, он решил, что ждать подкрепления от нас сверху безнадежно, что осыпь крута и во избежание аварии нужно отступить. Мы же очень жалели об отсутствии оператора: панорама чудесная, пик Коммунизма грандиозен, даже гребень (путь нашего восхождения) виден неплохо. Здесь же был продуман и принят план будущей съемки восхождения.
Щелкают лейки и аппараты. Я тоже не теряя времени рисую пик. Все уже ушли вниз, когда я закончил и начал спук. Спустившись до стенки, обнаружил отсутствие альбома. Он каким–то образом вылетел из кармана. Пришлось опять подняться вверх. Долго шарил кругом. Наконец нашел и засунул уже за рубашку.
Спускаюсь быстро. Спрыгиваю со стенок, камни веером разлетаются из–под ног. Соскальзываю по осыпи зигзагообразно, чтобы сзади камнем не шлепнуло. Вот и лагерь. С громадным аппетитом уничтожаю оставленный обед. Все очень довольны. Вечером проявляем и печатаем в палатке кинооператора.
17 августа. Опять чудесное утро.
День отдыха. Основное занятие — чистка винтовки. Оказалась не так заржавлена, как я думал.
Много рисую. Набросал сераки. Вечером опять печатаем.
18 августа. Аркадию Георгиевичу пришла гениальная мысль построить стадион, и уртаки с готовностью и рвением принялись расчищать площадку.
К вечеру стадион готов. Открытие. Грандиозный праздник на высоте 4600 метров. Сперва с носильщиками проводится занятие «Вступление в акробатику». Исполнение потрясающее. Приходится и мне принять участие в качестве страховщика. Ребята увлечены. Страдают и ноги и шеи. Абдурахман даже язык прикусил и долго плевался кровью.
Второй номер — цикл игр с наградами победителям. Смех! Игры занятные, а в исполнении носильщиков — потрясающие. Победители с довольной улыбкой принимают сахар, конфеты, шоколад, печенье. Все, конечно, в малых дозах. Сногсшибательная игра «собачья тяга» прошла особенно живо, когда в ней принимали участие я и Аркадий Георгиевич. Праздник заканчивается грандиозным волейбольным матчем с «поплавком Полянского» вместо мяча. Чудесно! Большой азарт. Все очень довольны и оживлены.
Сегодня обязательно уже должен быть караван. Увы, все ожидания и встречи — впустую. Неужели и завтра не прибудет? Положение создается серьезное: горючего почти нет, питания на один день.
Опять печатаем. Засняли носильщиков и красноармейцев. Погода портится. Хмарь, появляются облака. Обидно пропустить столько дней чудесной погоды, имея впереди полную неопределенность.
19 августа. Унылая погода и у всех унылое настроение. На приготовление завтрака израсходовали весь керосин и остатки дров. К обеду объявили субботник по собиранию бумаги и других горючих «внутренних ресурсов». Обед талантливо готовим на бумаге, а ужин на ее остатках. Последний рыбный суп с макаронами и гречневая каша с салом. Все чудесное, да мало.
Накрапывает дождик. Низко сел туман. Сиреневой завесой закрыл громады полумрак. И сегодня, видимо, каравана не будет. Забрались все в палатку и от нечего делать занялись рассказыванием всяких занятных случаев. Полились воспоминания.
Вечер. Начальники маячат живописной группой на горизонте. Совещаются. Положение напряженное. Продуктов нет.
Выносится решение: завтра лишние люди, все, кроме штурмовиков, идут в Подгорный лагерь. Шиянов с Шибшовым — к языку ледника, расследовать, в чем задержка. Они должны быстро вернуться, желательно с караваном. Срок четыре дня. К 23 августа хотя бы ночью, у нас должен быть гонец с сообщением. В неблагоприятном случае 24 августа эвакуируемся вниз и мы. Настроение несколько тревожное.
Последняя ночь вместе. Жаль: привыкли и полюбили друг друга, несмотря на многие недостатки. Вот Шиянов — чудесный малый; он недавно явился, а чувствую — будем друзьями.
20 августа. На остатках всякой мелочи вскипятили по чашке чаю. Пили впустую. Уходящие стали собираться. Личное взяли далеко не все, в надежде еще вернуться. Но набралось все же порядочно.
Лагерь опустел. Тишина. Чудесной синевы небо и обновленные блестят снега.

 

 

 

 

 

 

Назад: Покорение высочайшей вершины Советского Союза [9]
Дальше: Из штурмового дневника