Глава 5
Нелюдь
А уж когда начальник милиции в отдел приехал, оперы услышали столько матюков, сколько Андрей не слышал от взводного старшины на фронте, а уж тот был матерщинником-виртуозом.
Закончилось все для райотдела печально. Сержанта-дежурного уволили с формулировкой в приказе «За проявленную халатность и утрату бдительности», а начальника милиции перевели в соседний район с понижением в звании и должности – начальником паспортного стола. К уголовному розыску претензий комиссия не предъявила.
Преступника они задержали, ценности изъяли. А что Артист из СИЗО ухитрился уйти, не их вина. К слову сказать, вор в Балашихе больше не появлялся, как и в Москве, предпочел уехать в другие края.
Только операм радости от этого мало.
Преступника в руках держали, а нет его. Как и суда. Потерпевшим от Артиста все не объяснишь. Потому удовольствия от завершенного дела не получили. Да еще некоторые сотрудники считали их косвенными виновниками снятия начальника райотдела.
Прежнего уважали и ценили за честность, непредвзятость, справедливость. Но свято место пусто не бывает. Уже через три дня областное руководство назначило и представило нового начальника – капитана Щеглова.
На собрании, где его представляли, он закатил речь. О текущем моменте, о плохой работе райотдела, о том, что отныне он жесткой рукой наведет порядок, улучшит показатели, снизит преступность. Милиционеры понимали – перед представителем областного управления пыжится. Но и при прежнем начальнике Балашихинский райотдел не числился в отстающих. Крепким середняком был. Операм новый начальник не понравился, в кабинете поделились впечатлениями. Николай папиросу закурил.
– Мне начальники угро других районов говорили о нем. Сотрудников гнобит. Если удача, так заслуги себе приписывает, а если провал – сотрудники неумехи, лентяи.
– Посмотрим-посмотрим, – ответил Андрей.
Первое впечатление не всегда верное, время все расставит по своим местам. Уже через неделю Щеглов выбил на райотдел «козлика». Под таким прозвищем знали «ГАЗ-67». В войну на его шасси выпускали броневичок «БА-64», а после победы «ГАЗ-64» модернизировали, стали выпускать как «ГАЗ-67», а потом «ГАЗ-67Б». Сотрудники райотдела машине обрадовались – будет на чем оперативно выехать на происшествие. Не тут-то было. Начальник ездил на нем сам, утром из дома на службу, вечером домой. А днем то на торговые базы, то в магазины. Да еще и жил в Щелково. Случись ЧП в районе, еще попробуй ночью дозвониться. Хоть и соседний район.
После войны количество машин в городах и на дорогах увеличилось. Автопроизводства начали производить легковые машины. «Победа» появилась в 1946 году, одновременно с «Москвичом-400», являвшимся модернизированным немецким «Опелем-кадет К-38».
Продавались в автомагазинах, но стоили несусветных денег. «Москвич» – девять тысяч рублей, «Победа» – 16 тысяч, а появившийся немного позднее «ЗИМ» – 40 тысяч. Люди ходили посмотреть, покупали единицы. Но машины были надеждой на новую жизнь. В Москве и подмосковных городах кипело строительство.
Немецкие военнопленные активно восстанавливали то, что сами разрушили во время боевых действий: дома, заводы, дороги.
Андрей тоже видел, как с каждым днем и месяцем восстанавливается страна, хорошеет. А еще снег выпал, укрыл грязь, разруху. В первых числах декабря Андрей в Москву на выходной поехал, к тетке.
Поужинали, поболтали о том о сем. Андрей разговор вдруг вспомнил с Марией.
– Баба Маня, ты не помнишь, кем был мой дед? Отец про него молчал, а я не спрашивал.
– Я и сама знаю немного.
– Скажи, что знаешь.
– Не думаю, что тебе понравится.
– Нет уж, ты скажи, а я сам решу, понравится или нет.
– Бабка твоя, Катерина Матвеевна, перед смертью отцу твоему рассказала. Дед твой жандармским полковником был, в… нынешнем Ленинграде служил. В доходном доме квартиру свою имел на Литейном проспекте. А как революция свершилась, пьяные матросы его к стенке поставили. Да не его одного. Сколько людей почем зря постреляли! Бабка твоя, с сыном, отцом твоим, еле ноги унесла. К родне своей в Тверь, потом фамилию сменила, помогли добрые люди. А уже из Твери в Москву перебралась. При большевиках Москва снова столицей сделалась. На железной дороге служила, нормировщицей, хотя пансион благородных девиц окончила.
Андрей был шокирован. Он комсомолец, а дед его, оказывается, – жандармским полковником был. Понятно, любое государство орган защиты имеет – полицию, суд, армию, жандармерию.
А аналоги их в СССР есть. Только вместо полиции – милиция, а вместо жандармерии – НКВД. Но открывшаяся правда была тяжелой, ужасающей. Он в школе, как и все, царский режим обличал. Угнетатель трудового народа, деспот! А дед царю верой и правдой служил. Иначе в полковники не выбился бы. Андрей молчал, осмысливая услышанное.
– Ты чего молчишь? – спросила тетка.
– Перевариваю.
А может, и не надо было знать правду? Может, без нее жить спокойнее? Об открывшейся истории семейства сказать никому нельзя, вмиг НКВД станет известно. И в себе носить тяжело. Отважится он рассказать правду будущей жене или детям? Если только перед смертью. Или унесет тайну с собой в могилу, так детям жить будет проще.
– Спать давай, поздно.
Тетка уснула быстро, сбросив груз с души. Андрей же ворочался, уснул под утро. Встал с головной болью, разбитым.
– Тетка, а какие-нибудь документы, фотографии – сохранились?
– Упаси боже! Бабка все сожгла, за свою жизнь и сына боялась. Одна ведь его поднимала, трудно было. Не всегда досыта ели, но подняла на ноги. И ты по стопам деда пошел.
– Да ты что, баба Маня! Я же в милиции служу.
– Давай прекратим этот разговор. У стен уши тоже бывают.
Андрей на вокзал отправился, на электричке до Балашихи добрался. А мысли вокруг услышанного от тетки крутятся. Лучше бы он не ворошил семейные тайны.
В милицейском общежитии прохладно. По-зимнему темнеет рано. Андрей достал заначку – бутылку водки. Выпил залпом стакан, поморщился. Закусить бы, да нечем. От таких известий о предках напиться впору, только сомневался он, не поможет. Но уснул сразу, угревшись под одеялом.
Утром в комнату постучал комендант.
– Фролов, вам из милиции звонили. Просили прийти срочно!
– Бегу!
На сборы пять минут ушло, не забыл, как по тревоге подниматься надо. И бегом к райотделу. У дежурки уже Николай стоит.
– Привет! Что за пожар?
– Убийство ребенка. Едем, эксперта по дороге подберем. Прокуратура тоже с минуты на минуту выезжает.
Андрей сел в коляску, дерматиновый полог до шеи натянул. Куда только остатки сна делись, холодный ветер забирался под куртку, отбирал тепло. На поворотах мотоцикл на снегу заносило, приходилось крепко держаться за ручку, чтобы не вывалиться. Николай резко затормозил перед двухэтажным бараком. Из подъезда вышел полусонный эксперт, взгромоздился на заднее сиденье. Николай рванул с места. Ледяной ветер и лихая езда сразу привели эксперта в чувство.
– Николай, поосторожнее. Убитый уже никуда не денется, дождется. А я бы хотел до пенсии дожить.
Ехали к поселку Грабари, входившему в городскую черту. Въехав, Николай сбросил ход. У кирпичной постройки стояли люди. К ним Николай свернул.
– Кто милицию вызывал?
Вперед вышел сторож. В тужурке и валенках, с берданкой на плече.
– Я звонил.
– Веди. А вы, граждане, расходитесь. Не цирк.
Сторож свернул за угол. Кирпичные здания, почти без окон.
– Это что за предприятие?
– Кирпичный завод.
Андрей удивился. На кирпичном заводе сторож с берданкой. Что тут охранять? Печь для обжига кирпича? Глину или готовый кирпич? Так его, если в мешок нагрузить, не поднимешь. Сторож остановился.
– Там. Сам дальше не пойду. Не для человека зрелище. Кабы не собака, не обнаружил бы.
– Наследил?
– Было немного. Посмотреть подходил.
– Возвращайся к мотоциклу. Прокуратура сейчас подъедет. Все подробно расскажешь. Как обнаружил, когда, сюда проводишь.
С пяти метров было не понять, что там. Труп снегом присыпан, видны следы.
Сначала вперед эксперт пошел.
– Понатоптано! От валенок, это сторож, собачьи следы и мужских сапог.
– Попробуй зафиксировать.
Легко сказать. Снег лежит, пушистый, гипс для снятия отпечатков держать не будет. Эксперт линейку приложил.
– Армейский сапог, сорок третий размер.
Стало быть, убийца был выше среднего роста, хотя не факт. В разведвзводе с Андреем служил ефрейтор. Ростом – метр с кепкой, а нога – сорок пятого размера. Вот такой казус. Эксперт фото сделал, отошел, его стошнило. А ведь мужик тертый, всякого повидал.
– Расчлененка, – только и сказал.
Николай и Андрей приблизились. Девочка лет десяти-одиннадцати, худенькая, светлые волосы. Пальто в стороне валяется. Тело ножом изрезано, искромсано, левая рука напрочь отрезана. Андрей на фронте много смертей повидал. Кто пулей был убит, кого снарядом или миной разорвало. Тела разорваны, кишки на соседнем дереве с веток свисают. Но это война. А сейчас мирное время и ребенок. Нормальный человек такого сотворить не может.
Нелюдь он! Андрей себе слово дал: найти во что бы то ни стало и застрелить при задержании. Суд по 136-й статье за умышленное убийство может дать не более десяти лет.
А еще попробуй доказать умысел. А не докажешь, вовсе пятерку получит и по УДО – условно-досрочному освобождению за хорошее поведение на зоне – через половину срока выйдет. Не должны такие нелюди землю топтать, жрать, водку пить, воздух портить.
Андрей в сторону отошел, к нему Николай. Папиросу начал из пачки доставать, руки трясутся, как у пьяницы с жуткого похмелья.
– Руки замерзли, – объяснил он.
А то Андрей не понял – почему. Показался сторож с прокурорским и судмедэкспертом. Пока они истерзанное тело убитого ребенка осматривали, Николай поинтересовался у сторожа:
– Ребенок из местных?
– Лицо в крови, не узнаю. Вроде такого возраста девочка у Тихоновых была.
– Где их дом?
– Я покажу.
Сторож вывел их к месту, где стояли мотоцикл и машина прокуратуры, показал рукой.
– Вон их улица, третий дом от угла. Дрянь семья, все пьют. Что мать, что отец. Он садчиком на кирпичном заводе работает.
– Андрей, пойдем проведаем.
У Андрея по две пары теплых носок одеты, сапоги добротные, яловые, а ноги мерзнуть начали. Двор был запущенным, калитка на одной петле висела, снег не прикрывал мусор.
Видно было, хозяевам не до порядка было, погрязли в пьянке. В окне горел свет, хотя на улице светло. Николай постучал в дверь. Никакого ответа. Он толкнул дверь, и она распахнулась. В нос сразу ударил спертый запах – сивухи, давно не убиравшегося дома. Оперативники вошли в сени, оттуда в сам дом. В комнате тепло от печки идет, на столе следы попойки. Пустые бутылки, тарелки с остатками немудреной закуски – капуста, соленые огурцы, вареная картошка, куски хлеба.
– Хозяева! – крикнул Николай.
Из-за ситцевой занавески, прикрывавшей вход в соседнюю комнату, послышался шорох, потом невнятное бормотание. Пошатываясь, вышел хозяин. Всклоченные волосы, дня два небрит, отечная физиономия. Из одежды грязная майка и черные сатиновые трусы.
– Ты как здесь? – уставился он на Николая.
– Давно пьешь? Из милиции я.
– Имею право, у меня сегодня выходной.
Мужик подошел к столу, потянулся к недопитой бутылке сивухи. Андрей бутылку схватил, убрал за спину.
– Трубы горят! Дай глотнуть, – протянул руку мужик.
– Перебьешься, – жестко сказал Николай. – Фамилия?
– Тихонов.
Мужик взял с буфета кружку, зачерпнул воды из ведра, жадно выпил.
– Жена где?
– Где ей быть? Дрыхнет.
– Буди.
Мужик никуда не пошел. Заорал:
– Катька! Вставай! Милиция пришла.
Никто не отозвался. Тихонов, едва слышно матерясь, поплелся будить супружницу. Судя по звукам из-за занавески, стал трясти, потом отвесил пощечину. Через несколько минут невнятное мычание, шевеление. Николай рукой показал Андрею на сапоги, стоявшие у входа. Андрей наклонился, взял сапог в руку, перевернул. Нет, сапог значительно меньшего размера, чем след, оставленный на месте убийства.
Николай тем временем осмотрел одежду, висящую на вешалке. При многочисленных ножевых ранах на трупе на одежде убийцы должны остаться следы крови. Николай махнул головой в стороны – нет следов.
Из-за занавески выбралась парочка. Видок еще тот. Из-под засаленного халата женщины неопределенного возраста ночная рубашка торчит. Дать ей можно и тридцать, и пятьдесят. Лицо помятое, под глазами мешки, взгляд неосмысленный, волосы колтуном сбились. И это женщина? Андрей чуть не сплюнул. Потом подумалось: как ребенок жил в такой семье? Ничего же хорошего не видел за свою короткую жизнь и как финал – жуткая смерть.
– Чего надоть?
Женщина уставилась на стол, явно в поисках спиртного для опохмелки.
– Дочь где?
– В школе быть должна. Вон – на вешалке одежки ее нет.
– Собирайтесь, пойдете с нами. Оба! Пять минут на сборы.
Оперативники вышли на крыльцо, больно тяжелый дух в доме. Немытых тел, сивухи, кислой капусты. Прошло минут пять, пока супруги оделись и вышли из дома, поддерживая друг друга.
– А что случилось-то? – Мужик был недоволен, что его разбудили, не дали похмелиться.
– Убийство.
– А мы никаким боком, да. Дома были, праздник у нас.
– Какой же?
– Так получку принес.
Николай тихо выругался, но Андрей расслышал.
– Скоты.
Верно оценил. Выпить, поспать, на работу не ходили бы, если бы было на что жить.
Прокуратура и медэксперт свою работу закончили, ждали труповозку. Тихонова увидела прокурорского в форме. До нее стало доходить – что-то не так. А потом заметила пальто детское на снегу.
– У дочки такое же было.
– Подойдите, осмотрите тело.
– А? Какое тело? Где тело? Лиза? Где Лиза?
Тихонова рванулась вперед, потом резко остановилась, как на стену натолкнулась. И вдруг завыла страшно. Людей поблизости в дрожь бросило от этого утробного воя. Екатерина на колени рухнула, зарыдала:
– Доченька!
Андрею родителей девочки жалко не было. Сами выбрали себе такую разгульную жизнь. А убитую столь жестоко девочку жалел, непутевые родители ребенку достались. Тихонов, отец девочки, на свежем воздухе и от увиденного протрезвел.
– Это кто же ее так?
– Будем искать, – ответил Петр Федотович. – Вам поменьше пить надо. Глядишь – и трагедии бы не было.
– С устатку я! Ты попробуй вагонетку с кирпичом-сырцом в горячую печь закатить! Галстук надел! Еще бы очки нацепил!
Николай взял Тихонова за локоть.
– Уймись. Смотрел бы за дитем лучше, беды бы не случилось. Пропили вы свою дочь!
Тихонов заткнулся, рухнул на колени рядом с телом дочери. Дошло наконец – беда пришла. Приехала труповозка. Тихонов с трудом поднял и отвел в сторону жену. К ним подошел Петр Федотыч.
– Опознали дочь?
– Она это!
Николай подошел к судмедэксперту.
– Что скажете?
– Смерть ориентировочно наступила часа три-четыре назад. После вскрытия точно скажу причину смерти.
– Да причина и так видна – множественные ножевые ранения, кровопотеря. Меня интересует, была ли изнасилована?
– Пока не скажу, но непохоже. Я тебе, Николай, отзвонюсь.
Николай подошел к Андрею.
– Едем в райотдел, замерз я что-то.
По приезде расположились в кабинете. Андрей поближе к печке подсел.
– Какие версии? – поинтересовался Николай.
– Для начала две. Или псих, или сексуальный маньяк.
– Похоже. Грабеж и прочее отметается. Что у ребенка из пьющей семьи взять можно?
– Не торопись. Вора она увидеть могла, он ее как свидетеля убрал.
– Пустое. Что на кирпичном заводе брать? Да и не тронул бы вор ребенка. Чует мое сердце – ненормальный. Не было в районе раньше таких диких преступлений.
– Николай, не сбрасывай со счетов: после войны сколько фронтовиков вернулись. Контуженные, с больной психикой. Работу найти с инвалидностью сложно, вот и сорвался с катушек кто-то.
– Ты адвокат или опер? Значит, так, предстоит тебе работа дальняя, казенный дом. Иди в поликлинику, к психиатру. Выясни – кто из психов на учете состоит. Да не всех переписывай, кто буйный или приступы ярости были.
С большой неохотой Андрей в поликлинику пошел. Честно сказать – и психов, и психиатров побаивался, слухов разных много ходило. Психиатром оказался пожилой мужчина импозантной внешности. Андрей удостоверение сразу предъявил. Психиатр на стул указал.
– Что привело вас в наш бедлам?
Бедлам – общее прозвище психбольниц.
– Не подскажете, состоят ли у вас на учете буйные? Объясню. У нас в городе убийство произошло, необъяснимо жестокое. Ребенка изрезали ножом, почти четвертовали.
– Ужас какой! Сразу скажу – таких на свободе нет. Был один, в сорок четвертом его из армии комиссовали. Так он в Кащенко находится.
– Сбежать оттуда не мог?
– В жизни ничего невозможного нет. Но если бы случилось, меня бы известили.
– Как мне до больницы добраться?
– До Канатчиковой дачи? Так она на Загородном шоссе.
– Вы же о Кащенко говорили?
– Молодой человек, это одно и то же. Кащенко – название официальное, в честь бывшего главного врача. А Канатчикова дача – по местности, там сто лет назад купец жил, Канатчиков.
– Спасибо.
Андрей поднялся.
– Подождите. Все равно через Москву ехать. Так посетите психбольницу в Матросской Тишине. У них картотека обширная.
У Андрея тоскливо заныло под ложечкой. Но деваться некуда, версию надо отрабатывать. В две больницы сегодня не успеть, но на улицу Матросская Тишина вполне можно. Поторопился на электричку. До самой больницы, хоть почти в центре была, добрался только к двум часам дня. Сразу к начмеду направился, как называли заместителя главного врача по лечебной части, представился.
– Опишите повреждения трупа, – попросил начмед.
Андрей, как мог, рассказал.
– Ребенок, говорите? Да, это должен быть наш пациент, очень похоже. Но те, кто совершил нечто подобное, у нас за железной решеткой сидят по решению суда на принудительном лечении.
– Кого-то вы все-таки вылечили, и они на свободе живут.
– Молодой человек, такие маниакальные психозы до конца вылечить невозможно. Ремиссия, по-простому улучшение, может быть на год, два, пять, потом обязательно срыв.
– Жестко! И такой пациент снова может убивать?
– Увы.
– Я бы хотел получить список всех. И кто на излечении в больнице, и тех, кто отпущен. Они как-то наблюдаются?
– Психиатрами по месту жительства. Но вы же понимаете, к каждому врача не приставишь. Вам придется подождать часа два-три.
– Хорошо.
Андрей решил к тетке съездить, не болтаться же ему вокруг больницы? Пообедал домашним, поболтал немного. Остался бы на вечер, а время поджимает. В больнице ему вручили список из семи человек, пролеченных и выписанных. Вроде немного. Но если учесть, что они живут в разных концах области, а с транспортом худо, проверка может занять не один день.
Резонно решив, что ехать в Балашиху, утром снова в Москву, для посещения больницы имени Кащенко, будет пустой тратой времени, он вернулся к тетке. Та рада была, в последнее время, после перевода на новое место службы, в Балашиху, виделись они не часто, не каждую неделю. Андрей с грустью заметил, как быстро стареет и сдает тетка.
– Возвращался бы ты, Андрюша, сюда. За мной кто-то присмотреть должен, годы-то быстро летят. Комната тебе достанется. Не хоромы, конечно, но Москва. В Балашихе в общежитии ютишься, на всем казенном.
– Вернусь, баба Маня. Женюсь и вернусь.
– О, когда это будет! Я уж и не надеюсь.
Утром Андрей на Канатчикову дачу отправился. К удивлению своему, данные получил быстро и к обеду успел в райотдел вернуться.
Оба листка с фамилиями на стол Николаю положил.
– Фамилии и адреса буйных, за которыми расчлененка или тяжкие телесные повреждения числятся. По улучшению состояния здоровья из больницы выписаны.
– Тут от Каширы до Клина и Сергиева Посада!
– А кто сказал, что маньяк в нашем городе живет?
– Надо звонить в областное управление, выяснить – не было ли за последний год похожих преступлений в области.
Николай взялся за трубку.
– Межгород? Наберите мне номер…
Пока Николай говорил, Андрей обдумывал, что предпринять с проверкой психов. Самому ездить – недели не хватит. Можно попробовать позвонить в отделы уголовного розыска районов, где психи живут. Пусть проверят – на месте ли. Не выезжали с места жительства восьмого или девятого декабря? А если выезжали, то как выглядят? Его звонок подразумевал, что оперативники должны были лично выехать на место жительства, пациента посмотреть, с родственниками или соседями побеседовать. На все время нужно, оперативники же своей работой загружены выше головы.
Так и сделал, едва Николай телефон освободил. Час на звонки ушел. Николай ушел, потом вернулся.
– Судмедэксперт заключение передал. Тихонова Елизавета была убита ножом с шириной лезвия четыре сантиметра и длиной клинка не менее семнадцати сантиметров. На теле двадцать четыре колотые раны, из них три – проникающие в грудную клетку, смертельные. Следов сексуального насилия нет.
– Стало быть, сексуальный маньяк отпадает.
– Баба с возу, кобыле легче. Чем завтра думаешь заниматься?
– На телефоне сидеть. Обзвонил угро всех районов, где психи живут. Объяснил – срочно. Обещали завтра дать ответ.
– Понял. Есть хочешь?
– Не откажусь.
– Мне тут дальний родственник половину бараньей туши привез. Жена знатный шулюм сделала, угощу.
Николай жил в собственном доме, доставшемся от деда. Небольшой, деревянный, но уютный, с общежитием не сравнить. И запах с кухни восхитительный – мясной. Пока мыли руки, жена Николая, Шурочка, стол успела накрыть, только сели – шулюм разлила по тарелкам.
– Пока горячий, есть надо. А остынет – на губах салом оставаться будет, невкусно. Вы ешьте!
Можно было не говорить. Оба опера ложками застучали дружно.
– Шура, налей-ка нам по сто, для аппетита.
– У вас он и так отменный.
Но плеснула в рюмки из графина. Николай свою рюмку поднял.
– Чтоб всю преступность под корень извести!
Выпили, снова за шулюм принялись. Жена Николая усмехнулась:
– Если выведете под корень, не нужны станете. Из милиции погонят, куда пойдете?
Николай ложку на стол положил.
– Немцы к нам многомиллионной армией пришли, да с танками, пушками, самолетами. И где они теперь? Всех одолели! И преступность задавим. А разгонят милицию – каменщиком пойду или стрелочником на железную дорогу.
Говорил Николай на полном серьезе. Многие после войны в светлые идеалы верили. Доедали уже в молчании. За живое тема задела. Лично Андрей в скорое искоренение преступности не верил. Большинство преступлений из-за денег. Кражи квартирные, грабежи, разбои – только из-за денег. Да и часть убийств тоже. Жадны люди. И пока будут деньги, люди будут красть, разбойничать. Сколько человечество существует, столько войны ведет и ворует. Вон в арабских странах ворам руки рубят. А воры не перевелись. Так что Андрей думал послужить еще в органах.
Весь следующий день Андрей в кабинете просидел у телефона. Собратья по службе не подвели. Но результаты были неутешительными. Один псих умер, другой покончил жизнь самоубийством, другие в означенные дни находились дома, что подтверждали соседи.
– Либо псих этот на учете не состоит, скажем – приезжий. Или не псих вовсе, – подвел итог Николай.
– Но нормальный человек такое сделать не может! – упорствовал Андрей.
– А пьяный в стельку, что наутро не помнит, что вечером творил? Про белую горячку слышал? А разных кокаинистов-морфинистов со счета сбросил? Та еще публика! Сталкиваться не приходилось?
– Пока нет.
В этот же день позвонили из области. Похожих преступлений ни в одном районе не было. Полный тупик!
– Что делать будем? Похоже – висяк! – Николай нервничал, барабанил пальцами по столу. Для Андрея – верный знак.
– Если быстро не найдем – еще труп будет.
– И Щеглов шею намылит.
– Черт с ним, не для него работаем.
Попробовали обмозговать другие версии. Один предлагал, второй находил слабые места, критиковал. Мозговой штурм не удался. Так и разошлись мрачные, неудовлетворенные.
Андрей к Марии направился, а ее дома не оказалось.
– Зачеты у нее в институте пошли, поздно приезжает, – пожаловалась мать.
Вот невезуха! Одно осталось – спать. Показалось – только прилег, глаза сомкнул, как в дверь стучат.
– Фролов, в райотдел, срочно!
Андрей посмотрел на часы. Три часа ночи. За окном темень, ветер, стало быть – ЧП. Уголовный розыск – как пожарная команда.
Собрался быстро, прибежал к райотделу. К крыльцу одновременно с Андреем подъехал на мотоцикле Николай.
– Привет. Еле завел. Мороз всего пятнадцать градусов.
– А что ты хочешь? Техника немецкая, нежная, морозов не любит.
В дежурке их «обрадовали»:
– Нападение на сторожа продуктовой базы райпо. Сторож ранен, в больнице.
Николай определился сразу:
– Я тебя в больницу подброшу. Если сторож в состоянии говорить, опросишь по-быстрому. А я к складам райпо.
Райпо – районное потребительское общество, предприятие не государственное, можно сказать – кооператив, артель. Но в снабжении населения продуктами играло важную роль. Представители райпо объезжали деревни и села, скупали мясо, сметану, яйца, шерсть, мед. Продавали через сеть своих магазинов.
Ехать до больницы недалеко, да на мотоцикле за пять минут. Андрей продрог. Высадив опера, Николай уехал. В приемном покое сидела знакомая медсестра Лидочка. Она принимала Андрея, когда он ранен был. Сразу со стула вскочила.
– Опять ранили?
– Типун на язык, Лидочка! Пока здоров. Сторожа к вам привозили.
– Я же и звонила в милицию. К операции его готовят. Куртку снимите, набросьте халат. Он в хирургии, успеете поговорить.
При поступлении пациентов с криминальными ранениями – пулевыми, ножевыми, осколочными, согласно приказу Минздрава, медики обязаны ставить милицию в известность.
Андрей поторопился, почти пробежал по длинному коридору к операционной. Пока операционная бригада готовилась к операции, успел вкратце поговорить с раненым.
– Здравствуйте, я из милиции, моя фамилия Фролов. Что произошло?
– Замок со склада гвоздодером своротили. Я услышал, возится кто-то. Берданку взял, из сторожки вышел. У склада лампочка всегда горела, а тут темно. Разбили или вывинтили. Я вверх пальнул. А этот ко мне кинулся. Молодой, здоровый. А мне шестьдесят шесть годков. Я пока берданку перезарядил, а он рядом уже. Нож в руке, здоровенный тесак. Я берданку на него наставил, а он за ствол схватился, я на спуск нажал. А он меня ножом в живот.
– Как же он ножом ударил, если берданку держал?
– Так схватил-то он левой, а нож в правой был.
Из операционной вышла санитарка, взялась за каталку с раненым.
– Минуточку! – остановил ее Андрей. – Как он выглядел?
– Высокий, лет двадцать семь – тридцать.
– В чем одет?
– Шапка, ватник, сапоги. Как все.
Санитарка закатила каталку в операционную. Это Андрею еще повезло, что раненый был в состоянии говорить. Дед хоть и в возрасте, а все сделал правильно. Надо берданку найти, осмотреть, поискать следы крови на снегу. Вдруг сторож нечаянным выстрелом нападавшего ранил? Ну да Николай оперативник опытный, осмотрит место происшествия. И берданку изымет, и гильзу, и следы на замке. Небось – за экспертом поедет. Эх, не спросил у сторожа, чем патроны заряжены были. Дробью, пулей или солью? Если солью, что зачастую делали сторожа на колхозных полях или садах, то и ранения не будет. Отмочит бандит руку в воде, заживет через несколько дней без последствий. А если дробью или пулей зацепило, есть шанс быстро найти, коли в больницу или поликлинику раненый обратится. Но тоже зыбко. У преступного мира зачастую свои, прикормленные врачи были, что на дому операции делали при криминальных ранениях. Исход не всегда предсказуем, но это как повезет.
Андрей решил дождаться конца операции. Может быть, удастся еще узнать какие-либо детали. Только через час из операционной вышел хирург. Андрей кинулся к нему.
– Здравствуйте, Антон Филиппович!
– А, Фролов! Не спится тебе?
– Служба такая. Что с раненым?
– Проникающее ранение брюшной полости. Кишечник ушили, а селезенку удалить пришлось. Массивное внутреннее кровотечение.
– Жить будет?
– Будет.
Андрей вернулся в приемный покой. Из журнала списал все данные на раненого, халат больничный снял, куртку надел.
– Лидочка, спасибо. Не прощаюсь, днем буду.
– А я сменюсь. Утром сутки будут, как на дежурстве.
Андрей хмыкнул. Тоже не сладкая работа.
До продуктового склада райпо пришлось идти пешком. На улицах темень, снег выручал, от него светлее, иначе ногу сломать можно. Большинство улиц твердого покрытия не имеют, если грейдированы, то очень давно, все в колдобинах. Андрей заявился, когда Николай и эксперты уже закончили осмотр. Собрались в сторожке сторожа, единственном месте, где было тепло и был свет. Правда, единственная лампочка светила тускло.
– Докладывай, чего нарыл?
– Сторож Самойлов Иван Семенович, шестьдесят шесть лет, проживает…
– По делу давай, установочные данные потом в дело запишешь.
Андрей дословно пересказал все, что услышал от потерпевшего.
– Высокий, говоришь? И в сапогах?
Николай поинтересовался у эксперта:
– Следы измерял?
– Сорок третий.
– Ни о чем не напоминает?
– Девочка, убитая в Грабарях.
– Именно. Хотя, может быть, совпадение. Со склада ничего не пропало, грабитель только замок успел сорвать, даже железную поперечину не снял с замочной петли, выходит – сторож помешал. Поэтому дело заводить придется за нанесение тяжких телесных повреждений, статья сто сорок вторая. Едем в райотдел. Бумаги оформим пока. Фролов, допрос сторожа на тебе, чтобы по всей форме.
Падал легкий снежок, но за ночь сантиметров десять снежного покрова прибавилось. В некоторых местах, где ветер не продувал, небольшие заносы образовались. Мотоцикл застревать стал, эксперт Григорий и Андрей выталкивали технику. Николай подосадовал:
– Резина почти лысая, новую бы найти.
– Это только на рынке. Там чего хочешь найти можно.
– Думаешь, бухгалтерия оплатит? Квитанция нужна, а на рынке не дают отчетных документов. А из своего кармана дорого.
– Зато начальник на новом «козлике» ездит.
– Не наступай на больную мозоль.
Уже в кабинете Николай снял куртку, подошел к печке, приложил руки.
– Итак, что мы имеем? Преступник высок, молод, предположительно двадцать семь – тридцать лет, носит сапоги сорок третьего размера, вооружен ножом.
– Не густо. В городе таких тысяча наберется.
– Возможно, ранен. Я с утра с агентурой поговорю. Не исключено – по описанию опознает кто-то.
– Он в одиночку действовал, уголовники могут его не знать.
– Он местный, Андрей. Из города или поселков, что в городской черте. Сам посуди – электрички не ходят, автобусы тоже, ночь. Если бы кража удалась, он должен был мешок с награбленным унести. Не на вокзал же – электричку утреннюю ждать? Его бы сразу транспортная милиция остановила. А покажите-ка, гражданин, что у вас в мешке? Местный он. Это точно!
– Согласен.
– Тебе все равно в больницу раньше обеда идти не стоит к сторожу. Обойди с утра аптеки. Не брал ли кто бинты, йод, лекарства. Город невелик, аптекарши многих посетителей в лицо знают. А в больнице будешь, с хирургом поговори. Два момента выясни. Первое – длина раны. Он рану видел, скажет. И второе – не оказывает ли кто на дому медицинскую помощь? На пенсию какой-нибудь врач ушел, подрабатывает нелегально или еще что.
– Понял.
До начала рабочего дня два часа осталось. Но домой идти смысла нет. На диванчике прилечь можно, но уже спать не хочется, мороз весь сон отогнал. Оба опера уселись писать бумаги. Закончив, Николай отправился на встречи с агентами. Андрей пошел по аптекам. Одну он точно видел, на главной улице. По причине молодости и хорошего здоровья в аптеки не обращался, даже не знал, где расположены. Хотя с медициной пришлось иметь дело, так это по ранению, со всяким случиться может.
Подошел к самому открытию, когда посетителей еще не было. Сразу удостоверение предъявил, чтобы сомнений у сотрудников не возникло – дескать, что за странные вопросы? Понял – поторопился он. Аптеку при нем открыли, и никто не заходил. Надо пройтись по ним не раньше, чем часа через два после открытия. Век живи, век учись. Голову надо было включать. Зато список всех трех городских аптек получил.
– Если кто бинты брать будет, возможно – много, йод, не знаю, что еще могут взять, – стрептоцид. Позвоните в уголовный розыск дежурному. А того, кто будет это покупать, постарайтесь запомнить.
– А что случилось-то?
– Кто-то подпольные аборты делает, – отшутился Андрей.
Аборты официально были запрещены, государству требовалось пополнение населения. За аборт для медперсонала статья была.
Но фармацевты сделали круглые глаза. Зачем на аборте бинты? Что бинтовать-то?
Чтобы убить время, Андрей направился в больницу. К раненому еще рано, а вот с хирургом побеседовать в самый раз. Застал Антона Филипповича в последний момент, после дежурства он собирался домой.
– Присаживайтесь, – предложил доктор. – Пациент ваш жив, пока чувствует себя неважно. Кровопотеря и наркоз эфирный, отходняк после него тяжелый.
– Два вопроса, долго не задержу.
– Пожалуйста.
– Ширина раны от ножа и если можно – глубина.
– Ширина линейного разреза четыре сантиметра, по глубине сказать сложно, но не меньше пятнадцати. Селезенку насквозь проткнул, плюс кожа, мышцы.
– Вопрос второй, скользкий. В городе у нас кто-нибудь подпольно врачеванием занимается? Меня не аборты интересуют. Скажем, раны зашить, гипс при переломах наложить?
– По переломам сомнительно. Тут рентген нужен, без него никак. А вот по ранам… Я надеюсь – разговор между нами?
– Обижаете, Антон Филиппович.
– В ветеринарной лечебнице доктор есть, естественно – ветеринар, с животными работает. Был у меня пациент в прошлом году, с абсцессом ноги. Так вот, ветеринар этот вскрывал ему гнойник. Только мы после такой операции дренаж ставим, разрез не зашиваем, чтобы гной вытек. А этот ветеринар зашил. Абсцесс рецидивировал.
– Мудрено!
В медицинских терминах Андрей не разбирался, но основное понял. А главное – был в городе человек, который мог раненому в обход больницы помощь оказать.
– Где он живет или принимает, как фамилия?
– Фамилия точно Лушин, работает в ветлечебнице, она за рынком один квартал. Где живет – не знаю.
– И на том спасибо. А ветлечебница получает бинты, йод, лекарства?
– А как же? Обязательно.
Хирург ушел. Очень Андрею захотелось на ветеринара этого взглянуть. Хоть и звериный доктор, однако учили же его инструментами пользоваться? Наверняка несложную операцию провести может. Направился на рынок, у постового спросил, где ветлечебница.
– Андрей Михайлович, у вас вроде животных нет, – удивился постовой.
– Мышь у меня белая, ученая, заболела.
– А! По этой улице квартал, с правой стороны вывеска будет.
– Спасибо.
Андрей ушел. Постовой покачал головой. Это же надо! Мышь к ветеринару нести! Лучше кошке отдать, все какая-то польза будет. Обычно в ветлечебнице с утра очередь. Кто собаку приводил, другой козу. На окраинах народ держал и коз, и коров, выжить помогали, особенно у кого дети. А сейчас никого не было. Вернее – санитарка или помощник ветеринара.
– Аполлинария Матвеевича сегодня не будет! – заявила она, не поднимая головы.
Сотрудница ветлечебницы сидела за столом, прихлебывала чай, читала газету.
– Это вы про Лушина?
– А кого же еще?
Андрей подошел к столу, предъявил удостоверение.
– А что с доктором вашим случилось?
– Звонил, сказался больным, попросил всех, кто на сегодня записан, на завтра перенести.
– Дело у меня срочное. Как ветеринара найти можно?
– И поболеть человеку нельзя! Ходют и ходют! На Крупской он живет, двадцать первый дом.
– Спасибо.
Андрей повернулся к выходу.
– Не ходили бы вы! – голос санитарки. – Запой у него, бывает. День-два отлежится и как новый будет.
Бывает, это верно. Но с доктором звериным побеседовать надо. Очень хотелось Андрею его увидеть.
– А как он выглядит? Во что одевается?
– Среднего роста, бородка клинышком, как у Михаила Ивановича Калинина. В очках. Пальто черное, каракулевый воротник и каракулевая шапка пирожком.
Описала санитарка не хуже опытного опера, в милиции бы ей работать, а не в ветлечебнице.
Улица Крупской недалеко, три небольших квартала. Андрей шел быстро, так теплее. Вот семнадцатый дом, сейчас должен быть девятнадцатый, потом искомый – двадцать первый. Впереди хлопнула калитка. Ветеринарного доктора Андрей сразу узнал по описанию. И на запойного он сейчас никак не походил. Щеки и шея выбриты, походка бодрая. Куда же он собрался? Не за водкой ли в магазин? Андрей решил проследить. Перешел на другую сторону улицы, там даже лучше идти, тротуары почищены.
Ветеринар шел не оглядываясь. Да и зачем, ежели не шпион и грехов за собой не чувствует? Плохо, что на улице прохожих мало, не затесаться в толпе, как в крупном городе. Ветеринар вышел на улицу Ленина и юркнул в аптеку. Любопытно!
Андрей тоже зашел. Тут и скрываться не надо, в аптеке человек десять народа. Кто лекарства в витрине рассматривает, кто в очереди за приобретением стоит. И ветеринар пристроился. За два человека до кассы листок бумаги из кармана вытащил, а там целый список. Андрей покупателем прикинулся, на прилавок смотрел, но заглянуть в бумажку удалось. Карандашом, ровным почерком десять наименований. На сильно больного, которому две пригоршни лекарств надо, он не похож. Для ветлечебницы берет? Андрей, чтобы не мозолить глаза, на улицу вышел, место в сторонке занял.
Ветеринар вышел с бумажным пакетом, направился к дому. Андрей следом брел, потом навстречу ветеринару попалась бабка, остановила звериного доктора, завела разговор. Видимо, подслеповата была, говорила громко, размахивая клюкой. Речь шла о любимой козе.
Не торчать же в двадцати метрах от них? Андрей дом ветеринара уже видел, направился к нему. Из-за невысокого заборчика видно крыльцо, входная дверь, на которой навесной замок висит. Выходит – доктор один проживает. Так даже лучше, без свидетелей поговорить можно будет. Вдруг шевельнулась занавеска. Не сквозняком, форточки в доме закрыты. Зачем рачительному хозяину тепло выпускать? Но не померещилось же Андрею? Он отошел на пару домов в сторону. Показался ветеринар. Лицо раскраснелось, довольное. Замок отпер, в дом вошел. И снова занавеска шевельнулась.
В доме явно кто-то был. Не исключено – в доме престарелый родитель ветеринара был. У престарелых зачастую провалы в памяти. Чтобы не ушел, не бросил дом открытым, ветеринар запереть его мог. Но после посещения аптеки Аполлинарием Матвеевичем в эту вероятность верилось слабо. Выждав несколько минут, Андрей подошел к дому, постучал в калитку. На крыльцо вышел ветеринар, замахал руками:
– У меня сегодня неприемный день. Завтра, пожалуйста, в ветлечебницу.
– У меня животных нет, я не ваш клиент, поговорить надо.
– Нет-нет, дома я не принимаю.
– А придется. Я из милиции.
Ветеринар застыл на месте с открытым ртом. Потом взял себя в руки. Для него сообщение Андрея о милиции стало неприятным известием.
– Простите, ко мне приехал больной родственник, не могли бы мы поговорить завтра? Я даже в милицию сам прийти могу. У родственника тяжелая форма гриппа, вы можете заразиться.
– Это уже мои проблемы.
– Ну, если вы настаиваете, извольте.
Пока Андрей поднимался по ступенькам, доктор исчез за входной дверью. Как-то невежливо. В сенях Андрей веником сапоги от снега обмел. Прислушался. Вроде шорохи и шепот за дверью в сам дом. Постучав, вошел. В ноздри со свежего воздуха сразу ударил запах свежей крови, медикаментов. Андрей посторонился, непроизвольно пистолет кистью руки в кармане тронул. Вопреки инструкции он носил пистолет с патроном в стволе. Стоит выхватить его и одновременно большим пальцем руки взвести курок, как можно стрелять. Инструкции пишут чиновники, будь они хоть в милиции, оперативной деятельностью не занимавшиеся. Это Андрей точно знал. Пошли бы на задержание вооруженного бандита, не писали бы бред. Если придерживаться этих инструкций, сколько хороших ребят могут быть убиты. Да не соблюдал их никто из оперов. Случись проверка, разрядить недолго. А и поймают на нарушении, в лучшем случае выговор. Сами проверяющие ситуацию понимали, но служба у них такая.
Андрей удостоверение предъявил. Ветеринар вгляделся подслеповато.
– Простите, я на минутку вас покину. Садитесь.
Когда хозяин дома вышел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь, Андрей переложил пистолет из брючного кармана в карман куртки. Шагнул к стулу. О! Мусорное ведро, а в нем окровавленные бинты, куски ваты со следами зеленки и йода. Их ни с чем не спутаешь. Не успел доктор убрать с глаз долой, улики оставил. Непорядок!
Андрей на стул уселся, а в груди тревога росла. Не больное животное ветеринар дома лечит, а человека. Не исключено, того, кто на сторожа напал и ранен был. Зря он в этот дом поперся. Прогулялся за доктором в аптеку, увидел, что он бинты берет. А потом к Николаю надо было, в крайнем случае патрульного взять. А теперь он один, а их двое. Хотя и другие быть могут.
Ветеринар вышел из комнаты с любезной улыбкой.
– Простите, ждать заставил. Так что вас ко мне привело?
Андрей стал нести ахинею.
– Мы задержали карманную воровку, у нее изъяты порнографические фото. Если понимаете – статья сто восемьдесят один, прим, до пяти лет. Она показала на вас.
Ветеринар покраснел от возмущения. Пахнуло от него то ли водкой, то ли спиртом.
– Да как она могла порочить мое чистое имя? Да я в прокуратуру нажалуюсь!
Андрей его прервал.
– Я должен осмотреть дом.
Ветеринар от волнения снял и снова нацепил очки.
– А санкция прокурора на обыск есть?
– Пока не обыск, а досмотр. Имею право. Если добровольно выдадите фото и оборудование для их изготовления, могу записать как явку с повинной. На суде это зачтется.
– Я протестую. Требую прокурора.
– Будет прокурор, только попозже.
Андрей встал, прошел к двери комнаты. Доктор проявил прыть, обогнал Андрея, спиной подпер дверь.
– Не пущу!
– Ваше поведение становится подозрительным, особенно в свете сообщенных мною фактов.
– И пусть! Мой дом, не пущу! Это произвол!
Дверь неожиданно резко распахнулась, отшвырнув ветеринара на Андрея. На пороге показался высокий детина. Правая рука забинтована по локоть, как и живот. Детина был по пояс голый. Левой рукой незнакомец держал табурет, им нанес удар. Вся сила удара пришлась на голову ветеринара, он обмяк, стал падать. Детина отшвырнул табурет, выхватил нож.
Андрей не раз задерживал преступников, в том числе вооруженных. Видел их глаза – ненавидящие, злобные, яростные. А у этого – жуткие, бешеные.
Андрей сунул руку в карман и прямо сквозь куртку выстрелил. В ту же секунду пожалел: куртка новая, дыра будет. Преступник на мгновение замер от боли, шока, неожиданности.
Андрей выхватил пистолет из кармана.
– Брось нож, застрелю.
Детина нож не бросал, стоял покачиваясь. Потом он ухватился за дверной короб, нож из руки выпал, стал оседать. Андрей нож подальше отшвырнул. Незнакомец сел, опираясь на дверь.
– Ты кто такой? Почему здесь? – спросил Андрей.
– Тебе какая разница, мусор?
– Дело заведу за сопротивление законным властям.
– Сдохну я, сил нет.
Детина прикрыл глаза, но дышал ровно. Андрей подошел к ведру с водой, зачерпнул кружку, детине в лицо плеснул. Тот вздрогнул, голову поднял. И вдруг как щелкнуло в голове.
– Ты зачем ребенка ножом искромсал?
– Нищенку эту?
Андрей специально сказал – ребенка, а не девочку. Преступник себя выдал с головой.
– Фамилию перед смертью скажи, нелюдь!
– Убить хочешь? Валяй! Надоело скрываться. Дезертир я.
Андрей присвистнул. Война четыре года назад кончилась. Из раны внизу живота детины вытекала кровь. А с каждой ее каплей уходила жизнь. Жалости к этому ублюдку не было. Сдохнет – туда дорога. Такому на правом фланге в строю стоять надо. А он ребенка искромсал. Вспомнил Андрей изувеченное тело, такая ярость и ненависть обуяли. Схватил край ситцевой занавески, подтянул, выстрелил через нее в голову дезертиру. Он на пол упал. Андрей в упор стрелять не стал, от близкого выстрела вокруг входного отверстия порошинки останутся, ожог. Знающий человек сразу поймет – выстрел в упор был. Вопросы возникнут. А через ткань следов не будет. Не зря фронтовая школа прошла, а затем милицейская. Пульс у обоих на шее пощупал. Мертвы оба, что дезертир, что ветеринар. У звериного доктора голова табуреткой размозжена, мозги наружу. Не связывался бы с отребьем, жив был. Андрей придержал пальцем курок, плавно спустил на предохранительный взвод.
Сел на стул. Нелюдь мертв, никому вреда больше не причинит.
Поискал глазами телефон. Санитарка в ветлечебнице говорила – ветеринар звонил. Нашел аппарат в другой комнате. Набрал номер уголовного розыска. После первого же гудка трубку снял Николай.
– Уголовный розыск. Феклистов у аппарата.
– Это Андрей.
– Дуй в отдел, есть новости.
Голос у Николая бодрый.
– Не. Ты бери эксперта, звони в прокуратуру и езжай на Крупскую, двадцать один.
– А что случилось-то?
– Нашел я нападавшего на сторожа. Он же девочку убил в Грабарях.
– Уже еду. Ты не ранен?
– Жив.
Уже через десять минут мотоцикл Николая остановился у ворот. В дом вошли опер и эксперт.
– Лекарствами воняет и порохом.
– Я стрелял два раза.
– Обоих ты?
– Ветеринара вон тот детина табуреткой убил. По башке шарахнул. Потом на меня с ножом. В углу нож валяется.
– Григорий, отпечатки сними. Продолжай.
– Он уже ранен был. Думаю – сторожем из берданки.
– Разберемся, вскрытие покажет.
– Я его в живот ранил, он вроде сознание потерял. Водичкой на него плеснул, он очухался. Фамилию не назвал, сказал, дезертир.
– Пальчики откатаем, личность установим.
– Я его про ребенка спросил, зачем он дитя изрезал. А он мне – девчонку нищую? Тут я ему в голову пальнул.
– Хреново. Прокурорские приедут, следы близкого выстрела обнаружат. Григорий, выйди на минутку, пошептаться нам надо.
Когда эксперт вышел, Николай наклонился к уху Андрея.
– Ты что, дурак? Зачем в упор?
– Занавесочкой я ствол прикрыл. Следов не будет.
– Это ты правильно сообразил. Петру Федотычу о занавесочке ни слова. Сделал выстрел в живот, а этот бугай с ножом прет. Вот ты в голову и стрельнул. И держись на том твердо.
– Понял.
– Григорий, заходи.
Через несколько минут после Григория подъехала машина прокуратуры. Рутинная работа пошла. Судмедэксперт трупы осмотрел. Петр Федотыч за стол уселся.
– Рассказывай. Где стрельба, там ты, Фролов.
– Служба такая.
– Ты не стесняйся, все свои. Кто этого, с бородкой, убил?
– Преступник, что забинтован.
И Андрей пересказал свою версию, подправленную. О стороже, ранении дезертира, подпольном лекаре-ветеринаре. Даже измыслил, что детина заподозрил ветеринара, что тот сдал его ментам, за что и убил.
– Нам надо тщательно осмотреть, есть у меня подозрение, что им была убита девочка в Грабарях. И пальчики откатать. Дезертиры по ведомству госбезопасности проходят, не наши клиенты.
– Гладко получилось. Один преступник – два преступления.
– За ним и больше делишек висеть может.
– Сдай табельный пистолет эксперту. Отстреляем, сравним с пулями в теле.
– Поищите дробь или картечь еще. Ветеринар не зря его бинтовал. В мусорном ведре полно бинтов и ваты окровавленной.
– Все осмотрим, не волнуйся.
Николай приобнял Андрея.
– Ты свое дело сделал. Давай до общежития довезу, отдохнешь.
