ГЛАВА 18
Лена оказалась щуплой девицей, одетой в изношенные, рваные джинсы. Впрочем, может, они были новыми, просто их специально состарили, сейчас модно носить такую одежду, в которой, как говорит Ленинид, уже трое умерло.
– Входи, – велела хозяйка и ногой сгребла в кучу валяющуюся в прихожей обувь, – топай вон туда, на кухню.
По длинному извилистому коридору мы углубились в квартиру. Мне показалось, что апартаменты бесконечны. Дверей, попадавшихся навстречу, было не сосчитать. Наконец я достигла цели и очень удивилась. Кухонька оказалась крохотной, едва ли пятиметровой. Оставалось лишь удивляться фантазии архитектора, который запланировал широчайший, совершенно не функциональный коридор и сделал местом для приготовления пищи каморку чуть больше розетки для варенья. А ведь всем известно, что кухня в России совершенно особое место, мы там не столько готовим, сколько разговариваем «за жизнь».
– Садись, – приказала Лена, – кофе будешь?
– Растворимый нет, лучше чай.
– Я тоже эту бурду не пью, – перекосилась хозяйка, – в джезве варю. Говорят, хорошо получается.
Не дожидаясь моего согласия, Лена открыла шкафчик, вытащила оттуда белую банку с надписью «Кофе» и насыпала в турку остро пахнущий коричневый порошок. Я наблюдала за девушкой. Наверное, окажись на моем месте Шерлок Холмс, он бы мгновенно сделал вывод: Лена очень аккуратна, если хранит арабику там, где ей положено быть. У нас дома тоже имеются подобные емкости с надписями, только в «Муку» насыпана вермишель, в «Лапшу» гречка, а в «Чай» сода. Туда, где следует держать сахар, мы спокойно кладем соль. Один раз, в канун 8 Марта, Сеня решил сделать всем женщинам нашей семьи сюрприз, купил билеты в театр и устроил культпоход. Когда мы вечером, страшно довольные, вернулись домой, то нашли Семена, хитро улыбающегося, в столовой.
– Вот, – заявил он, – извольте отведать, сам пек кекс, по кулинарной книге, это вам подарок к Женскому дню.
Превознося Сеню до небес, мы отрезали по хорошему ломтю, откусили и… мгновенно выплюнули. Большей гадости в своей жизни лично я не пробовала ни разу.
Начав разбираться, мы поняли, в чем дело. Сене понадобился для теста сахар. Он взял с полки банку с соответствующей надписью, отмерил два стакана и высыпал содержимое в муку с яйцами.
– Только такие дуры, как вы, – кричал потом в негодовании Семен, – сумасшедшие бабы, хранят сладкое там, куда нормальные люди насыпают соль!
Мне хотелось сказать ему, что ни одна хозяйка не вбухает в тесто что-то, не попробовав предварительно. Но я не стала произносить эту фразу вслух, Семен мог на нее неадекватно отреагировать. Кекс мы выкинули, а соль продолжаем держать в «Сахаре». А вот у Лены все на своих местах: кофе так кофе. Похоже, она маниакально аккуратна, вон какой у нее порядок на кухне, даже старые газеты сложены ровными стопками. Причем в одной – ежедневные издания, в другой – журналы сугубо профессиональные, под названием «Главбух». На секунду мой взгляд задержался на знакомой обложке. Где я совсем недавно видела «Главбух»? У Ларисы Дмитриевны, и тоже на кухне. Только у нее был один журнальчик, а у Лены их много, похоже, целая годовая подшивка.
– Какая у вас квартира огромная, – решила я начать разговор, – сколько же тут комнат?
– Просто катастрофа, – откликнулась хозяйка, осторожно наливая ароматный напиток в крохотные чашечки, – целых восемь. Апартаменты эти построены в начале прошлого века, они совершенно безразмерные. Я живу лишь в двух комнатах, остальные просто закрыты. Нет никаких сил на уборку, и отсутствуют деньги для содержания такого количества жилплощади.
– А вы не хотите продать квартиру? – предложила я. – Думаю, вам заплатят хорошие деньги.
Лена отхлебнула кофе.
– Подумываю на эту тему. Знаете, кто мне предлагал обмен? Роза Михайловна, мать Лизы. Представляете, не так давно она заявилась сюда, без звонка, около полуночи, и заявила: «Ах, ах, Ленуся, похоже, у тебя трудные времена. Вон во что квартира превратилась! Страх смотреть! Давай помогу? Поменяемся: ты переедешь ко мне, а мы к тебе. Естественно, я доплачу за разницу в метрах!»
– Что же вы не согласились? – спросила я и быстро добавила: – Так близко знакомы с Розой Михайловной? Она тут раньше бывала и знает, как выглядели комнаты при жизни ваших родителей?
Лена допила кофе.
– В прежние времена Розка прибегала сюда как портниха, она моей бабушке платья шила. Мой дедушка при коммунистах был большим бонзой, а Роза приходила с сантиметром на шее, кланялась и благодарила за чаевые. Потом все перевернулось, теперь она наверху, а я в сточной канаве. Думается, Розочка не зря ко мне притопала, унизить решила, показать, что она теперь хозяйка жизни.
– Может, не стоит так остро реагировать на ситуацию, – улыбнулась я, – вполне вероятно, что Розе Михайловне просто хочется жить в доме, построенном в начале двадцатого века. Многие из «новых русских» стесняются своего рабоче-крестьянского происхождения, они специально приобретают апартаменты в старых домах, а потом рассказывают всем, что живут в квартире предков.
– Быдло, – фыркнула Лена, – и Роза точь-в-точь такая, тут вы в цель попали! Только никогда ей в этой квартире не жить. Знаете, почему я вас позвала?
– Пока нет.
– Заплачу вам хорошую сумму. Сколько Роза пообещала, в случае если вы найдете Машу?
– Вообще-то такую информацию не принято разглашать.
– Ладно, – махнула рукой Лена, – храните свою тайну хоть до смерти. Я могу дать вам три тысячи, долларов, разумеется.
– За какую услугу?
– Скажете Розе, что Маша умерла. А на самом деле не станете разыскивать девочку.
– Вы знаете, где она?
– Нет, конечно. Только предполагаю.
– Назовите мне адрес.
– Еще чего! Чтобы Лизка в могиле перевернулась! – возмутилась Лена. – И потом, скорей всего, я ошибаюсь.
– Вашей подруге, наверное, станет спокойней на том свете, если она узнает, что Машенька не по посторонним людям мается, а проживает с родной бабушкой.
Лена хлопнула кулаком по столу. Маленькие кофейные чашечки подпрыгнули на блюдечках.
– Да вы ничего не знаете! – в сердцах воскликнула она.
– О чем? – растерялась я.
– Обо всем, – не успокаивалась Лена, – ладно, сейчас кой-что вам расскажу, а потом подумаем, как заставить Розку поверить в то, что Маша умерла. И вы мне должны будете помочь. Может, нам снять на фото чью-нибудь могилу, поставить там крестик с надписью: «Маша Попова» – и показать Розке? Пусть думает, что внучка скончалась от… от… от дифтерита. Говорят, это жуткая болезнь, от нее до сих пор дети погибают.
– Господи, какой вы ужас говорите! Подобные вещи даже страшно произносить.
– Вы меня послушайте, – рявкнула Лена, – а потом уж решайте, где настоящий ужас!
Я стала вертеть в руках хрупкую, похожую на наперсток чашечку, а Лена с жаром принялась за рассказ.
Розу она в свое время часто видела у бабушки. Но портниха совершенно не интересовала Лену. Девочке одежду не шили. Впрочем, нет, в младших классах Лена изображала на каждый Новый год снежинку. Карнавальные костюмы в те времена не продавались, и Роза мастерила белые платьица, обильно обсыпанные блестящими стразами, но, когда Лена перешла в пятый класс, необходимость в таких нарядах отпала.
Чем старше становилась Лена, тем большую антипатию испытывала к портнихе. Роза казалась ей неискренней, слишком улыбчивой и до приторности вежливой. Было видно, что она изо всех сил старается понравиться не только хозяевам, но и прислуге. Портниха демонстративно смеялась над глупыми анекдотами, которые обожал рассказывать шофер Марковых, и бесплатно кроила платья для их домработницы.
Однажды она привела с собой девочку, ровесницу Лены, и сказала:
– Знакомься, Леночка, это моя дочь Лиза, ей хочется с тобой дружить!
– А мне с ней нет, – ответила Лена и ушла к себе.
Но уже через пару мгновений девочке стало стыдно, и она пошла к бабушке.
Роза ползала на коленях, подшивая подол нового платья. Лиза тихо сидела в углу.
– У тебя есть кукольный дом? – спросила Лена.
– Нет, – робко ответила та.
– Пошли, мой покажу, – предложила Леночка.
С тех пор Роза стала каждый раз приводить с собой дочку. Нельзя сказать, что девочки испытывали огромную радость от общения друг с другом, но играли вместе без скандалов и рева.
Потом бабушка скончалась, и Роза с Лизой исчезли из жизни Лены.
Пролетели годы, Леночка поступила в институт. Как-то в конце сентября к ней подошла тоненькая девочка и спросила:
– Ты меня помнишь? Я Лиза Марченко. Моя мама, Роза Михайловна, работала у вас портнихой. Сразу тебя узнала, хоть и не один год прошел.
На Лену мигом нахлынули воспоминания о счастливом детстве, о тех днях, когда были живы ее родители и бабушка, о беззаботном, благополучном, сытом времени, когда не приходилось думать о том, как заработать себе на кусок хлеба. Воспоминания эти были такими горько-сладкими, что Леночка, не сумев сдержать порыва, бросилась к Лизе на шею.
Отношения возобновились, более того, они стали крепкими, доверительными, очень близкими. И скоро Лена поняла: Лизе живется дома совсем не весело. Честно говоря, Леночка никак не могла взять в толк, ну зачем Роза Михайловна произвела на свет троих детей. Ни Лиза, ни Нина, ни Сережа совершенно не интересовали мать. Бывшая швея теперь рулила серьезным бизнесом. Дело отнимало у нее все время, домашние заботы были возложены на бабушку Сирену Львовну.
Лене было не слишком приятно видеть Розу. Только не подумайте, что бывшая бабушкина портниха принимала внучку своей заказчицы с кривым лицом. Совсем напротив. Роза Михайловна была сама любезность. Она ахала и охала, узнав, сколько испытаний выпало на долю Леночки, ставшей в юном возрасте круглой сиротой. Роза с выражением самого полного сочувствия на лице предложила ей сшить совершенно бесплатно, в качестве, так сказать, гуманитарной помощи, пару юбочек. Но чем приветливее улыбалась удачливая портниха, тем яснее становилось Лене: Роза просто радуется тому, что внучка бывшей заказчицы сейчас под конем. Наверное, Роза Михайловна чувствовала себя униженной, ползая с булавками в зубах перед дамами, шившими вечерние наряды. Вот поэтому сейчас она и пытается показать Лене ее место.
По счастью, Роза Михайловна нечасто приходила домой раньше полуночи, и Лена благополучно избегала встреч с ней. Вот Сирена Львовна была другой. Леночка никогда не чувствовала себя около нее униженной.
Потом с Леной случилась неприятность. Студенты поручили ей купить подарок к юбилею ректора института. Купюры собирали со всех групп, и в результате в руках у первокурсницы Марковой оказалась огромная сумма – тысяча долларов.
– Ступай в ГУМ, – посоветовали ей однокашники, – и возьми там дорогую авторучку.
Леночка отправилась выполнять поручение, выбрала необходимую вещь, подошла к кассе, стала рыться в сумочке и поняла, что ее обворовали.
В полной прострации она приехала к Лизе и свалилась с рыданиями на диван. Подруга стала засыпать ее вопросами, и в конце концов Лена рассказала ей все.
– Что теперь делать? – захлебывалась плачем несчастная. – Такие деньжищи!
Лиза убежала и вернулась с Сиреной Львовной.
– Прекрати истерику, – сердито сказала старуха, – от твоих воплей деньги не вернутся. Неси-ка лучше свою сумку, давай еще раз проверим все щели, они могли попасть за подкладку.
– Я вытрясла все, – колотилась как в лихорадке Лена.
– Тащи сюда ридикюль, – не дрогнула Сирена Львовна, – всяко случается.
– Ты лежи, – подхватилась Лиза, – я сама принесу.
Через мгновение на диване появилась сумочка из кожзама.
– Позволь мне посмотреть? – с церемонной вежливостью попросила Сирена Львовна.
– Хоть на кусочки ее разрежьте, ничего там не найдете, – прошептала еле живая от переживаний Лена.
Старуха молча расстегнула «молнию» и принялась выкладывать на плед всякие мелочи: пудреницу, расческу, коробочку с мятными конфетками, губную помаду, пачку сигарет, копеечную зажигалку…
Увидав последние вещи, Сирена Львовна укоризненно покачала головой:
– Курить вредно, пообещай немедленно, что бросишь это занятие.
Лена пропустила мимо ушей справедливое замечание. После произошедшей неприятности, даже катастрофы, она не собиралась вступать в дискуссию на тему о здоровом образе жизни.
Сирена Львовна вдруг улыбнулась.
– А это что?
Лена уставилась на пачку зеленых купюр.
– Деньги! – завопила Лиза. – Бабусенька, где ты их нашла?
Продолжая улыбаться, Сирена Львовна показала распоротый шов.
– Так я и знала, что в подкладке прореха есть, – сказала она, – сама сколько раз таким образом деньги «теряла».
– Ну здорово! – суетилась Лиза. – Классно. Вот видишь, а ты рыдала!
– Да уж, – покачала головой Сирена Львовна, – тебе, Елена, следует посмотреть на себя критическим взглядом. Курение – скверная привычка. И наведи порядок в сумке, зашей подкладку.
Обалдевшая от счастья Лена отправилась домой. Сидя на кухне, она стала разглядывать вновь обретенные доллары и сразу заподозрила неладное. Во-первых, как уже говорилось выше, купюры собирали по всем группам, и они были разного достоинства. Сейчас же перед Леной лежали одни стодолларовые бумажки. Во-вторых, она отлично помнила, что пачка была перехвачена двумя резинками: красной и синей. Сейчас же стопку дензнаков скрепляла светло-желтая. Было только одно объяснение странной метаморфозы, и Леночка поехала назад, к Сирене Львовне.
Старуха выслушала ее и спокойно ответила:
– Я не понимаю, как только подобная чепуха могла взбрести тебе в голову. Я простая пенсионерка, где, по-твоему, могу взять такую большую сумму? Кстати, имей я тысячу лишних долларов, никогда не стала бы тратить их на тебя. Естественно, деньги достались бы Лизе.
– Спасибо, – прошептала Лена, – никогда не забуду, какую услугу вы мне оказали.
– Никак в толк не возьму, – Сирена прикинулась дурочкой, – о чем речь идет?
– Сирена Львовна была богата? – спросила я.
Лена кивнула:
– Да. Все вокруг считали, что Роза содержит мать, и портниха, то есть, простите, бизнесвумен, и впрямь имела отличную прибыль. Только у Сирены денег имелось намного больше. Я слышала один раз, как Роза у нее просила в долг, чтобы с налоговой расплатиться.
– Где же Сирена Львовна черпала золото?
– Понятия не имею. Кстати, ее деньги хранились не дома, она их где-то прятала.
– С чего ты взяла?
Лена мрачно ухмыльнулась:
– У Лизки брат есть, Серега. Совершенно отвратительный тип! Он вор, у Розы порой деньги пропадали. Она на кого только не думала, пока не поняла: дорогой сыночек тырит. С тех пор на все шкафы замки навесила, а ключи с собой таскала. Впрочем, там и Нинка своего не упустит, тоже мастерица все, что плохо лежит, к рукам прибрать. Поэтому Роза и стала на ключницу похожа, а у старухи все нараспашку стояло, нет, она деньги где-то прятала. Да не об этом речь. Вы дальше слушайте.
Следующую часть повествования Лены можно было смело пропустить мимо ушей. То, что мать не разрешила дочери выйти замуж за нищего Петю и выгнала молодых из своего дома, я уже знала. И слова о том, что Сирена Львовна предоставила молодоженам свою квартиру, тоже меня не изумили, зато потом удивлению моему не было границ.
– Она ведь постоянно приходила к ним, – воскликнула Лена, – просто обожала свалиться как снег на голову и начать скандал!
– Кто куда являлся? – не поняла я.
– Роза к Лизке, – пояснила Лена, – дня не проходило без визита любимой мамаши. Войдет, усядется и заведет: «Петя – голодранец. Лиза, ты опозорила семью».
– Почему же они ее пускали? Зачем дверь открывали?
– Так у Розы свои ключи от квартиры имелись.
– Отчего Лиза не выгоняла мать?
Лена развела руками:
– Лизка такая мягкая была, молчаливая, совершенно неконфликтная. Она все надеялась, что Роза образумится и перестанет их третировать.
Но Роза Михайловна, ощутив полную безнаказанность, распоясалась окончательно, потеряла, так сказать, тормоза. И тогда Лиза с Петей решились на отчаянный шаг, они задумали убежать от «милой» родительницы.
Был разработан целый план, к исполнению которого привлекли подругу Лизы, Марину Райскую. Петя написал письмо, из которого явствовало, что Маринка является его любовницей. Якобы они хотят пожениться и поэтому уезжают, Машу Петя забирает с собой. Лиза должна была сначала правдоподобно разыграть скорбь, а потом, написав «предсмертную записку», инсценировать самоубийство.