Глава 28
– И ты не почуяла неладное? – скорчила гримасу Кира. – Не насторожилась, не спросила: «Откуда запах?»
– На заднем сиденье лежал бронежилет, – промямлила я, – я подумала, что аромат ванили источает он.
Кира засмеялась:
– Да уж! Обхохотаться! Бронежилет воняет отвратно. «Аромат ванили!» Больше никому этого не говори, потом подкалывать будут. Наивняк! Жилет не торт!
– Извини, если я показалась тебе дурой, – запальчиво сказала я, – но есть небольшой нюанс, о котором ты не знаешь. Я искупалась в жилете в ванне, куда случайно уронила банку ароматической соли с ванилью.
– А зачем ты купалась в бронежилетке? – опешила Кира.
– Это не имеет ни малейшего отношения к делу, – гордо ответила я.
– Ладно, – внезапно согласилась девушка. – Значит, ты решила, что пахнет от жилета, и не поняла, что в машину залезал посторонний?
Я помотала головой:
– Нет. А какую цель преследовал Арсений?
– Полагаю, ему велел это проделать Лев Георгиевич, – вздохнул Макс.
– Слушай, – внезапно осенило меня, – а что Павел Гладков делает в управлении Райкина?
Максим засмеялся:
– Я полагал, что ты задашь этот вопрос намного раньше. Павел у Льва Георгиевича работает уже несколько месяцев. Райкин не идиот, он переманил к себе профессионалов, отлично понимая: если сам ни фига не знаешь, набери в штат толковых сотрудников. Райкин сам выбирает дело, которым займется управление. Когда ты позвонила Гладкову, Павел пошел к начальству за разрешением поехать по вызову. Дверь в кабинет бдительно стережет Арсений. Филатов велел Пашке подождать, сам сбегал к шефу и вернулся со словами: «Отправляйся, мы берем дело».
Лев не любит проигрывать, поэтому, когда он понял, что госпожа Романова вовлечена в ситуацию, велел следить за тобой.
– Это законно? – возмутилась я.
Кира рассмеялась, Макс взял со стола чайник и аккуратно наполнил свою чашку.
– Речь идет о том, как было на самом деле, а не о правомочности случившегося.
– Райкин решил, что я каким-то образом связана с преступником и поэтому обратилась к Павлу за помощью? Очень логично, я ищу того, кого знаю. Льву Георгиевичу не откажешь в сообразительности, – фыркнула я.
Из кармана кофты Киры послышался противный писк, девушка вынула мобильный, глянула на экран и сказала:
– Мне пора.
– Удачи, – кивнул Макс.
– Рада была знакомству, – исполнила я свою партию.
Кира вскочила и убежала, забыв заплатить за коктейль. Я посмотрела на Макса:
– Помнишь, рассказывая тебе о Галине Исайкиной, сводной сестре Нины, я упомянула о брошенной ею фразе: «В поисках подработки Филипп, по словам его жены, обратился к Валерию, своему бывшему сослуживцу»? Ты проверил, сколько Валериев имело с Медведевым рабочие контакты?
Макс вынул кошелек.
– Я считал, что Валерий отнюдь не редкое имя. Ан нет, на первом месте идут Александры, Сергеи и Николаи. С Медведевым никакой Валерий не служил, сейчас мои люди расширяют круг поисков, ищут парня, так сказать, на второй линии. Но знаешь, что мне кажется? Филипп приучен хранить тайны, жену он воспитал в таком же духе, та много знала, но его не выдала. К Галине Нина примчалась от отчаянья, она понимала, что, имея на руках детей, не сможет осуществить свой план по освобождению Филиппа. Я считаю, что никакого Валерия вообще не существует. Силаева соврала, чтобы сестра ее не расспрашивала. Думаю, Нина отлично знала, чем муж промышляет, целиком и полностью была на его стороне и в курсе, кто второй участник игры в «подкидного дурака». Потому ее и убили.
Я растерянно наблюдала, как Макс убирает портмоне, а он продолжал:
– Вырисовывается следующее. Нина хочет вызволить мужа из тюрьмы. Для выполнения задуманного она ранила Рублеву. С одной стороны, Силаева надеется, что покушение на прокурора, хоть и бывшего, привлечет внимание прессы и милиции не удастся скрыть покушение от общественности. С другой – она ненавидит Валентину, которая потребовала для Фила пожизненного заключения. Думаю, у супругов на случай ареста Медведева имелся план. Едва снайпера увозит «воронок», как Нина мчится в Подмосковье и поджигает избушку, где он якобы нашел винтовку. Филипп все отрицал на допросах, не выдал второго игрока. Вот почему Силаева могла после посадки супруга содержать дауна в клинике – ей давал деньги другой участник игры. Конечно, он сам не встречался с Силаевой, небось оставлял конверт в ячейке. Ты, когда шуровала в комнате у Нины, не находила никакого одинокого ключика?
Я покачала головой.
– Вероятно, Силаева носила его с собой, – не сдавался Макс, – и не важно, в конце концов, как ей передавали бабки, главное, что она их стопроцентно получала. Сначала Нина остро переживала случившееся. На ее голову разом свалилась куча бед: арест любимого мужа, болезнь Прасковьи Никитичны, побег из родной квартиры, попытки устроиться на службу.
Я уловила в словах приятеля нестыковку и не преминула спросить:
– Зачем Силаевой мыть полы, если второй участник игры дает деньги?
Макс кивнул:
– Правильно мыслишь. Задам вместо ответа вопрос: а как объяснить любопытным людям тот факт, что одинокая безмужняя тетя преспокойно занимается хозяйством, нигде не работая? Кто содержит ее, мальчиков и бабушку? Кумушки могли раздуть костер сплетен. Фиг бы с ними, с любопытными бабами, а если участковый озаботится тем же? Нина была напугана, она залегла на дно и сделала вид, что не имеет средств к существованию.
Но прошли месяцы, и до Силаевой вдруг дошло: ей нечего ждать, Фил никогда не вернется, у него пожизненное заключение. Силаева не сумеет ни обнять, ни поцеловать мужа, Медведев, по сути, похоронен заживо в месте заключения. У психологов есть такое понятие: отложенный стресс, с ним частенько сталкиваются те, у кого умерли близкие. Первые дни родственники плотно заняты: похороны, поминки, девятины. Конечно, люди плачут, но хлопоты мешают целиком предаться горю. Потом жизнь входит в обычную колею, и человек внезапно понимает: все, он остался один. И тогда наваливаются ужас, страх, боль, ощущение пустоты, мучает чувство вины, хочется сказать умершему все ласковые слова, до которых не додумался, пока тот был жив, попросить у него прощения. Но, к сожалению, ничего исправить уже нельзя. А у Нины муж был жив, и она рьяно взялась его освобождать.
– Слишком рьяно, – уточнила я, – с таким азартом, что второй игрок ее убил. Побоялся, что на активность Силаевой обратят внимание следственные органы и, не дай бог, его вычислят. Или Нина обнаглела, потребовала у гуляющего на свободе стрелка больше денег, за что ее решили убрать. Труп спрятали в укромном месте, куда не заглядывают праздношатающиеся.
– Есть еще один вариант! – воскликнул Макс. – Нине действительно понадобились деньги, она знала, как связаться со вторым фигурантом, обратилась к нему и предложила продолжить партию. Ну-ка, вспомни ход игры, в которой участвовал Филипп. Убит Фомин, в ответ убрали Агатова, застрелена Наталья Иванова, убран Юрий Бляхин, застрелен Игорь Савиных – и тут Медведева арестовали. Теперь же, спустя довольно большой срок, погибает Маргарита Подольская. А мы знаем, что кон начинается с «шестерки». Да, Рита Подольская не очень умна, нигде не работала, жила на средства, оставленные покойным мужем, но ее никак нельзя считать самой маленькой «картой». Маргарита ходила по тусовкам, ее фото изредка появлялись в гламурных журналах, она член нескольких благотворительных обществ, которые собирают деньги то ли для сохранения популяции пингвинов на Волге, то ли для обезьянок, оставшихся сиротами. Нет, она похожа на даму. Следовательно, игра продолжается. Подольской «побили» Савиных. Чтобы вызволить мужа, Нина вступила в игру.
– Что-то тут не так, – пробормотала я.
– И что же? – нахмурился Макс.
– Пока не знаю, – честно ответила я. – Нина не показалась мне женщиной, которая способна убить человека.
– Валентине она отстрелила ухо, – напомнил Макс, – а потом продемонстрировала впечатляющий фокус с шоколадкой.
– И тем самым дала понять: снайпер, столь виртуозно владеющий оружием, легко мог попасть Вале между бровями, – возразила я, – но пострадало лишь ухо.
– Валентина в коме, – напомнил Макс.
Я встала:
– Уверена, Нина не хотела убивать бывшего прокурора, и она не планировала нанести Рублевой смертельную травму. Стойкая потеря сознания у Вали – это случайность.
– Подольская в морге, – не успокаивался Макс.
– Вероятно, ее убил второй игрок, впрочем, не знаю, – пробормотала я. – Извини, я хочу съездить к Марине, которая живет в квартире у бывшего вора в законе Ковригина. Тимофей Пантелеймонович помогал Силаевой, ему есть что рассказать.
– Не буду тебя останавливать, – сказал Макс, – но типы, подобные Ковригину, обычно не откровенничают. Деда в прошлые времена не сломали ни опера, ни следователи.
– По крайней мере, я потом утешусь мыслью, что предприняла попытку, – улыбнулась я, – вдруг да повезет?
– Попробуй, – кивнул Макс. – Вот, держи.
Я взяла у него коробочку, схожую с пачкой сигарет:
– Что это?
– «Большое ухо», – засмеялся Макс, – поставь себя на место Марины. Она знает Тимофея, иначе бы не очутилась в его квартире. Дед наш не прост, сам почему-то в «однушке» не живет. Небось строго предупредил жиличку: «Обо мне никому ни гугу». И тут заявляется бабенка с вопросами. Как ты поступила бы, будь Мариной?
Я начала фантазировать:
– Придумаю достойную историю. Дескать, нашла объявление в Интернете и договорилась, отдала все деньги за год вперед и живу, с хозяином не общаюсь, единственная наша встреча была в «Веселом бургере» в центре Москвы. Внешности его не помню. Ну и так далее.
– Но тетенька не отстает, – прищурился Макс, – прилипла, словно кусок скотча.
– Отделаюсь как-нибудь!
– А потом?
Я призадумалась:
– Позвоню Ковригину и расскажу ему о визите.
– Во! – обрадовался приятель. – Самое оно! Девяносто девять девушек из ста кинутся к трубке, едва настырная мадам покинет квартиру. И тут начинается самое интересное. Какая у Марины входная дверь?
– Вроде обычная, – удивилась я, – ее не меняли после въезда.
– Включаешь «Большое ухо», – потер руки приятель, – прикладываешь его к двери и видишь на экране номер, который набрала Марина. Определить, кому он принадлежит, проще, чем чихнуть.
– Такое возможно? – усомнилась я.
– Позвони кому-нибудь.
Я потыкала пальцами в кнопки, тщательно пряча трубку от глаз приятеля.
– Мопсино, – сообщил тот, глядя на экран, – я номер наизусть помню.
– Работает, – удивилась я.
– А ты сомневалась?
– Немного, – призналась я, – больше не буду.
– Радиус действия у «Большого уха» невелик, – продолжал приятель, – но и квартирка маленькая, будем надеяться, что Марина не убежит звонить на балкон.
На сей раз дверь мне открыла худенькая девочка с волосами ядовито-синего цвета.
– Ну? – перекатывая во рту жвачку, спросила она. – Чего надо?
– Позовите, пожалуйста, хозяина.
– Чего надо? – не сменила тона девица.
– Я ищу Тимофея Пантелеймоновича Ковригина, он здесь прописан.
– И че? – не смутилась девушка.
– Когда он придет?
– Он тут не показывается.
– Дайте, пожалуйста, его координаты.
– А нету, – нагло соврала безобразница, – я ваще его не знаю. Квартира моя.
– Только что вы сказали: «Он здесь не показывается». Зачем старику сюда ездить, если квартира чужая? – Я решила прижать девчонку.
– Ты ваще кто? – гнусаво спросила нахалка.
Я поняла, что настал час решительных действий:
– Принесла Ковригину повестку в суд.
Марина вылупила глаза:
– Вау! За что?
– Не имею права разглашать тайну следствия, – понизив голос, сообщила я. – Если Тимофей Пантелеймонович не явится, его арестуют за неуважение к суду.
Жиличка начала переминаться с ноги на ногу:
– Ладно. Давай бумагу.
– Положено отдать лично в руки самому Ковригину, под подпись, – не сдалась я.
– Ну и катись отсюда, – обозлилась Марина.
– Ладно, – смиренно кивнула я. – Мне-то, в конце концов, по барабану, если его накажут. Вот захочет он в Турцию поехать, а на паспортном контроле его тормознут, нынче с нарушителями строго.
– Да пошла ты! – заорала девица и захлопнула дверь.
Я живо приложила к створке коробочку и спустя полминуты увидела в окошке цифры. «Большое ухо» сработало безотказно. Очень тихо я спустилась по лестнице, вышла на улицу и по дороге к машине позвонила Максу. Тот быстро определил местонахождение человека, которому трезвонила Марина:
– Хромов переулок, дом два, квартира сорок семь. Принадлежит некой Севрук Ирине Павловне.
Я глянула на часы. Время позднее, но придется наплевать на приличия.
Подъезд здания в Хромовом переулке был заперт. Я позвонила в домофон и услышала голос:
– Кто там?
Я придала голосу бодрости:
– Добрый вечер, Ирина Павловна.
Послышался щелчок, Сезам открылся, я доехала до пятого этажа, увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, вошла в прихожую и крикнула:
– Еще раз добрый вечер.
– Аня, иди на кухню, – донеслось в ответ.
Я повесила на крючок куртку, сняла сапожки, миновала небольшой холл и увидела у плиты хрупкую даму.
– Вы не Аня! – растерянно произнесла она.
– Верно, меня зовут Евлампия, – кивнула я. – Ирина Павловна, где Тимофей Пантелеймонович?
– У себя в комнате, – изумленно ответила та. – Где ж ему быть? Он сегодня на работу не пошел, сказался больным. А вы кто?
– Вот как раз со службы меня и прислали, – заявила я, – проведать господина Ковригина.
– В вашем институте работают замечательные люди, – подхватила Ирина Павловна, – с другой стороны, Тимофей Пантелеймонович редкий мужчина. Талантливый ученый, всемирно известный исследователь старинных книг! Сколько он мне интересного рассказал! Понимаете, я председатель Клуба любителей старопечатных изданий. Тимофей говорит, что у него была потрясающая библиотека, но она, как и все нажитое, осталась у бывшей семьи Ковригина. Как это благородно – оставить все и просто уйти. Мне очень повезло, что именно Тимофей Пантелеймонович комнату снять решил.
– Ириша, кто в дверь звонил? – прогудело из коридора, и в кухню вошел «гном».
– Тимоша, – засуетилась старушка, – тебя со службы проведать пришли.
– Поздновато для гостей, – мрачно сказал Ковригин.
Я развела руками:
– Сами знаете, какая у нас работа, ни днем ни ночью покоя не дают. Привезла вам отчет, его просмотреть надо.
В глазах Ковригина мелькнуло удивление, затем он включился в игру:
– Ну, Маша, двигай в мою берлогу.
