Книга: Бабочка в гипсе
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26

Глава 25

Сарай оказался не заперт, внутри был свален всякий милый сердцу русского человека хлам. Ну зачем нужен ржавый остов велосипеда без колес, цепи и руля? Какой смысл хранить старые, покосившиеся деревянные оконные рамы? Что за ценность представляют гнутые гвозди и винты со стертой резьбой? Все это «богатство» следовало оттащить на помойку. Но нет! Наш человек, поставив в доме современные стеклопакеты, прежние рамы отвезет на дачу и спрячет в сараюшке. Зачем? Нет ответа. Ну так, на всякий случай, авось пригодятся. С той же целью россиянин поднимет с земли гвоздик: его можно выпрямить, почистить и сохранить. Если у вас нет домика в деревне, тогда барахлишко копится в чулане. Последний не предусмотрен в квартире? Ничего, зато есть балконы или лоджии. Давно пора устроить конкурс среди москвичей, предложив им показать, что спрятано в подсобках, пылится на антресолях или погибает в других загашниках. Комплекты резины для автомобилей, промасленные ватники, валенки с галошами, лыжи, велосипеды, детские ванночки, корыта, утюги, старые радиоприемники, баки для кипячения белья – это обычный набор. Победа должна достаться тому, кто продемонстрирует нечто оригинальное. Вот одна из наших соседок по блочной башне Ника Перова берегла коробку с носками. Все пары были тщательно скручены в комочки, сложены в пакеты и снабжены наклейками «Сергей», «Илья», «Андрей». Расставшись с очередным мужем, Ника сохраняла его носки. Зачем?! Ну не задавайте глупых вопросов. Сами знаете ответ: вдруг понадобятся.
Я протиснулась между развалинами стола и трупом кресла, нашла кольцо в полу, без особых проблем спустилась вниз, зажгла свет и неожиданно обнаружила в подполье почти армейский порядок. По правую руку высились небольшие деревянные бочки: в одной баба Нила заквасила капусту, в другой засолила огурчики. Слева, в загончике, свалена гора картошки, поодаль – меньшие пирамиды из свеклы и моркови. Прямо по курсу я увидела полки с банками, с потолка свешивались сетки с репчатым луком. Бабе Ниле мог позавидовать самый запасливый хомяк.
Набрав в миску клубни, я вылезла в сарай. В отличие от подпола, тут электрической лампочки не было. Свет поступал через небольшое окно, его вполне хватало, чтобы рассмотреть крупные предметы, а вот всякая мелочь тонула в сумраке.
Я сделала пару шагов, споткнулась о какую-то сумку, упала и опрокинула миску. Следующие четверть часа пришлось ползать на карачках и собирать картошку. Конечно, проще всего вновь посетить «овощехранилище» и не пачкаться. Но я отлично знаю: закатившись в угол, клубни начнут гнить и издавать смрадный запах. В процессе сбора картошки я вновь наткнулась на старую сумку, набитую тряпками, встала, тщательно собрала овощи, отнесла бабе Ниле и поехала к Тимофею Пантелеймоновичу Ковригину.
Дверь в квартиру Тима-плотника открыл парень с сильно распухшей правой щекой.
– Болит? – участливо спросила я.
Юноша кивнул, но потом вдруг разозлился:
– Че надо?
– Тимофея Пантелеймоновича, – ответила я.
– Такого нет, – гаркнул юноша и со стоном схватился за флюс.
– Вам лучше посетить стоматолога, – посоветовала я.
– Ну, блин, спасибо, – протянул юноша, – а то сам не догадался.
– Простите, вы снимаете квартиру? – попыталась я продолжить беседу.
– А че, нельзя? – окрысился жилец.
– Хозяин жилья, господин Ковригин, он где? – настаивала я.
– Да пошла ты! – рявкнул хам.
Пришлось вытащить удостоверение и сунуть грубияну под нос. Бордовая книжечка подействовала на парня, как ушат ледяной воды.
– Здрассти, – залебезил он, – десну разнесло, сил нет, как дергает.
– Как вас зовут? – сухо спросила я.
– Женя. Евгений Слуцкий, – представился парень.
Я откашлялась:
– Господин Слуцкий! Жители подъезда сообщили о пребывании в данной квартире особо опасного преступника, давно объявленного во всероссийский розыск. Если вы его прячете, то становитесь соучастником, вам грозит двадцать лет в колонии строгого режима без права переписки и передач.
Увы, россияне в своей массе абсолютно юридически безграмотны. Сомневаюсь, что хотя бы половина соотечественников прочитала основной закон родного государства, хорошо, если вспомнят, что имя ему Конституция. А если вы не в курсе своих прав, то легко становитесь жертвой нечестного представителя власти или чиновника любого ранга. А уж какой срок положен за совершенное преступление, не знает большинство мирных граждан. На будущее имейте в виду: ни следователь, ни оперативник не назначают меру наказания, они вообще не имеют права никого осуждать, это задача суда. Дознаватель лишь собирает факты, улики, оценивать их не его работа, и пока вам не зачитали приговор, вы невиновны.
– Я ниче не делал, – заныл Женя, – ваще тут только два дня ночую!
– Значит, ты квартирант, – сделала я вывод.
– Не-а, – замотал головой Слуцкий, – я просто пришел.
Я уперла руки в бока:
– Здорово. Гулял Женя по улице, увидел дом, подумал: «Дай-ка переночую» и попал в квартиру. Ключ, наверное, под ковриком нашел?
– Маринка дала, – буркнул Женя, – она здесь хозяйка, я в общежитии прописан, учусь в институте рекламы и экономики. В общаге жить невозможно, шесть человек на десять метров, небось в тюрьме и то получше. Маринка москвичка, у нас с ней, типа, любовь. На днях решили вместе поселиться.
– Кто у Марины родители? – насела я на Женю.
– Ну… мужчина и женщина, – ответил студент.
– Оригинальное предположение, – вздохнула я. – Где отец и мать твоей невесты? Ну-ка впусти меня.
Евгений посторонился, я бесцеремонно вошла в крохотную прихожую, стукнулась плечом о дверь в санузел, увидела микроскопическую кухню с кокетливыми розовыми занавесками в оборочках и без приглашения порулила в комнату. Евгений плелся следом, тихо ноя:
– Не видел я ее предков, ниче о них не слышал!
Я села в кресло и быстро оглядела пространство вокруг. Похоже, Марина до появления жениха жила тут одна. На диване навалены подушки в виде собачек, в подставке у телевизора диски с мультиками, из газетницы высовываются гламурные глянцевые журналы. Евгений пока не успел повлиять на обстановку.
– Ладно, скажи фамилию Марины, – велела я.
Слуцкий страдальчески нахмурился:
– Э… э… забыл спросить.
– Вот здорово! – восхитилась я. – А что ты знаешь о невесте?
– Она москвичка, – уверенно заявил Женя, – учится в МГИМО. Ей родичи квартиру купили, машину пообещали. Шуба у Маринки красивая, часы с брюликами. Внешне она не мисс мира, но и не страшная, правда, толстая. Ниче, на диету сядет.
Я еще раз оглядела комнату. Телевизор новый, но не престижной марки, так сказать, народная модель. Стол, стулья, диван явно приобретены в магазине, который позиционируется как продавец дешевой, качественной мебели. Только вот мне до сих пор не попадались хорошие вещи за копейки (нынче и за большие тысячи вам предложат барахло). Мебель, что украшала квартиру Ковригина, слепили из прессованных опилок. Плед, накинутый на диван, Марина явно купила в супермаркете, в отделе сопутствующих товаров, он стоит чуть меньше двухсот рублей, потому что сделан из постоянно электризующейся синтетики. Я тоже польстилась на подобный и была наказана за жадность – после первой стирки он пошел пятнами и порвался. И я сильно сомневаюсь, что родители, чья дочь посещает занятия в МГИМО, облагодетельствовали любимое чадо затрапезной «однушкой» в старой, дышащей на ладан блочной девятиэтажке, построенной в восьмидесятых годах прошлого века. Неужели богатый человек поселит девочку там, где нет консьержки и видеонаблюдения? Он разрешит ей ездить в загаженном лифте? Не позовет дизайнера для оформления интерьера?
– На каком курсе Марина? – задала я новый вопрос.
– Э… э… – замычал Женя, – э… э…
– Назови факультет, – велела я.
– Русской литературы, – обрадовался Евгений.
Мне стало смешно.
– Точно помнишь?
– Да, – уверенно ответил Слуцкий. – Она курсовую по Пушкину пишет.
– Может, ты неправильно расслышал, – усомнилась я, – и Марина обучается не в МГИМО, а в МГУ? – Я отлично знаю, что в Институте международных отношений факультета русской литературы нет и никогда не было.
– Я похож на идиота? – обиделся студент. – На фиг мне девка из университета. Они ж там нищие! Вот в МГИМО супергерлы, у каждой папаша олигарх, мать бизнесвумен. Мы с ней в клубе скорефанились.
Я исподлобья взглянула на Женю. В девятнадцатом веке французский писатель Оноре де Бальзак написал серию книг, среди героев которых был молодой, амбициозный, но нищий юноша, который приехал покорять Париж. Добиться успеха и богатства он решил, заводя романы с обеспеченными дамами. Одна ввела кавалера в высший свет, другая его одевала, обувала, кормила, на третьей, дочери весьма знатных родителей, альфонс женился. Сменились десятилетия, но молодых мужчин, желающих устроиться в этой жизни за счет слабой половины человечества, не стало меньше.
– И в каком клубе произошло ваше первое свидание?
– «Два кило», – чуть смущенно признался Женя. – Я ваще-то в такие не хожу. Отстой для гас-тарбайтеров и шлюх. Но у меня там приятель бармен, вот я и заглянул. Она у стойки сидела, сильно от остальных отличалась, платье дорогое, духи. Сказала, что на улице упала, каблук сломала, пришлось в ближайшее заведение зайти, в туалете грязь смывать.
– Давно вы знакомы? – улыбнулась я.
– Неделю, – спокойно ответил Женя.
Я встала:
– Спасибо за гостеприимство. Когда Марина вернется?
– Лекции у нее заканчиваются в пять, потом она в фитнес-клуб на Рублевке едет, к десяти дома будет, – выдал планы подруги Слуцкий.
Уже в дверях я не выдержала и спросила:
– Ты давно в Москве?
Глаза Жени забегали из стороны в сторону.
– Я коренной. С Тверской.
– Почему в общежитии поселился? – хмыкнула я. – Бесплатное жилье дают исключительно иногородним. Ты на каком курсе?
– На первом, – сник парень, – я сирота, родители умерли, дом наш блочный, три этажа, его расселяют, там воду и свет отключили, предлагают жильцам квартиры, но все очень далеко, за МКАД. Я привык около Кремля жить, вот и не соглашаюсь, жду достойный вариант. Меня ректор пожалел, временно дал общагу.
Следовало уйти, но я не сдержалась:
– И Марина тебе поверила?
– Я никогда не вру, – торжественно заявил студент.
– Все лгут, – пессимистично высказалась я, – вопрос лишь в том, зачем и по какому поводу. Женщины часто скрывают свой возраст, а я, например, постоянно говорю подругам при встрече: «Шикарно выглядишь, похудела, помолодела». Аптекарски чистая брехня, но злого умысла или корысти в ней нет ни грамма. Хочу сделать знакомой приятное, и все. Но ты другое дело. Деточка, на Тверской отродясь не было трехэтажных блочных домов.
Слуцкий дернул плечом:
– Ну… типа… не совсем на ней живу… Сбоку!
– С одной стороны там Никитская улица и многочисленные переулки, застроенные в прежние века, когда о блочных кубиках не имели понятия, с другой – Петровка, Неглинная и, опять же, небольшие переулки, вроде Столешникова. Никакой массовой застройки. Еще учти, что в столице редко можно встретить трехэтажные панельные здания, это характерно для провинции. Да, сейчас в Москве стараются улучшить людям жилищные условия и действительно предлагают квартиры за Кольцевой. Но тех, кто не соглашается на быстрый переезд, не лишают ни света, ни газа, ни воды. Это запрещено законом. Охотно верю, что в каком-нибудь далеком городе местная власть способна на самоуправство, но в столице полно газет и телеканалов, которые охотно раздуют инцидент. Так откуда ты?
– С Москвы, – уперся Женя.
Я махнула рукой и захлопнула дверь. Вернусь сюда в десять вечера и потолкую по душам с дочерью олигарха, получившей от родителей затрапезную нору в непрестижном районе. Отлично понимаю, как обстояло дело. Марина и Женя отчаянно врали друг другу. Оба они из провинции, мечтают осесть в Москве, найти себе пару с пропиской. Девушка представилась столичной жительницей, Женя тоже не подкачал. Первая спела песню про МГИМО и родителей, второй нафантазировал дом на Тверской. Ну да мне их ложь неинтересна, хочу лишь выяснить, какое отношение имеет к девушке Тимофей Пантелеймонович. Может, он сдал ей жилплощадь? Если Марина платит Тиму-плотнику за аренду, то у «студентки» должен быть его телефон. Отыщу бывшего уголовника – сумею напасть на след Нины. А сейчас позвоню Герману и попрошу рассказать, что он смог выжать из записи моих бесед с Силаевой.
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26