Глава 23

Будильник скинул меня с кровати в семь, Муля, дремавшая на соседней подушке, с укоризной посмотрела на хозяйку. Мопсиха определенно хотела сказать: «С ума сошла? Посмотри в окно! Темно, холодно, февраль! Неужели сейчас потащишь нас во двор? Извини, лучше я пописаю на коврик в ванной. Ну, как назвать человека, который, накинув на плечи теплую шубейку и натянув на ноги сапожки на меху, выволакивает из уютного помещения беззащитную собачку, заставляя ее шлепать голыми лапками по замерзшей грязи?»

– Можешь сколько угодно взывать к моей жалости, – заявила я, хватая халат, – но использовать в качестве туалета вы, мадемуазель, равно как и ваши товарищи, должны лужайки перед домом, такова тяжкая собачья доля. Могу напомнить, что ты спишь сейчас в теплом пуховом одеяле, а кое-кто из псов провел ночь в подвале, греясь не о хозяйку, а о трубы отопления.

Морда Мули приняла трагическое выражение. Теперь в ее сопении появилась нота отчаянья.

– Ну ладно, – согласилась я, – можешь еще подремать. Пока я умоюсь, оденусь, выпью чаю, пройдет куча времени.

Мопсиха опустила голову в подушку, блаженно зевнула и закрыла глаза. Кто-нибудь еще сомневается в умении собак прекрасно понимать человека? Лично я давно знаю: Мулечка вполне может работать переводчиком, она легко перетолкует речь людей для своих менее сообразительных собратьев. Иногда мне кажется, что животные воспринимают наши слова буквально, не ищут в них двойной смысл, подкол или иронию. Скажите четвероногому: «Я люблю тебя» – и получите в ответ фонтан положительных эмоций. Псинка или кошка будут счастливы в очередной раз услышать изъявление чувств хозяина. А мы? Вот произнесет ту же фразу про любовь Макс. Как я отреагирую? Неужели обрадуюсь? Ох нет. Буду искать в его признании подвох, думать, что он прикалывается, разыгрывает меня. Если же Макс сопроводит фразу о чувствах букетом, то я и вовсе насторожусь. Вдруг среди роз есть одна фальшивая, не цветок, а фокус? Начну вдыхать аромат, а роза ущипнет меня за нос? Угостил же, помнится, Вульф меня взрывающейся конфетой. Никакого ущерба здоровью леденец не нанес, но сильно меня испугал, когда вдруг с тихим звуком «чпок» развалился в моих руках.

Если собака кидается к вам, истово махая хвостом, никто не усомнится в ее дружеских чувствах. Ну не способны болонки, овчарки, пудели и прочие изображать любовь, они либо испытывают ее, либо нет. Прикидываются только люди. И что-то мне не встречались двортерьерихи, которые собирались родить щенков, чтобы заставить жениться на себе элитного пса из богатой семьи. Кстати, пьяных мопсов за рулем автомобиля я тоже не видела.

Додумавшись до последнего аргумента, я не удержалась от смешка, сбегала в ванную и поторопилась на кухню. Там у плиты баба Нила жарила яичницу.

– Хочешь, поделюсь? – спросила она.

Я глянула в сковородку:

– Какой желток красивый, оранжевый!

– Деревенский, – пояснила старуха. – Кура не комбикорм жрала, на вольном выпасе была, а зимой ей хозяин консервы дает, вроде как ты собакам.

– Для кур придумали готовый корм? – поразилась я.

– Чем они хуже псов? Небось изобрели им гусениц в банках, – философски заметила баба Нила. – Так как? Угостишься? Решай скорей, а то поперчу.

Я взяла тарелку и протянула старухе:

– Спасибо. Вы, наверное, любите острое.

– С детства, – подтвердила баба Нила, – мама готовила очень вкусно, чеснок не жалела, кинзу, грецкий орех.

Я отнесла завтрак на стол и для поддержания беседы осведомилась:

– Вы воспитывались на Кавказе?

Старуха схватила перец, от души натрясла его в жареные яйца:

– Нет, я с Урала.

– Там кинза с грецкими орехами не растут, – вздохнула я. – Местное население обожает пельмени.

Баба Нила села напротив меня и стала быстро есть глазунью, щедро посыпанную черным пер– цем.

– А москвичи сбитень пьют и медовуху.

– Когда это было! – отмахнулась я. – Во времена Гиляровского.

– На Урале лепят «ушки» с мясом, – продолжила баба Нила, – народ там работящий, сядут всей семьей за стол, за вечер тыщу штук налепят и на мороз в пакете выставят. Летом у всех парники, там зеленюшка колосится. Мама чего только не выращивала, даже грецкий орех имела, правда, он не всегда плодоносил.

– Здорово, – сказала я.

В кухню всунулся Томас.

– Лампа, не мочь ты помочь сообразилово ерунды? – забыв поздороваться, спросил он.

– Могу попытаться, – согласилась я. – А в чем дело?

– Звонкой монеты не хватает, – скорбно сообщил Томас.

– Эко удивление! – ввинтилась в разговор бабка. – У меня тоже в кошельке десятка сотню ищет!

– В целях заполучить доллар я совершил поиск с работой, – загудел Томас, – плиз, прочесть бумажка, объяснить мне мои неправильности.

– Неси документ, – кивнула я.

– Он уже есть у тебя на носу, – обрадовался Томас и положил передо мной лист.

Я проглотила последний кусок глазуньи и стала читать текст:

«Инструкций автомобиля из страны Чайна для покупки московской улицей».

– Ты подрядился перевести текст для салона, который торгует машинами! – осенило меня.

– Точное нахождение истины! – закивал Томас. – Китаёзы дают сладкую монету.

– Лучше называть жителей Поднебесной китайцами, – поправила я.

Томас сел около бабы Нилы и оглушительно чихнул. Наверное, в нос американцу попала малая толика черного перца.

– Китайцы место жить в Таиланде! – возразил он.

– Там тайцы, – терпеливо объяснила я. – Таиланд – тайцы. Китай – китайцы.

– Русская словарь полон загадок, – подвел черту студент. – Глядеть дальше, удачно ли перетолкование?

Я снова углубилась в текст:

«Чайнский полудорожный есть самый сладкий для шоссе Москвы и супер не вредный для личности шофера и шоферины, если они крутят бублик, завязав на своих памятниках ленту, защелкнутую в чик-чирик».

– Как? – с тревогой поинтересовался Томас.

– В принципе ясно, – я решила не лишать парня уверенности в себе, – но требуется редакторская правка. Лучше, наверное, так: «Китайский автомобиль хорошо подходит для езды по Москве. Если водитель, сев за руль, воспользуется ремнем безопасности…» Прости, Томас, но при чем здесь памятник?

Американец замахал руками:

– Лента жизни проходит через него.

– Где, по-твоему, у человека памятник? – удивилась я.

Томас приложил руку к верхней части туловища:

– Здеся.

– Это грудь.

Томас почесал щеку:

– Лампа, грудь – предмет для мужского секса, слово не впрыгивает в технический смысл. Я нашел в словарь брата груди – бюст. Бюст – это памятник. О’кей?

– Не о’кей! – заржала баба Нила. – Лучше про надгробие в инструкции для шоферов не упоминать, народ неправильно поймет, типа «гроб на колесах».

– Совершенно согласна, – удерживая на лице серьезное выражение, произнесла я и продолжила чтение вслух: – «Баранка иметь вода внутри легчайшего поворота руля. Голова лежит на удобном комке, чей высота изменить просто нажатием ног на руку».

– Типа гидроусилитель и подголовник, – поразила меня техническими познаниями баба Нила.

Увидев на моем лице недоумение, старуха включила чайник.

– Я целый год у дилера «БМВ» в салоне полы мыла, – пояснила она. – Наслушалась ихних бесед.

Но меня уже увлек новый пассаж американца:

«Тычок лица машины в жопу или фонарь вызывает сей секунд выталкивание наволочки спасения жизни со снабжением экологически совершенного воздуха Китая с его целебными травами…»

– Коли сработала подушка безопасности, то по фигу, чем ее надули, – крякнула баба Нила, – лишь бы о руль головой не шмякнуло.

– Наверное, приятно знать, что внутри подушки безопасности содержится чистый воздух, но вот слово «жопа» тут совсем неуместно, – высказалась я. – У автомобиля зад, багажник, ну еще можно вспомнить про бампер.

Старуха передвинула листок к себе поближе и громко продекламировала:

– «Клетка для бардака восхищает пространством, оборудовано «тормоза на коньках» может легко вырулить ваше несение на забор в зимних условиях путем выворачивания бублика в любую сторону положения без остановки всех четырех ног одновременно и навсегда». Ну ваще. Слышь, Томас, откуда ты китайский знаешь? Жил в Пекине?

– Нет. Инструкций сначать толковать на английский ихний китаезный переводчик, затем отнести мне, – пояснил студент.

– Клетка для бардака, похоже, «бардачок», – вздохнула я. – А вот последнее предложение лишено всякого смысла.

– Непонятливость – грех, – упрекнул меня Томас. – Лампа катать маленький машин, тама нету хрени с дребеденью?

– Что ты имеешь в виду? – опешила я.

– АБС, – стукнула ладонью по столу баба Нила. – До меня дошло! Когда водитель тормозит в гололед, машина теряет управление, крути, верти рулем, тебя все равно снесет в сторону. Если же в авто есть АБС, то появляется возможность исправить ситуацию.

Я с уважением посмотрела на старуху.

– Просто у меня память хорошая, – смутилась та, – а еще я любила внутри кабриолетов сидеть. Уйдут продавцы, я залезу в тачку, глаза закрою и мечтаю, представляю, что она моя, денег у меня гора, холодильник полный, сапог зимних две пары, даже постельное белье могу себе новое купить. Ну, чего он там дальше напереводил?

«Стекла далекого света получают туман или без него. Дождь не застигнет лысину стекла. Кожа настоящей говядины в езду хороша! Купить новый китаезный автомобиль шикарность за разбитый пятак».

– Умереть – не встать, – прыснула баба Нила, – в особенности красиво про пятачок.

– Томас вспомнил выражение «ломаного гроша не стоит», – предположила я. – Сначала китайцы перевели инструкцию на английский, а затем наш сосед адаптировал ее для россиян. Получилось мило, в особенности мне понравился пассаж «Кожа настоящей говядины в езду хороша». Надо посоветовать фирме сделать ее своим слоганом.

– Мне смеяться или плакать? – насторожился Томас.

– Ни то ни другое, – улыбнулась я. – Неси чистый лист, попробуем слегка почистить текст. Тебе повезло, баба Нила владеет нужной терминологией.

– Счастье по шкале летит вверх, – обрадовался Томас.

Мы быстро справились с задачей. Когда повеселевший студент ушел, я спросила у старухи:

– Как вы держитесь? В материальном плане? Валя в больнице, расходы возросли.

Бабушка взяла пустую сковородку и начала ее мыть.

– Если всю жизнь в нищете сидишь, то привыкаешь. Колян надеется от этих Степана и Пети быдрят получить, но, сама понимаешь, это дело безнадежное. Я ничего против животных не имею, нравятся они мне, пусть живут! Милые твари, аккуратные, неразборчивы в еде: что дали, то и слопают. Вчера вот табуретку схрумкали, наверное, в них бобры проснулись.

– Жалко, – вздохнула я.

– Туда колченогой и дорога, – не расстроилась баба Нила, – чай, не из красного дерева с инкрустацией. Сожрали и на здоровье. Но ведь они Кольке приплод не принесут!

– Вале оплатят бюллетень? – спросила я.

– Раньше Валентина на окладе сидела, весь день по работе металась, за полночь возвращалась и заболела. Нервы сдали, вот я и велела ей: «Плюнь на службу, помрешь от натуги, начальство нового сотрудника наймет, о тебе слезы лить не станет. Хватит ломаться, возьмем жильцов, перебьемся. Лучше сто лет жить с небольшим доходом, чем с капиталом через год откинуться на кладбище».

– Где раньше служила Валя? – коварно поинтересовалась я.

Баба Нила закрыла духовку:

– Название учреждения не помню, фирма юридическая. Валентина хорошая женщина, другая бы моего Кольку давно вон послала. Хоть и сын он мне, да идиот. И лентяй! Устала ему твердить: «Брось мечты разбогатеть за неделю. Иди работай». Знаешь, чего он отвечает? «Нет желания на чужого дядю пахать, свой бизнес подниму, оригинальный». С фантазией у сынка порядок, купит газету объявлений, выберет самое несуразное и хватается за него. Да только ни фига не получается!

Баба Нила взяла из сушки симпатичную чашку с изображением птичек, сделала шаг к столу, на котором стоял электрочайник, внезапно взмахнула руками и упала. Фарфоровая кружечка откатилась от старухи и развалилась на куски. Я бросилась к бабушке:

– Вы ушиблись?

Она пробормотала:

– Вроде цела. На чем-то поскользнулась, ну-ка, глянь, что там на полу.

Я присела на корточки, пошарила рукой по линолеуму и воскликнула:

– Масло! Наверное, когда наливали в сковородку, пара капель мимо угодила.

– Точно, я готовлю на подсолнечном, – закряхтела баба Нила, – помоги встать.

Спустя минуту старуха села на табуретку.

– Давайте чаю вам налью, – засуетилась я.

– Погоди, – притормозила меня хозяйка, – мою чашку возьми, я пью только из нее!

Я ткнула пальцем в осколки:

– Она разбилась.

Баба Нила застыла, потом переспросила:

– Разбилась? Совсем?

– Да, – подтвердила я.

– Не склеить? – прошептала старуха.

– Нет, – ответила я, – не расстраивайтесь, сейчас легко купить другую.

Старшая Рублева отреагировала странно. Она закрыла лицо руками, потом еле слышно сказала:

– Второй такой нет. Единственная была. Подарок. Рухнула моя жизнь! В тартарары улетела! Не будет мне счастья.

Мне стало жаль старуху, и я залепетала:

– Ерунда, все наладится, за черной полосой всегда следует белая.

Баба Нила отвела ладони от щек:

– Ага, сама так говорю, да неправда это. Знаешь, почему Колян такой стал? Ему Федя покоя не дает, младший вроде, а как здорово поднялся. Скребет Кольку зависть. Что-то я разболталась, неинтересно тебе.

– Обожаю семейные истории, – заверила я. – У вас есть еще один сын?

Баба Нила глянула в окно:

– Вроде как. Он не мой. Вышла я в свое время замуж – хотела Коляну отца хорошего, его-то родной был пьяница горький, выпивоха беспросветный. Одной тяжело ребенка поднимать, да и мальчику твердая рука нужна. Вот и сошлась с Сергеем, у того свой ребенок был, моложе Коляна. Жена у него померла, получился он отец-одиночка. Стали жить вместе. Ничего плохого сказать не могу, мы с ним ладили. Сережа не курил, на алкоголь не смотрел, даже пива в рот не брал. О детях заботился, копейку в дом нес, мы в Крым отдыхать ездили. А потом он заболел и за неделю помер.

– Не повезло, – вздохнула я.

– Да уж, – кивнула баба Нила. – Осталась я с двумя парнями, тянула их в зубах, одинаково кормила, поила, на ночь по голове гладила. Вроде похожими росли: учились оба плохо, в армии отслужили, бизнесом заняться решили, и тут их в разные стороны и понесло. Колян дурь затевал, а Федор действовал аккуратно. И теперь он много чем владеет. Может, ты про него слышала? Мамонтов ему фамилия.

Я вытаращила глаза:

– Тот самый? Из списка «Форбс»? Вы шутите?

Баба Нила засмеялась:

– Нет. Федор Сергеевич. К нему теперь не подойти, вокруг охрана, по телефону секретарь отвечает: «Простите, шеф на совещании. Соблаговолите представиться и оставьте номер для контактов». Вона, какое словечко! Соблаговолите!

– Странно, однако, – пробормотала я.

– Что удивительного? – спросила баба Нила.

– Сколько было Федору, когда вы познакомились с Сергеем?

– Восемь месяцев, – пояснила старуха, – а Коляну три года.

– Подняли ребенка, а тот разбогател и вас забыл? – возмутилась я.

– Я ему мачеха, – напомнила баба Нила.

– Не та мать, что родила, а та, что вырастила, неужели олигарх не в курсе, как живут Рублевы?

– Он о нас не печалится, – без особой грусти ответила старуха. – Давным-давно, Федя еще не так забурел, я к нему постучалась и попросила: «Помоги Николаю на ноги встать, возьми на работу».

А он ни в какую: «Колька работать не хочет, желает свое дело завести. Вот пусть и пыхтит, денег ему не дам, профукает на дерьмо, не в первый раз».

– И вы молча ушли? – поразилась я.

Баба Нила скривила губы:

– Нет, наступила на горло гордости, руку протянула, взмолилась: «Не хочешь брату помочь, мне слегка пособи, много не прошу, дом отремонтировать надо, котел отопления сломался, починить нельзя». Федя так удивился! «Почему? – говорит. – Любую вещь можно отремонтировать». Я ему и брякни: «Но не тогда, когда она померла! Старье, рухлядь».

Мамонтов посмотрел на меня внимательно и вдруг говорит: «Однако во времена моего детства у вас было другое на сей счет мнение. Я за школьные годы ни разу новых ботинок или хорошей одежды не носил, таскал за Коляном обноски. Придется вам теперь котел донашивать».

– Сукин сын, – возмутилась я, – он не понимал, что у вас элементарно не было денег на экипировку двоих детей?

Баба Нила пожала плечами:

– Нет. Все детство молчал, злобу копил.

– Вы имеете право на алименты от сына! – вспыхнула я.

Старуха выпрямилась на табуретке и сложила руки на коленях:

– Он мне не родной, по документам посторонний, ни малейшей связи у нас нет. А кабы и была, то я не запачкаюсь, последнее дело у сына деньги отнимать.

– Федор давно потерял счет миллионам, – не успокаивалась я.

Баба Нила пошевелила артритными пальцами:

– Знаешь, как у нас в России? Сегодня царь, завтра рукавицы на зоне шьешь. Опасная у Феди работа, ни жены, ни детей не завел, все на алтарь бизнеса положил. Мы с ним давно чужие. Пойду Коляна разбужу, он сегодня куда-то собрался. Ты уж извини меня за сопли. Чашку, ну ту, что разбилась, Сергей подарил, незадолго до своей смерти принес и говорит: «Держи, Нилушка, красивая кружка?» Я давай охать: «Зачем купил, небось дорого». А муж в ответ: «Побаловать тебя захотел. Это будет твой счастливый бокал, всегда из него чай пей». Я чашку берегла, никому не давала и, видишь, разбила.

Сгорбив спину, баба Нила встала, взяла веник и начала заметать осколки. Я, не зная, как утешить старуху, растерянно молчала, а та внезапно выпрямилась:

– Такая же кружка у Федьки была, он, когда мою увидел, истерику закатил, ногами топал! Сергей в магазин сгонял и сыну тоже купил. Уж не знаю, цела ли она у него. Хотя навряд ли, он теперь на золоте ест. Слышь, Лампа, ты никому про наше родство с Мамонтовым не брякни. Колян приказал о Федьке навсегда забыть, велел на иконе поклясться, что ни словом о нем не обмолвлюсь. Да и, признаться, я Федора давно из сердца и ума выкинула. Сегодня из-за чашки расстроилась, она мне самая дорогая вещь была, вот и замолола языком. Сделай одолжение, похорони то, что слышала.

Я наклонила голову:

– Баба Нила, простите! В свое время я после отита заработала осложнение и сейчас плоховато слышу. Извините, я просто кивала головой, ваши слова не разобрала, поняла лишь, что вас расстроила разбитая чашка.

Старуха собрала осколки на совок и, ссыпая их в мусорное ведро, пробормотала:

– Спасибо.