Глава 24

Мура обрадовалась и кинулась к Феликсу. Она в глубине души надеялась, что супруг согласится с Матвеем, Муре очень не хотелось перебираться в деревню навсегда. В прежние времена Палашовка была глухим местом. Хоть и недалеко от Москвы, да провинция. Личной машины они не имели, ездить в столицу им предстояло на электричке, которая не всегда ходила по расписанию.

И Мура в отличие от Феликса, никогда не занимавшегося домашним хозяйством, реально оценивала бытовые трудности. В области тяжело с продуктами, хозяйке придется весь провиант, включая хлеб, таскать на горбу из Москвы. Пугала и сельская школа, в которую пойдет Алевтина. Какое образование получит девочка? В дачном доме не было водопровода. Биотуалетов тогда еще не придумали, бегать на огород, к дощатой будке, сомнительное удовольствие даже летом, а каково использовать такой сортир в декабре, в метель и мороз? Да очень многое, о чем даже не думает горожанин, предстоит делать сельскому жителю: заготовка дров на зиму, ежедневная доставка воды, чистка двора, ремонт крыши, заделывание дыр в заборе…

Еще зависимость от расписания местного автобуса и электрички, надо постоянно думать об Алечке, которой, чтобы попасть к восьми утра в школу, предстоит бежать в темноте два километра через лес. А книги? В Москве под рукой была районная библиотека, в области, чтобы попасть в читальный зал, нужно ехать в райцентр.

Смущало и медицинское обслуживание. Мура хорошо помнила, как однажды, живя летом на даче, вызвала для соседки «Скорую». Машина с красным крестом прибыла лишь к вечеру. Врач, услышав упреки Муры, мрачно ответил: «Приехали, когда смогли. У нас всего два «рафика», у одного мотор барахлит, а я разорваться не могу. Да еще мост возле Евстигнеевки сломан, мы в объезд ехали». Хорошо, что соседка в тот день просто руку сломала и маялась только от физической боли. В конце концов, сложно умереть от перелома руки, но случись у женщины сердечный приступ, доктор прибыл бы уже для констатации смерти.

Собрав воедино все аргументы и присоединив к ним предложение Матвея стать его замом по науке, Мура поговорила с Феликсом.

– Нет, – категорично ответил он.

– Почему? – расстроилась Мура.

– Не хочу ничем быть обязанным «голубчику», – отрезал Бирк.

– Но ведь глупо же, – принялась уговаривать его Мура. – Возьмешь в свои руки бразды правления, наведешь порядок в Ученом совете… Не упускай шанс послужить науке!

– Это не наука, – процедил Феликс, – а мышиная возня с диссертациями. Кому нужна работа, описывающая изменение оперения попугаев в зависимости от влажности воздуха? Вот уж самое необходимое для России исследование! Ты когда в последний раз видела над Москвой стаю ара? А?

Мура не нашлась что ответить, а Бирк горячо продолжал:

– Ну уж нет! Я больше в эти игры не впутываюсь. Хочу реально помочь своей многострадальной Родине, очистить ее от грязи и копоти. Понимаешь?

– Нет, – произнесла Мура.

И тут Феликс вывалил жене такую информацию, что она потеряла дар речи. Оказывается, исследования перестали интересовать Бирка, преподавание биологии доктор наук считает пустым занятием.

– Зарабатывать на пропитание вбиванием в тупые головы того, что они не хотят знать, пустое занятие! – кричал Феликс. – Я не могу служить червем, который в течение всей своей жизни ползает по прорытому ходу из ниоткуда в никуда. Что ты мне предлагаешь? Раздувать щеки на Ученом совете? Ощущать себя князьком местного розлива? Быть значимым для десятка карьеристов? Всерьез обсуждать диссертации о натоптышах у кур? Приходить в восторг от улучшенного продуктового заказа, который я буду получать в качестве руководителя? Добиваться расширения нашей жилплощади? Вымаливать прибавку к зарплате? Расталкивая локтями желающих заработать, выгрызать в профкоме путевку в Болгарию? Не хочу!

– Но мы… Аля… школа… электричка, – забубнила Мура.

– Давай разведемся, – сухо предложил Феликс. – В конце концов, лишь несколько декабристов сумели сохранить свои семьи, к остальным осужденным жены не приехали. Вы с Алевтиной останетесь в Москве, и Матвей, думаю, повысит тебя в должности, даст хороший оклад, я стану платить алименты, в деньгах ты даже выиграешь!

– Значит, ты декабрист? – не выдержала Мура. – Интересное сравнение! Только те дворяне вышли на площадь и попытались протестовать против строя, а Феликс Бирк просто укатывает в колхоз. Это больше похоже на желание избежать неких моральных трудностей, чем на подвиг во славу Родины.

Феликс надулся.

– Ладно, – спустя пару секунд сказал он, – не хотел тебя впутывать, но раз уж разговор завернул в эту степь… Слушай внимательно!

И на бедную Муру обрушился новый ушат сведений.

Феликс вместе с несколькими приятелями организовал общество, которое абсолютно неоригинально назвал «Путь к свободе». Основная цель организации – свержение коммунистического строя, реставрация монархии и, как следствие, необычайный расцвет России.

– Надо вернуться к начальной точке трагедии Руси, к тысяча девятьсот семнадцатому году, – шептал муж, – толкнуть колесо истории вспять. Бедный русский народ не имеет собственной воли, он всегда, со времен Емельяна Пугачева, шел скопом за сильным лидером. Лишь пнем колосса, и он повалится, у социализма глиняные ноги.

– Феликс, ты сошел с ума! – перепугалась Мура. – Оглянись вокруг! Мы живем при полном тоталитаризме: армия, КГБ, повсюду стукачи… Твоя затея полнейшая глупость! Всех участников объединения посадят!

– А вот и нет, – зашептал Бирк, – у нас полнейшая конспирация. Может, тебе это покажется смешным, но принцип построения организации подсказал мне Ленин. Мы разбиты на тройки, в случае провала арестуют лишь ничтожно малую часть подпольщиков. Вот почему надо уходить из института! Я все продумал! Один из наших верных помощников работает в обществе «Знание», он будет мне выписывать путевки на лекции по стране. Ни у кого не возникнет вопроса, почему Бирк мотается от Риги до Владивостока. Это понятно: он ушел из института, зарабатывает деньги по командировкам. А я стану ездить туда, где мы организовали районные ячейки. И жить в столице опасно! Еще в деревне легче устраивать конспиративные собрания. Наш дом находится у леса, кто к нам, когда и в каком количестве прошмыгнул, не видно. Ясно?

Мура, потрясенная узнанным, молчала.

– Значит, развод, – подытожил Феликс. – Очень жаль, я люблю тебя и Алевтину.

– Если любишь нас, значит, должен подумать о семье, – выдавила из себя Мура. – А ну как тебя арестуют? Может, все-таки забудешь о революционной деятельности? Давай пойдем на компромисс: я не возражаю против переезда в колхоз и не стану спорить по поводу нашего ухода из института, но мы начнем спокойно преподавать в местном училище, сосредоточимся друг на друге и на воспитании дочери.

– Не могу, – отрезал Феликс. – Я обязан возродить Россию! Таково мое предназначение, цель и смысл жизни…

Пожилая дама вновь прервала рассказ. Мура помолчала, потом исподлобья посмотрела на меня:

– И как я должна была отреагировать?

Я вздохнула:

– Да уж! Думаю, мужу не стоило ставить вас в такое положение, он поступил крайне эгоистично.

Бирк медленно моргнула.

– А вы бы что выбрали на моем месте?

– Слава богу, я никогда не стояла перед такой дилеммой.

– И все же? – настаивала Мура.

– У меня нет детей, я не несу ответственности ни за кого… И все равно бы испугалась!

Хозяйка улыбнулась:

– А я впала в панику! Мы так поругались! Правда, шепотом. Кричать не могли – вдруг соседи услышат. В результате Феликс рано утром укатил в деревню, а мы с Алей остались. Девочка, конечно, ни о чем не подозревала, я ей сказала: «Папа решил новую книгу писать, ему нужен свежий воздух». Но через неделю я не выдержала, мы с дочкой собрались и тоже отправились в Палашовку. И пошла иная жизнь.

– Вы очень рисковали судьбой дочери, – покачала я головой. – Ведь если родителей арестовывали, ребенок оказывался в приюте.

Мура вздохнула:

– Ну да! Наверное, я плохая мать. Нам действительно пришлось очень нелегко.

– Думаю, в первую очередь материально, – сочувственно заметила я.

Бирк подоткнула под спину подушку.

– Вот как раз и нет. Родители Феликса увлекались собирательством. Системы в их покупках не было, коллекционировали все, что нравилось, – приобретали картины, статуэтки, столовое серебро, по принципу «хотим это иметь». Посудой пользовались, тарелки бились, свекровь это не огорчало. Сметет осколки и воскликнет: «А, новое купим!» В пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века в комиссионках было полно вещей, за которые сейчас дают бешеные деньги. Только тогда приобретение серебряных вилок считалось мещанством, фарфор именовался «отрыжкой капитализма». Вот пластик или стекло – это было модно. Люди выбрасывали на помойку замечательную мебель и покупали шаткие столики на тонких ножках. Никогда не забуду, как шла однажды мимо свалки возле снесенного здания на Мясницкой и вдруг увидела стол. Роскошный, из ореха, с медальонами, чуть-чуть отреставрировать – и ставь в гостиную! И ведь кто-то его вышвырнул! Вон у нас в буфете набор тарелок… Он произведен в начале девятнадцатого века. Половины, правда, уже нет, но оставшимся мы пользуемся. Вчера Жаннуся, внучка моя, очередную розетку грохнула.

– Жалко! – воскликнула я.

Бирк махнула рукой:

– Абсолютно нет. Вещи созданы для людей, а не наоборот! Какой смысл ставить за стекло красивые чашки и каждый день пить какао из эмалированных кружек?

– Какао… – повторила я, – какао…

– Что? – не поняла Мура. – Хотите какао? Я сварю.

– Нет, спасибо, это я о своем, – быстро отказалась я.

Сама не понимаю, что зацепило меня. Отчего при упоминании обычного напитка в душе зашевелилась тревога?

– На мой взгляд, надо пользоваться тем, что имеешь, – вернулась к прежней теме Бирк. – Хотя Феликс в конце концов погиб из-за птички. Впрочем, не будь этой фигурки, было бы нечто другое.

– Из-за птички? – эхом отозвалась я.

Мура протянула руку, взяла с низенького столика толстый альбом с фотографиями и начала перелистывать страницы.

– Мы продавали вещи, собранные свекровью, и жили спокойно, – пояснила пожилая дама. – Естественно, не шиковали, привлекать к себе внимание не хотелось. Я не имела шубы, но носила качественное зимнее пальто из хорошего драпа, и питаться мы старались разнообразно, несмотря на сложности с продуктами. Я ухитрялась даже зимой доставать свежие огурцы. Но львиная доля вырученных средств от продажи старинных вещей уходила в организацию. Феликс постоянно мотался по командировкам. Билеты, питание, проживание в гостинице – все, конечно, было за свой счет. Еще он оказывал материальную помощь коллегам: организация росла, в основном она состояла из интеллигенции, творческих, непризнанных людей, а те жили впроголодь. Но однажды все закончилось. Внезапно.

– Феликса арестовали?

– Нет, убили.

– Боже мой! Кто? За что? – поразилась я.

Мура положила мне на колени альбом со снимками, указала на одну из фотографий.

– Женщина справа – мать Феликса, рядом с ней его отец, а на столике, видите, фигурка.

– Да, – кивнула я, – птичка.

– Верно. Она из платины с драгоценными камнями, очень дорогая вещь, – объяснила Мура. – У фигурки есть секрет – вообще-то это шкатулка. Если одновременно нажать на глаза птички, голова ее откинется и обнажится пустота. Свекровь верила, что безделица принадлежала императрице Александре. Вроде отец Феликса когда-то приобрел вещицу за бесценок у некой дамы, служившей в юности при царском дворе. Якобы в день штурма Зимнего дворца большевиками фрейлина спрятала птичку в карман – взяла на память о царице и хранила пуще глаза. Расстаться с реликвией старушка решила под конец жизни, когда уж совсем нечего стало есть.

– Интересная история, – согласилась я.

Мура улыбнулась:

– Правды не узнать. Ни родителей мужа, ни той дамы давно нет в живых, вещам свойственно переживать хозяев. Но у птички была нехорошая аура: она стояла во дворце, и вспомним, какова судьба царской семьи. Кстати, свекор через год после ее покупки тяжело заболел и до конца жизни жил на лекарствах. И, похоже, Феликса убили из-за этой платиновой фигурки, хотя врач на вокзале заявил: «Инфаркт». И патологоанатом подтвердил его диагноз.

– При чем тут вокзал? – удивилась я.

Мура вернула альбом на место и продолжила рассказ.

…Феликс Бирк в очередной раз собрался в вояж по провинции, денег в семье оставалось мало, и он решил продать птичку. Навел справки и нашел в Ленинграде коллекционера, который предложил за изделие огромную сумму. Мужчина должен был встретить продавца реликвии на вокзале. Сделку предполагали провести в укромном месте.

Мура отправилась с мужем в Москву. Тот, понимая, какую дорогостоящую вещь везет в багаже, ради безопасности пошел на лишний расход – взял купе СВ. Вагон быстро заполнился пассажирами, Мура стояла на перроне.

– Один поеду! – обрадованно воскликнул Феликс, выглядывая в окно.

– Запри дверь, – предусмотрительно велела жена.

– Не волнуйся, – улыбнулся Феликс. – Мне повезло! Без соседа еду!

Вообще-то Мура никогда не провожала мужа, но в тот раз поехала. И бежала за поездом, когда он тронулся, и даже прокричала вслед:

– Я люблю тебя!

Перрон закончился, Мура остановилась. Мелькнули красные фонари последнего вагона, и почему-то у нее защемило сердце.