Глава 18
Людмила взяла со стола пачку сигарет, закурила, потом вдруг засмеялась:
– Да уж! Остается тебя пожалеть. А ко мне зачем притопала?
– Колоскова нет в живых, его уже не расспросишь.
– Верно, – согласилась Захаркина.
– Жозя, простите, Антонина Михайловна память почти потеряла.
– Притворяется, – решительно заявила Людмила, – она гениальная актриса. Колосковой следовало на сцену идти, она зарыла талант в землю.
– Нет, у нее точно проблемы, – принялась я защищать Жозю.
Людмила раздавила в пепельнице недокуренную сигарету.
– Сейчас все объясню про ее болезнь. Очередная хитрость, не более того. Она хотела в Евстигнеевке жить, но не вышло, пришлось с позором деревню покинуть. Вот теперь она решила не рисковать, убогой прикинулась. И преуспела! Ей тут улыбаются, а меня за Бабу-ягу держат. Хотя, коли припечет, сплетники сюда со слезами бегут. Вот она, подлая человеческая натура! За спиной говорят гадости, обзывают меня сумасшедшей, а как понос прошибет или радикулит схватит, хнычут: «Людмилочка, солнышко, завари корешков, неохота химией травиться».
Что же касается Акулы… Все равно вы правду не напишете!
– Непременно ваши слова напечатаем! – соврала я.
– То, что я сказать могу, обычно точками заменяют! – произнесла Захаркина и засмеялась. – Ладно, не куксись. Только, поверь, хорошей информации я не наскребу.
– Мне интересна любая! – заверила я.
– Ну слушай, – милостиво кивнула пожилая дама.
В советские годы получить дачный надел в шесть соток считалось редкой удачей, о большем участке люди даже не мечтали, а строить основательные кирпичные дома боялись. И при коммунистах было много по-настоящему богатых людей. Таксисты, шоферы-дальнобойщики, шахтеры, врачи (гинекологи и стоматологи) – всех и не перечислить. Кое-кто официально имел большие зарплаты и северные надбавки, другие получали «благодарность» от пациентов в конверте, третьи занимались подпольным бизнесом, но выставлять напоказ достаток не хотел никто, даже любимые властями и народом артисты с писателями. Дачи в известных поселках Переделкино или Снегири рассмотреть с шоссе не представлялось возможным. Добротные постройки прятались в глубине просторных участков, от дороги их прикрывали деревья. Кстати, чем выше был социальный статус человека, тем больше землицы получал он для строительства.
Матвею Витальевичу выделили целый гектар, что вызвало в институте вихрь слухов. Прежний-то ректор жил на десяти сотках и считал себя счастливчиком.
– За что ему столько? – шептались в коридорах.
– Акула постаралась, – быстро находили ответ люди.
– Как вам не стыдно! – возмущались третьи. – Матвей великий ученый!
Вот с последним аргументом моментально находились желающие поспорить. Однажды Захаркина, в те годы молодая преподавательница, стала случайной свидетельницей разговора между двумя аспирантками: Асей Роговой и Розой Маловой.
– Матвей великий человек! – с жаром заявила Ася.
– Чего ж он такого сделал? – усомнилась Роза.
– Доктор наук! Профессор!
– Усидчивость и работоспособность к таланту отношения не имеют, – ответила Малова.
– Он описал неизвестный вид птиц, – горячилась Рогова, – нашел его в дельте Амазонки, никому из наших такое еще не удавалось.
Малова усмехнулась и заявила:
– Его просто выпустили за границу, а другие остались в Москве. Еще неизвестно, что бы я нашла, дай мне возможность путешествовать по миру. Ты никогда не задавала себе вопрос: отчего Колоскову такая лафа? Может, «папа» некие услуги властям оказывает? А?
– Лучше молчи, – испугалась Ася.
– Не тридцать седьмой год, – отмахнулась Роза.
– Все равно, не надо трепаться, – зашептала Рогова, – мало ли кто услышит. Ой, здравствуй, Людочка!
Захаркина, сделав вид, будто не слышала беседы аспиранток, быстро ответила:
– Привет! Вы на сессии заняты? Экзамены принимаете?
Разговор потек в ином направлении, но у Людмилы зародились те же вопросы, что и у Розы. По какой причине Матвей постоянно ездит за рубеж? Кто и почему выделяет деньги на его командировки? Да еще Акула мотается вместе с мужем! А через пару дней после того разговора Малова покончила с собой. Трагедию активно обсуждали в институте, шумели так долго, что Матвей собрал часть коллектива и заявил:
– К сожалению, многие преподаватели сплетничают о кончине аспирантки Розы Маловой.
– Вы нам ничего официально не сообщили, – крикнул кто-то из сотрудников. – Так что же люди думать должны?
– Думать вы должны о работе, – отбрил Колосков, – а об остальном расскажет Иван Николаевич, сотрудник органов.
Коренастый мужчина, сидевший около ректора, откашлялся и сказал:
– Тело Розы Маловой, двадцати четырех лет, было найдено на козырьке магазина «Продукты».
– Ах! – пролетело по залу.
– Специалисты, проводившие первый осмотр места происшествия, обнаружили открытое окно чердака, эксперт установил, что тело Маловой падало без ускорения, – не обращая внимания на реакцию присутствующих, продолжал Иван Николаевич, – погибшая пила водку, бутылка из-под которой находилась на чердаке. Мать Маловой рассказала, что дочь в последние дни ходила сама не своя…
– Ей защиту диссера отложили, – взметнулся к потолку женский дискант, – Акула решила Розку попридержать. Здесь все знают, что наша царица молодых и красивых девушек не любит!
– Кто себе позволяет подобное? – рассвирепел Матвей. – Немедленно встаньте, назовите имя, фамилию…
– Номер барака и койки, – нагло перебил тот же голос. – Нашел дуру.
Народ в зале начал шушукаться и осматриваться.
– Товарищи, – отбросил официальный тон Иван Николаевич, – давайте не будем усложнять! Малова выбросилась из окна. Официальная версия…
– Самоубийство, – вздохнула Захаркина. – Наверное, несчастная любовь!
Иван Николаевич сузил глаза:
– Нет. Болезнь. При вскрытии трупа обнаружена опухоль головного мозга.
– Ах! – отреагировал зал.
– Малова плохо себя контролировала, не отвечала за свое поведение, вот и вывалилась наружу, – продолжал следователь.
– Я вам не верю! – сказал кто-то слева.
– А ну встаньте! – закричал Матвей. – Что о нас сотрудник органов подумает? Не институт, а базар! Одна кричит, не назвавшись, вторая туда же!
У окна поднялась тонкая фигура.
– Ася Рогова, – представилась девушка. – У Розы не было несчастной любви. Мы дружили, я бы знала.
– Конечно, милая, – неожиданно ласково закивал Матвей. – Слушай внимательно Ивана Николаевича. Он сообщил: Малова болела, опухоль мозга привела к неадекватному поступку.
– Не может такого быть, – твердо заявила Ася. – Мы же биологи и понимаем: внезапно плохо не станет, всегда есть предварительные симптомы болезни. Я не узкий специалист, но думаю, Роза должна была жаловаться на боли, головокружение, усталость, потерю памяти… Но ничего подобного не происходило. Она никогда не пила, водку тем более, лишь шампанское на Новый год, да и то два глотка.
Матвей в растерянности посмотрел на Ивана Николаевича, тот снова встал.
– Товарищи! У нас партийное собрание, следовательно, здесь все свои. Ладно, скажу правду. Но сначала ответьте: вы знаете, что институту до конца года должны выделить аж тридцать новых квартир?
– Да, – хором закричали сотрудники.
– Положительного решения пока нет, – продолжал Иван Николаевич, – но, учитывая, какой у вас замечательный ректор, как он бьется за своих сотрудников, думаю, скоро многие справят новоселье. Есть еще один секрет! Матвей Витальевич, можно про дачи расскажу?
– Валяй! – махнул рукой ректор.
– Колосков выбил вам землю около деревни Евстигнеевка, – возвестил Иван Николаевич, – там уже существует дачный кооператив «Стриж», у самого Матвея Витальевича в нем дом имеется, но теперь объединению разрешат расшириться. В месткоме имеется двадцать пять заявлений на дачи, участки получат все!
– Ура! – завопил народ. – Качать Колоскова!
– Стойте, – погасил общую радость Иван Николаевич, – пока ликовать рано. Повторяю: окончательного положительного ответа нет. Вопрос изучается на самом верху. Естественно, у занимающего высокий пост человека, который будет принимать решение, возникнет вопрос: а хорошие ли люди получат квартиры и дачи? Достойны ли они заботы? Какова обстановка в коллективе?
Иван Николаевич обвел притихший зал взглядом и продолжил:
– А ну как ему доложат: так себе людишки, у них там одна бабенка с чердака прыгнула… Встаньте на его место! Захочет ли он поощрить подобный коллектив? Ну, все поняли? Поэтому, товарищи, ради общего блага прекращаем визг. У Маловой имелась опухоль. Советский человек от любви не страдает, с чердака не сигает, и наши женщины алкоголем не увлекаются. Розу Малову сгубила болезнь, приведшая к помутнению рассудка! Она не понимала, что делает! Это трагедия! Никто не виноват! Увы, пока медицина не научилась справляться с такими бедами, но советская наука на переднем крае. А партия и правительство о вас заботятся. Квартиры! Дачи! Ответим ударным трудом! Ура, товарищи!
Иван Николаевич забил в ладоши, к нему мгновенно присоединился Матвей Витальевич, а за ним и весь зал. Людмила машинально аплодировала и вдруг заметила, какой взгляд Акула метнула в сторону Аси. Странно, что девушка от него сразу не превратилась в пепел.
После собрания Людмила собралась было идти домой, но вспомнила, что оставила в холодильнике на кафедре купленные в буфете сосиски, и поднялась туда. Щелкнула выключателем и вздрогнула – на диване, сжавшись в комок, лежала Ася.
– Тебе плохо? – испугалась Захаркина.
– Да, очень, – прошептала аспирантка. – Но, думаю, маме Розы Маловой, она на второй кафедре преподает и сидела на собрании, еще хуже. Народ продал Розку за квартиры и дачи. Ну не было у нее болезней! Не было! Мы дружили! Я знаю точно!
– Говоришь, мать Маловой в зале сидела? – спросила Захаркина. – Я с ней не знакома.
– Я видела ее в шестом ряду, около Лары Выхиной.
– И она не возражала, когда об опухоли речь пошла?
– Ну да!
– Следовательно, и тебе рот на замке держать надо, – предостерегла Людмила. – Молчание – золото.
– Почему? – покачиваясь из стороны в сторону, спросила Ася. – Почему?
Людмила села около Аси и обняла девушку за плечи.
– Ты еще очень молодая… Двадцатипятилетие хоть отметила?
– Нет, – прошептала Рогова, – в будущем году первый юбилей.
– Послушай, – вздохнула Захаркина, – Малову уже не вернуть.
– Но о ней останется плохая память! – нервно воскликнула Ася. – Ее будут считать сумасшедшей!
– Думаю, Роза покончила жизнь самоубийством, а Матвей боится скандала, его за сотрудника, лишившего себя жизни, по голове не погладят.
– Нет!
– Безответное чувство…
– Она никого не любила! – с отчаянием воскликнула Ася. – Совсем недавно за Розой начал ухаживать Юра Кривчук с пятой кафедры. Подруга мне пожаловалась, что он очень настойчив. Прямо наглый! Я ей еще сказала: «Симпатичный парень, приглядись к нему». А она в ответ: «Мне не нравится, когда вот так лезут! И вообще, мне не до амуров всяких, я только о диссертации думаю».
– Значит, она решила свести счеты с жизнью из-за отсутствия личного счастья, – предположила Людмила. – Тоска девчонку заела. Внешне она хорохорилась, а в душе была выжженная пустыня.
– Нет! Ее Акула с диссером придержала. Розка только из-за этого переживала.
– Вот и причина ее плохого настроения!
– Нет, Розка не из таких.
– Послушай, – устало сказала Захаркина, – день был тяжелым, пора домой. С Розой стряслось несчастье, а то, что ее мать не выступила на собрании, свидетельствует лишь об одном: родные знали, что с девушкой неладно. Вполне вероятно, опухоль была, а тебе о ней не сказали.
– Она не жаловалась на здоровье!
– Может, ей только-только поставили диагноз, новообразование еще не успело разрастись. Некоторые люди от такого известия впадают в панику, а кое-кто решает уйти из жизни, чтобы не мучиться. Понимаю, тебе сейчас тяжело, но Роза Малова покончила с собой, тут никто не виноват!
– В Конституции сказано: у каждого человека есть право на жилье, – вдруг выпалила Ася.
– Ну да. – Людмила удивилась столь странной перемене темы.
– Но ведь там не написано, что квартиры должны иметь лишь люди с безупречной репутацией, – завелась Ася, – члены компартии, здоровые, как лошади, жизнерадостные идиоты, никогда не нюхавшие водки и не испытывающие моральных терзаний.
– Не понимаю, – изумилась Захаркина.
– Почему тогда нас буквально шантажировали? – спросила Ася. – Дядька из органов, Иван Николаевич, говорил, что людям из-за самоубийства Маловой ни квартир, ни дач не видать. Значит, тот, кто высокий пост занимает, нарушает Конституцию! Он не имеет права у институтских жилье отнимать! Покажите мне статью закона, где написано: «Человек лишается права на жилье, если его коллега прыгнул с чердака»…
Внезапно дверь на кафедру тихонько скрипнула, Захаркина испугалась.
– Ну все! Мне пора! Извини, ты несешь чушь! Ступай домой, выпей чаю, выспись и приходи на работу в нормальном расположении духа. Считай, нашего сегодняшнего разговора не было, я забуду о нем. Просто ты испытала от известия о смерти Розы сильный стресс.
– Вы хотите дачу? – подняла голову Ася.
– Да, – ответила Захаркина, – я заявление в местком давно отнесла.
– Значит, вы тоже решили правду на участок променять. А я знаю, кто виноват – Матвей и Акула! Розка не прыгала вниз, они ее убили! Влили водки в рот и сбросили! – лихорадочно блестя глазами, воскликнула Ася. – Мне Розка кой-чего рассказала… Эх, надо было на собрании бучу поднять, при всех все выложить… Но мне не поверили бы… Доказательств нет, а слова Маловой, да еще в моей передаче, в расчет не примут. Вон как ловко они придумали – опухоль! Теперь я могу что угодно вспоминать, в ответ услышу: она из-за болезни разум потеряла. Но я добьюсь своего, отыщу доказательства! Мать Розы молчит, потому что боится. А я Матвея и Акулу разоблачу!
Вот тут Людмила испугалась по-настоящему. Как известно, и у стен имеются уши, а уж в их институте они понатыканы везде. Только о чем-то подумаешь, вмиг Царице донесут. А та за веревочку дернет, и где окажется Захаркина? Выгонят ее с позором, на преподавательскую работу более не устроится, придется в дворники идти.
– Ты сошла с ума! – нервно воскликнула Люда и кинулась за сумкой. – Надеюсь, помешательство у тебя временное, от переживаний. Давай считать, что ты сейчас никаких глупостей не говорила, а я их не слышала, хорошо? Матвей строг, но справедлив, а Антонина отличный преподаватель.
Ася опять легла на диван и свернулась в комок, а Захаркина, схватив свои вещи, выскочила в коридор.
Больше Людмила Рогову не видела. На следующий день Ася не вышла на работу, на кафедре объявили о ее болезни. Через некоторое время у девушки закончился срок аспирантуры, работу она не представила и была отчислена. Захаркина никаких подробностей об Асе не знала, да они ее и не очень интересовали – Людмиле наконец-то выделили участок в Евстигнеевке, и она занялась возведением дома.
Несмотря на полнейшее отсутствие в стране стройматериалов, люди каким-то образом ухитрялись достать необходимое, и очень скоро в Евстигнеевке поселилось много коллег Захаркиной. В те далекие годы все друг друга знали, а клубом служил местный магазин, где вечно толпилась очередь. Иногда в лавку за покупками заруливала на своем «Запорожце» Акула, и тогда люди расступались, чтобы Царица беспрепятственно продефилировала к прилавку. Даже смерть Матвея не пошатнула статус дамы. Более того, когда профессора не стало, сотрудники института начали жалеть Антонину. Все знали, как она любила мужа, и даже те, кто откровенно ненавидел Акулу, признавали: она идеальная жена. Впрочем, и Матвей Витальевич был редкостным мужем, слова «надо посоветоваться с Тоней» люди слышали от него практически по любому поводу. Другого бы мужчину сочли подкаблучником, но ректор никогда не был тряпкой, а жена не вила из него веревок. Фраза «Мой муж гений, ему нет равных» произносилась Антониной несколько раз в день. Похоже, супруги обожали друг друга. На одну из годовщин свадьбы ректор подарил жене «Запорожец». Антонина получила права и стала страстной автомобилисткой. Кстати говоря, у Матвея потом появилась возможность приобрести «Волгу», но супруга отказалась.
– «Запорожец» мне дорог, – сказала она, – это лучшая машина на свете. Если хочешь, сам езди на «Волге», а я останусь со старым другом.
Так что Антонину нельзя всю мазать черной краской, ей были свойственны романтические чувства, она умела любить. Вот только ее положительные эмоции не распространялись на подчиненных мужа.
Когда Матвей скончался, кое-кто в институте, потирая руки, начал ждать расправы над Акулой.
Но очень скоро злопыхатели испытали горькое разочарование. Новый ректор приседал и кланялся при виде вдовы предшественника. Акула по-прежнему работала на кафедре и без ее одобрения ничего важного в институте не происходило.
