Глава 16
– Ты сперва одно говоришь, потом другое. – Я решила поймать Лиду на нестыковках. – Думаешь, у меня плохая память? Вовсе нет! В самом начале нашего разговора мне стало ясно: ты здесь не в первый раз. Думаю, сначала ты от неожиданности ляпнула чистую правду. Немедленно завязывай с брехней! Мне уже надоело твое вранье!
Лида умоляюще сложила руки:
– Ни слова лжи! Ты меня перебиваешь, вот я и не могу складно изложить события.
– Хорошо, продолжай.
– Альберт – великий писатель!
– О боже, только не это…
– Ну вот! Опять не даешь мне говорить!
– Ладно, извини.
– Альберт – великий писатель… – закатила глаза Лида.
Я сцепила зубы, приказав себе: молчи, Вилка!
– Но нам с мамой хочется кушать, – продолжала жена «гения».
Резонное замечание. Но по логике, если ты связала свою жизнь с великим человеком, приготовься к бытовым неурядицам и полному безденежью. О своих жене и детях, как правило, заботятся нормальные парни, скромные труженики, а те, кто витает в облаках, не опускаются до мыслей о том, что супруге нужны зимние сапоги. Мол, какая разница, в чем ходит по снегу баба. Она должна быть счастлива, понимая: ее выбрал в спутницы жизни яркий талант.
– И одеваться надо, – добавила Лида.
– Вот тут я с тобой совершенно согласна, – не выдержала я.
Лида с сомнением покосилась на меня, но не остановилась.
– Алик не может работать от девяти до семи.
– Он болен? – опять не утерпела я. – Бедняжка!
– Альберт думает, творит, а служба мешает мыслительному процессу.
– Ага.
– Мы с мамой не жаловались.
– Ну да.
– Вполне хватало на все нашей с ней зарплаты.
– Конечно.
– А потом мамуля сломала руку, и хозяйка выгнала ее вон. Никто не хочет держать домработницу-инвалида.
– Ясно.
– В нашей конторе провели сокращение. Меня уволили.
– Печально.
– Конечно, я снова устроилась на оклад, – зачастила Лида, – но теперь маминой зарплаты нет, пенсия у нее крохотная, ну… и… в общем… мы решили… Птичка-то наша! Я сюда приезжала несколько раз. Сначала думала сюда прислугой наняться – Жозя меня лишь один раз видела, да и то полчаса всего, по паспорту я Ивановой осталась, так что никаких проблем. Но у них уже своя домработница имелась, из местных. Я тогда с ней поболтала, вроде хочу дачу на лето снять, посоветуй, мол, где лучше. В общем, разговорились, и Зина растрепала: двери тут никто на ночь не запирает, а если им в голову вступит щеколду задвинуть, то окно в бойлерной всегда нараспашку, влезай – не хочу. Сад здоровенный, хозяйка в дальний конец не сунется, чего там есть, давно забыли. Жозя спит как бревно, ее не добудиться, а у Даны мигрени случаются, тогда она снотворным накачивается и колодой лежит. Видишь, как просто!
Одним словом, Лида выждала нужный момент и проникла в дом. Сначала ей было жутко страшно, но вскоре стало понятно: Зина не наврала. Жозя и Дана мирно посапывали, одна в своей спальне, другая в мансарде.
За пару визитов Лида обыскала весь первый этаж, исключая опочивальню старушки. Потом обшарила второй и поняла: ни сейфа, ни тайников в этой части здания нет. Необысканными остались мансарда, вольер и комната Жози.
Лида боится птиц, поэтому в вольер не пошла, да и Клавдия Андреевна сказала дочке:
– Ювелирное изделие не станут держать во влажности. Наверное, захоронка либо у старухи, либо у молодой. Надо лезть туда! Выждем момент, когда Дана уедет отдыхать или по работе в другой город порулит, тогда и пороешься в мансарде.
Мой звонок перепугал «домушниц», и бывшая домработница Колосковых приказала дочери:
– Отправляйся прямо сегодня. Нельзя тянуть, Жозя может продать раритет…
– Я не знала, что в доме еще кто-то будет, – каялась сейчас Лида, – осторожно поднялась сюда и принялась за поиски.
– Нашла? – поинтересовалась я.
– Не-а! Значит, старуха у себя птичку прячет. Слушай, хочешь, мы тебя в долю возьмем? – ажитированно зашептала Лида. – Пошли вместе вниз, пороемся у бабки! Если она проснется, я спрячусь, а ты скажешь…
– С ума сошла! – возмутилась я. – Значит, так. Немедленно убирайся вон! Имей в виду: еще раз сюда явишься – очутишься в милиции. С сегодняшнего дня дом будет взят под охрану, видеокамеры включены, они торчат на заборе. Безалаберности пришел конец! Я сама стану следить за порядком!
Лида тихонько засмеялась:
– Туфта.
– Ты о чем?
– Зина мне все объяснила! Камеры не работают, хоть и выглядят круто.
– Э, нет! Дана один раз поймала хулигана, который ей дверь испачкал.
– Верно, – еще больше развеселилась Лида. – Раньше они фурыкали, а год назад сломались.
Я подавила раздражение. Все-таки Жозя и Дана – безголовые курицы! Впрочем, и я хороша. Не подумала про видеонаблюдение. Следовало бы раньше вспомнить о камерах и просмотреть кассеты. Только глядеть-то, как выяснилось, нечего.
– Дана хотела отремонтировать систему, а старуха была против, – поясняла Лида. – Зина говорила, что бабка категорично заявила: не следует деньги тратить, все и так думают, что запись ведется.
– У Зины слишком длинный язык!
– Есть немного, – согласилась Лида. – Так как? Ты в доле?
– Убирайся.
– Сейчас ночь!
– И что?
– Куда я пойду?
– Мне все равно.
– Подумай, – уперлась Лида, – птичка очень дорогая. Мы тебе за помощь два процента дадим.
– Уматывай вон! Живо! А то с лестницы спущу!
– Пять!
Я сжала кулаки.
– Семь, – надбавила Лида. – Не упусти своего счастья! Такое предложение раз в жизни делают! А, поняла… Ну и дура же я! Ты себе все захапать хочешь. Сама пойдешь к старухе шарить. Птичка моя!
– Считаю до трех, – устало сказала я, – потом звоню участковому.
– Слушай, – выпучила глаза Лида, – я тебе не все сообщила.
– Есть новые захватывающие сведения?
– Да! Думаешь, Дана сама выпала? Тебе лучше отсюда побыстрей уехать!
Я вздрогнула:
– Ты на что намекаешь?
– Ха! Ее вытолкнули.
– Откуда ты знаешь?
– Дана звонила Алику, скандал устроила. Муж мне ничего не сказал, но мама…
– Сняла трубку и подслушала.
– Совершенно случайно! Мы же вместе живем. Мамуля просто решила пыль протереть, подняла…
– Это неинтересно! Ты лучше про их беседу расскажи.
Лида покусала нижнюю губу.
– Данка, стерва, Алика никогда не трогала. Развелись – и она исчезла. Бросила мужа без денег и ни разу не поинтересовалась: милый, ты как… Несколько лет ни слуху ни духу. Вот сучара! Подыхай, Алик, с голоду! – возмущалась Лида. – А тут – здрассти… позвонила и орет: «Знаю, ты матери жить не даешь! Видела тебя!»
– Где? – насторожилась я.
– Вот и Алик то же спросил. А она: «Сволочь! Ты зачем за Жозей следишь? И в магазин не лезь!»
– Вот странность, – покачала я головой.
– Сумасшедшая она, – пожала плечами Лида. – А дальше был такой разговор…
– Не знаю, кто тебе чего наболтал, только я здесь ни при чем. Имей в виду, за Жозей многие охотятся! Вспомни Жанну Бирк. Вот ей и звякни! – вопил Алик.
Дана прямо задохнулась.
– Какая Бирк? Прекрати чушь нести!
И тут бывший муж озверел:
– Надоели! Вечно я у тебя виноват! Прямо главная сволочь Земли! На себя посмотри! И у Жози спроси! Да мать в Евстигнеевке все ненавидят, и тебя до кучи. В лицо улыбаются, а за глаза убить готовы. Странно, что вы еще живы! С какого бодуна ты решила, что я за ней слежу?
– Продавщицы в моем магазине сказали, – внезапно вполне человеческим голосом ответила Дана. – Вроде мужик приходил, про мои дела расспрашивал, просил хозяйке о визите не говорить. На тебя по описанию похож!
– Дура! Ищи ближе, – посоветовал Алик. – Мне на тебя плевать! Вот еще, стану я свое время тратить… С Жозей поболтай. Есть вещи, о которых мать тебе никогда не рассказывала. Ты про Жанну Бирк слышала?
– Вроде мелькала пару раз фамилия в разговоре, – протянула Дана. – Какая-то сотрудница Матвея Витальевича?
Альберт рассмеялся.
– «Какая-то сотрудница»… – передразнил он бывшую жену. – Жанна с Феликсом родителям лучшие друзья были, а потом, после смерти Феликса, Жанна исчезла. Не поленись, расспроси Жозю. Что ты вообще про Евстигнеевку знаешь?
– Обычная деревня, – ответила Дана, – люди разные, богатые и бедные. Я здесь практически ни с кем не общаюсь, кроме одной женщины. И у Жози тут друзей нет.
– Идиотка! – перебил Алик. – У Жози там приятелей и не может быть. Сбегай к Людмиле Захаркиной, она в лесу живет, за речкой. Сумасшедшая баба! Вот и поговори с ней, и с Жозей заодно. Небось Захаркина за вами подсмотреть решила. Ведьма! Ее легко с мужиком в прежние годы путали.
– Кто она такая? – растерялась Дана. – И что я ей плохого сделала?
– Вот и задай бабке свои вопросы, – рявкнул Алик. – Авось получишь ответы. Вы с Жозей вроде как мать с дочерью стали, но, похоже, твоя новая мамочка дочурке ни слова правды о себе не сообщила.
– Какой правды? – прошептала Дана. – Алик, ты что-то плохое знаешь?
– А хорошее люди скрывать не станут, – заявил Алик. – Насчет же дурного могу лишь одно сказать: Жозя дура.
– Не смей так говорить о маме!
– Была бы умная, носа б в Евстигнеевку не показывала. Или она решила, что все перемерли и она одна осталась? Нет, Бирк-то живехонька. Она, кстати, хорошо выглядит – ее по телику не так давно показывали.
– По телику? – переспросила Дана.
– В программе «Живые истории», – пояснил Алик. – Она про Феликса рассказывала. Я тогда кой-чего совместил и в принципе понял… Ладно, покедова! Больше со скандалом не звони. И лучше вообще этот номер забудь навсегда. А напоследок скажу: в моем доме у тебя врагов нет. Так, лишь удивление от вашего поведения было, да и оно давно прошло. Нас ничто не связывает, Андре давно вырос, исчезни из моей биографии. А если за вами следят, то это закономерно. Странно, что вас еще не подожгли…
Лида примолкла, потом глянула на меня.
– Вот такой у них разговор состоялся. Понимаешь? В деревне куча народа их ненавидит! Вот кто-то Дану из окошка и выпихнул!
Утром, около девяти, я, с трудом продрав глаза, позвонила в больницу, узнала, что в состоянии Даны изменений нет, спустилась на кухню, обнаружила у плиты Жозю и с укоризной сказала:
– Вчера дверь в дом осталась открытой!
– Да? – изумилась она. – Ну и ну! Я ее закрывала.
– И окно в бойлерной нараспашку стоит, залезай, кто хочет! – не успокаивалась я.
Жозя растерянно заморгала:
– Да? Что такое бойлерная? Ты имеешь в виду гараж во дворе? В нем мой «Запорожец», но его без ключа не завести. Еще там стоят цветочные горшки и газонокосилка! Она, правда, старая, но отлично работает. Надо запереть помещение.
Я включила чайник. Увы, разум Жози день ото дня делается хуже. До возвращения Даны мне придется тщательно следить за порядком в доме, вечером лично закрывать все двери и окна, задвигать все запоры.
– Жозя, ты хорошо знаешь Евстигнеевку? – перешла я к иной теме.
– Конечно, – заулыбалась пожилая дама, – живу здесь… э… уж и не вспомнить, с какого года. Дом и участок Матвею Витальевичу выделили как профессору.
– У тебя тут много знакомых?
– Никого.
– Совсем?
– Абсолютно, – уверенно ответила старушка.
– Но как же так? – усомнилась я. – За столько лет вы ни с кем не подружились?
– Были когда-то приятели, – заулыбалась Жозя, – и чай вместе пили, и танцы устраивали… Но потом кто умер, кто переехал. А нынешних я не различаю, просто здороваюсь вежливо.
– Говорят, тут из старожилов осталась Людмила Захаркина.
– Кто? – переспросила Жозя.
– Людмила Захаркина, – повторила я.
У старушки на лице появилась озабоченность.
– Захаркина, Захаркина… И давно она в Евстигнеевке?
– Вроде очень много лет, живет в лесу, за речкой.
– Не припоминаю. Наверное, склероз начинается, – грустно заметила Колоскова. – А зачем тебе понадобилась эта Захарова?
– Захаркина, – поправила я. – Понимаешь, мне надо в город. Вот уеду, а ты одна останешься…
– Конечно, – засмеялась Жозя, – я никуда не убегу.
– Вдруг заскучаешь?
– Ну уж нет!
– Или захочешь чего… Просто я подумала, если Людмила твоя добрая знакомая, может, привезти ее сюда? Вместе вам веселее будет, и мне спокойней: у тебя компания, не затоскуешь.
Жозя поставила на стол чашку и сердито взглянула на меня:
– Это Данкина работа? Выставила меня маразматичкой? Не приспособленной к жизни идиоткой?
– Что ты! – замахала я руками. – Мне самой в голову мысль пришла. То есть не об идиотизме, конечно.
– Хватит! – буркнула Жозя. – Я не нуждаюсь в няньках! Как видишь, самым наилучшим образом сварила себе какао. Ничего не перепутала, не поставила кастрюльку в холодильник, водрузила на плиту. Спасибо за заботу! Меньше всего желаю видеть в собственном доме старух невесть откуда. Кстати, я расчудесно могу жить в одиночестве, без тебя. Придумала меня пасти! Еще плакат на заборе повесь: «Жозя – дура». Кстати, хочешь чашечку какао? Я обожаю этот напиток и замечательно его варю. И вовсе не являюсь кретинкой, да!
– Прости, пожалуйста, – пробормотала я, – я глупость сморозила.
– Ничего. И не вздумай сюда мне подружек таскать, – уже спокойнее продолжала Жозя. – Недосуг мне с бабками болтать, птицы заботы требуют. Уезжай на работу, не беспокойся.
– Ладно, ты только двери запри.
– Днем? Вот уж глупость! В Евстигнеевке спокойно, – заявила старушка.
– Жозя, ты ведь пойдешь в птичник?
– Ну конечно.
– Вольерная расположена далеко от входа, там шумно. Вдруг злой человек проникнет в дом?
– Зачем?
– Обокрасть, например, захочет.
– У нас камеры! Вся деревня в курсе. Побоятся даже к калитке приблизиться, – торжественно объявила бабушка.
– Аппаратура давно сломалась, сейчас камеры – просто муляж, – парировала я. – Кстати, ужасно глупо не позвать мастера, не отремонтировать систему.
– Откуда ты знаешь? – изумилась Жозя.
– Случайно выяснила.
Я решила не сообщать старой даме о визите Лиды. Не стоит нервировать ее рассказом о том, как по ее дому ночью бродила новая невестка. Как только Дана поправится и выйдет из больницы, я немедленно посоветую ей не только исправить видеотехнику, но и уволить болтливую Зину, но пока пусть все течет по-прежнему. Жозя и так взбудоражена, ни к чему ей новые стрессы.
– Местные не полезут, – уперлась старушка, – им же ничего не известно.
– Кроме евстигнеевцев, имеются гастарбайтеры, бомжи, прохожие, – перечислила я. – Приметят добротный дом, перемахнут через забор, войдут в коттедж и похитят ценности.
– На камерах не написано, что они не работают. И у нас ничего особо ценного нет!
– Совсем? В любой семье есть хорошие вещи: серебряные ложки, ювелирные изделия, картины, статуэтки.
Я ожидала, что Жозя занервничает, вспомнит про птичку из платины и скажет: «Вилка, давай отвезем одну ценную вещь на хранение в банк!» Думаю, Лида больше не вернется в дом, элементарно побоится. С другой стороны, кто ее знает! А я не могу безвылазно сидеть на даче и работать сторожевым псом. Но Жозя повела себя иначе.
– Пустяки, у нас дома дешевый ширпотреб.
– Когда-то у Даны имелись красивые украшения. Вроде ты ей их и дарила, – наобум сказала я.
Старушка чихнула, потом с явным удовольствием отхлебнула какао.
– Было, да сплыло, – заявила она. – На какие деньги, думаешь, Дана бизнес поднимала? Пришлось продать цацки.
Я оказалась в сложном положении. Как я уже упоминала, не хотела тревожить Жозю, поэтому рассказать ей о визитах Лиды посчитала невозможным. Но птичка из платины очень дорогая вещь, ее следует спрятать подальше.
– Могу что-нибудь для тебя сделать? – Я предприняла последнюю попытку разговорить Жозю.
– Купи белого хлеба, – велела она. – Хотела тостик съесть и ни кусочка хлебушка не нашла. Магазин недалеко, но я сама туда уже много лет не хожу. Да и раньше противно было совать нос в грязную лавку.
