Глава 15
Отец Альберта, Матвей Витальевич Колосков, происходил из хорошей семьи. Все его предки с незапамятных времен жили в Москве и занимались ювелирным делом. В детстве любимым развлечением Матвея было наблюдать за мамой Таисией, которая, не разгибая спины, ковала симпатичные украшения из серебра.
В советские годы практически не было мастеров, у которых можно было заказать украшения. Ювелиры работали на заводах, штамповали кольца, браслеты, цепочки по эскизам, утвержденным художественным советом предприятий, творческая индивидуальность не приветствовалась. При коммунистах существовал закон, запрещавший частникам использовать золото и некоторые камни. Хочет человек самовыражаться – пусть берет янтарь, медь, серебро и кует, пока не поседеет. Но если у него дома на рабочем верстаке найдут золотую пыль, поедет он как миленький в Мордовию, и там его будут перевоспитывать в одной из многочисленных колоний…
Естественно, Таисия была в курсе существующих порядков. Она не хотела оставлять сиротой Матвея, поэтому ничем запрещенным не занималась – делала серьги из кожи, меха, бусин и прочей лабуды. Еще у нее хорошо получались серебряные подвески и браслеты. Женщина неплохо зарабатывала, а где ее муж, Виталий Колосков, она никогда не говорила. Вернее, Матвей знал, что папа погиб на военной службе.
Матвею нравилось ремесло мамы, но сам он ювелиром становиться не собирался. Мальчик еще в школе увлекся птицами, его очень интересовали вопросы: каким образом они ориентируются в воздухе, почему никогда не сбиваются с пути, кто приказывает стае начать перелет?
Когда сын окончил восьмой класс, Таисия спросила:
– Продолжишь обучение в девятом или пойдешь в училище, поддержишь семейную традицию?
Матвей помотал головой:
– Не хочу сидеть над безделушками, я мечтаю стать биологом.
Юноша приготовился к длительной дискуссии с мамой. Он даже заранее сформулировал аргументы и намеревался отстаивать свою позицию до победы. Но Таисия неожиданно кивнула:
– Хорошо. Каждый – кузнец собственного… несчастья. Любой династии когда-нибудь приходит конец.
Матвей растерялся и переспросил:
– Ты не против, чтобы я занялся орнитологией?
– Я только за, – улыбнулась Таисия. – Самое большое наказание для человека – работа, к которой не лежит душа. Родители не должны диктовать детям их путь.
Матвей выбрал профессию по душе и быстро пошел в гору. Кандидатская диссертация, докторская, профессорство… Повезло ему и в семейной жизни – еще студентом он встретил Антонину, женился на ней и прожил счастливо много лет. Тоня, которая с легкой руки внука позднее превратилась в Жозю, обожала Матвея и помогала ему в работе.
Ученого Колоскова привечали власти. Выражалось это и в материальной форме: доктору наук подарили гектар земли с просторным домом, дали хорошую по тем временам квартиру и, что особенно ценно, разрешали ездить по заграницам для изучения птиц. И если основная масса советских людей, имевших возможность пролезть под «железный занавес», посещала Болгарию, Польшу и прочие страны так называемого соцлагеря, то Матвей катался в Бразилию, Эфиопию, Австралию. Ведь экзотические птицы не водятся в Европе, а профессора интересовали лишь крайне редкие виды. Кстати, благодаря Матвею Витальевичу в Московский зоопарк начали поступать уникальные экземпляры попугаев. И что особо удивительно, Антонина всегда сопровождала супруга. Это было совсем уж не по правилам. В коммунистические времена, боясь невозвращения гражданина из мира «загнивающего» капитализма в «рай» социализма, семейную пару никогда не отпускали за рубеж, оставшиеся на родине родственники служили гарантом для властей. А Колосковы колесили по миру рука об руку. Правда, они всегда в голос клялись в верности марксизму-ленинизму.
В традициях Колосковых было рано жениться, Альберт тоже повел Дану в загс, будучи студентом первого курса. Не успели молодые отбыть на море, где собирались провести медовый месяц, как умер Матвей Витальевич.
Прошло время. Вдова не выбросила ничего из вещей Матвея Витальевича. Более того – сохранила в нетронутом состоянии и кабинет мужа на даче.
Однажды, уже после рождения Андре, Алик сказал маме:
– Давай освободим помещение под детскую? Вывезем письменный стол, шкафы, весь старый хлам… Зачем нам мемориальная комната?
– На втором этаже полно свободных помещений, – отрезала Жозя.
– Ребенку лучше на первом, – не успокаивался сын.
Дана встала на сторону свекрови.
– Ничего, Андре заберется по лестнице, – сказала она, – а Жозе не хочется расставаться с памятью о любимом человеке.
– Вы дуры! – возмутился Алик. – В кабинет сто лет никто не заходил.
Жозя отвернулась к окну, а Дана возмутилась:
– Сам идиот! Потому никак достойную службу не найдешь.
И действительно, у Алика никак не складывалось с работой, он фактически сидел на шее у Жози и Даны. Первое-то время обе женщины верили: Альберт непременно поднимется. Но потом надежды мамы и жены начали таять. Сначала Дана, а за ней и Жозя стали упрекать Алика в лени. В принципе они были правы, но Альберт злился и отвечал:
– Я выбрал для себя стезю писателя. Мой долг донести до людей свое слово!
– Но ты же предпочитаешь выполнять избранную миссию не на голодный желудок, – один раз не выдержала Дана.
– Конечно, кто-то должен наполнить холодильник, дабы наш «Пушкин» плотно поел, – ехидно подхватила Жозя. – Мы с девочкой работаем, как пчелки, а ты трутень.
Немного резкое замечание, но справедливое. Жозя после смерти супруга-ученого продолжала преподавать биологию в институте, еще она набрала частных учеников из числа школьников, желавших поступить в вуз, и крутилась как белка в колесе. Дана тоже не сидела сложа руки – ей пришла в голову мысль заняться бусами, браслетами и прочей бижутерией. Кстати, к этому невестку подтолкнула свекровь. Жозя однажды сняла с антресолей кипу альбомов и сказала:
– Мать Матвея, Таисия, зарисовала все свои работы. Хочешь посмотреть? Есть очень красивые.
Перелистывая страницы с акварелями, Дана и сообразила: бусы можно сделать из любого материала, хоть из пробок от винных бутылок. Главное, потом продать аксессуары.
В очередной раз услыхав про трутня, Альберт надулся, а Жозя вновь наступила сыну на больную мозоль:
– Если у тебя не получается с писательством, помогай Дане. Она отличный бизнес задумала!
– Еще чего! – заорал Алик. – Нашли дурака! Может, вы надеетесь, что я стану цепочки клепать? Совсем с ума сошли? Я мужчина!
– Мужик, не умеющий зарабатывать деньги, обычный альфонс, – высказалась Дана, – почему я должна ломаться с утра до ночи, а Жозя бегать савраской, чтобы заработать тебе на борщ?
– Потому что вы не творческие люди, – с презрением заявил Алик, – вас ангел при рождении в лоб не поцеловал, как меня.
Жозя нахмурилась.
– Твой отец, Альберт, был гениален! И тем не менее думал о семье. Ему хотелось изучать лишь экзотов, и он имел такую возможность. Но чтобы его сын ходил в красивой одежде и хорошо питался, Матвей колесил по стране, читал лекции в разных вузах и…
– Хватит! – Альберт вдруг стукнул кулаком по столу. – Мама, я не идиот!
Жозя заморгала:
– Ты о чем?
– Сама знаешь, – загадочно ухмыльнулся Альберт. – Хватит мне папашку в пример ставить. Он далеко не святой!
– Алик! – с негодованием воскликнула Жозя. – Светлая память Матвея Витальевича…
– Скорей уж черная, – хмыкнул сын. – Ты хочешь, чтобы я был похож на папеньку?
– Конечно, – царственно кивнула Жозя.
– Во всех отношениях? – уточнил Альберт.
– Ты о чем, деточка? – стала ласковой мама.
– Хочешь поговорить при Дане? – издевательски осведомился Алик. – Ладно, сын обязан слушать мать. Значит, так. Жанна Бирк, сотрудница Института промышленного птицеводства и животноводства, той самой организации, где папахен начальствовал всю свою сознательную жизнь, имела мужа, Феликса Бирка, диссидента и…
– Дана, – повернулась к невестке свекровь, – пойдем, Алик не желает беседовать о собственных ошибках, вот и переводит стрелку неизвестно куда.
– Если продашь птичку, – вкрадчиво протянул Альберт, – то можешь всю жизнь спокойно лежать на диване!
– Какую птичку? – пожала плечами Жозя.
– Попугая, – ответил Алик.
И тут Дана с возмущением налетела на мужа:
– Зачем ты предлагаешь маме подобное? Она Карлушу из яйца вырастила! Он память о Матвее Витальевиче! Это все равно что с ребенком расстаться! Совесть у тебя есть?
– Я всегда полагал, что основная память об отце – это я, – вздохнул Алик, – а теперь выясняется, что крикливая гадость в клетке важнее сына. Но не о пернатом речь.
– Так о чем? – поразилась Дана.
Но ответа на свой вопрос она не получила. Жозя, закатив глаза, начала медленно опускаться на пол.
– Врача! – заорала Дана, кидаясь к свекрови. – Скорей! Алик, ты убил мать! Ненавижу тебя…
Лида замолкла.
– Неприятно быть свидетелем подобной сцены, – мягко сказала я, – не знаю, куда деваться, если при мне люди принимаются скандалить. Но сейчас я испытываю некоторое недоумение.
Лида передернулась и обхватила себя руками.
– Холодно? – заботливо поинтересовалась я. – Возьми плед и накинь на плечи. Так вот о моем недоумении. Ты чуть раньше сказала, что познакомилась с Аликом уже после того, как супруги разошлись. Правильно?
– Ага, – подтвердила Лида. – Я не уводила Алика из семьи. Я не из тех сволочей, которые в чужом огороде клубнику воруют!
– Тогда откуда же столь доскональная информация о семейном скандале? – восхитилась я. – Создается впечатление, что ты лично присутствовала при том разговоре.
Мадам Колоскова номер два покраснела:
– Мне мама рассказала.
– Жозя? Вы же с ней не общаетесь!
– Не свекровь, – уточнила Лида, – моя собственная мать.
– А она от кого про скандал узнала?
Лида снова передернула плечами, затем сняла с постели шерстяной плед и завернулась в него, устроившись на кровати.
– Мама была у Колосковых домработницей – три раза в неделю приходила убирать, готовить, стирать. Жозя с Даной лишь прикидывались бедными, у них имелись рубли в чулках. Совсем нищая семья прислугу не наймет, сами будут с пылесосом бегать.
– Ясненько, – кивнула я. – Значит, поломойка подслушивала, а потом, вернувшись домой, обсасывала с дочкой чужую жизнь. Увлекательное занятие!
– А вот и нет! – возмутилась Лида. – Мамуля жалела Алика. Замечательный человек, интеллигентный, писатель! Не то что мой отец, пьяница-слесарь. Альберт, говорила мама, непременно пробьется, ему пока просто не везет. Современные читатели идиоты, им подавай Смолякову да Арину Виолову. Непотребные книжонки выпускают огромными тиражами, а ихние авторши деньги мешками гребут. Но время все расставит по своим местам, через триста лет будут изучать философско-романтическо-психологические труды Альберта Колоскова, а не мусор Виоловой.
– Думаю, последние пассажи являются цитатой из речей твоего супруга, – мирно констатировала я. – Приятно, что он знаком с моим творчеством, и резко отрицательная оценка его меня абсолютно не обижает. Каждый имеет право на собственное мнение. Кстати, я забыла представиться: давняя подруга Даны, автор детективных романов Арина Виолова, в миру Виола Тараканова.
Лида вздрогнула и прижала ладони к щекам.
– Извини… – прошептала она.
– Думаю, прощения за нарушение границ частной собственности тебе следует просить не у меня.
– Я о книгах. Не читала их… и Алик тоже. Он… у мужа нет времени на чтение чужих произведений… – начала оправдываться Лида.
– Ну да, чукча не читатель, чукча – писатель, – не выдержала я взятый было слащавый тон.
– Что?
– Ничего, вспомнила бородатый анекдот. Кстати, жене писателя не пристало употреблять замечательное словечко «ихние», – мстительно ответила я, – а то можно остаться в памяти потомков в качестве малообразованной супруги гения. Конечно, это лучше, чем Ксантиппа, [9] но тоже не ахти!
– Ксантиппа? Это кто? – занервничала Лида.
– Неважно, одна дама весьма вздорного характера, к теме нашей беседы ни малейшего отношения не имеет, – отмахнулась я. – Насколько понимаю, ситуация в свое время сложилась так: Дана и Жозя уехали от Алика, а твоя мать… Кстати, как ее зовут?
– Клавдия Андреевна, – нехотя сообщила Лида.
– Ага, отлично. Значит, Клавдия Андреевна увидела, что Алик остался один, и быстренько подсунула ему свою дочь!
– Нет! Я пришла помочь маме мыть окна, и Альберт в меня сразу влюбился!
– Лида, мне все равно, как вы познакомились с Аликом и как развивались ваши отношения. Быстро отвечай, что ты ищешь в чужом доме?
Лида сбросила с плеч плед. Я бы на ее месте непременно посетила врача. Похоже, у дамы беда с терморегуляцией организма. Ей то холодно, то жарко. Может, у нее ранний климакс?
– Птичка… – наконец выдавила из себя Лида. – У Алика нет от меня тайн, вот он и рассказал. В семье Колосковых хранится ювелирное изделие: попугайчик, сделанный из платины, размером примерно с мой кулак.
– Ничего себе! – ахнула я. – Даже если учесть, что у вас очень небольшие руки, изделие должно стоить больших денег.
– Огромных, – прошептала Лида. А потом зачастила: – Птичка усыпана настоящими камнями – там рубины, изумруды, алмазы, сапфиры. Страшно представить, сколько за нее выручить можно. Жозя не имеет к ней никакого отношения. Вещица принадлежала Матвею Витальевичу, а тому ее передала мать-ювелир. Ну с какого бока Жозе драгоценность перепала? Она Аликова! Но Жозя ее захапала и увезла! Гадина! Они обе с Данкой стервы! Ограбили квартиру! Сейчас все подробно расскажу. Моя мама отлично имущество знала, ведь дом убирала. Уехали эти мерзавки, мамуся приходит – и в ауте. Сервизов нет! Серебра тоже! Часы старинные «Павел Буре» со стены сняты! Столик красного дерева с медальонами исчез! А статуэтки? Между прочим, это немецкий фарфор хрен знает какого века! Ценное уволокли, оставили одно дерьмо! Красиво? Ограбили Алика!
– Ему отдали квартиру, – напомнила я.
Лида вскочила на ноги.
– Сейчас заплачу от радости! А себе дом откусили! Участок в гектар!
– Дача принадлежит Жозе.
– Нет! Ее получил Матвей Витальевич, значит, наследник Алик! Мы! Он и я! А не эти!
Лида задохнулась от возмущения и плюхнулась на кровать.
– В общем, понятно. Ты не можешь упереть коттедж и землю, поэтому решила украсть птичку, – подвела я итог услышанному.
– Взять свое!
– К тебе изделие из платины с камнями никакого отношения не имеет, – напомнила я.
– Раритет принадлежит Алику! Птичку у него украли… – вновь принялась кипеть Лида.
– Но как ты не побоялась сюда залезть? – перебила я ее. – Подняться в комнату! Вдруг хозяйка пришла бы!!
Лида вытаращила глаза:
– Ты же звонила Алику, сказала, что Дана в больнице. А он мне рассказал. Потом по делам уехал, а мамуля мне подсказала: «Поторопись, доченька. Старая карга бывшую невестку любит. Вдруг ей деньги понадобятся либо на больницу, либо на гроб… Продаст птичку, за копейки спустит! Езжай туда и ищи!»