Глава 12

Я молча наблюдала за Расторгуевой. Надо встать и вернуться в дом Гарибальди, но я отчего-то очень устала, даже пару шагов сделать тяжело. А Вера, судя по набору медикаментов, ничем серьезно не страдает, принимает самые простые средства. Хм, дибазол с папаверином… Неужели это еще прописывают людям? Наука давным-давно изобрела более действенные и менее опасные таблетки, поддерживающие нормальный тонус сосудов. Минуточку, а что там такое темнеет?

– Вера, айн момент! – воскликнула я. – Покажи вон ту синюю коробочку…

– Которую? – Хозяйка будто ослепла. – Зеленую? Не узнала? Это ж аспирин быстрорастворимый!

– Нет, синюю, с яркой надписью.

Вера быстро закопала небольшую упаковку.

– А ну, дай сюда! – приказала я и выхватила блистер из кучи. – Надо же, точно, я не ошиблась, это рецитол. У вас в семье кто-нибудь страдает паркинсонизмом?

– Чего? – разинула рот Вера. – Это чего такое?

– Паркинсонизм, – повторила я. – Хорошо, что ты с ним пока не знакома, надеюсь, не повстречаешься и в дальнейшем. Так откуда у тебя рецитол?

– Понятия не имею, – загудела Расторгуева. – Может, забыл кто? Или на сдачу в аптеке дали.

– На сдачу? – повторила я. – Интересно…

– Ага, – приободрилась хозяйка. – Иногда у них мелочи нет, вот и суют всякую хрень типа таблеток от кашля за два рубля.

– Здесь и цена написана… – протянула я. – Ничего себе, полторы тысячи рублей! Такое лекарство в качестве довеска не пойдет.

Лицо Веры покрылось красными пятнами.

– Так откуда рецитол? – насела я на нее. – Его продают только по рецепту врача, и исключительно несчастным людям, которым поставили страшный диагноз. Вот аспирин в принципе могут употреблять многие, хотя он тоже опасен, допустим, при язве желудка или гемофилии.

– Ты че, врач? – поразилась Вера.

– Нет, но я люблю программу «Здоровье» смотреть, – засмеялась я. – Очень познавательная передача! Ну вот что, Вера, ты мне рассказываешь, зачем тебе рецитол… к тому же… – Я быстро вытащила блистер. – Так и есть, несколько таблеток отсутствует! Кто их принял? Отвечай!

Вера попыталась изобразить рыдания, но артистическая стезя предназначена явно не для Расторгуевой, ей так и не удалось выжать из себя ни слезинки.

– А все Зина… – гнусаво протянула она, демонстративно вытирая сухие глаза рукавом замызганного халата, – это она посоветовала и принесла. Не растерялась, дрянь! Ты правильно заметила, лекарство дорогое, вон какие деньжищи… А Зинаида с меня две тыщи слупила. Сказала: в аптеке провизор лишку попросила, иначе – только по рецепту отпустит.

– Зинаида – это та женщина, которая убирает дом Даны? – осенило меня.

– Убирает… – презрительно фыркнула Расторгуева. – Грязь размазывает. Только богатая дура может за такую работу бабки платить. Гарибальди следовало меня позвать. Я рядом живу, хоп через заборчик – и на месте, а Зинке с другого конца деревни надо плюхать и…

– Зачем тебе рецитол?

– Ну… так… про запас.

– Вера, не смеши меня! Подобные медикаменты никто не складирует. Это же не нитроглицерин, который на случай сердечного приступа держат!

– Э… да… о…

– Ладно, – сказала я, – до свиданья.

– Ты куда? – встрепенулась Вера.

– Поеду в Москву, – пояснила я, – на Петровку, у меня там полно друзей. Знаешь ведь, я детективы строчу, вот и перезнакомилась с сотрудниками МВД. Здесь всем Глеб заправляет, но ему веры нет, и я привезу своих товарищей. Да, забыла сказать: Дану, похоже, хотели убить. Накормили рецитолом, а потом через подоконник перевесили – лекарство вызывает потерю сознания. Кстати, никуда не уезжай, ты первая подозреваемая: Дану обнаружила и лекарство в аптечке хранишь.

– Мама! – обвалилась на диван Вера. – Рецитол для другого! Зинка мне его дала! Спроси у нее, если она совесть не потеряла – подтвердит!

– Сначала сама объясни.

Вера закатила глаза:

– Голова кружится… Плохо мне…

– Тебе может стать еще хуже, – ехидно пообещала я. – В тюрьме особых условий нет: народу в камере битком, душно, не факт, что тебе личная койка достанется, будешь с какой-нибудь грязной бабой на одной шконке по очереди спать…

– Господи… – затряслась Вера. – У меня муж алкоголик!

– Отличное оправдание для плохих поступков, – кивнула я. – Но ты слегка занудна, я уже слышала сегодня про беспробудное пьянство Николая, пора сменить тему. Начинай рассказывать о тяжелом детстве, лучше с момента появления на свет. Я стопроцентно уверена, что у твоей матери были патологические роды и поэтому тебе досталась кривая карма…

Расторгуева заморгала.

– Да нет, – выдавила она из себя, – ты не поняла, рецитол для Николая. Как он мне надоел!

– Намекаешь на то, что задумала убить не Дану, а мужа? – поинтересовалась я.

Вера вжалась в угол дивана.

– Погоди, щас все спокойно растолкую…

– Да уж, сделай милость, – заявила я.

И Вера начала каяться.

Она устала жить с не просыхающим от водки Николаем. Мало того, что он не приносит в дом деньги, так ведь еще и норовит утащить последнее, к тому же муж легко распускает руки. Колька – здоровенный амбал, и он звереет, если Вера скандалит, увидев его пьяным. Пропойцей себя урод не считает, «зашиваться» не идет, а на все мольбы Веры посетить нарколога орет:

– Я употребляю, как все, заткнись, дура!

Мне непонятна логика женщины, которая терпит рядом омерзительное, проспиртованное чудовище. Из любой ситуации есть два выхода. Всегда! Если хочешь избавиться от дебошира и мерзавца, это вполне возможно сделать, надо лишь уяснить: алконавт сам никуда не денется, ему уютно в доме, где есть еда и чистая постель. Убегать придется самой, резко ломать свою жизнь. Пьяница всегда находится в зоне риска, даже распрощавшись с бутылкой, он может сорваться, спокойствие и благополучие вашей семьи висит на тонкой нити. Если не хотите жить в состоянии вечного стресса, лучше уносите ноги и впредь не приближайтесь к мужчине, который считает поллитровку своей лучшей подругой.

Но на резкое изменение судьбы способны только сильные личности, остальные элементарно боятся уходить из дома и оправдывают себя, приговаривая: «Мне жалко мужа! Кто ж его накормит, напоит, обстирает? Пропадет он без жены!»

Девочки, вы ошибаетесь! На свете много глупых женщин, всегда найдется новая нянька для алкоголика. А у вас, может, после разрыва с ним начнется иная жизнь.

И уж категорически нельзя иметь ничего общего с мужиком, который поднял на тебя руку. Не надейтесь, что побои были случайными, что муж раскаивается. Нет, раз он начал махать кулаками, теперь не остановится. Тут снова выбор: либо записаться в секцию самбо и научиться давать отпор, либо навсегда с ним расстаться. Швырнете муженька пару раз через бедро, он мигом притихнет, а если не станете терпеть побои и уйдете, начнет вас уважать.

Но Вера опасалась уезжать из Евстигнеевки. Здесь у нее изба, огород, мебель, закрученные на зиму банки. И что же, все это бросить?

Поэтому она сидела на месте и привычно жаловалась соседкам на пьяного Кольку. Бабы жалели Верку, и жизнь иногда даже казалась ей сносной. Может, Вере просто не приходило в голову, что есть иной мир, в котором можно добиться успеха, встать на ноги и быть счастливой? Не знаю. А пару недель назад к ней пришла Зина и возбужденно зашептала:

– Слышь, подруга, свезло мне! Пристроилась тут неподалеку в коттеджный поселок – меня взяли полы мыть в доме.

– Хорошо, – кивнула Вера.

– Зарплата отличная, – радовалась Зинка, – и для тебя кое-что есть.

– Что? – без особого интереса осведомилась Расторгуева.

– У моей новой хозяйки муж генерал!

– А мне-то что с того? – фыркнула Вера.

– Пьяница дикий! Ваще, говорят, жрал водяру ведрами, – оживленно частила Зинаида. – Мне ихняя кухарка доложила, она в доме восьмой год.

– Думаешь, мне легче станет? – вздохнула Вера. – Узнаю, что богатые тоже ханкой наливаются, и успокоюсь?

– Так он бросил! – выпалила Зина.

– Здорово! Небось в клинике лежал, – не сумела скрыть зависть Расторгуева. – Только у меня денег на врачей нет. Да и Колька не пойдет.

– Дай договорить! Генерал еще худший урод, чем твой дурак. Анна Степановна, жена его, лекарство купила… – сказала главное Зинаида. – Его вообще-то от болезни прописывают. Есть такая напасть, когда у человека руки-ноги трясутся, сам даже чашку поднять не может.

– И чего? – не поняла Вера.

– А то, что ему пилюлю дают, и трясучка проходит.

– Не пойму никак, при чем тут водка? – недоумевала Расторгуева.

– Ох и дура ты! Нормальный человек, не больной, слопает рецитол – и его парализует.

– Жуть!

– Но не навсегда! Часа на два, ну на три. Потом отпустит. Но только, когда он бревном свалится, надо непременно ему сказать: «Ой, ой, теперь остаток жизни в кровати гнить будешь, пролежишь до смерти камнем. У тебя инсульт случился. Допился, родимый!»

– Ты сама говорила, что через некоторое время он встанет, – возразила Вера.

– Точно, – согласилась Зина. – А надо ему на следующий день в суп новую таблеточку кинуть. И снова руки с ногами откажут. А ты тут как тут, не упускай момент, дуди свое: «Вот что водка с человеком делает! Ой, жалко-то как, не встать тебе уже». Мужики трусы, генералу хватило трех разов. Теперь как отрубило, даже не нюхает спиртное.

– И где лекарство взять? – оживилась Вера.

Зина приложила палец к губам.

– В аптеке. Но без рецепта его не дадут.

– Кто ж его мне выпишет? – справедливо заметила Расторгуева.

– Я тебе помогу, – пообещала Зинка. – У меня есть знакомая, она пособит. Но придется потратиться. Средство очень даже не дешевое, а еще надо сверху дать, чтобы про рецепт с печатью забыли.

– Ради такого дела денег мне не жаль, – заявила Вера и отсчитала две тысячи.

Зинка ее не подвела, притащила упаковку и прочитала лекцию, как пользоваться препаратом.

– Он горчит, лучше в кофе подмешать. Или навести компоту послаще, – советовала Зина.

Вера послушалась и вскоре поняла: не врет Зина.

– Переколбасило Кольку по-черному, – говорила Расторгуева, не скрывая радости, – ну так плохо ему стало, что я с перепугу врача вызвала! Ни рукой, ни ногой не шевелит, слюни текут… Знала ведь, что потом отойдет, а все равно страшно, да и совестно!

– И «Скорая» Николая не увезла? – поразилась я.

– Кто про неотложку говорил? – удивилась Расторгуева. – Я Катю кликнула, медсестру, она через две избы живет. Уколы хорошо ставит и давление ловко меряет, к ней вся Евстигнеевка лечиться ходит. До поликлиники ехать далеко, очереди там! Катюха лучше любого врача разбирается. Вон, мне от головы папазол присоветовала. Зачем время терять, доктор то же пропишет.

Я вздохнула. Чего в Вере больше? Элементарной лени или пещерной глупости? Умные политики сетуют на короткую продолжительность жизни в России, мол, умирает население, едва достигнув пенсионного возраста. А как же иначе, если большая часть страны бегает лечиться к какой-то фельдшерице, ничтоже сумняшеся прописывающей гипертоникам папазол. С другой стороны, нельзя осуждать людей. Евстигнеевка хоть и расположена вблизи Москвы, но даже сюда «Скорая помощь» доберется, простите за глупый каламбур, совсем не скоро.

– Катюха Николая совсем добила, – злорадствовала Вера. – С порога диагноз поставила: «Доклюкался ты, Колька, до инсульта». Муж прям посинел, захрипел и даже описался.

– Давай без лишних подробностей, – попросила я. – Значит, рецитол тебе дала Зина, домработница Даны.

– Ага, – закивала Вера. – Колька уже третий день трезвый. Рекорд! Слушай, у тебя никому такие таблетки не нужны? Их в упаковке пятьдесят штук, я б себе половину оставила, а вторую отдала. Всего три тысячи прошу.

– Однако! – рассердилась я. – Ты целую упаковку за две приобрела, а теперь на половине лекарства решила подзаработать.

– А чего добру пропадать? – деловито ответила Вера. – Ведь не дрянь предлагаю. Действует. Наши бабы за такое лекарство все отдадут!

– Предложи соседкам.

– Ага, нашла дуру! Чтобы слух попер: Верка мужика на лекарство посадила? Ну ты и сказанула… – возмутилась Расторгуева. – Не, я молчать буду.

– Где живет Зина?

– У сельпо, чуть левее, домик с синей крышей, – неохотно сообщила Вера.

– Ладно, – сказала я. – А ты тихо, никому о нашей беседе не рассказывай. В первую очередь сплетни невыгодны тебе!

В глазах Веры появилось выражение облегчения.

– Можешь не предупреждать, я очень умная, – затрясла она головой. – Прямо как Цинцирон!

Я не поняла, кто такой Цинцирон, но, честно говоря, мне было абсолютно все равно, с кем сравнила себя Вера. Я торопилась к Зине, чтобы задать той пару вопросов про рецитол.

Дверь в домик домработницы была приоткрыта, на пороге самозабвенно умывался грязный рыжий кот. Я вошла в захламленные сени, сделала вдох и моментально вспомнила бабку, мать моей мачехи Раисы. Когда я была маленькой, меня каждое лето отправляли к ней в колхоз. Старуха казалась мне злой и противной, у нее буквально приходилось выпрашивать кусок хлеба с маслом. Подброшенную неродную внучку она предпочитала кормить кипяченой водой, в которой плавали куски репчатого лука и крупно нарезанная капуста.

– Моей пенсии на жиры и прочие конфеты тебе не хватит, – говорила бабуся, – жри, чего дали, а если не нравится, значитца, ты не голодная. Коли припрет – кирпичи пожуешь.

Но сейчас, став взрослой, я поняла: мать Раисы была по-своему доброй, не всякий человек согласится поселить у себя на лето чужую малышку. Родней меня назвать было трудно: я дочь ее зятя от первого брака. Но ведь старушка привечала меня, как умела, заботилась, а один раз даже подарила мне почти нового плюшевого мишку. Где она его взяла? Явно не приобрела в магазине.

Я помотала головой, чтобы стряхнуть непрошеные воспоминания, но они, как назло, не собирались уходить. Надо же, у Зинаиды в сенях валяются точь-в-точь такие же сапоги, как у старухи, на стене висят ржавые санки, а на лавке лежат порванные куски марли.

– Кто там? – закричал из избы хриплый голос.

– Свои, – бойко ответила я.

– Свои все дома, – прозвучало в ответ. – Чего затаилась в дверях? Шагай сюда!