Глава 11
По моей спине пробежал озноб.
– Вера, – ласково произнесла я, – у какого окошка вы стояли, когда заметили «простынку»?
– Здесь, – простодушно ткнула она пальцем, – слева.
– Можно мне из него посмотреть?
– Пожалуйста! – разрешила хозяйка.
Я медленно приблизилась к серым от пыли занавескам.
Конечно, муж-алкоголик – это тяжелое испытание, но ведь никто не прибил вас к нему гвоздями, вполне можно на развод подать. А все отговорки вроде: «Нашу квартиру не разделить» – от лукавого. Коли захочешь избавиться от камня на шее, забудешь обо всем и найдешь обмен. Если живете с пьяницей, значит, вам это нравится. По какой причине? Не знаю. Вероятно, вас устраивает ореол мученицы, греет душу жалость подруг и коллег по работе. А избавитесь от недостойного супруга – станете как все. И еще: наличием в семье забулдыги хорошо оправдывать собственную лень. Отчего у Веры занавески напоминают половую тряпку? Ах, ей муж-алконавт лишних рублей не дает… Бедняжка! Вот только на постирушку особых средств и не требуется. Но сейчас мне было не до Расторгуевой.
– Наверное, дует зимой, – протянула я, облокачиваясь на подоконник, – щели в раме большие.
– Нет средств на стеклопакеты, – привычно отреагировала Вера, – я не ворую, честно деньги зарабатываю, а мужик-то мой запойный!
– Вы уверены, что отсюда узрели упавшее белье?
– Абсолютно.
– Может, ошибаетесь и стояли на втором этаже?
Расторгуева засмеялась:
– У нас изба без лестниц! Под крышей чердак, там окон нет.
– Странно, – вздохнула я.
– И че?
– Идите сюда.
– Зачем?
– Вместе посмотрим!
– Не хочу, – уперлась Вера.
– Ну что вы как маленькая, – укорила я ее, – это совсем не страшно и не больно. Я слегка запуталась в ситуации.
Вера встала рядом и прищурилась.
– Вы носите очки? – полюбопытствовала я.
– Только для телика, – уточнила она.
– Простынка висела на дереве?
– На земле валялась.
– Где?
– Тама.
– За кустами? Точно не болталась на елке?
– Я дура, по-вашему?
– Вполне вероятно! – не выдержала я.
Расторгуева разинула рот.
– Если смотреть из этого окна, – уже спокойно продолжала я, – то земли не видно. Можно заметить лишь высокие посадки и кусты. Отсюда никак нельзя обнаружить постельное белье, если оно упало на землю. И еще… Вы не обладаете зоркостью орла, но тем не менее сумели определить: в грязи валяется простыня. Отчего не пододеяльник?
– Я просто так сказанула, – испуганно попятилась Вера, – в смысле, вещь.
– Понятно. Но все равно из окна дорожку к гаражу не видно. Может, все-таки вы вели наблюдение из другого окошка?
– Конечно! – обрадовалась Вера. – Право, лево… Легко перепутать!
Я обогнула диван, отдернув другую не менее грязную занавеску, и констатировала:
– Отсюда вообще виден только гараж.
– Построили, заразы, в нарушение правил! Задняя стенка вплотную к лесу! – начала лаять Вера.
– Вернемся к Дане. Как вы увидели тело?
– Из окна, – вопреки фактам стояла на своем Расторгуева.
– Право, смешно. И еще вы бросили фразу: «Звук странный был, типа матрас свалился, а потом вроде собака бежала, чихала и шуршала». Значит, телефона не было?
– Нет, – попала в расставленную ловушку Вера.
– А откуда вы знаете про звук? Его тоже увидели? – ехидно спросила я. – Вы там присутствовали в момент несчастья? Ведь так? Зачем пошли в сад к Дане?
Расторгуева в растерянности плюхнулась на диван. Потом вскочила, подбежала к стоящему на буфете телефону, быстро набрала номер и велела:
– Иди сюда! Сам придумал, теперь и расхлебывай!
Не прошло и пяти минут, как в избу Веры вошел коренастый мужчина.
– Здрассти, – вежливо произнес он. – Что случилось?
– Добрый вечер, господин участковый, – холодно кивнула я.
– Зовите меня Глебом, – предложил Грибков.
– Вера хочет сделать заявление, – строго сообщила я.
– Неправда! – взвизгнула тетка. – Молчу, как еж на поляне!
– Ладно, – незлобиво согласилась я, – сама объясню. Расторгуеву надо арестовать.
– Этта почему? – нахмурился Грибков.
– Ложные показания, обман лица, производящего дознание, с целью скрыть ценную для следствия информацию карается лишением свободы сроком на десять лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима без права переписки и с конфискацией имущества, – оттарабанила я, совершенно не опасаясь, что милиционер и Расторгуева упрекнут меня во вранье. Вера не знает законов, Грибков, похоже, тоже не слишком юридически подкован.
– Ах ты, мент поганый! – кинулась на Глеба Верка. – Кто мне велел глупость пороть? Кто со страху перед Наташкой в штаны наложил? Обещал: «Сам оформлю случай. Никто не подкопается». И че? Она говорит, из окна лишь елки видать, земли не различить!
– Тише, дура, – попытался купировать скандал участковый, но лишь сильней раздразнил испуганную бабу.
– Ща я тебе морду-то расцарапаю! – в ажиотаже пообещала Вера. – Объясняй потом Наташке, откуда отметины!
И, выставив вперед руки, она кинулась на Глеба. Мы с Грибковым попытались скрутить тетку и в конце концов одержали над ней верх. Победа досталась нам непросто, у Глеба Сергеевича под глазом начал наливаться синяк, я лишилась нескольких прядей волос – рыхлая Вера в драке продемонстрировала ярость тигрицы и недюжинную силу.
– Сука ты! – с отчаянием произнес Глеб, трогая кожу под веком. – Чего я жене скажу?
– Правду. Как всегда, одну лишь правду, – заржала Расторгуева. – Что мы трахались и я тебе пяткой по рылу запузырила! Ты же любишь Камасутру, пузан хвостатый?
Неожиданно мне стало смешно. Оказывается, Грибков местный мачо, этакий Казанова из Евстигнеевки. А Вера знает про Камасутру! Хм, сексуальная революция добралась до российских деревень… Глебу очень подходит прозвище «пузан хвостатый», хотя никакого атавистического отростка у него явно нет. Думаю, если бы люди имели хвосты, Камасутра оказалась бы на треть толще.
– Значит, вы любовники? – констатировала я.
– Не надо столь резко высказываться, – возразил Глеб. – Ну… так, проводим вместе время… Я женат.
– Ха! – подскочила Вера. – Трус! Ща все расскажу! Пущай пузана с конфискацией посодют! То-то Наташке радость будет… А Дане так и надо. Шантажерка! Сука!
– Тише… умоляю, не надо шума… – стонал Грибков. – Я представитель закона… В форме, при погонах…
– Всем заткнуться! – приказала я. – Сесть по разным углам, встряхнуться и говорить по очереди. Вера, ты первая!
Через полчаса я стала обладательницей не очень ценных, а вернее, банальных сведений. Вера и Глеб изменяют своим вторым половинам. Супруг Расторгуевой вечно пьян и не обращает внимания на Веру, зато жена Грибкова Наташа подозрительна и ревнива, она великолепно знает о его кобелиной сущности и предупредила ловеласа:
– Пронюхаю о походе налево – уничтожу. Из дома выселю, а машина и сберкнижка на меня оформлены. Голым уйдешь! Да еще начальству твоему кое-что рассказать могу.
Глеб Сергеевич перепугался. За ним водятся мелкие нарушения по службе, да и нажитого имущества лишаться не хочется. Поэтому он заверил Нату:
– Дорогая, ты единственная моя любовь!
– Смотри! – пригрозила супруга.
Теперь понимаете, как испугался Грибков, когда Вера позвонила ему и зашептала:
– Беда! Нас кто-то засек!
Участковый кинулся к любовнице, а та показала ему записку с простым, но впечатляющим текстом: «Знаю все. Молчание стоит пять тысяч долларов. Если через неделю не получу денег, о вашей тайне узнают все».
На воре, как говорится, шапка горит. Парочка живо скумекала, что за их постельными упражнениями наблюдал чужой глаз. Глеб Сергеевич собрал всю свою дедукцию в кучку и понял: в Евстигнеевке есть только одна личность, способная раскрыть их тайну, – Дана Гарибальди.
– Почему именно она? – изумилась я.
Участковый поскреб пальцем макушку.
– Логические вычисления. Мы для утех удачное место нашли – у Верки на чердаке. Там никто нам помешать не мог. Наташка в чужой дом не попрет, Колька вечно пьян, ему по лестнице туда не залезть. Вот только…
Он замолчал.
– Дальше! – приказала я.
– Жарко там очень, – нехотя признался Глеб, – я сильно потею, а Верка злится.
– Неприятно ведь, когда к тебе мужик прилипает. Скажи, я права? – по-свойски воскликнула Расторгуева. – Окон на чердаке нет, вот он и выдумал… Все беды от него, дурака!
– Я часть стены выпилил, типа двери получилось, и отставлял ее в сторону, – вздохнув, пояснил Грибков. – Хорошо, ветерок дует, и небо видно… Да не подумал, что с третьего этажа дома Гарибальди мы – как на ладони. Больше некому было нас узыркать! А как письмо пришло, так меня и стукнуло: она! На принтере отпечатано, без адреса, в простом конверте.
– Надеюсь, вы отправили бумагу в лабораторию, чтобы ее изучили специалисты? – прикинулась я идиоткой.
– Нет, – мрачно сказал Глеб, – это личная ситуация. Сам решил разобраться.
– Убив Гарибальди? – подытожила я.
– Ты глупости-то не болтай! – побагровел мент. – Я к ней Верку отправил для разговора.
– Интересно… – процедила я.
– Откуда нам пять тысяч в валюте взять? – звенящим голосом сказала Расторгуева. – Я такую сумму и в рублях не каждый месяц вижу! Хотела Данку разжалобить, дескать, не трепись о нас. Чем мы тебе мешаем? Ведь не у тебя же я мужа слямзила… И не нужен мне Глеб навсегда, попользуюсь им и верну его родной супруге. На худой конец предложение заготовила: Дана держит рот на замке, а я ей по хозяйству помогу. Лучше Зинки справлюсь! Хоть та мне и подруга, но я хорошо знаю, какая она лентяйка. Жозя плохо видит, да и слышит тоже, Дана на работу укатит, а Зинка положением пользуется – грязь по углам быстренько распихает и в сад – курить.
– Так, давай о деле, – остановила я Веру. – Вы не хотели причинять Дане вред?
– Нет! – хором ответили любовники.
– Расторгуева отправилась на переговоры с мирной целью?
– Да, – опять в унисон отозвалась парочка.
– И что случилось дальше?
– Ужас! – Вера схватилась за щеки.
– А конкретнее?
– Я вошла в сад и побрела к крыльцу, – зашептала Вера. – Хорошо их привычки знаю: Жозя с птицами сидит, Дана, если дома, на кухне топчется. И для кого только она готовит? Бабка ж много не сожрет. Дверь у них всегда открыта, можно легко внутрь попасть. Понятно?
– Более чем. Дальше!
А дальше было так. Вера полезла через кусты. Участок у Гарибальди здоровенный, одним прыжком до дома не добраться. Внезапно до Расторгуевой долетели странные звуки: сначала «ба-бах», затем словно собака пробежала: топ-топ-топ, скрип, шуршание… Соседка раздвинула кусты, закрывавшие вид на дорожку к гаражу, и увидела разноцветную кучу тряпок.
Расторгуева вспомнила звук «ба-бах» и решила, что из окна упал матрас, который Дана положила на подоконник для проветривания. Но потом вгляделась, приблизилась вплотную к куче и… едва не лишилась чувств. Не чуя под собой ног, Вера ринулась домой, к ожидавшему ее Глебу.
Вместе они придумали нехитрый план. Грибков сказал:
– Сиди дома и молчи. Небось Дана уже покойница, шантажировать нас больше не сможет.
Но Вера, при всем своем хамстве женщина жалостливая, закудахтала:
– А вдруг она живая и сейчас от боли мучается? Надо «Скорую» вызвать.
– Дура! – зашипел участковый. – Знаешь, как у нас заведено? Кто тело нашел, тот автоматически под подозрение попадает! И как ты объяснишь, зачем к ней в сад поперла?
– Сахару одолжить! – выпалила Вера.
– Так чего кралась? Почему не через центральную калитку двинула?..
– Минуточку! – остановила я Расторгуеву. – Ты вошла через какой-то боковой вход?
– Ну да, – подтвердила Вера. – Не хотела светиться, вот и обошла дом вокруг. Вроде в лес направляюсь, а сама шмыг… У Гарибальди сзади в заборе решетка сломана. Меня никто не заметил. Ну а потом Глеб про простыню придумал.
– Не лучший вариант, – отметила я.
– Времени мало было, – буркнул он.
– А теперь вспомни, – повернулась я к Вере, – телефон около Даны лежал?
– Понятия не имею, – жалобно протянула Расторгуева. – Мне он без надобности!
– Там ничего не было рядом? – не успокаивалась я.
Глаза Веры округлились.
– Не видела я! И не взяла бы! Очень страшно было!
– А где письмо с требованием денег, которое тебе шантажист прислал?
– Я его сожгла! – прошептала она. – Такое не хранят.
– Никто из жителей деревни не жаловался вам на вымогательство? – спросила я у Глеба.
Грибков поднял брови домиком.
– Нет. У нас в основном чепуха всякая: выпили – подрались. Халат у бабы Клавы с веревки сперли. Кому старье понадобилось? Небось ребятишки баловались. Я Оксану Решеткину подозреваю – ей двенадцать лет, а хуже допризывников пьет. Родительское горе.
– А мать у ней кто? – уперла руки в боки Расторгуева. – Настоящая проститутка! Ей денег даже не платят, задарма с мужиками спит!
Я поразилась аргументам Веры: доступная женщина как раз получает мзду за пользование ее телом. Затем я переспросила:
– Значит, жалоб на шантаж не поступало?
– Нет, – подтвердил участковый.
– И Настя, учительница, к вам не подходила?
Глеб оттопырил нижнюю губу.
– Она же с собой покончила.
– Знаю! Но до этого она у вас не показывалась?
– Нет, – изумился участковый и выхватил из кармана запиликавший мобильный: – Да! Где я? У Расторгуевой. Зачем? Сижу с ней и с писательницей Виоловой. Ща она тебе словечко скажет… Виола, пожалуйста! Жену Наташей зовут.
Заискивающе улыбаясь, Глеб сунул мне в руку липкую трубку. Преодолев брезгливость, я поднесла ее к уху и, ощущая запах чеснока, воскликнула:
– Наташенька? Это Арина Виолова, для вас просто Вилка!
– Здрассти, – прозвучало в ответ.
– Извините, что задержала вашего супруга.
– Ничего, у него ненормированный рабочий день.
– Хотела кое-что узнать об ужасном происшествии с Даной. Она моя близкая подруга.
– Очень сожалею о случившемся. Надеюсь, Даночка поправится, – вежливо сказала Наташа.
– Спасибо за добрые слова.
– Заходите к нам чаю попить.
– Непременно, благодарю за приглашение.
– Буду рада вас видеть.
– Взаимно, до скорого, – прочирикала я и вернула мобильный Глебу.
– Козел! – прошипела Вера. – Подкаблучный пузан!
– Я пойду? – спросил участковый. – Супруга нервничает.
– Ступайте, – кивнула я.
– Если понадоблюсь, звоните, – бросил уже на ходу участковый и убежал, как вороватый кот, за которым гонится с веником разъяренная кухарка.
– И отчего ко мне вечно дерьмо липнет? – поинтересовалась Вера, проводив любовника взглядом. – Только пьяницы, уроды и идиоты. Ни одного нормального мужика за всю жизнь! А ведь вроде я не косая, не хромая, не горбатая…
Я сделала вид, что не услышала риторического вопроса. Да и как ответить на него? Сказать правду, мол, подобное притягивает подобное?
– И что теперь со мной будет? – задергалась Вера. – У нас тут слухи птицами летают! Ой, голова болит, сил нет, прямо отваливается… Давление замучило, я ж полный инвалид. Не смотри, что по возрасту еще не старая, вся гнилая! А откуда здоровью взяться? В детстве отец у нас с мамкой валенки пропил, я ноги застудила. Легко ли зимой в калошах? Теперь Колька квасит… И за какие прегрешения меня в тюрьму засаживать? За Глеба? Миленькая, ты уж никому не рассказывай, мы ж ничего плохого не делали… Ща покажу тебе записи про свои болячки, все как на ладони увидишь!
Вера прытко вскочила, подбежала к старомодному буфету, вытащила из ящика круглую коробку из-под печенья и начала перебирать лежащие в ней блистеры.
– Во, – тараторила она, – если в доме здоровье, зачем столько таблеток? Они же дорогущие! Дибазол с папаверином от давления, анальгин, если башка раскалывается, валерьяновка для сна, слабительные… Так, че еще тут? Йод, зеленка, пластыри…