Глава 10
В отличие от многих российских женщин я никогда не занималась домашним хозяйством. Мы с Томочкой очень давно разделили обязанности: я зарабатывала деньги, а подруга готовила, убирала, стирала. Нет, я помогала Томусе, учитывая ее слабое здоровье, всегда приносила из магазина тяжести, например, картошку, но покупать мясо мне никогда не доверяли. Отличить грудинку от лопатки – для меня слабу, сообразить, из какой части выйдут хорошие котлеты, я не способна, если честно, сейчас я впервые оказалась в ряду, где стоят женщины в белых халатах, перед которыми на эмалированных подносах лежат тушки кур, индеек, уток, поросят и большие шматы мяса.
– На суп ищете? – обратилась ко мне одна из торговок. – Берите у меня, свежее не найдете.
Я осторожно приблизилась к прилавку.
– Нет, нужно для собачки… этот… ну как его… забыла.
– Обрезки? – оживилась другая продавщица, толстуха с ярким макияжем. – Во, целый пакет!
– У тебя там ерунды навалено, – донеслось слева. – Девушка, не берите обрезь, дорого и невкусно. Лучше для собаки подойдет пашина! Идите сюда!
– Мосол! – вспомнила я. – Вот что мне надо!
– Тогда иди в конец ряда, – потеряла ко мне интерес толстуха. – Спроси Игоря, у него этого добра навалом. Он ласковый, даром отдаст.
Услышав последние слова, бабы начали в голос смеяться, а я, чувствуя себя абсолютной идиоткой, двинулась в глубь зала.
Мясом отчего-то торговали женщины, ни одного мужчины в обозримом пространстве не было. В конце концов я наткнулась на показавшуюся мне милой девушку, которая с грустным видом стояла около тушек кроликов.
– Простите, я ищу Игоря. Не знаете, где он может находиться? – вежливо сказала я.
Внезапно из глаз продавщицы горохом посыпались слезы, она вытащила из кармана скомканный платочек, промокнула щеки и с горечью произнесла:
– Он тут стоял. Справа.
Я покосилась на кафельный прилавок, увидела пустое место, на котором сиротливо лежал смятый фартук в кровавых пятнах, и уточнила:
– А куда же он подевался?
– Гарик на разделе, – еле выдавила из себя собеседница и заплакала еще горше.
– Поберегись! – заорали сбоку, и я шарахнулась в сторону.
Огромный мужик зверского вида бухнул прямо на смятый фартук пластиковый ящик, набитый костями с остатками мяса на них. Наверное, это и были таинственные мослы.
– Встала тут на дороге… – недовольно буркнул грузчик, сдернул брезентовые рукавицы, вытер ладонью нос и вразвалочку пошел в служебное помещение.
– Игорь скоро придет? И сколько стоят косточки? – не успокаивалась я.
Продавщица обхватила голову руками и нырнула под прилавок. Похоже, у девушки подлинное горе, потому что она начала повторять на одной ноте:
– Боже, почему? Почему это случилось именно со мной? Не вынесу!
Мне стало неудобно. Может, у бедняжки кто-то умер? Нужно тихо постоять, подождать Игоря, приобрести мосол и уйти.
Я отступила назад, машинально посмотрела на пластиковый короб, набитый костями с мясом, и онемела. На боку тары виднелась надпись, сделанная черным фломастером: «Люди, не выносите в зал, это Игорь».
У меня подкосились ноги и свело желудок. Это Игорь? Вот почему бедная девочка заходится в рыданиях! И что она там прошептала, когда я спросила про парня? «Гарик на разделе». Катастрофа! Куда бежать, чтобы сообщить о преступлении? Надо же, что творится в служебных помещениях рынка… Нет, я больше никогда не куплю ни одного колбасного изделия! Стану вегетарианкой, перейду на тушеную морковь со свеклой… Кто знает, из чего производят сосиски? Часто ли на комбинатах пропадают служащие? Так к кому нестись? К местному начальству или сразу в милицию?
– Что вы хотели, гражданочка? – равнодушно-вежливо спросил черноволосый парень, материализуясь за прилавком.
– Мосол, – неожиданно для самой себя ответила я, – для собаки.
– Ща нарисуем, – кивнул юноша и протянул руку к ящику.
– Нет! – заорала я. – Не берите! Ни в коем случае! Даже не прикасайтесь!
– Не нравится? – искренне удивился мясник. – Все очень свежее, только что нарубили. Хоть весь рынок обойдите, лучше не отыщете. А вот и мосол!
Парень выцапал из груды кусков один и кинул на весы.
– На ящике написано: «Люди, не выносите в зал, это Игорь», – в полуобморочном состоянии пролепетала я. – Собаке нельзя употреблять человечину! И вообще… – Слова закончились.
Мясник воззрился на меня с изумлением.
– Че накорябано? Где?
– Вот, – я ткнула пальцем в короб, – гляньте.
– Козлы! – заорал он. – Ну ща им мало не покажется! Отомщу по полной! Морды разобью!
– Убили… – стонала из-под прилавка девушка, – зарезали…
– Руки обломаю! – вопил парень. – Оторву и выкину.
– Игорек! – выла девчонка. – Игорек!
Я прислонилась к стене, ноги превратились в бетонные чушки, тело оцепенело.
– Милый, любимый… Игоряша…
– Да хватит тут сопли лить! – возмутился черноволосый продавец. Потом нагнулся, вытащил на свет божий рыдающую девушку, с видимой злостью встряхнул ее и заявил: – Если тебе так плохо, вали домой! Но имей в виду, я из твоей зарплаты за прогул вычту.
– Правильно рубщики говорят… Ты, Игоряша, жлоб! – неожиданно взвизгнула девчонка. – Ваще скоро без людей останешься! Один тут ковыряться будешь!
– Заговор устроили! – взвыл торговец и побежал к двери с надписью «Не входить».
– Игорь! Игорь! – закричали сбоку. – Кады за весы заплатишь?
– Опаньки… – обрадовалась девчонка. – Теперь ему еще и кладовщица вломит!
– Это Игорь? – в изнеможении уточнила я, показывая на створку, за которой скрылся парень.
– Ну? – вздернула брови девушка и шмыгнула носом.
– А в ящике кто? – поинтересовалась я. – Там же ясно написано: «Это Игорь»!
Девочка перегнулась через прилавок, прочитала и хмыкнула.
– А! Игоряша жмот, никому не платит. Рубщики на окладе от рынка, но все равно им с каждой туши от нас копейка капает. Игорь же на принцип пошел, заявил: «Ни фига не получат, пусть зарплату оправдывают. С какой радости я им санки маслом смазывать должен?» Вот развальщики и написали на ящике, чтоб грузчик ему не носил. Типа, нехай сам товар прет. А че?
– Ничего, – попыталась улыбнуться я. – Иногда ситуация выглядит совсем не такой, как в действительности. И когда только люди научатся правильно использовать родной язык! «Это Игорь». Следовало написать: «В ящике мясо Игоря». То есть нет: «В коробе мясо коровы от Игоря». Впрочем, и это нехорошо. Ладно, а почему вы так плачете?
– Зуб выдрали! Прямо зарезали меня! – заныла девушка. – Терпеть нет сил, а муж от прилавка не отпускает. Вот жлобина! Слышали, что сказал: он мне денег не даст… Ну что, берете мосол?
– Ага, – кивнула я, испытывая странные чувства: смесь жалости, удивления и негодования. – Значит, Игорь ваш супруг?
– Чтоб он сдох! – взвизгнула в ответ продавщица. – Сукан!
Я взяла протянутый пакет, расплатилась и быстро пошла к машине, мучимая недоумением. Зачем жить с человеком, которого ненавидишь? Отчего бы не развестись? И какое странное слово изобрела девушка, страдающая зубной болью: «сукан». Вообще-то сука – существительное женского рода, мужской вариант не предусмотрен. Вернее, он звучит иначе, кобель.
Жозя занималась птичками и не слышала звонков в дверь. Сначала я просто нажимала на кнопку, потом принялась колотить в створку ногой, затем заорала, как иерихонская труба:
– Жозя!!!
Но она не реагировала. В конце концов я догадалась позвонить по телефону.
– Дом Гарибальди, – бойко отрапортовала бабуся.
– Жозя, открой дверь, – устало попросила я.
– Это кто? – предусмотрительно спросила она.
– Вилка.
– Сейчас, дорогая, – засуетилась Жозя, – уже бегу!
Минут через пять в замке заскрежетал ключ.
– Ты почему не позвонила в дверь? – сердито поинтересовалась старушка.
– Не догадалась, – улыбнулась я, решив не рассказывать ей о том, что уже полчаса прыгаю на крылечке. Жозя ведь не виновата, что с возрастом потеряла слух.
Муся был счастлив, получив миску коричневых катышков. Очевидно, в Германии его кормили тем же яством, потому что «гном кинг сайз» с восторгом умял содержимое миски, а потом вылизал ее.
– Жозя, где телефон Даны? – спросила я, после того как и старушка съела свой обед.
– Мы всегда ставим трубку на место, иначе ее в доме не найти, – пояснила она. – На комоде он, в холле.
– Я про мобильный, городской аппарат мне не нужен.
– По нему дешевле разговаривать.
– Знаю, но мне нужен сотовый!
Бабуля сдвинула брови.
– Дана его всегда на поясе носит. На цепочку пристегивает, чтобы не потерялся.
– Ты не против, если я поброжу в саду? Хочется подышать свежим воздухом.
– Куртку надень, – проявила заботу Жозя, – холодает.
– Непременно, – кивнула я.
Надо завтра поехать домой и привезти теплую одежду, а пока придется померзнуть. Ладно, сейчас нужно думать не о себе, а о деле. Куда мог задеваться мобильный?
Я дошла до места, где лежало тело Даны, и вздрогнула. Можно считать, что подруге повезло: немного поодаль из земли торчал штырь, и, упади она чуть левее, железка проткнула бы несчастную насквозь. Но тело, по счастью, угодило на неширокую дорожку, которая ведет к гаражу. Я присела и стала внимательно осматриваться. Что там темнеет в пожухшей траве? Какая-то коробочка! Я схватила находку, но тут же с разочарованием поняла: это не телефон, а дистанционный пульт. Точь-в-точь такой я взяла утром с ключницы в доме, чтобы открыть ворота гаража. Я нажала на зеленую кнопку, железные ворота поехали вверх.
– Что случилось? – высунулась в открытое окно Жозя. – Вилка, что ты делаешь?
– Нашла в траве пульт, – ответила я.
– Правда? – обрадовалась старушка. – У нас их было пять штук, но Дана все потеряла. Теперь один остался, бережем его, как зеницу ока! Ты, значит, второй обнаружила? Так я и знала! Говорила же ей, чтобы пошарила в саду. Точно, все брелоки она в траве посеяла! Приедет, ворота откроет-закроет, а пульт мимо кармана и положит! Вилка, может, еще поглядишь? Вдруг там и остальные валяются?
– Ладно, – кивнула я. – А твой «Запорожец» на ходу? Ездишь на нем?
Не успел вопрос сорваться с языка, как я поняла его глупость. Сейчас старушка обидится, подумает, что я издеваюсь над ней. Но Жозя спокойно ответила, правда, со вздохом сожаления:
– Нет, я давно не садилась за руль.
– Может, «Запорожец» лучше убрать из гаража? Чего он место занимает?
– Никогда! – отчеканила Жозя. – Это подарок Матвея Витальевича! Пока я жива, и машина, и его кабинет в доме останутся нетронутыми! Не желаю слушать никаких разговоров на эту тему!
– Извини, – пробормотала я.
Окно с треском захлопнулось.
Около часа я ползала по траве, ощупывая руками каждый попадающийся на дороге камушек. Надежда умирает последней – мне очень не хотелось признавать свое поражение. Но в конце концов стало понятно: Данкиного телефона нигде нет. Либо цепочка разорвалась раньше и мобильник находится не в саду, либо его прихватил кто-то из тех, кто присутствовал на месте трагедии. Медсестра Ира уверяла, что бригада со «Скорой» не способна на воровство, и я склонна верить девушке. Тогда кто у нас остается? Выпавшую из окна Дану обнаружила соседка, Вера Расторгуева, живущая напротив.
Я выпрямилась и пошла к небольшому деревянному дому, расположенному через забор от коттеджа Гарибальди.
– Знаю вас, – забыв поздороваться, зачастила Вера, распахивая дверь в избу. – Вы – Данкина подружка-писательница, по телевизору выступаете. Альбина, верно?
– Арина, – поправила я, – но лучше Виола.
– Бывают же у людей красивые имена, – с завистью протянула Расторгуева. – А меня, как козу, обозвали, Веркой.
– На мой взгляд, имя Вера замечательное, – дипломатично заметила я.
– Вы в деревне не живете, а здесь каждая вторая животина – Верка, – заявила женщина. – Дана жива? Еще не померла? Ой, она так страшно лежала! Ваще… Зачем из окошка прыгнула? Все ж имеет! Особняк крышей черепичной покрыла, машину приобрела, и мужа-пьяницы у ней нету. Живет шоколадно, не то что другие! Ей бы, как мне, с Колькой-алкоголиком помучиться, вот тогда…
– Вера, – оборвала я занудные стоны, – почему вы решили, что Дана предприняла попытку самоубийства?
– А чего еще? – изумилась Расторгуева.
– Вы увидели в саду упавшую с веревки простыню, поэтому и пошли к соседям?
– Ага, – закивала Вера. – Дана со мной не дружила, но ведь постирушку жаль! Я встала у окошка, гляжу, валяется. Ну и помчалась сообщить.
– Не поленились и времени не пожалели…
– А я всегда людям помочь готова. Только не все это ценят, – надулась Вера.
– Вы были первой, кто обнаружил несчастную…
– Ну да, а то б «Скорую» раньше вызвали, – резонно заметила Расторгуева.
– Вы сначала приблизились к Дане?
Вера живо перекрестилась.
– Вот уж зрелище! До сих пор глаза от жути скрючиваются! Я плохо видеть стала и, пока вплотную не подобралась, что к чему, не разобрала. Думала, подниму простынку и бабке отдам, чего старухе в сад шлепать…
– Благородно.
– А там Дана!
– Ужасно, – пробормотала я. – Телефон случайно не подбирали?
– Какой?
– Мобильный, – терпеливо пояснила я, – не дешевый аппарат.
– Мне звонить некому, – слишком быстро ответила Расторгуева. – Лучше к Зинке сбегать, чем по трубке трещать, да и дорого. Нету у нас таких денег! Сказала ведь – муж у меня пропойца.
– Но до вас к Дане никто не приближался, а у нее всегда при себе был дорогой телефон.
– Во здорово! – подбоченилась Вера. – Недаром говорят: не хочешь себе зла, не делай другому добра. Пусть бы она на сырой земле провалялась и померла от воспаления легких… За фигом я шум подняла? Теперь меня же в воровстве обвиноватят. Правильно Зинка советует: «Не твое горе – иди мимо».
– Дана носила сотовый на поясе, прикрепленным к цепочке, – не успокаивалась я. – Может, вы ненароком прихватили? Не сообразили, что это дорогая вещь, решили, что просто кусок пластика. И подобрали, а? Из желания помочь? Исключительно из христианской заботы о чужих клумбах.
Вера села на диван и скривилась.
– Ваще придумали… Спасибо! Здорово врете. Хотя вам за ложь деньги платят, вот и зарабатываете брехаловом! Не каждая так устроится!
– Вера, телефон отлетел в тот момент, когда Дана упала на землю, – резко сказала я. – Понимаете?
Соседка молчала.
– Выскочил из держателя, цепочка разорвалась… – продолжала я.
Она сжала губы в нитку.
– Но далеко мобильный откатиться не мог, это не мячик. Точно находился рядом с Даной. Можете оставить трубку себе, мне нужен только список звонков того дня.
– Там даже ни одной бумажки не валялось! – подскочила Расторгуева. – Ничего от нее не отпадало! Только звук странный был, типа как матрас свалился, а потом вроде собака бежала, чихала и шуршала. Но ничего близко не лежало. Истинный крест! Я никогда не вру! И чужого не сопру!