ГЛАВА 26
Телефон-автомат нашелся на углу. Я запихнула карточку в железное нутро и принялась считать гудки: раз, два, три. На десятом подумала: «Небось на работе», но тут в ухе раздалось недовольное, сонное:
– Алло…
– Ковалева Людмила Сергеевна?
– Надо чего? – весьма невежливо буркнула женщина. – Ну, слушаю!
– Вас беспокоят с Центрального телеграфа…
– Кого?
– Вас беспокоят с Центрального телеграфа…
– Кому?
– Вас беспокоят с Центрального телеграфа! – заорала я.
– Зачем?
– Знаете Якова Сироткина?
– Где?
И тут только до меня дошло, что милейшая дама пьяна в дым.
– Яшка, – неожиданно протянула Людмила, – ты, что ли? Хрена звонить? Отвали, урод!
В трубке противно запищали гудки. Я тяжело вздохнула, делать нечего, придется ехать к Ковалевой. Надеюсь, она одна.
Надежды оправдались, Людмила Сергеевна открыла дверь и, чтобы не упасть, ухватилась за косяк.
– Блин, ты кто такая?
– Оператор с телеграфа.
– Оператор, – протянула Людмила, потом икнула и спросила: – Значит, снимать приехала?.. Ну и где твоя камера, блин?
– В машине, блин, – ответила я и, отодвинув даму плечом, бесцеремонно вошла в богато убранную квартиру.
– Эй, эй, куда? – забормотала заплетающимся языком хозяйка.
– У тебя есть марганцовка?
– Ну…
– Где?
– В ванной, – вновь икнула хозяйка, потом нетвердой рукой ухватила бутылку коньяка и попыталась скрутить пробку.
Я выхватила «Мартель» и вылила содержимое в раковину.
Долгая жизнь среди нищих алкоголиков научила меня нескольким крайне простым, но эффективным приемам. Не успела Людмила опомниться, как перед ее носом оказался стакан со светло-розовой жидкостью.
– Это чего, блин?
– Пей, блин.
– Не хочу.
– Давай, давай, коктейль «Крепкий марганец»!
– Коктейль – это клево, – захихикала Людоедка, – уважаю, блин.
Двумя глотками она осушила емкость и прислушалась к своим ощущениям, потом пробормотала:
– Слабоват, не забирает.
– Еще один глотай, – приказала я, – сейчас кайф прилетит.
Алкоголичка послушно опрокинула следующую порцию марганцовки, потом проблеяла:
– Блевать тянет.
– Прошу, – отступила я в сторону, – давай бегом к фаянсовому другу.
– Куда? – прошептала Людочка.
– В сортир.
Хозяйка метнулась к двери санузла, я услышала жуткие булькающие звуки и пошла наливать ванную. Минут через десять побледневшая, но слегка посвежевшая женщина выпала из уборной в коридор.
– Иди сюда, – поманила я ее пальцем.
Очевидно, алкоголь вовсю бродил в ее венах, потому что дама покорилась, не выказывая никакого удивления. Я ввела ее в ванную и сунула в воду.
– Холодно, – взвизгнула пьянчужка и попыталась встать.
– Сидеть, – велела я, – сейчас хорошо станет, на, выпей…
Наверное, спирт начал постепенно покидать организм, потому что Людмила почти нормально сказала:
– Что это? Воняет больно.
– Ничего, ничего, новая настойка.
– Какая?
– Нашатыровка в марганцовке.
– Чего?
– Пей!
Людмила Сергеевна опрокинула стакан и затряслась крупной дрожью:
– Ой, щас стошнит!
– Валяй.
– Пусти.
– Куда?
– В туалет.
– Давай сюда, – приказала я, подсовывая ей под нос тазик, – действуй, не стесняйся!
Хозяйка послушалась, потом попила ледяной воды из ванны и, продолжая трястись, поинтересовалась:
– Это когда же я опохмелщика вызвала? Не помню…
– Ты вообще чего-нибудь помнишь?
– Отцепись, – гавкнуло небесное создание, окончательно придя в себя, – дай полотенце. Что это у вас за методы такие? Раньше приезжали, всегда капельницы ставили, с улыбочкой, а теперь… Давай полотенце, живо!
– Не визжи, – сказала я и швырнула ей розовую банную простыню, – вылезай и иди ко мне.
Когда милейшая Людочка, вытирая голову, вошла в красиво обставленную кухню, на столе стояла чашка крепчайшего черного кофе с четырьмя кусками сахара.
– Пей!
Людмила машинально глотнула и поморщилась:
– Фу, сладко, просто сусло, я такое не пью.
– Конечно, ты привыкла принимать горькое, но сейчас послушайся и выпей. Ей-богу, лучше станет!
Людмила Сергеевна моргнула красными глазами и снова залпом опустошила емкость. Потом она рухнула на стул, обхватила голову руками и зарыдала:
– Ой горе, горе, горе!
– Что у тебя случилось? – спокойно поинтересовалась я. – Любимая канарейка умерла?
– Жизнь моя – сплошной ужас и катастрофа, – развешивала сопли дама, – одна сплошная катастрофа, одна катастрофа…
– Ты Якова Сироткина знаешь?
Ковалева перестала стонать.
– Яшку? Конечно. Сволочь он.
– У тебя есть его телефон?
– Где-то был, – пробормотала Людмила, потянулась к записной книжке и спросила: – Погоди, погоди, а тебе он зачем?
– Да вот, – пробормотала я, – он тебе телеграмму отправлял с Центрального телеграфа, дал пятьсот рублей, а сдачу не взял!
– Так ты не опохмелщик? – протянула Люда и захохотала. – Во, юмор, а я-то, думаю, как это вызвала – и не помню!
Я деликатно промолчала. По-моему, в том состоянии, в котором она только что находилась, можно много наворочать, а потом и не вспомнить.
– Это ты из-за пятисот рублей так стараешься? – взвизгнула Людмила. – Ну дела! Возьми себе и забудь, цирк, да и только. И как ты только мой адрес узнала!
– Адрес в телеграмме указан.
– Умереть, не встать, – веселилась Ковалева, – первый раз такую дуру вижу! Слушай, давай выпьем за знакомство, а?
– Обязательно, – пообещала я, – только дай мне телефон Сироткина, а еще лучше адрес…
Людмила порылась в книжке, потом проговорила:
– А нету!
– Как это? – удивилась я.
– Вишь, чего случилось, – потрясла растрепанным блокнотом Люда, – страничка на С потерялась, я ее посеяла, ума не приложу где!
– Дай сюда, – велела я и выхватила у нее из рук пухлую книжечку.
Страничка, где должны быть записаны сведения о людях, чьи фамилии начинаются на букву С, действительно отсутствовала. – А не помнишь наизусть телефон Якова?
– Нет, конечно, – хмыкнула Людмила, – он мне человек посторонний.
– Да? – удивилась я. – Как же так? Говоришь, плохо знакомы, а в день рождения он тебе телеграммы шлет…
Ковалева расхохоталась.
– Знаешь, кем работаю?
– Нет.
– Санитарным врачом на Бутовском рынке. Меня, знаешь, сколько народу с именинами поздравляет? Все дружить хотят, потому как я после начальника второй человек, могу весь товар завернуть, а могу и глаза закрыть, поняла?
– Конечно, – кивнула я, – только при чем тут Сироткин?
– Как это? – удивилась Людмила. – Он у нас бакалеей торгует, пять вагонов имеет, крутой бизнесмен. Мука, сахар, крупа, соль, подсолнечное масло… Ему со мной дружить надо, вот и старается, уважает!
Она хрипло рассмеялась.
– Где этот твой Бутовский рынок? – безнадежно спросила я.
– А тут, прямо за углом, – ответила Людмила, – аккурат возле метро. Эй, ты куда, а выпить?
– Извини, – крикнула я, выскакивая за дверь, – аллергия у меня на спиртное, даже нюхать не могу!
Рынок раскинулся в двух шагах от станции подземки. Железные вагончики со всякой всячиной стояли тесными рядами, по проходам толкались покупатели, у каждого второго в руках тележка на колесиках, набитая под завязку коробками, банками и пачками. Отыскав точку, торгующую мукой, я спросила у бойкой хохотушки:
– Слышь, девушка, твоего хозяина Яков Сироткин зовут?
– Не-а, – протянула гарная дивчина, зевая, – Мамед.
Не теряя надежды, я принялась бродить по оптовке, заглядывая в каждый магазинчик, где торговали бакалеей. Таких оказалось пятнадцать штук.
Из них десять принадлежало Мамеду, а пять Ибрагиму…
В полном отчаянии я поинтересовалась у тощего паренька, тосковавшего в насквозь пропитанном запахом корицы павильончике:
– Ну как же так, мне ваш санитарный врач Люда Ковалева сказала, что пять торговых точек с бакалейным товаром имеет Яков Сироткин, а тут повсюду Мамед и Ибрагим!
Продавец оторвался от газеты «Мегаполис» и словоохотливо пояснил:
– Может, и, правда, какой-то Сироткин торговлю держит, а наш Ибрагим у него арендует… Тут в хозяевах не разберешься без пол-литра. Мне, честно говоря, без разницы, чей вагон. Дают каждый вечер семьдесят рублей – и покедова. Мамед, Шмамед, Бамед, мне один леший, лишь бы платил исправно.
– А где можно найти Ибрагима?
– Вон шашлычная у входа…
Я пошла на запах жарящегося мяса. В маленьком трактирчике царил абсолютно восточный дух. Среди посетителей ни одной женщины, только черноволосые мужчины со смуглой кожей сидели за шаткими столиками. Слышался стук игральных костей, несколько человек коротали время за нардами, а откуда-то из-под потолка доносилась арабская музыка. «Я хабиби, – пел высокий то ли женский, то ли мужской голос, – я хабиби».
Когда я вошла в «чайхану», присутствующие даже не повернулись. Только продавец, тоненький юноша с маслеными глазками, заулыбался и спросил:
– Что кушать станем: шашлык-машлык? Пить хочешь? Чай, кофе?
– Скажите, Ибрагим тут?
– Какой-такой Ибрагим? Вон у окна Ибрагим, и возле кухни Ибрагим, и чай пьет тоже Ибрагим… Кто нужен, фамилия знаешь?
– Тот, кто торгует бакалеей…
– Чем? – не понял парень.
– Ну, сахар, мука, крупа.
– А, – протянул буфетчик и гортанно выкрикнул несколько фраз.
Высокий гибкий мужчина, похожий на голодную пантеру, встал из-за маленького столика в самом углу.
– Я Ибрагим, что хочешь, красавица?
В темной бороде сверкали белые, прямо «сахарные» зубы.
– Это вы торгуете мукой? – спросила я, подходя к мужику.
– Точно, – ухмыльнулся собеседник, – дрожжами, специями, макаронами… Купить желаешь, оптом? Давай, хорошо уступлю, выгодно получишь…
– Спасибо, – как можно более ласково улыбнулась я, – мне нужен телефон Сироткина, у вас он, наверное, есть.
Ибрагим уставился на меня густо-черными, слишком честными глазами:
– Путаешь, любезная, какой-такой Сироткин, зачем он мне? Знать не знаю, слышать не слышал…
– Ну как же, – не собиралась сдаваться я, – вы у него торговые точки арендуете, у Якова Петровича.
– Ах, Яков Петрович, – настороженно протянул Ибрагим и ощупал меня похожими на сливы глазами, – ах, Яков Петрович…
– Знаете его? – обрадовалась я.
Ибрагим помолчал, поковырял в ухе, потом кивнул.
– Дайте телефон, пожалуйста.
– Ну, дорогая, – развел руками хитрый торгаш, – тут на рынке аппарат лишь у директора есть, мне туда звонить никто не станет, номера не знаю. Но ты сходи, видишь, домик маленький. Дирекция. Они тебе свой телефон и подскажут.
– Вы не поняли, мне необходимы координаты Сироткина.
– Какого Сироткина?
– Якова Петровича, – терпеливо ответила я.
– Ах, Якова Петровича…
– Да!
– Якова Петровича?
– Да!!!
– Откуда же он у меня? – возразил Избрагим. – Я у него в гостях не бываю!
– Но вы на него работаете?
Мужчина возмутился:
– Ибрагим ни на кого не работает! Я с ним вместе бизнес веду.
– Хорошо, – пробормотала я, – пускай вместе, но как-то же вы с ним связываетесь?
– Телефон не знаю, – врал торговец, – вот что, красавица, оставь свой, я ему передам. Захочет Яков Петрович, сам позвонит.
– Как же передавать будешь? – решила я поймать лживого Ибрагима.
Тот вытащил из кармана пластмассовую коробочку.
– Пейджер видишь? Яков Петрович спросит, где встречаемся…
– И когда он тебе позвонит?
– Не знаю, дорогая, давай телефон…
Но мне не очень хотелось оставлять свои координаты.
– Скажи, когда он приедет? – спросила я уже без всякой надежды на успех.
– Куда? – прищурился Ибрагим.
– На рынок.
– Зачем?
– Ну не знаю. Товар привезти, деньги получить, продавцов проверить…
Собеседник расхохотался, вновь обнажив безупречные зубы.
– Яков Петрович большой хозяин, он такими вещами не занимается…
– Кто же деньги ему передает?
Ибрагим покусал губы:
– Извини, дорогая, работать надо, бизнес, понимаешь. Хочешь, давай телефон, не хочешь, прощай.
Я повернулась и пошла к двери, но через секунду остановилась. Ибрагим стоял у столика в глубине кафе. Сидевший там мужчина, явно русский, а не кавказец, внимательно, словно запоминая, смотрел на меня.
Я выпала из насквозь пропахшей табаком шашлычной и привалилась к грязной стене. Как поступить, что делать?
Постояв несколько минут, побрела к маленькому домику с вывеской «Дирекция». Он был заперт. Торговавшая у двери бабка вздохнула:
– Нету никого.
– Не знаете, когда придут?
– Сегодня никого уже не будет, – словоохотливо завела бабуля, – Игорь Иванович куда-то подался; Люська, врачиха санитарная, вообще не появлялась, небось опять пьяная валяется… А остальные все, как начальство умелось, тут же удрали. Слышь, дочка, купи у меня маску, одна упаковка осталась, домой охота!
– Что? – не поняла я.
– Маску, – разъяснила бабулька, – для лица, отличная вещь, нашего, российского производства, не Франция какая-нибудь. Все без обману, из экологически чистого сырья. Не сомневайся, на фирме беру, сама пользуюсь, морда гладкая делается, десять лет долой. Да ты погляди, погляди…
И она принялась всовывать мне в руку темно-зеленый тюбик с надписью: «Красный жемчуг».
– Недорого совсем, – пела старушка, – тридцать рублей сто миллилитров, целая прорва. Во, глянь, в ларьке польская косметика лежит, между нами говоря, жуткая дрянь, а уж стоит! Крохотная баночка на сто рублей тянет. А там сплошная химия, здесь же одни травы.
Поняв, что бабка вцепилась в меня, как терьер в крысу, я протянула ей три десятки. Ей-богу, мое спокойствие тянет на эту сумму.
– Вот хорошо, – обрадовалась старушка, – на-ка способ употребления. Бери, бери бумажку-то. Потом придешь и еще купишь.