Глава 12
Крестики-нолики

Спала я недолго и очень беспокойно. Снилось мне, будто я пребываю в узилище, представляющем собой что-то среднее между замком Иф и дощатой тюрьмой, в которой томился славный негр из «Приключений Гекльберри Финна»: где-то рядом было море, в своей темнице я слышала слабый шум его волн, на фоне коего особенно пронзительно звучал тонкий крысиный писк. Наяву ему соответствовал скрип открываемой двери, но я узнала это с большим опозданием – много позже того, как меня покинуло одеяло.

Как оно сползло с меня, я не заметила, но в какой-то момент почувствовала, что мерзну, пошарила вокруг себя в поисках блудного пледа, ухватила краешек ворсистого полотнища и потянула на себя. Одеяло подчинилось с большой неохотой и буквально через минуту вновь меня покинуло.

– Что за черт?! – Моя Тяпа окончательно проснулась и рванула строптивое одеяло с мощью волжского бурлака.

Плед живо вернулся ко мне, да не один, а с содержимым. В него, на манер блинчика с начинкой, было туго завернуто какое-то крупное тело! Поскольку Тяпин рывок был сильным, тело в пледе по инерции наехало на меня, после чего я, естественно, заорала и пинками сбросила гигантский «блинчик» на пол.

– Кто здесь?! – испуганно спросило тело, беспомощно трепыхаясь в одеяле.

Я захлопнула рот, соскочила с кровати, распласталась по стеночке и бочком-бочком приставным шагом двинулась к двери. Где она, черт ее побери?! Слабого света, пробивающегося сквозь щелочку в задернутых шторах, было недостаточно, чтобы быстро сориентироваться в незнакомом помещении. К тому же спросонья и после пережитого шока я была изрядно дезориентирована.

Тем временем тело в одеяле в характерной манере ползущей гусеницы подобралось к стене, воздвиглось, выпростало из обмотки руку и дотянулось до выключателя. Вспыхнула голая лампочка под потолком. Я зажмурилась – отчасти от того, что резкий свет меня ослепил, но больше от страха.

– Ой, батюшки!

В голосе, который это произнес, звучало нездоровое веселье. Я опасливо открыла один глаз, потом второй, потом вытаращила оба и заморгала, не зная, в чем мне больше сомневаться – в остроте своего зрения или в крепости рассудка.

– Ты кто, прелестное создание? – изящно драпируясь в плед, спросил меня Рома.

– Козел-собака! – беспомощно выругалась я. – Опять ты?

– Это кто? – Рома тоже округлил глаза, как персонаж японского мультика-анимэ.

Плед сковывал его движения. Семеня, как гейша (что очень шло к японским мультипликационным глазам), он пересек комнату, остановился передо мной и потянулся к моей физиономии.

– Но-но! Руку убери! – Я отстранилась.

– Танька? – недоверчиво спросил Рома. – Танька!

Он сначала захихикал, а потом откровенно заржал.

– Не вижу ничего смешного! – гордо сказала я.

– Танька! – отсмеявшись, сказал Рома. – Ты самая наглая девица, какую я знаю! Опять ты залезла в мою постель! Не помню, чтобы кто-нибудь еще приставал ко мне так откровенно и беззастенчиво!

– Это я пристаю? Я?!

– Но я не ропщу! – с напускным смирением торжественно заявил он. – Я мужественно терплю твои приставания. Несу, так сказать, свой крест!

Это было сказано весьма проникновенно, но я не растрогалась. Слезу из меня исторгло совсем другое чувство – обида. Я шмыгнула носом, скривила губы и голосом невинно оскорбленной Нюни заныла:

– Да это ко мне все липнут, как мыши на клей! Сначала ты, потом Дима, потом этот Вася, маньяк шпионский, царство ему небесное, потом еще какой-то тип в подрезанных штанах, два Карлсона из ку-клукс-клана, Большой Полосатый Мух, Аскер, негры… Хотя нет, негров я сама позвала…

– Чувствую я, это интересная история, но рассказываешь ты ее крайне бессвязно, – без издевки, даже сочувственно сказал Рома и уголком колючего пледа стер с моей щеки горючую слезинку и заодно порцию темного грима. – Особенно мне про негров любопытно. Судя по всему, у тебя с ними какие-то особые отношения? Ты готовишься эмигрировать в Зимбабве?

– Ничего я тебе не скажу! – передумав рыдать, объявила я. – Нет у меня к тебе доверия! Подозрительный ты тип, подозрительнее даже, чем тот, в подрезанных штанах.

– Еще бы! Я-то ведь даже без штанов! – легко согласился Рома и в подтверждение сказанного отвернул полу своего пледа, продемонстрировав крепкую загорелую ягодицу.

– Как тебе не стыдно! – звонким голосом пионерки воскликнула моя Нюня.

– Как-то не стыдно! – Он пожал плечами, но обнаженную натуру спрятал.

– Лучше бы ты в обморок упала, киса с бантом! – со злостью прошипела Нюне Тяпа. – Зачем было так орать? Не дала посмотреть бесплатный мужской стриптиз!

Тем временем самодеятельный стриптизер, не получивший зрительской поддержки, отошел от меня, присел на разворошенную постель и уже оттуда позвал:

– Тань, давай поговорим спокойно, без криков.

– Давай! – согласилась я, обрадовавшись возможности задать подозреваемому все свои вопросы.

Увы, без криков не обошлось! Едва я приблизилась к кровати, как громкие гневные вопли послышались за окном.

– Эй, ты где? Тумба, мать твою! – пароходным гудком взревел в комнате напротив знакомый бас.

Я прыгнула к окну, в узкую щелочку между занавесками взглянула на Аскеров гаражный будуар и увидела, что к мечущимся по белым стенам теням бабочек присоединилась огромная тень Большого Полосатого Муха.

– Так, пока он на втором этаже сидит, можно выскочить на улицу! – быстро сориентировалась моя Тяпа. – Живо вниз!

– Поговорим в другой раз! – бросила я Роме. Потом протянула руку и одним могучим рывком выдернула из-под него простыню. – Белье верну при встрече!

Просторное полотнище мне понадобилось для того, чтобы замаскировать свою облезлую негроидность. Из белой в сиреневых этнических загогулинах простынки я мигом соорудила подобие восточного одеяния с паранджой, оставив на виду одни глаза. Одним из них я подмигнула обалдевшему Роме, прыгнула к двери, провернула ключ в замке и вывалилась наружу, едва не сверзившись с крутой лесенки.

Оказавшись на улице, я повертелась вокруг своей оси, сообразила, куда бежать, и с не приличествующей смирной восточной женщине поспешностью полетела прочь.

В темном проходе между гаражами Аскер Ачмизов, поспешающий на интимное свидание с милой Тумбочкой, разминулся с пугливой Гюльчатай в светлой парандже. Дитя Востока мелодично ахнуло и отпрянуло, пряча лицо под покрывалом. Аскер вежливо сказал:

– Нэ бойся, красавица, нэ обижу!

Он проводил Гюльчатай заинтересованным взором и подумал: почему у него до сих пор не было ни одной восточной красавицы? Вероятно, случайную ночную встречу следовало рассматривать как прямой намек Фортуны на реальную возможность наверстать упущенное.

– Скажу Муху, пусть ее тоже догонит! – провожая благосклонным взглядом замотанную в полотно женскую фигуру, пробормотал Аскер себе в усы.

Рысить по променаду в дешевом наряде беженки из гарема я постеснялась и прямо из-под вывески рынка «Аленушка» шмыгнула поперек набережной к ступенькам, ведущим на пляж. К сожалению, там было не так темно и пусто, как мне хотелось. На причале довольно ярко горели фонари, на берегу там и сям высились темные тени любителей ночных купаний и лежали кучки сброшенных ими одежд. Я отошла подальше, разоблачилась до белья и полезла в воду, предварительно перепрятав все имеющиеся у меня деньги, включая фальшивую пятисотку, в бюстгальтер. Мало ли какой народ бродит в потемках по пляжу! Не хотелось, чтобы кто-нибудь обчистил мои карманы, пока я буду принимать водные процедуры.

Вода была теплой, ласковой, черной с золотом, как шелк роскошного вечернего платья. Сначала я поплескалась немного для удовольствия, расслабляясь и отмякая телом и душой, а потом принялась отмывать и отскребать с себя предательскую негритянскую черноту. Извлеченный со дна кварцевый песочек оказался прекрасным натуральным средством для пилинга, за каких-то десять минут я отдраила себя до блеска и вышла из пены морской бело-розовая и сияющая, как мраморная Афродита. Картину портили только брюнетистые загогулины на голове, под воздействием банно-прачечной процедуры развернувшиеся из крепких бубликов в короткие задиристые косички. С такой прической с меня запросто можно было писать богиню любви ежей и дикобразов.

На мою несвежую майку и запятнанные шорты никто не позарился, и малобюджетная простынная паранджа тоже лежала там, где я ее оставила. Стыдливо обмотавшись простынкой, я под прикрытием этой многофункциональной постельной принадлежности сняла с себя мокрое белье и прямо на голое тело натянула шорты и майку. Трусики и бюстгальтер аккуратно отжала и замотала в простынку, соорудив из нее премилый скитальческий узелок. Долго думала, куда девать промокшие деньги, и не нашла ничего лучшего, чем распределить купюры по задним карманам. Решила, что попа у меня достаточно гладкая, без ярко выраженных целлюлитных бугров, авось на моем горячем теле банкноты и расправятся, и просушатся.

– А Рома-то, наверное, во время своего ночного заплыва в белом костюме тоже прятал эту пятисотку в трусах! – хихикнула Тяпа, когда я, освеженная и взбодренная купанием, зашагала вверх по лестнице, ведущей в поселок. – В карманах-то у него ничего не было!

Я остановилась:

– Погоди-ка… Если бумажник, документы, ключи и прочее содержимое карманов у него свистнули еще до заплыва, значит, пятисотку он прятал где-то в другом месте уже тогда! То есть он изначально держал фальшивую купюру отдельно от других денег, зная, что она поддельная! Тем не менее он зачем-то берег ее, даже после купания пытался привести в приличный вид – сушил в блокноте.

– Неужели симпатяга Ромочка и впрямь фальшивомонетчик? – вздохнула Нюня.

Мрачное молчание было ей ответом. Настроение, приподнятое освежающим купанием, враз упало. Жизнь показалась безрадостной, будущее бесперспективным, и я даже не очень удивилась, когда на верхней площадке лестницы меня встретила темная фигура, недовольно пробурчавшая:

– Ну наконец-то! Жду тебя, жду! – И огромные волосатые руки бесцеремонно вздернули меня на последнюю ступеньку за локотки.

До крайности удрученная, Нюня успела почти безразлично заметить, что по количеству маньяков на душу населения Татьянка скоро догонит сериал «Твин Пикс», но тут я узнала парня:

– Борька!

Это был племянник тети Люси, здоровенный парень, в меру своих способностей играющий в нашей компании роль секьюрити. Вообще-то способности (особенно – умственные) у Борьки скромные, но мордобоец он знатный и выглядит соответственно – как великан-людоед. Одного Борькиного взгляда, исполненного тихой людоедской задумчивости, частенько оказывается вполне достаточно для пробуждения в дебоширах и забияках похвального миролюбия и христианской кротости.

– Борь, ты чего тут? – спросила я, опасаясь дергаться, чтобы гигант ненароком не сломал мне одну-другую хрупкую косточку.

– Тетя Люся послала тебя встретить, – сказал Борька, аккуратно поставив меня на землю.

Я было удивилась такому беспримерному проявлению заботы, но добрый людоед продолжил:

– Велела сказать, чтобы ты домой не возвращалась.

Это меня огорчило и встревожило.

– В чем дело? – заволновалась я. – Тетя Люся отказала мне от дома? Она меня выселяет? За что? Я вроде нормально работаю!

– Че сразу – выселяет? – удивился Борька.

Я сказанным не удовлетворилась и потребовала объяснений, на которые немногословный людоед был не мастак. Из его лаконичных речей, изобилующих долгими паузами и словами-паразитами, у меня сложилось представление, что к хозяйке нагрянули какие-то неприятно любопытные гости – не то комиссия какая-то, не то инспекция, и тетя Люся желает максимально ограничить контакты проверяющих со своими подданными, как верными, так и не очень. Хотя наша хозяйка официально зарегистрирована как частный предприниматель и имеет лицензию на благородную деятельность по предоставлению гражданам услуг проживания, различных финансовых махинаций на этом поприще она не чужда. А та точка общепита, которой заведует у нас повариха Файка, вообще функционирует нелегально. И, уж конечно, никто никогда не давал тете Люсе разрешительных документов на использование в частнособственнических интересах батрацкого труда. В общем, желание мудрой и осторожной хозяйки на время присутствия строгой комиссии разогнать болтливый народ по углам было вполне понятным. Я только посетовала, что инспектора пожаловали так некстати, именно тогда, когда я чувствовала настоятельную потребность в ночном отдыхе под крышей нашего уютного курятника.

– Куда же мне идти? – задумалась я вслух.

Борька загораживал мне дорогу к дому, и прорываться мимо него я не решалась. Бодаться с африканскими носорогами и то безопаснее!

– Гуляй! – посоветовал добрый людоед, широким взмахом могучей длани определив мне направление пути назад, на набережную.

– Я спать хочу! – обиженно сказала я.

– Спи! – разрешил Борька.

– Где?

Он глубоко и надолго задумался, я тоже погрузилась в размышления. В принципе я могла вернуться в гаражно-жилищный комплекс и переночевать у Ромы. Он, наверное, согласился бы приютить бездомную девушку…

– Приютить бездомную девушку? Так это теперь называется? – едко спросила Нюня. – Как хитро придумано: выдать безнравственность за благородство!

– Тьфу на тебя, святоша! – Тяпа плюнула, но опровергать Нюнину догадку не стала, из чего следовало, что развратные действия ею и в самом деле планировались.

Я покачала головой: снова с риском для душевного и физического здоровья бежать через темный пустырь ночного рынка, а также проходить мимо логова Аскера и его верного полосатого дракона мне ничуть не хотелось.

– Хочешь, я тебе гамак принесу? – предложил Борька.

– Сюда?

Я огляделась по сторонам, представила, как «спокойно» буду почивать в веревочной сетке, подвешенной в лесу, где имеют обыкновение шастать маньяки, разные подозрительные типы и, возможно, кобры, и быстро сказала:

– Спасибо, не надо!

– Ну, раскладушку притараню? – не отставал Борька, решивший, что мой отказ от ночевки под сенью кущ продиктован неприязнью к вертлявому гамаку.

– Не беспокойся, – сказала я, чтобы он отвязался. – Я в гости пойду, к подруге.

И тут же подумала, что в самом деле могу пойти к Наташке Рыжей! Она сегодня дежурит в своей «Рузанне» до утра и, надеюсь, разрешит мне покемарить на диванчике в холле.

Решение вопроса показалось мне удачным, я приободрилась и двинулась прямиком в «Рузанну». Добрый Борька вызвался меня сопроводить и топал рядом, как человек-гора, так что я даже пожалела, что на сей раз мне не встретились никакие злодеи. Уж я бы науськала на них нашего доброго людоеда!

Наташка уже вернулась из набега на казино, встала на пост в холле и откровенно скучала, поэтому мое неожиданное появление ее даже обрадовало. Отпустив Борьку, я нацелилась на уютный диванчик, но Наташка придумала кое-что получше.

– Я тебя в резервном люксе устрою! – сказала она. – И не возражай! На твои призовые триста баксов я всю семью на зиму одену, так что просто обязана тебя как-то отблагодарить. Тем более что мне это ничего не стоит: я, как дежурный администратор, до семи утра тут царь и бог, могу по своему усмотрению распоряжаться ресурсами. А ты переночуешь, как белый человек!

Скоротав полночи, как черный человек, я осталась этим времяпрепровождением очень недовольна, поэтому отказываться от администраторских щедрот не стала. Наташка взяла пластиковую карточку, заменяющую в этом шикарном заведении обыкновенные дверные ключи, и повела меня по мраморным ступеням и ворсистым коврам. В грязных шортах и майке на голое тело, с фантазийной прической «Дикобраз в вихре страсти» и ручной кладью в виде сиротского узелка из несвежей простыни я чувствовала себя в коридорах «Рузанны», как муха в бланманже. К счастью, нам никто не встретился.

– Вот! – сказала Рыжая, распахнув передо мной дверь в помещение, площадь которого позволила бы без труда организовать в нем ночной отдых гусарского полка. – Располагайся и чувствуй себя как дома. Постельное белье на полочке в шкафу, полотенца в ванной, банный халат там же, тапочки в обувной тумбе. Я разбужу тебя в семь утра, а до тех пор эти белокаменные палаты в твоем полном распоряжении.

– Спасибо! – с признательностью сказала я и нерешительно ступила на мягкий ковер сливочного цвета.

– Да пожалуйста! – Наташка закрыла за мной дверь и ушла на вахту в холл.

Я окинула взглядом свое временное царство из двух комнат с балконом и санузлом и почтительно присвистнула.

– Вот это да-а-а! – робея, протянула моя Нюня.

– Ух, сколько подушек! В них можно нырнуть с разбегу! – восхитилась Тяпа. – Айда обживаться!

– Сначала в душ! – вовремя вспомнив о сомнительной свежести моих одеяний, я пресекла хулиганские порывы на корню.

Хотя мне очень хотелось спать, душем я не ограничилась, потому что в ванной комнате обнаружилась джакузи, и я не смогла отказать себе в редком удовольствии. Искупавшись, я облачилась в роскошный махровый халат, засучила рукава, простирнула в мраморной раковине свои одежки, пристроила их на горячий полотенцесушитель и пошла в опочивальню.

Кровать была не кровать, а воплощенная мечта шведской семьи – на глазок я определила ее вместимость пикантным словечком «пятиспальная». Я не сразу решилась возлечь на это роскошное ложе, сначала походила вокруг него кругами, поглазела в окошко на скупо освещенный парк и почитала на сон грядущий инструкцию, обнаруженную на сдвижной двери встроенного шкафа.

Инструкция эта была весьма занятным порождением чьей-то административной мысли. Подозреваю, что ее сочинили еще в те времена, когда «Рузанна» была захудалым пансионатом, профсоюзной здравницей мебельной фабрики, и с тех пор никогда не подвергали редактированию. Произведение это эпически называлось «Памятка о правилах пожарной безопасности для проживающих в общественных зданиях людей» и содержало пять пунктов. Меня особенно заинтересовал третий: «Если ликвидировать очаг горения своими силами не представляется возможным, покиньте вашу комнату после того, как закроете окна и выйдете из здания». Я долго гадала, как это – покинуть комнату уже после того, как выйдешь из здания? – пока не поняла, что автор полезного совета допустил две ошибки, исказившие смысл предложения. Понравилась мне и деликатная просьба «не бросать в корзины для бумаг непогашенные спички, сигареты, папиросы, сигары». Захотелось дописать для пущей точности: «самокрутки, козьи ножки, хабарики и трубки мира».

Насладившись развлекательным чтением, я хлебнула холодненького апельсинового сока из бара, погасила свет, во мраке разоблачилась и с блаженным стоном вытянулась на скользких шелковых простынях.

– Денек выдался непростой, но закончился совсем не так плохо, как мог бы, – сонно пробормотала моя Тяпа.

– Но и не так хорошо! – пискнула Нюня. – Одна, совсем одна! Кавалеров – голый ноль!

– Кто это сказал? – Я приятно удивилась, что моя трусиха осмелилась посетовать на отсутствие подобающего суперкровати общества.

– Да, лучше голый кавалер, чем голый ноль кавалеров! – неуклюже сострила Тяпа, и я уснула с улыбкой на губах.

Разбудил меня упоительный (как сказали бы Левик и Вовик) запах кофе и ласковый голос – к сожалению, не мужской, а женский:

– Танюшка, просыпайся!

Наташка поставила поднос с дымящейся чашкой на гримировальный столик и сунулась лицом к зеркалу, озабоченно рассматривая едва заметную зеленоватую тень на месте бывшего синяка.

– Ум-м-м! Кофе в постель! – Я отбросила одеяло, села и потянулась, напрочь забыв о том, что одета в платье Голого Короля.

Наташка с интересом покосилась на меня и одобрительно сказала:

– А у тебя красивая грудь! Зачем только ты сутулишься?

– Нюню спроси, – смущенно пробормотала я и поспешно закуталась в халат.

– Кто такая эта Нюня? Твоя дуэнья? – добродушно пошутила Рыжая.

Тяпа моя издевательски захохотала, Нюня обиделась, а я молчала, чувствуя, что краснею.

– Ладно, потом расскажешь, сейчас нам некогда трепаться, – спохватилась Наташка. – Пей кофе, и побежали.

Я послушно припала к чашке и вопросительно булькнула.

– Через пятнадцать минут я сдам смену и пойду к Пашке, – непонятно объяснила Рыжая. – Беги умывайся, пока есть такая возможность.

Пока я ополаскивала физиономию, Наташка сообщила, что с утра в поселке нет воды, местное РЭУ (не то, которое Разведывательное управление, а то, которое Ремонтно-эксплуатационное) отключило водоснабжение по причине сильного истощения скважины. Я не знаю, как скважина может истощиться, мне всегда казалось, что водоносные горизонты – это нечто обширное и практически неисчерпаемое, но, видно, я ошибалась. Засушливая погода последних недель вкупе с понятным желанием граждан как можно больше пить и купаться именно в жару привели к тому, что уровень воды в скважине резко упал, и водопроводные боссы решили жестоко экономить незаменимую жидкость. Днем воду обещали привозить в жилые кварталы специальными машинами, а вечером, с семи до девяти часов, планировалось временное воскрешение водопровода. Однако богатеньких постояльцев «Рузанны» неудобства не коснулись, у отеля на такой случай имелась собственная артезианская скважина.

– Когда я думаю об этом, то ощущаю острый приступ классовой ненависти к буржуям! – призналась Наташка.

Ей после смены предстояло тащиться через весь поселок с полными ведрами, чтобы спасти от обезвоживания собственное семейство.

– Я, как на грех, стирку на выходной день откладывала! Теперь надо умудриться хотя бы сынишке трусики-маечки простирнуть, а тут еще Пашка позвонил и тоже водички просит: он сегодня с пяти утра в гараже возится, третий день машину чинит, извозился весь, а помыться нечем. Тань, будь другом, подсоби мне в трудном водовозном деле, а?

При слове «гараж» по моему позвоночнику побежали зябкие мурашки, но отказать Наташке я не смогла. Подавила вздох и попросила:

– Дай мне пять минут. Я умоюсь, оденусь и буду готова работать водоносом.

Таскать тяжелые ведра я научилась еще на втором курсе института. Тогда у моей Тяпы случился приступ повышенной активности, а неженка Нюня как раз зазевалась, и я успешно воспротивилась намерению родителей «отмазать» меня от традиционных осенних работ в колхозе. Не скажу, что мне очень понравилось лазать по деревьям, собирая увесистые и твердые, как булыжники, зимние яблоки, которые тетка-бригадирша строго-настрого запретила стряхивать и сбивать с ветвей палками. Ворочать полные ящики опять же было весьма сомнительным удовольствием, но зато тогда у меня впервые в жизни обозначились бицепсы. И теперь меня не пугала вынужденная необходимость тягать объемистые емкости с камнями, стеклами или вот, как в данном случае, с водой.

– Я тебя долго мучить не буду, ты только до гаража ведерко донеси, а свои два я сама допру, не в первый раз! – переступая мелкими шажками и слегка приседая под тяжестью пары двенадцатилитровых ведер, приговаривала Наташка.

Рыжая оказалась сильнее и выносливее меня, она шла медленно, но без остановок, тогда как я поминутно перекладывала режущую стальную дужку ведра из одной руки в другую и через каждые десять метров притормаживала, отдыхая. До гаражей мы шли с полчаса и за это время успели послать в адрес многомудрых поселковых властей столько непоправимых проклятий, что при известной отзывчивости мироздания всем ответственным работникам РЭУ и поссовета светил досрочный и мучительный переход в мир иной, непременно жаркий, засушливый и сильно обезвоженный.

Утром райончик, где ночью я пережила малоприятные приключения, совсем не походил на декорации к динамичному триллеру. И оживающий рынок «Аленушка», и просыпающиеся гаражи выглядели вполне буднично. Там и сям из распахнутых железных ворот выезжали автомобили, а со второго этажа строений по гудящим железным лесенкам ловко, как купальщики в бассейн, спускались граждане в пляжных одеяниях. Малоимущий народ, квартирующий в «хижинах», в отличие от избалованных гостей дорогого оздоровительного комплекса, в постелях не залеживался, торопился насладиться обществом лучших друзей курортника – солнца, воздуха и воды. Зевающие, помятые спросонья люди реагировали на нас с Наташкой однообразно: делали стойку, как охотничьи собаки, и с надеждой спрашивали:

– Что, воду дали?

Сначала мы честно признавались, что наполнили ведра под краном у открытого бассейна в «Рузанне», но эта информация вызывала у граждан нескрываемое раздражение.

– Нам умыться нечем, а у них там бассейн работает? – суживая глаза и играя желваками на скулах, говорили они.

Наташку поднимающееся народное волнение обеспокоило: а ну как пролетариат в праведном гневе двинется в «Рузанну» раскулачивать буржуев? Для нее революция могла обернуться безработицей. Чтобы не спровоцировать водяной бунт, Рыжая стала врать, будто вода в наших ведрах морская. Это нехорошей зависти не вызывало, неограниченный доступ к морской воде имели все желающие.

Так, соблюдая режим конспирации, мы дошли до памятного для меня места – развилки между гаражами, один из которых принадлежал Аскеру, а второй служил опорой временному приюту Ромы. Наташка с ходу завернула в открытые ворота этого второго гаража. Я нерешительно последовала за ней.

– Пашка, вылезай! Мыться подано! – поставив на пол одно ведро, позвала Рыжая.

– Еще две минуты! – отозвался из-под брюха машины грубый голос, отчего-то показавшийся мне смутно знакомым.

Я шагнула в прохладную цементную нору и огляделась.

У Наташкиного брата была старая черная «Волга». Она занимала почти все пространство небольшого бокса. Вдоль задней стенки высился простой дощатый стеллаж, заполненный железяками, банками и канистрами. Человеческого присутствия я в первый момент не заметила, но на зов Наташки из-под капота машины явились две крепких волосатых ноги в резиновых шлепанцах. Наташка любезно представила мне данную пару конечностей:

– Это Пашка, мой брат!

– Очень приятно. – С этими словами я послала шлепанцам светскую улыбку, но она мгновенно увяла, едва я рассмотрела их получше.

Подошва обуви имела рельефный рисунок «решеточка», и на правом шлепанце внутри одной из клеточек зияла глубокая ямка!