Глава 13
— Ну и что скажете? — прервала свой монолог Мара. — Правда, дико? Надо же придумать такое: сжечь полотно, а всем наврать про его продажу!
Я пожала плечами.
— Всякое случается.
— Нет, это идиотизм, — стояла на своем Мара.
— Знаешь, — перешла я с ней на «ты», — у меня был странный случай. Одна женщина подарила мне кольцо на день рождения. Дорогое, с хорошим камнем. Я, помнится, удивилась. Конечно, Фаина Семеновна дружила с моей мамой, более того, она жила с нами в одном подъезде, но, согласись, брильянты — слишком дорогой презент. Причем Фаина Семеновна сама надела мне на палец украшение и заявила: «Красота шикарная! Носи, деточка». Если честно, я не испытала особого восторга, ощутив на руке тяжелый кусок металла с прозрачным кристаллом, но, дабы не обижать простодушную Фаину Семеновну, бывавшую у мамы почти ежедневно, щеголяла в «сувенирчике». И тут началось: на меня дождем посыпались несчастья. Сначала я упала на ровном месте и сильно разбила коленку, затем разболелся зуб, потом не сумела получить зачет по истории музыки, а я этот предмет знала досканально, вызубрила весь материал, кроме одного-единственного билета, но именно его и вытащила. Сначала я подумала, что просто жизнь подставляет мне подножки, но вскоре, когда вдруг разбила свою любимую чашку, ту, из которой пила чай с ранних, детских лет, сообразила: ох, неспроста все эти беды! Поразмышляв, я сделала вывод: полоса неудач началась на следующий день после получения колечка. Осознав сей факт, я моментально стащила украшение с руки и вышвырнула в окно.
— Ой, ой, ой, — покачала головой Мара, — вот уж глупость! Золота, да еще с брюликом, лишилась!
— Зато ко мне снова вернулась удача, — улыбнулась я. — Самое интересное, что спустя примерно полгода после дня рождения Фаина Семеновна при встрече поинтересовалась: «Деточка, а где колечко?» Чтобы не обижать милую даму, я спокойно соврала: «Такая беда приключилась! Оно оказалось мне чуть великовато, я сдернула перчатку с руки и потеряла ваш подарок. Поверьте, очень жаль». — «Значит, так тому и быть, — весело откликнулась подруга мамы. — Знаешь, мне оно счастья не принесло, но выбросить такую дорогую вещь я не сумела, решила тебе подарить. Может, и к лучшему, что ты его потеряла»… В общем, я вот к чему историю припомнила, — завершила рассказ я, — вполне вероятно, натюрморт раздражал Анну, или она считала его несчастливым, вот и уничтожила втихаря картину, сожгла тогда в августе, воспользовавшись отсутствием родных.
— А деньги откуда появились? — спросила Мара. — Их не было, а потом, бац, опять есть.
— Любые, самые невероятные события имеют простые объяснения, — назидательно заявила я. — Натюрморт твоей хозяйке не нравился, а средства она, скажем, заработала. Если это все произошедшие странности, то о них даже и беспокоиться не стоит.
Мара усмехнулась:
— Хозяйка служит в НИИ, иногда статейки пописывает. Я абсолютно уверена: огромные суммы приносит в дом Михаил Петрович. Вот уж ни в какие ворота не лезет!
— Снова не понимаю твоего изумления, — пожала я плечами, — в девяноста семьях из ста жену и детей содержит муж.
Мара заморгала:
— Оно верно. Только у Антоновых все странно. Деньги были явно Михаила Петровича, но домашние его считали никуда не годным кабинетным червем. И Костя, и Лана, и Кира уверены: семья хорошо живет за счет продажи картин, которые бережно собрал Валерий Сергеевич. Михаила Петровича они совершенно не уважают. Вернее, в глаза изображают почтение, а едва он выходит из комнаты, принимаются хихикать. И даже Галя вместе с ними.
— А это кто? — решила уточнить я.
— Приживалка, подруга Ланы. Пустили ее в дом из милости, теперь она охамела, хозяйку из себя корчит, смеет мне замечания делать, — зло сказала Мара. — Ну да бог с ней, ты лучше дальше слушай. Некоторое время тому назад Михаил Петрович сошел с ума.
— Как? — подскочила я.
Мара тяжело вздохнула:
— Выглядело так, словно он безумием, как гриппом, заразился. Уехал на работу вполне вменяемый, а вернулся…
Мара чуть не упала в обморок, когда, открыв дверь, увидела хозяина всего в крови. Лицо, руки и пальто профессора были покрыты красными пятнами.
— Господи! — ахнула Мара. — Михаил Петрович!
— На меня напали, — странно спокойным голосом сообщил Антонов. — Шел себе мирно, не успел во двор свернуть, как налетели двое…
— Надо срочно звать врача, — засуетилась Мара.
— Ерунда, — тихо протянул Антонов, — сделай одолжение, не поднимай шума. Незачем волновать Аню и детей.
Высказавшись, Михаил Петрович прямо в пальто и уличных ботинках прошел в ванную и заперся там.
Здесь уместно отметить, что Мара, как и все члены семьи Антоновых, считала профессора кем-то вроде кошки, поэтому домработница, не обратив никакого внимания на просьбу Михаила Петровича сохранить тайну, развила бурную деятельность.
Сначала она позвонила в НИИ Анне и рассказала о беде.
— Немедленно вызывай «Скорую»! — воскликнула хозяйка. — Говоришь, он весь в крови?
— Ага, — прошептала Мара, — страх глядеть.
— Еду! — выкрикнула Анна.
Жена успела примчаться домой раньше, чем прибыли врачи. Анна вбежала в квартиру и нервно воскликнула:
— Где он?
— Все еще в ванной, — побелевшими губами ответила домработница.
— Почему ты его там одного оставила? — возмутилась Аня и забарабанила кулаками в дверь. — Открой, милый!
— Кто здесь? — прозвучало сквозь звук льющейся воды.
— Это я! — заорала супруга.
— Анечка?
— Да.
— Что случилось? Я принимаю душ.
— Скорей открой дверь, — потребовала Анна.
— Но я весь в мыле стою!
— Ну так смой его! — приказала супруга, нервно переминаясь с ноги на ногу.
Щелкнула задвижка, в коридор выползло облачко пара, за ним вышел Михаил Петрович с мокрыми волосами, полное тело профессора облегал халат.
— Ты в порядке? — лихорадочно поинтересовалась жена.
— Ну да, — слегка недовольно ответил муж.
Мара быстро оглядела хозяина — на его лице не имелось ни единой царапины.
— Но как же кровь?.. — вырвалось у домработницы.
— Кровь? — изумленно переспросил Антонов. — Чья кровь?
— Ваша, — бестолково забубнила Мара. — Пальто… брюки…
Михаил Петрович озабоченно глянул на жену. Та неожиданно сказала:
— Распахни халат.
— Я голый, — жалобно сообщил профессор.
— Мара, уйди в свою комнату, — каменным тоном велела Анна, — и не выходи, пока не позову.
Через два часа обозленная до крайности хозяйка вошла к домработнице и приказала:
— Немедленно объяснись! Что за дурь взбрела тебе в голову? Сорвала меня с работы, вызвала «Скорую»… Я выглядела очень глупо, когда врала врачам: «Это чья-то гадкая проделка, идиотская шутка, у нас никто не ранен».
— Но Михаил Петрович был весь в крови — лицо, руки, пальто… — лепетала ничего не понимавшая Мара. — Он рассказал о хулиганах.
Анна дернула плечом.
— А мне муж заявил: «Приехал с работы, решил принять ванну, только-только расслабился в теплой воде, как Мара начала в дверь колотить. Я ее попросил меня не беспокоить, она отстала, и тут, бац, ты кричишь…»
Домработнице оставалось лишь хлопать глазами.
— Ладно, — неожиданно мирно произнесла Анна, — будем считать, что у тебя случился приступ безумия. Ступай помой посуду на кухне. Да почисти мои сапоги — бежала по твоей милости домой, не разбирая дороги!
Деморализованная Марина побрела в прихожую. Оказавшись в холле, она распахнула гардероб и обнаружила там… совершенно чистое пальто Михаила Петровича. На шерстяной ткани не имелось ни пятнышка!
Домработница растерянно пощупала кашемир. Было от чего сойти с ума… Хорошо, думала Марина, Антонов прямо в верхней одежде пошел в ванную, а потом незаметно вышел и повесил пальто на место. Но ведь кровь так легко не отстирать! Кроме того, пальто, если его подвергали обработке, должно было быть влажным!
Потом более чем странная вещь приключилась с Асей. Бывшая сиделка Валерия Сергеевича осталась у Антоновых после смерти пациента, теперь в качестве няни для маленькой Китти.
— Конечно, Ася не профессиональная воспитательница, — сказала Аня, — но мы ее хорошо знаем: медсестра честный, добрый человек, а то, что иностранными языками не владеет и диплома МГУ не имеет, ерунда. Ребенку главное — любовь и педантичная забота.
В тот день Ася, человек рассудительный, абсолютно неистеричный и спокойный, ворвалась к Маре с воплем:
— Помогите!
Мара выронила блюдце, оно, жалобно дзынькнув, развалилось на части.
— Ты чего орешь? — подскочила домработница. — Теперь мне от Анны Валерьевны влетит — сервиз, считай, испорчен!
— Марочка, — в полном изнеможении прошептала Ася, — Михаил Петрович повесился.
Домработница сделала пару шагов назад, уперлась спиной в подоконник и растерянно спросила:
— Как… повесился?
— На люстре, — синея на глазах, уточнила Ася. — В кабинете.
— Зачем ты туда пошла? — плохо понимая пока суть дела, продолжала Мара задавать вопросы. — Великолепно знаешь: если хозяин дома, то к нему соваться нельзя. А уж к письменному столу без его разрешения и вовсе запрещено подходить…
— Он мне позвонил, — пояснила Ася.
— Кто?
— Михаил Петрович.
— Хозяин, по твоим словам, повесился, — напомнила Мара.
Нянька растерянно закивала:
— Да. Только минут десять тому назад он мне на мобильный звякнул и сказал: «Зайди, а то Мара не слышит».
Ася не удивилась — в просторном загородном доме докричаться друг до друга крайне сложно. Антоновы попытались справиться с проблемой, установив в особняке селекторную связь. Но чтобы ткнуть пальцем в клавишу, следует пересечь всю комнату, что не всегда удобно, поэтому члены семьи чаще всего звонили прислуге на мобильный.
Ася поспешила на зов. Она дошла до двери кабинета, вежливо постучалась раз, другой, третий… Потом, решив, что может войти без дополнительного разрешения хозяина, раз он позвал ее по телефону, вступила в просторное помещение и похолодела.
С помпезной бронзовой люстры свисало тело Михаила Петровича, облаченное в домашний костюм: темно-синие брюки и стеганую коричневую куртку из атласа. Хозяин казался невероятно длинным, его ноги, обутые в зашнурованные ботинки, тихо покачивались, чуть поодаль валялась на боку табуретка, а на ковре почти у самой двери белел исписанный лист.
Ася, находясь в состоянии шока, невесть почему подняла бумагу.
«Дорогие Анна, Лана и Костя. Решение уйти из жизни я принял самостоятельно…»
Дальше читать строки, написанные ровным аккуратным почерком Михаила Петровича, нянька не смогла. Она сунула предсмертную записку в карман платья и опрометью бросилась к Маре.
— Скорей, — тряслась Ася, растолковывая домработнице ситуацию, — беги туда!
— Н-нет, — испуганно ответила Мара, — боюсь.
— Надо что-то делать! — обморочным голосом произнесла Ася.
— Что? — еле выдавила из себя Марина.
— Милицию вызвать!
— Лучше позвонить Константину, — осенило Мару. — Пусть парень разбирается, он сын, а мы всего лишь прислуга.
— Верно, — пролепетала Ася.
Спустя полчаса взъерошенный Костя вместе с женой Кирой ворвались в дом.
— Вы больше в кабинет не ходили? — истерически взвизгнул парень.
— Нет, — быстро ответила Ася и перекрестилась.
— Я туда вообще не заглядывала, — быстро сообщила Мара.
Константин невесть зачем поправил галстук и велел:
— Кира, оставайся тут.
— Я с тобой! — воскликнула жена.
— Сказано, сиди с Марой!
— Хорошо, — послушно закивала Кира.
Константин решительным шагом двинулся по коридору, а женщины, забыв о социальных различиях, сбились плотной группкой и схватились за руки. Никогда еще Маре не было так страшно, ей казалось, что кровь остановилась в жилах.
Внезапно из спальни хозяина послышался шум, стук и резкий голос Кости:
— Ася, сюда, немедленно, живо! Ах ты дрянь!
— Не пойду, — замотала головой нянька, — хоть режьте!
— Мы, — решительно заявила Кира, — отправимся вместе.
Марине совершенно не хотелось глядеть на покойника, но жена Константина, ухватив Асю одной рукой за плечо, стала толкать няньку вперед, второй невестка Антоновых крепко вцепилась в Мару. Делать нечего, пришлось прислуге идти вместе с ней. На всякий случай на пороге спальни Антонова Мара зажмурилась, решив ни за что не открывать глаз. Потом вдруг подумала: «Но ведь Аська кричала, что он в кабинете удавился…» — и в ту же секунду услышала невероятно пронзительный визг Аси:
— Он жив!
Мара машинально распахнула веки и увидела… Михаила Петровича, сидящего на кровати в домашней стеганой куртке.
— Папа, — ринулась к нему Кира, — ты не умер!
Антонов с огромным изумлением глянул на сына, затем на невестку.
— Как видишь, живехонек, здоровехонек, ничем не болею.
Ася рухнула в кресло, ее рот беззвучно открывался и закрывался. Кира топнула ногой.
— Немедленно объяснись! — велела она няньке.
— Он повесился! — запричитала визгливым голосом Ася.
— Я? — изумленно спросил Михаил Петрович.
— Ага, — заплакала нянька. — Я очень хорошо видела: веревка была к люстре привязана, табуретка на боку валялась!
Антонов вскочил и пошел к двери, остальные поплелись за ним. Войдя в кабинет, Михаил Петрович задрал голову.
— На люстре ничего нет, — констатировал он, — а табурет стоит у книжного шкафа.
— Вы повесились, — настаивала Ася.
Михаил Петрович хмыкнул:
— В связи с полнейшим идиотизмом ситуации не способен ее прокомментировать. Ася считает меня мертвецом, но, надеюсь, остальные понимают, что я жив.
— Ах ты сука! — бледнея на глазах, произнес Костя и сделал шаг к няньке. — Сейчас я тебя…
— Тише, дорогой! — схватила супруга за свитер Кира. — Ася, наверное, заболела. Иначе почему она столь по-дурацки пошутила?
Костя замер, потом, снова выругавшись, ушел. Михаил Петрович водрузил очки на нос, затем, повернувшись к невестке, неожиданно спросил:
— Если Костик думал увидеть труп отца, то почему не обрадовался, обнаружив меня живым? Отчего не бросился к родителю на шею, а убежал, изрыгая площадную брань?
Кира заморгала, потом с трудом нашла нужные слова:
— Папа, мы в шоке. Прислуга очень убедительно…
— Я молчала! — забыв о вежливости, воскликнула Марина. — Это Ася! Прибежала, заорала: «Висит на веревке, ноги в ботинках…»
Профессор высунул из-под стола ногу.
— Я хожу дома лишь в тапочках. Ася напутала.
— «…а письмо на ковре валяется», — машинально договорила Мара.
Нянька вскочила на ноги.
— Точно! Сейчас увидите! Я не лгу! И вообще, такое наврать может лишь псих! Записку подняла и в карман сунула! Вот, читайте!
Дрожащими пальцами Ася извлекла листок и протянула его Кире.
Жена Кости аккуратно расправила бумагу и с глубочайшим удивлением воскликнула:
— Но тут нет ни слова!
— Как? — завопила Ася. — Целое письмо было, я увидела лишь первые строчки. Что-то типа: «сам решил повеситься, простите, дорогие дети и жена…»
Кира уставилась на Асю, Михаил Петрович покачал головой:
— Вот несчастье. Надо бедняжку хорошему специалисту показать.
— Не волнуйся, Асенька, — вдруг засюсюкала Кира, — иди ляг в кровать, ты просто переутомилась.
Нянька зарыдала:
— Было письмо, чтоб мне провалиться! Не вру!
— Верно, верно, — участливо закивала Кира, — конечно, полный порядок. Давай, милая, мы тебе капелек нальем. Мара, принеси валокордин!
Домработница, бросив последний взгляд на девственно чистый лист, который Кира швырнула на пол, побежала на кухню. Голова у Мары шла кругом. С одной стороны, вполне вероятно, что Ася просто устала, заснула на ходу и приняла привидевшийся кошмар за действительность. С другой… Мара же тоже стала участницей более чем странных событий. Вдруг история с висельником сродни ситуации с нападением на Михаила Петровича бандитов?
Глава 14
— Странный случай, — согласилась я, когда Марина, у которой запершило в горле, схватила с тумбочки бутылку с водой. — Знаете, что меня больше всего удивляет? Почему хозяйка не уволила ни вас, ни Асю после подобных «шуток»?
— Мы не лгали, — хмуро ответила Мара. — Ася обнаружила хозяина повесившимся, а я видела кровь. Михаил Петрович невесть зачем спектакли устраивать стал, жизнь в доме превратилась в ад. Ой, я еще не все рассказала!
— Тогда встает следующий вопрос. По какой причине вы решили остаться на службе?
Марина включила чайник.
— Незадолго до всех кошмаров Анна Валерьевна сделала нам с Асей предложение: один знакомый Михаила Петровича, владелец строительной фирмы, продаст нам однокомнатные квартиры, притом не по рыночной цене, а намного дешевле. Мы с Асей своей жилплощади не имеем, собственно говоря, поэтому у Антоновых и оказались — им требовалась прислуга с постоянным проживанием. Зарплата у нас достойная, но все равно квартиру не купить, а хочется иметь личный угол.
— Конечно, — кивнула я.
— Анна Валерьевна сказала, что мы имеем уникальный шанс получить жилье недорого. Только все равно у нас с Асей таких средств не имелось, — растолковывала Мара ситуацию, — и тогда хозяева дали нам в долг беспроцентную ссуду. Анна вроде продала очередную картину… В общем, мне вручили сорок тысяч долларов и Асе тоже. Теперь мы владелицы однушек в хорошем месте, дом сейчас достраивается, а долг у нас из зарплаты вычитают. И пока всю сумму не вернем, нам свидетельства о собственности не отдадут. Ясно?
— Более чем, — кивнула я. — Получается, вы теперь с хозяевами надолго одной веревочкой связаны. Антоновы не намерены терять деньги, а вы мечтаете об уютных квартирах.
— В самый корень, — с уважением отметила Мара. — Мы с Асей до сих пор от радости в себя прийти не можем, уходить от таких хозяев нормальному человеку в голову не придет. Ведь так все хорошо было, а как только на квартиры официально подписались, фигня пошла!
…После этого случая Михаил Петрович начал третировать домашних. Во-первых, он теперь перестал задерживаться на работе, возвращался не позже семи, да и утром уезжал поздно — Сергей увозил хозяина в офис к полудню. Так вот, во время ужина Михаил Петрович принимался придираться к членам семьи, замечания и упреки просто сыпались из профессора, которого раздражало все. Оставалось лишь удивляться, с какой скоростью тихий, незаметный, даже робкий Антонов трансформировался в желчного скандалиста.
Раньше Михаил Петрович выказывал терпимость, свое истинное лицо строгого хозяина не демонстрировал, Мара лишь однажды услышала, как Антонов отчитывает жену. Наверное, оставшись наедине с Анной, Михаил менял тон, но в присутствии посторонних муж казался типичным подкаблучником. «Да, дорогая», «Как хочешь, милая», «Ты поступила абсолютно верно» — вот фразы, которые раньше чаще всего произносил Антонов. Не привязывался он и к детям. Ни Костя, ни Лана никогда не слышали от папы замечаний, невестку Киру и малышку Китти профессор не дергал, к приживалке Гале, подруге Ланы, пригретой из милости, тоже не цеплялся.
Но год тому назад, после истории с висельником, ситуация резко изменилась. Теперь в шикарном особняке шла затяжная война с применением всех дозволенных приличиями, а также и запрещенных правилами хорошего тона приемов. Не успевала Лана сесть к столу, как отец обрушивался на дочь с обвинениями:
— Почему не здороваешься? Какое странное платье! Где взяла? Сколько стоит? Боже, ты меня разоришь! Не хватай сыр без хлеба! Не чавкай! Молчи! Не смей корчить рожи!
Первое время Лана не выдерживала больше двух минут, начинала отбиваться, говорила нечто типа:
— Отстань папа, не твое дело, я уже не маленькая.
И тут наступал следующий акт спектакля. Михаил Петрович хватался за грудь, задушенно хрипел:
— Воды! Сердце! Инфаркт! Врача!
Испуганные члены семьи принимались суетиться, Лана, рыдая, выпрашивала у папы, заболевшего из-за ее, понятное дело, хамства, прощение…
И все начиналось сначала. Проглотив демонстративно валокордин, Михаил Петрович накидывался на Костю или Киру, доставалось и Анне. Да что там взрослые — свою порцию «воспитания» получала и Китти. Живая, веселая девочка часто шумела в коридоре, и стоило ребенку с топотом пронестись мимо кабинета Антонова, как из двери с перекошенным лицом выскакивал профессор и орал:
— Мара! Мне плохо! Сердце! Скорей лекарство! От шума спазм случился!
Короче говоря, от выходок хозяина страдали все: жена, дети, невестка, внучка и прислуга.
Спустя некоторое время домашние поняли: спорить и ругаться бесполезно, подобным образом ничего не добиться, надо перестать реагировать на тычки и пинки. Если попытаться сохранить хоть внешнее спокойствие, сделать вид, что ядовитые стрелы, выпускаемые профессором, не прокалывают броню, то есть шанс избежать большого скандала.
Теперь Кира, Костя и Лана совершенно равнодушно подносили отцу семейства очередную порцию медикаментов, более того, они научились измерять мощь предполагаемой неприятности количеством требуемого валокордина. Если Антонов стонал: «Дайте сорок капель», то и дергаться не стоило, профессор намерен всего лишь слегка позудеть, а вот когда цифра возрастала до шестидесяти, нужно было готовиться к худшему.
— Похоже, ваш хозяин сумасшедший, — вздохнула я.
Мара кивнула.
— И мне так начало казаться. Его следовало лечить, хотя, с другой стороны, от чего? От дурного характера? Ничего откровенно кретинского Михаил Петрович не делал.
— А случаи с нападением и висельником? — удивилась я.
Мара скривилась.
— Ну, про первый никто, кроме меня и Анны Валерьевны, не знал. А о втором… Все подумали, что у Аси от переутомления глюк случился, даже объяснение нашли: если из коридора в кабинет под определенным углом глянуть, то полузакрытая штора на окне может человеком показаться — она подхвачена необычно. А люстра вроде как над ней…
— Слабое объяснение.
— Угу, — кивнула Мара. — Все странно и глупо, а главное, с каждым днем становилось еще хуже. Позавчера Михаил Петрович вдруг объявил, что на следующий день в гости приедет племянница, дочь его давно умершей сестры Лауры…
Все удивились, начали расспрашивать хозяина, а тот лишь отделывался намеками, говорил: «Сам не в курсе, она издалека, хочет познакомиться, долго не проживет, назад уедет».
Лана, больше всех желавшая узнать подробности о незнакомой родственнице, возьми и ляпни:
— Как бы не так! Новая шуточка небось!
И началось! Лучше не рассказывать, какой скандал разгорелся у Антоновых. Завершился вечер отвратительно: профессор свалился в постель, Анна засуетилась вокруг мужа, а Лана вдруг заорала на весь дом:
— Хватит! Сколько можно нас изводить? Мама, брось его!
Костя попытался успокоить сестру, но у Ланы открылась форменная истерика — девушка не желала успокаиваться. Тогда Кира позвала приживалку Галю Мамонтову, лучшую подругу Ланы (Маре Мамонтова не нравится, слишком уж она выпендривается для приживалки, которую приютили из милости, но Галина имеет огромное влияние на Лану, а Анна считает Мамонтову замечательным человеком).
Галя сумела уложить Лану в кровать. Потом вышла в гостиную, где в самом плохом настроении сидели Костя, Кира и Анна, лихо опустошила бокал коньяка и сказала:
— На мой взгляд, существует два варианта. Говорить дальше или заткнуться?
— Слушаем внимательно, продолжай, — поторопил Костя.
— Значит, так. Либо Лаура и впрямь родственница, либо это новый спектакль, третьего не дано, — прошипела Галя.
— У мужа была сестра, — слабым голосом сообщила Анна, — она давно умерла. Михаил Петрович очень переживал, когда Лаура скончалась.
— Отчего я про нее не знаю? — удивился Костя.
— Ты был тогда маленький, — туманно ответила мать.
— Но вы никогда не упоминали о тетке, — продолжал недоумевать сын.
— Потом выясните, что к чему, — вмешалась в беседу Галина. — Думаю, следует поступить так: когда эта фря дальневосточная явится, надо попытаться ее расколоть. Я прикинусь, что часто бываю во Владивостоке, и посмотрим на реакцию гостьи. Если завозмущается: «Да вы совсем не знаете города», значит, она оттуда, а начнет изворачиваться…
— Ясно, — оживилась Кира, — дадим бой мерзавке.
— Небось актрису нанял, — предположил Костя.
…Мара примолкла, приостановив рассказ.
— А, ты под дверью подслушивала! — утвердительно воскликнула я.
— Ага, — без тени смущения призналась домработница.
— И что дальше?
— Явилась эта Лаура, — зачастила Марина. — Такая кошка крашеная, жутко страшная, морда лошадиная…
— По-моему, вполне ничего, — вылетело из меня помимо воли. — Стройная, смуглая…
Мара с чувством чихнула. Восхитилась:
— Вот же дал господь талант, видеть прошлое и будущее!
— Не всегда картинка бывает четкой, — спохватилась я. — Сейчас вот не понимаю, чем у вас дело закончилось.
Мара оглянулась на дверь и зашептала:
— Большой бедой. Михаил Петрович умер. Прямо за письменным столом. Завещание хотел на эту Лауру переписать. Достал бумагу, нацарапал фразу: «Все мои…» — и кирдык! Сначала подумали, что у него с сердцем плохо стало, а потом менты Анне сказали: отравление. Ничего себе поворот, да? А Лаура, если явившуюся в дом девицу действительно так звали, удрала через окно! Сумку свою она в комнате оставила, только там барахло одно, ничего ценного. Зато она у нас хорошо разжилась.
— Чем?
— Деньги стырила. Миллион!
— Неправда! — подскочила я. — Когда вылезала в окно, пачки остались на полу!
Язык прилип к гортани. Ну все, выдала себя! Но домработница не заметила оплошности «экстрасенса».
Мара почесала в затылке.
— Тебя сюда точно господь послал. Ну-ка скажи, кто мне в белье пузырек подсунул?
— Какой? — растерялась я.
Домработница прищурилась.
— Сама знаешь, ведь ясновидящая!
— Говорила же, не полностью способна картинку восстановить, пробелы случаются.
Мара нахмурилась:
— А ментов тут у нас было… тьма! Знаешь, что они подозревают?
— Ну?
— Кто-то хозяина отравил.
— Да?
— Вроде как надоел он всем со своими скандалами, и кто-то из домашних его… того… — деловито заявила Мара. — Я очень внимательно беседу Анны Валерьевны с Владимиром слушала.
— С кем? — насторожилась я.
— С ментом главным, его Владимиром зовут. Так вот, он предположил, что Михаила Петровича обманули: наняли Лауру и велели ей стырить бабки, а потом поднести Антонову яд.
Я потрясла головой, но ничего не сказала. А Марина, не замечая моего волнения, неслась со своим рассказом дальше.
— Под подозрением все: Костя, Лана, Кира, Ася, Галя. А мне, похоже, совсем каюк.
— Почему?
Мара встала, распахнула просторный гардероб и стала рыться в белье, приговаривая:
— Куда же он подевался?
— Кто? — спросила я.
— Да, понимаешь, утром стала я одеваться, — нервно зачастила домработница, — а из мешка с трусами пузырек выпал. Из темного стекла, пробкой закрыт, пустой совсем. И как он ко мне попал? Кто сунул? Ясное дело, там яд был, которым Михаила Петровича отравили, а я его в руках вертела. Понимаешь? Подставить меня хотят. Помоги!
— Попробую, — кивнула я. — Знаешь, тебе и правда повезло. Вот мои документы, читай.
Мара схватила книжечку.
— Частный детектив? — воскликнула она. — Так, выходит, ты не ясновидящая?
— Нет, занимаюсь поиском убийц и сюда пришла не случайно.
Мара схватилась за виски.
— Мигрень начинается. Ничего не понимаю! В мозгах кавардак. А больше всего боюсь, что меня сделают виноватой. Пузырек-то был и исчез. Ну просто испарился! А там мои отпечатки пальцев. Боже!
— Глянь на другой полке, — посоветовала я.
— Здесь лежал, в пакете.
— Все же посмотри, там тоже мешок есть.
— Где?
— Нагнись.
— Ну и ну, — удивилась Мара, — ничего такого тут раньше не имелось. У меня всего один пакет с нижним бельем.
Продолжая говорить, домработница вытащила полиэтиленовый кулек, раскрыла его и взвизгнула:
— Мама!
— Что там? — бросилась я к ней.
Марина молча протянула мне непрозрачный мешок, я опустила глаза и ахнула. Внутри лежали пачки сторублевых банкнот, аккуратно перехваченные белыми полосками бумаги.
— Сколько тут? — прошептала Мара.
Я взяла пакет, вывалила его содержимое на кровать и ответила:
— Похоже, миллион.
— Боже, тот самый, что пропал у Михаила Петровича! — затряслась Мара. — Меня расстреляют!
— Не неси чушь, — твердо сказала я и начала запихивать пачки назад.
— Хозяина отравили, на пузырьке с ядом теперь мои отпечатки, деньги в моем шкафу… Если вспомнить про долг за квартиру… — пролепетала Мара. — Ой… ой… ой!
Я засунула пакет обратно в шкаф.
— Успокойся. Сказала же — помогу.
— Да, да, да… — лихорадочно бормотала Мара. — Отблагодарю, заплачу… только выручи, узнай все…
Видя, что у женщины сейчас начнется истерика, я схватила ее за плечи, встряхнула и решительно сказала:
— Немедленно возьми себя в руки! От слез и причитаний проблема меньше не станет. В вашем доме творятся чудные дела. Но их ведь кто-то затеял! Этот человек убил Михаила Петровича и решил свалить вину на тебя.
— Господи… — зашмыгала носом Мара. — Мне конец, поставят к стенке…
— В России мораторий на смертную казнь, — возразила я. — Да и раньше, насколько знаю, исключительная мера наказания к слабому полу применялась крайне редко.
Но мои разумные доводы не утешили Мару, из глаз домработницы потекли слезы.
— Послушай, — зашипела я, — хочешь выпутаться из неприятностей?
— Да, — всхлипнула Мара.
— Тогда перестань лить слезы! Никогда нельзя предаваться унынию и опускать руки, все поправимо.
— Угу, — шепнула Мара.
— Я и не такие задачки решала!
— Правда? — с робкой надеждой осведомилась Марина.
— Стопроцентно! А сейчас лучше ступай в спальню, в ту, куда намеревались поселить племянницу, и принеси мне оттуда пульт, такой серый, с тремя кнопками: красной, желтой и зеленой.
На лицо домработницы наползло выражение изумления.
— Пульт? Какой? Зачем? Откуда знаешь, где он лежит?
— Слишком много вопросов, — скривилась я. — Хочешь выпутаться из беды? Неси пульт.
