29
Есть вещи, которые делаешь машинально. Услышав сквозь сон знакомую трель мобильника, я нащупала на прикроватной тумбочке трубку и приложила ее к уху, даже не подумав посмотреть, кто звонит. Впрочем, я и не могла посмотреть – на то, чтобы разлепить ресницы, понадобилось бы немало времени.
Глаза распахнулись, как у куклы, когда я услышала в трубке знакомый голос.
– Инна, милая, почему ты меня покинула? – спросил капитан Кулебякин так печально и нежно, что я ошалело подумала – может, я умерла?
Это объяснило бы и сам вопрос, и необычный тон Дениса.
– Так я же не навсегда, – хриплым спросонья и с перепугу голосом пробормотала я. – Я же вернусь!
– Когда?
– Ну... Еще в этой жизни! – уклончиво пообещала я.
– Где же ты, милая? – ласково спросил он.
«Ага! Вот он, главный вопрос! – запаниковал мой внутренний голос. – Индия, соберись! Не дай Кулебякину обмануть тебя нежными речами!»
Ну, по части обманчивых нежных речей я мастерица не хуже других.
– Мысленно я всегда с тобой! – проворковала я и с придыханием добавила:
– Милый...
Денис немного посопел (хотелось надеяться, что это он растроган и пытается справиться с обуревающими его чувствами), а потом с легким укором сказал:
– Говорят, ты уехала в Сочи.
Я отметила это его «говорят»: несомненно, Кулебякин уже наведался в «МБС». Я тихо порадовалась, что я такая предусмотрительная, а Денис такой предсказуемый. Обмануть влюбленного парня – что отнять конфетку у ребенка.
«Так говорят те, кто никогда не пытался отнять конфетку у ребенка!» – предостерег внутренний голос, но я к нему не прислушалась.
Денис, против ожиданий, активного недовольства моим отъездом не выказал, только кротко заметил:
– Не понимаю, почему ты выбрала Сочи. Там сейчас народу больше, чем во всем Ямало-Ненецком автономном округе!
Я с трудом удержалась, чтобы не брякнуть: «Именно поэтому!» А Ямало-Ненецкий округ я по собственной воле нипочем не выберу, спасибочки, уж лучше вы к нам!
Слова о суровых северных краях напомнили мне, что мы с бабулей и Зямой уже сделали серьезную заявку на бесплатные путевки в Заполярье. Я расстроилась. Денис как будто почувствовал это и расширил географию моих вероятных перемещений за счет более привлекательных регионов.
– А я хотел предложить тебе провести отпуск за границей, – сказал он.
– Ты серьезно?!
Я едва не отхлестала себя по щекам за то, что упустила заграничное путешествие ради поездки в Сочи, но вовремя спохватилась. Ничего я еще не упустила, отпуск-то у меня только в сентябре будет!
Мы с милым подробно обсудили плюсы и минусы популярных зарубежных курортов. Я забраковала Турцию (слишком беспокойно), Египет (опасно), Кипр (скучно), Болгарию (была там дважды) и остановилась на Черногории, о которой слышала много хорошего. Тему можно было считать закрытой, я замолчала, вполне довольная конструктивным разговором, но тут Денис по собственной инициативе оживил затихшую беседу замечанием:
– А если махнуть в Эмираты, можно будет украшений тебе купить. Я слышал, там золото недорогое.
Это было чертовски интересное предложение! Я загорелась и в подробностях рассказала милому, какие именно украшения меня особенно привлекают. Говорила я долго и вдохновенно. Прежде Денис никогда не выражал желания осыпать меня драгоценностями! До сих пор речь шла только о покупке обручального кольца, которое в понимании Кулебякина было вещью вполне полезной. Вроде наручников.
Повествуя о ювелирных украшениях, я вошла во вкус и вырвалась за границы Аравии на планетарный простор. Подробно и с большим чувством я рассказала поразительно кроткому и сговорчивому милому об афганской бирюзе, китайских жемчугах, индийских изумрудах и совсем уже собралась забросить удочку насчет перуанских алмазов, но тут Денис вдруг перестал быть душечкой, буркнул:
– Ну, пока! Увидимся, – и отключился.
– Пока... – растерянно сказала я гудящей трубке, посмотрев на нее с недоумением.
Ох, уж эти мужчины суровых профессий! Копят запас чуткости и деликатности годами и расходуют его за пятнадцать минут! Внутренний голос подсказывал, что следующего душевного разговора с Денисом я дождусь не скоро.
Мечты о жемчугах и изумрудах разбередили душу, так что уснуть снова мне не удалось. Мешали и звуки, доносящиеся со стороны караоке-бара. Там какие-то сильно нетрезвые и откровенно безголосые граждане устроили свою «Фабрику звезд» и один за другим проводили отборочные туры конкурса на звание «Карликовая звезда российской эстрады». Ближе всех к лаврам подобралась на диво неутомимая дамочка с картавым голосом вождя мирового пролетариата, охрипшего в словесных баталиях с буржуазией.
– Ой, могоз, могоз! Не-е могозь меня! – горланила она, упорно не желая хотя бы сменить репертуар.
Я без одобрения отношусь к любительскому пению и считаю караоке мучительной пыткой, которую по чистой оплошности не изобрели отцы инквизиторы. Горластую хрипато-картавую дамочку мне хотелось не просто «замогозить», а на веки вечные запереть в криогенной камере без права реанимации!
К сожалению, за собственным пением вокалистка не слышала моих мысленных проклятий. Я высунулась в окошко, надеясь разглядеть за кустами неутомимую певунью и послать ментальный сигнал более адресно, но перепутала окна и увидела соседний коттедж. А там тоже происходила борьба, но отнюдь не песенно-конкурсного характера! На желтом экране разворачивалось представление в духе японского театра теней – маленькая темная фигура молотила кулачками фигуру покрупнее, та же в ответ являла похвальный пример христианского смирения и всепрощающей любви к ближнему, ибо отвечала на удары поцелуями в превосходящей пропорции два к одному.
В первый момент я подумала, что в мотель закатилась на ночь страстная садомазохистская парочка, но уже во второй поняла, что и очертания резвящихся теней, и сценарий представления мне знакомы. Я переместила взгляд с окна домика на его дверь и в свете лампы над крыльцом разглядела большую цифру 6. Значит, торопясь в постельку, Зяма знал, что будет спать не один, а с Трошкиной. И ладно бы они там тихо спали! Мордобой-то зачем устраивать?
– Вот придурки! Герои-любовники! – зло обругала я их. – Нашли время выяснять отношения!
Братишка совершенно некстати надумал привлекать к себе внимание и принимать гостей. Я решила сообщить ему об этом безотлагательно, с каковой целью оделась, машинально сунула в карман мобильник и пошла в шестой коттедж, оставив бабулю вкушать подобающий ее возрасту мирный сон. Старушка с головой укрылась одеялом, да еще, наверное, уши заткнула, раз ее не потревожили ни звонок Дениса, ни вопли отмороженной певуньи.
Дверь шестого коттеджа была не заперта – похоже, Трошкина распространила привычку жить широко, нараспашку, с собственного жилья на съемное. Опасаясь вломиться к голубкам не вовремя – когда они перестанут клеваться и начнут согласно ворковать, я на крыльце шумно пошаркала ногами о коврик, стукнула в дверь и крикнула:
– Гостей принимаете?
– Дюха, это ты? – обрадовался братец. – Заходи! Спаси меня!
Я вошла, оценила ситуацию, уперла руки в бока и строго сказала:
– Алка, поставь бутылку и разожми кулаки! Если у Зямы будут синяки, это скомпрометирует нашу милицию. Все подумают, что его допрашивали с применением силы!
Напоминание о такой суровой реалии жизни, как опасность угодить под арест со всеми вытекающими последствиями, живо успокоила и Алку, и Зяму: братец втянул губы, нацеленные на поцелуи, и руки, жаждущие объятий, а Трошкина прекратила его колотить. Я бы с удовольствием продолжила это доброе дело за нее, но меня в детстве учили, что драка по принципу «двое на одного» – дело неблагородное. Поэтому я сдержала порыв накидать оплеух гостеприимному братишке и холодно поинтересовалась:
– Каким ветром к нам, Трошкина?
– Она поесть привезла, – благородно вступился за подругу Зяма.
– И попить, – робко добавила Алка, поставив наконец на тумбочку бутылку сидра.
– И полы помыть, да? – непримиримо выдвинутым подбородком я указала на просторную кефирную лужу, растекшуюся по полу.
В белом море айсбергом высилась кубическая картонная коробка из-под кисломолочного напитка «Снежок».
– Не мого-озь меня-а! Моего-о коня-а! – в тему взвыла заоконная певунья.
– Дюха, пиццу будешь? – разряжая обстановку, спросил Зяма и открыл коробку.
Я увидела помидорные кружочки и ветчинные полумесяцы, запаянные в расплавленный сыр, и сглотнула слюну. Покушать действительно было бы неплохо!
– Только у меня нет ни тарелок, ни вилок, ни салфеток, – предупредил он. – И руки помыть не получится, в кране нет воды, тут ее отключают ровно в двадцать три ноль-ноль.
– Ты, я смотрю, завсегдатай! – съязвила Трошкина и снова стиснула кулачки.
– Ладно, Алка, расслабься! Тайм-аут на время позднего ужина! А очищение рук мы сейчас организуем, – сказала я и полезла в карман за влажными салфетками.
Перепутав карманы, вместо упаковки салфеток я вытянула мобильник и с ужасом обнаружила, что он, оказывается, включен! Ну, конечно, я же затолкала трубку в тесный карман, не заблокировав клавиатуру!
Отчаянно отмахнувшись от Зямы, который уже протягивал мне кусок пиццы, я прилепила размеренно вякающий мобильник к уху и прислушалась.
– Инка! Ин-ка! Что за черт? Ты меня слышишь, нет? – сердито, без малейшего намека на недавнюю душевную теплоту, аукал меня Денис.
Я поняла, что непредумышленно послала вызов последнему собеседнику, а им как раз и был Кулебякин, но не это меня испугало. Незапланированный сеанс телефонного общения с милым я уж как-нибудь пережила бы, лишний раз услышать родной голос даже приятно. Но в трубке слышался не один голос! Музыкальный аккомпанемент взывающему ко мне Денису составляло хриплое сопрано:
– Моего-о коня-а...
Я отдернула трубку от уха, прыгнула к окну, прислушалась к отдаленным шумам караоке-бара и услышала:
– Белогги-и-во-ва!
Картавая певица еще набирала в грудь воздух для повтора припева, а я уже выключила мобильник, глянула на Зяму так, что он уронил кусок пиццы, сотворив в кефирном море треугольный остров, и бешеным шепотом скомандовала:
– Вон отсюда, живо! Нас нашли, Кулебякин уже совсем рядом!
Зяма с Алкой, спасибо им, не задали ни одного вопроса и не стали копаться.
Я выскочила на крыльцо первой, Трошкина второй, сграбастав по пути вторую коробку с пиццей. Братец цапнул свою сумку, которую так и не успел разобрать, и последовал за нами, но немного отстал, запирая на ключ дверь домика. Я мысленно похвалила его за сообразительность – можно было надеяться, что закрытая дверь Дениса немного задержит.
Рощица, упоминавшаяся ранее в числе местных природных достопримечательностей, оказалось ореховой. Один за другим мы пролезли сквозь низкие раскидистые кусты, царапая руки ветками и сбивая спелые плоды фундука, чтобы подступить к бабулиному коттеджу с тыла.
– Ба! Ба! – запрыгнув на высокий цоколь и сунув физиономию в форточку, шмелем загудел Зяма. – Бабуля, просыпайся!
Бабуля упорно не просыпалась, а возможности энергично разбудить ее у нас не было. Окошко, обращенное к роще, осторожная старушка открывать на ночь целиком не стала, а дотянуться до спящей через форточку Зяма не мог. И орать в полный голос мы не смели, опасаясь себя выдать.
– Дай мне какую-нибудь ветку, Дюха! – шепотом попросил братишка.
Я всем телом повисла на гибкой плети орешника, пытаясь оторвать ее от куста.
– Я сбегаю через дверь! – вызвалась Алка.
– Стой! – Я ухватила ее за юбку.
С другой стороны к коттеджу подъехала машина. Хлопнула дверца, потом вторая. Раз и другой протестующе застонала сигнально-бельевая веревка. Под хоровую мужскую ругань Зяма бесшумно канул вниз и потянул меня за руку. Так мы и ушли, как в сказке «Репка»: Зямка за Инку, Инка за Алку. Бабке, увы, в новом прочтении сказки места не нашлось.