28

«Позвони, когда будешь в состоянии!» – написала Зяме подруга, мучимая беспокойством и любопытством. Он отмалчивался. Трошкиной тем временем пришлось отразить атаку капитана Кулебякина, который минут десять ломился в Алкину дверь с лаконичным требованием: «Откройте, милиция!», в процессе произнесения заметно удлинившимся за счет ругательных слов. Собственно, заслуга успешного отражения милицейской атаки целиком и полностью принадлежала укрепленной железной двери. Алкино участие в процессе было пассивным. Она малодушно спряталась от кулебякинских матерных криков в наиболее звукоизолированном помещении – в ванной – и переждала там осаду, как в бункере.

Около девяти часов вечера пришла долгожданная эсэмэс-весточка от Зямы. «Я всегда в состоянии!» – игриво ответил он, всколыхнув в душе влюбленной Трошкиной бурю чувств. Зямина декларация стойкости и мужества Алку одновременно восхитила и встревожила. Она без труда вообразила традиционно эффектную демонстрацию несгибаемой натуры Казимира Великолепного и остро захотела узнать, где он сейчас, как и с кем.

Дерзкая эсэмэска «Ты где?» свистнула в ночь, как оперенная стрела. Опытный сердцеед не затруднился расшифровать вопрос как скрытую мольбу о встрече. «Мотель „Аленушка“, коттедж 6», – пришел ответ.

Любящее сердце участившимися ударами толкало Алку бежать в мотель. Благородное воспитание требовало держаться от него подальше. С четверть часа Алка яростно боролась с девичьей гордостью, ухитрившись в процессе рукопашной полностью собраться к выходу, и уже дорисовывала перед зеркалом пламенные уста, когда пришло еще одно сообщение: «Купи пиццу». Зяма цинично сделал ставку на проигрыш девичьей гордости, в очередной раз показав себя самоуверенным наглецом.

– Самоуверенный наглец! – возмутилась Трошкина и спешно пересчитала наличность в кошельке, проверяя, хватит ли денег сразу на две пиццы.

Девичья гордость, умирая, велела ей не оставлять попыток показать себя натурой непредсказуемой и загадочной. Поэтому к пицце двух видов – с ветчиной и с морепродуктами – Алка взяла еще яблочный сидр и сладкий кефир «Снежок». Можно было не сомневаться, что выбор напитков впечатлит Зяму оригинальностью, каковая зачтется в пользу Алкиной незаурядности. Кефирчиком на ночь глядя ловеласа еще ни одна дама не поила.

Уже в пиццерии, отваливаясь от стойки с грузом квадратных коробок, Алка получила третье сообщение от Зямы. Оно также было коротким и содержало четкий приказ: «Не приведи „хвост“!»

Вопрос возможности существования у нее хвоста Трошкина в последний раз серьезно рассматривала в старшей группе детского сада, когда решалось, быть ли ей на утреннике Серым Волком или же все-таки Красной Шапочкой. В волки миниатюрную Алку не взяли, так что разыграть представление с хвостом ей не довелось. И вот теперь появился шанс.

Из пиццерии Трошкина вышла через служебный вход, бесцеремонно протолкавшись между курящими на крылечке официантками. На вопрос-окрик: «Девушка, вы куда это?» – она бросила через плечо: «На кудыкину гору!» – и затем озвучила тот же адрес таксисту.

– Всегда хотел знать, где это место! – хохотнул веселый мужик за рулем.

Алка проявила строгость и не улыбнулась. Обернувшись назад, она смотрела, не тянется ли за машиной хвост. За машиной тянулись другие машины, маршрутка, автобус и троллейбус – с него единственного Трошкина сняла подозрения практически сразу и без колебаний. Междугородный автобус Новороссийск – Москва Алка, поразмыслив, тоже реабилитировала. Она полагала, что не доросла до «хвоста» федерального значения. А вот маршрутное такси, подозрительно долго следующее без остановок для посадки и высадки пассажиров, очень ее нервировало. Поэтому, завидев справа по курсу подворотню проходного двора, Трошкина бросила таксисту сторублевку и приказ:

– Остановите здесь!

– Это не гора, это Кудыкина дыра! – пошутил водитель, но распоряжение выполнил.

С покупками в охапку Алка вывалилась из такси почти под колеса маршрутки, водитель которой тоже надумал остановиться. Напуганная этим совпадением, Алка рванула в подворотню, как робкий кролик в спасительную нору. Никакой четырехколесный транспорт последовать за ней не мог, потому что на въезде во двор местные жители, жаждущие покоя, вбили в мостовую заградительные железные колья. Трошкина ловко проскользнула между ними, бодрой трусцой пересекла двор, выскочила на параллельную улицу, оказалась как раз на остановке и с ходу запрыгнула в готовый отчалить трамвай. Проехав в нем две остановки, она вышла у парка имени Горького и на танцплощадке клуба знакомств «Кому до ста» затесалась в толпу, отдельные несознательные элементы которой изрядно помяли ей бока и коробки. С территории брачных плясок пенсионеров Алка классической конспиративной поступью (два шага вперед, один прыжок в сторону, долгий взгляд назад из-за дерева) переместилась на детскую площадку. В поздний час там гуляла одна мамаша с ребенком. Женщина была занята бурным телефонным разговором и внимания на Трошкину не обратила, но ее карапуз увязался за Алкой и очень настойчиво топал следом, протягивая ручки к яркой коробке с логотипом пиццерии и взревывая:

– Пися! Пися! Дай!

– Вот дети пошли! Молодые, да ранние! – пробурчала смущенная неприличной просьбой Трошкина.

Чтобы оторваться от мелкого приставалы, она ускорила шаг, пробежала по узкому мостику через пруд, постояла немного под ивушкой на другом берегу, убедилась, что других любителей форсировать водную преграду не видно, и, успокоенная, на окраине парка взяла такси до мотеля.

Услышав адрес, водитель значительно сказал:

– «Аленушка»? Как же, знаю, знаю! – и подмигнул Трошкиной, которая покраснела и мысленно послала в адрес Зямы несколько слов из числа тех, которые орал под ее дверью буйный Денис Кулебякин.

Призрак девичьей гордости подарил Алке робкую надежду, шепнув, что с коробками в руках она может сойти за рассыльную из пиццерии, но толстая администраторша мотеля оказалась теткой многоопытной.

– В шестой номер? – повторила она, насмешливо оглядев нервно переминающуюся Трошкину. – Тоже в шестой? Ну, силен парень!

После этого Алке немедленно захотелось бросить коробки в администраторшу, занять освободившиеся руки чем-нибудь поувесистее и рвануть в шестой номер с целью проведения насильственной депортации всех незаконных мигрантов. Короткое словечко «еще» не оставляло надежды на то, что Зяма скучает в одиночестве.

Так и оказалось. Вломившись в домик без спросу и предупреждения, Трошкина с порога, как бумеранг, бросила в помещение настороженный взгляд, который облетел комнату по характерной траектории, зацепив пару объектов. Первый из них – сам Зяма – помещался на неразобранной постели (данный факт обнадеживал, но слабо) и многословно, убедительно, с жестикуляцией разглагольствовал на тему, выяснить которую Алка не успела. Ее внимание приковал к себе второй объект, представленный в помещении нижней половиной довольно крупного человеческого организма, облаченной в короткие джинсовые шорты и торчащей из открытого окна. Верхняя половина пребывала за подоконником, теряясь в темноте и клубах сигаретного дыма. Трошкина не могла не заметить, что взгляд Зямы крепко приклеен к той наиболее рельефной части джинсовой полутуши, которую в народе называют коротким словом, рифмующимся с ухарским возгласом «Опа!». Очевидно, забыв, что у хомо сапиенс за мыслительные процессы отвечают совсем другие полушария, Зяма именно к этим обращался со своей пламенной речью. Полушария в ответ покачивались, подергивались, тряслись и всячески иначе демонстрировали бессловесный интерес к Зяминому монологу.

– О, Аллочка! – с опозданием заметив возникшую на пороге Трошкину, воскликнул говорун – и тут же отклонился в сторону, пропуская мимо себя летящую коробку.

Бросаться пиццей Алка пока не стала и метнула в джинсовый филей картонный куб с кефиром. От удара о могучий зад коробка лопнула и взорвалась фонтаном белой жижи. Жемчужные брызги полезного кисломолочного напитка искрами пронзили клубы вредного сигаретного дыма. Роскошную кефирно-табачную феерию испортила вульгарно размалеванная физиономия, возникшая из забортной территории коттеджа одновременно с непечатными словами. Исключив их из контекста прозвучавшего вопроса, Алка поняла, что джинсовопопая особа живо интересуется ее происхождением, особенно родней по материнской линии, а также целью появления в шестом коттедже.

– Тебя кто звал? Ты че приперлась? Вали с моей точки! – вопила вульгарная девица.

Трошкина с огорчением заметила, что бюст крикуньи тянет на пятый номер, но утешила себя созерцанием ее целлюлита. Заметив, что ее бесцеремонно разглядывают, девица неожиданно успокоилась и деловито спросила:

– Лесбиянка? Извращенка? – Ладонями она сладострастно стерла со своих бедер кефирные пятна и предложила:

– Может, на троих сообразим?

– Марианночка, познакомьтесь, это Аллочка, моя самая любимая девушка! – наконец-то сказал свое веское слово Зяма.

Трошкина опустила руку с приготовленной для убойного противотанкового броска бутылью яблочного сидра, но не разоружилась. Ей было приятно услышать, что она самая любимая девушка, но было бы интересно узнать количество менее любимых. А также их имена, телефоны и домашние адреса.

– Да ну? Это твоя девушка? – Марианночка с обидным удивлением оглядела Трошкину и фыркнула. – Да я бы с такой пигалицей на одной стороне дороги не стала!

– Порядочные девушки не стоят на дорогах! – высокомерно молвила Алка с подачи воскресшей, как феникс, девичьей гордости.

– Ага, они все больше по мотелям! – хохотнула Марианночка.

Трошкина засопела и вытянула руку с бутылкой горизонтально, как учил преподаватель военного дела. Далее следовало отвести локоть вправо и назад, а затем произвести собственно бросок, но до гранатометания дело не дошло. Марианночка, надо полагать, в школьные годы тоже проходила военную подготовку. Смысл Алкиных упражнений с бутылью она поняла совершенно правильно и поспешила убраться с линии огня и вообще из домика со словами:

– Ну, пока, звоните, если что!

– Если что? – требовательно уточнила Трошкина у Зямы, который с поразительным хладнокровием проигнорировал ее вопрос и полез в коробку с пиццей.

– Кто. Это. Такая? – чеканя слова, спросила Алка.

– Это? Я же сказал, это Марианночка. – Зяма зачавкал жертвенной пиццей. – Собственно, мы не успели толком познакомиться, она заглянула незадолго до твоего прихода. А ты разве не будешь кушать? Хорошая пицца, хотя и холодная.

– Остыла, пока я отсекала «хвост», – голосом гораздо более холодным, чем пицца, объяснила Алка.

– Ну-ну, не дуйся, лапочка! – Зяма замасленными губами чмокнул самую любимую девушку в нахмуренную бровь. – Я ценю все, что ты для меня делаешь! А Марианна – это так, сезонное явление природы. Она всегда тут бывает ночью. Она тут работает.

– Представляю, как она работает! – съязвила Трошкина.

– А я вот не представляю, – брякнул Зяма, не сумев в полной мере скрыть своего сожаления по данному факту.

Чуткая Трошкина предательскую интонацию уловила, и напрасно затем Зяма уверял, что он Марианну не знает, не хочет знать, не может и не будет. Алка ничего не желала слышать. Ее девичья гордость воспряла от летаргического сна с новыми силами, и при ее поддержке Трошкина закатила перманентно неверному возлюбленному первостатейный скандал.