Глава 29
Бедной Фаине пришлось вникать в чужую любовную историю, в которой не было ничего экстраординарного. Лера тоже училась в медицинском вузе, но в другом, а Масик там преподавал. Между студенткой и учителем вспыхнула любовь. Валерия обожала Масика, а тот, ветреный парень, изменял ей направо и налево.
– Брось его, найди другого, – посоветовала Фаина, – охота тебе унижаться!
– Он меня просто приворожил, – рыдала Лера, – сто раз уходила, только потом назад бегу, по его свисту. Вот сейчас замуж собралась за хорошего парня, Виктора. Думала, все забылось, любовь похоронена, свадьба у меня скоро. Ан, нет! Масик опять пальцем поманил, и я понеслась, роняя тапки. И ведь чуяла, что он мне изменяет, поэтому сюда и заявилась! Зачем он тебе, а? Не ходи к нему домой!
– Я с твоим Масиком на одном поле нужду справлять не стану, – вскипела Фая, – мерзавец он! А ты дура. Выходи замуж за своего Виктора и забудь его!
В таком духе они проговорили примерно час, пока их из заточения не вызволила бранящаяся уборщица. Фаина повела Леру к метро, начисто забыв о своей зачетке. Кстати, Масик, удрав от взбешенной любовницы, тоже оставил в аудитории все: ведомости, портфель, бумажник, ручку…
На следующее утро инспектор курса отдала Фаине тоненькую синюю книжечку и укорила:
– Растяпа. Разве можно зачетку бросать.
Девушка не стала оправдываться, просто поблагодарила и ушла. В коридоре она перелистнула странички и увидела запись «отл.», сделанную рукой Масика. Больше с ним Фаина никогда не встречалась, потому что из больницы вышел старый профессор, и Масик исчез.
Я в полном изумлении воскликнул:
– Валерия? Собиралась замуж за Виктора?
– Ну, его имя я могу и спутать, – спокойно ответила Фаина, – может, Виталий, но на В точно. Валерия мне кольцо показала, которое ей жених подарил, там две одинаковые буквы переплетались, очень красиво и необычно, вот так, смотрите.
Фаина схватила ручку и нарисовала вензель «ВВ».
– Я еще подумала, когда соберусь сама в загс, вышью на постельном белье монограмму.
– Помните год и месяц, когда произошла эта история? – тихо спросил я.
– Очень даже хорошо, – ответила Фаина, – в мой день рождения это было, на пятом курсе…
С гудящей головой, в которой, словно винегрет, перемешались разные мысли, я вышел на улицу, закурил и позвонил Жене Милославскому, он не только врач, но и ректор одного из московских институтов.
– Ваня, – обрадовался тот. – В чем проблема? Надеюсь, ты не собрался ко мне в вуз какого-нибудь своего родственничка-балбеса пристроить?
– Нет, – засмеялся я, – дело намного проще. Скажи, экзаменационные ведомости долго хранятся?
– Положено семьдесят пять лет, – ответил Женька, – личные дела студентов столько лежат, а в них есть сведения о всех экзаменах, а что?
– Возможно ли узнать, кто из профессоров принимал экзамены? Речь идет не о вчерашнем дне.
– Элементарно.
– Как?
– Запросить в архиве документы, и все дела.
– У тебя, наверное, есть знакомые в медицинском?
– Таких вузов несколько: Первый, Второй, Третий…
Узнав, о каком институте идет речь, Женя поцокал языком, потом воскликнул:
– Господи, конечно! Жанна! Вот что, перезвони мне через десять минут!
Я покорно уставился на часы, потом снова попытался соединиться с Женькой. Занято. Телефон освободился лишь через час.
– Ну ты даешь! – возмутился приятель. – Сказал же, через пару секунд!
– Но ты трепался с кем-то.
– Верно. Жанна очень болтливая. Значит, так, записывай адрес, поезжай в этот институт, найди секретаря ректора Жанну Ниловну и сошлись на меня, мигом получишь необходимую информацию. Жанна про всех всю подноготную знает и любое дело из архива поднимет. Старушке сто лет в обед, когда я учился, она уже пожилой казалась, но память у нее слоновья, вспомнит со всеми подробностями, что делала и кого видела пятьдесят годков тому назад!
– Лечу, – обрадовался я.
– Завтра, – остудил мой пыл Женька, – сегодня у Жанны отгул.
С чувством предвкушения удачи я поехал домой.
Оказавшись в квартире, я поставил пакет с лекарствами на кухне и пошел было в свою комнату, но тут из коридора прошелестело:
– Ваня!
Я повернулся, достиг двери в спальню Норы, где сейчас бесцеремонно расположилась Николетта, и хотел туда войти, но маменька воскликнула:
– Ко мне нельзя!
Я пожал плечами. Не очень-то и хотелось.
– Я принимаю ванну, – сообщила Николетта.
– В комнате?!
– Нет, зашла за халатом. Ты купил скраб?
– Да.
– Будь другом, положи его на раковину.
– Николетта, ты здорова?
– Совершенно. А почему ты спрашиваешь?
– Да так, – я постарался уйти от ответа.
Ну не говорить же маменьке правду: ты всегда обращаешься со мной по-хамски, а сейчас стала вдруг любезной.
Взяв скраб, я отправился в ванную и снова удивился. На столике, где обычно теснятся всякие шампуни, сейчас обнаружились: пакет кефира, лимон, пачка соды, бутылка уксуса и средство для мытья посуды. Впрочем, ничего шокирующего в этом наборе нет, но почему это все находится не на кухне, а в ванной?
– Поставил скраб? – спросила Николетта, выходя в коридор.
Я ответил:
– Да, – и тут я взглянул на маменьку и обалдел.
Она походила на монаха времен инквизиции. Длинный, до пят, халат, голову окутывал капюшон, низко спускавшийся на лицо.
Николетта быстрой тенью скользнула в ванную. Я отправился к себе, лег на кровать, взял книгу, но углубиться в приключения Ниро Вульфа и Арчи не успел. По коридору забегали Николай, Вера, Тася и Ленка. Отчего-то они переговаривались шепотом, потом резко запахло лаком, послышался звон, вскрик, затем рыдания и голос Николетты:
– Нет, это ужасно!
Я не выдержал, высунулся из своей спальни и увидел всех домашних возле двери в ванную.
– Что у нас происходит?
– Э… э… – залепетал Николай, – так…
– Готовим лекарство, – лихо соврала Вера.
– Отдыхай, Ваняша, – попыталась избавиться от меня Тася, – ты устал, поди ляг, поспи, утро вечера мудренее, авось обойдется.
Я почувствовал себя самодуром-барином, от которого дворня, опасаясь царского гнева, усиленно скрывает какую-то неприятность.
– Немедленно говорите, что стряслось!
– Ну…
– Э…
– Да…
Мне стало совсем не по себе. Всегда весьма говорливые домочадцы сегодня по непонятной причине лишились дара речи. Но тут дверь в ванную распахнулась, и появилась Николетта, по-прежнему от макушки до пят укутанная в халат. Я слегка успокоился. Маменька вполне бодро самостоятельно передвигается, остальные тоже выглядят нормально.
– Что, – неожиданно спросила Вера. – Помогло?
Вдруг Николетта трубным голосом возвестила:
– Ваня! Ты скоро станешь сиротой.
Я попятился.
– С какой стати?
– У меня смертельная болезнь!
Сердце перестало биться в тревоге. Слава богу, все выяснилось! Николетта сейчас разыгрывает любимую комедию под названием «Преждевременная кончина юной девушки». Николай, Вера и Ленка впервые столкнулись с подобным представлением и перепугались. Странно только, почему Тася, регулярно вот уже на протяжении многих лет наблюдавшая эти «антрепризы», стоит сейчас с пришибленным видом.
– Очень жаль, что ты занедужила, – приступил я к исполнению своей роли, – немедленно ложись в кровать, я вызову врача.
– Нет.
Я удивился. Обычно все разыгрывается не так. Маменька, рыдая, рушится в койку, потом призывается семейный доктор. А пока эскулап спешит на помощь, Николетта диктует мне свою последнюю волю. Эпилог тоже традиционен. Великолепно знающий свою пациентку врач торжественно подносит ей стакан с раствором аспирина и объявляет:
– Это воистину волшебное средство сейчас поставит вас на ноги.
Через десять минут Николетта и врач уже лакомятся в гостиной кофе с ликерами, о смертельной угрозе здоровью маменька забывает до новой комедии. К слову сказать, постановка разыгрывается тогда, когда большинство подружек маменьки разъезжаются на отдых и Николетта начинает отчаянно скучать. Но сегодня-то не июль на дворе, и врача маменька вызывать не желает.
– Мне никто не поможет, – трагическим тоном заявила Николетта, – я заболела неизвестной заразой.
– Зеленюхой, – отмерла Тася, – вот едрена Матрена!
– Чем? – воскликнул я. – Зеленюхой?
И тут маменька, словно актриса, исполняющая главную роль в греческой трагедии, широким жестом сняла капюшон с головы.
– О господи! – вырвалось у меня.
Лицо и шея Николетты были интенсивно-зеленого цвета.
– И ноги такие же, и руки, и все тело, – не преминула сообщить маменька, – могу показать.
– Не надо! – испугался я еще больше. – Следует срочно вызвать доктора.
– Он уехал отдыхать, – сообщила Тася, – я уже звонила ему, а тама прислуга рявкает: «Не фига телефон обрывать, вернется через неделю».
– За семь дней я умру, – грустно констатировала Николетта.
Вот тут меня охватил ужас. Николетте, очевидно, совсем плохо, раз она не вопит, не сучит ногами, не обвиняет всех вокруг в своей болезни.
– Сначала мы думали, – влезла в разговор Ленка, – что она снаружи испачкалась, ну бывает такое. Я вот разок купила себе халатик, недорого взяла, на рынке, хорошенький, зеленый. Нацепила его, вспотела и покрылась пятнами: краска с халата…
– Я все перепробовала, – перебила домработницу Николетта, – растворителем терла, скрабом, содой, кефиром, соком лимона, даже мылом для посуды! Бесполезно, только гуще цвет делается.
– Вовсе ничего не заметно, – дрожащим голосом вклинилась в монолог Вера, – так, легкая зелень…
Не слушая ее лепет, я ринулся к телефону и набрал «03». После появления в нашем доме Николая и Веры звонки в «Скорую» становятся дурной традицией. Совсем недавно я вызывал уже врачей, и вот пожалуйста – они потребовались вновь! Соединиться с диспетчером не удалось, сначала было прочно занято, потом никто не брал трубку. Оставалось удивляться, отчего эту помощь назвали «Скорой»! Решив не сдаваться, я набрал телефон клиники, где лежала Нора.
– Человеку плохо, можете прислать машину?
– Вы к нам прикреплены?
– Нет.
– Вызов платный, двести долларов.
– Девушка! Я не спрашиваю о цене! Записывайте адрес! – заорал я.
– Извините, сейчас все бригады заняты, позвоните к нам через два часа.
Я уставился на трубку. Через два часа? Вот это здорово! Как раз к похоронам успеют.
Поняв, что мое восхищение частной медициной получило ощутимый пинок, я снова предпринял попытку соединиться с муниципалами и с огромным облегчением услышал:
– Двадцать вторая, слушаю.
– Женщине плохо!
– Что случилось?
– Она позеленела, – выпалил я и осекся, сейчас девушка, решив, что ее разыгрывают, бросит трубку.
Но диспетчер невозмутимо продолжала:
– Другие симптомы?
– Ну… ведет себя не так, как всегда.
– Агрессивна?
– Наоборот, очень тихая, ласковая, понимаете…
– Адрес!
Я быстро продиктовал наши координаты.
– Ждите, – сказала девушка, – придет машина.
Я заметался по квартире, периодически подбегая к Николетте и спрашивая:
– Ну как? Ничего? Хочешь воды? Кофе? Чая? Сока? Конфет?
– Нет, Ванечка, спасибо, – пугающе вежливо отвечала маменька, приводя меня своим поведением в отчаяние.
Примерно четверть часа я бегал по комнатам, потом ожил звонок. Я понесся к двери. Слава богу, прибыли медики! Но на лестничной клетке стоял наш сосед, один раз мы с Норой помогли мужику, и теперь Валерий иногда приходит к нам в гости. Несмотря на свое криминальное прошлое и полное отсутствие образования, Валерий человек, как это ни странно, интеллигентный, имеющий собственное понятие о приличиях. К нам он прибегает, когда его капитально достанут две бабы: жена и теща. Но просто так позвонить в дверь и заявить: «Здрассти, это я, не нальете ли сто граммов чаю» – Валера считает невежливым.
Поэтому он каждый раз находит достойный, по своему разумению, повод, чтобы оправдать свой визит ко мне. То он приносит банку лично сваренного варенья, то дарит кусок соленого сала или связку сушеных грибов. Мне жаль Валеру, несмотря на наличие семьи, он невероятно одинок. Ни жена, ни теща не испытывают к нему ни малейшего уважения, просто пользуются немереными деньгами, которые играючи зарабатывает муж и зять. На этом свете есть лишь одно существо, которое относится к Валерию с обожанием, впрочем, он тоже платит ему страстной любовью. Речь идет о коте по кличке Марс. Честно говоря, до недавнего времени сосед терпеть не мог кошек, но год назад, возвращаясь ночью домой в состоянии легкого подпития, он наступил на какой-то комочек. Сначала Валера решил, что это кусок ваты, но комочек неожиданно жалобно заплакал, и сосед понял: на тротуаре лежит крошечный котенок со сломанной лапой. Российский мужик, несмотря на любовь к выпивке и мордобою, в глубине души очень жалостлив. Валерий взял несчастного и поволок к ветеринару.
С тех пор кот, названный Марсом, превратился в громадное, наглое существо, употребляющее в пищу только парную телячью вырезку, купленную на рынке у определенного мясника. Валера души не чает в котяре, а тот бегает за хозяином, словно собака. Впрочем, у милейшего Марса, выросшего в сытости, на пуховой подушке, имеются маргинальные привычки, генетически полученные от матушки, питавшейся на помойке. В нашем доме нет мусоропровода. Отбросы жильцы складывают в пакеты и относят во двор. Так вот, Ленка иногда выставляет на лестницу мешок, набитый отходами, прислоняет его к стене, а потом идет одеваться. Валера же выпускает Марса размять лапы, кот любит гонять по ступенькам, наверное, он считает, что попал в фитнес-клуб. Марс умное животное, на улицу он не суется, понимает, что там ничего хорошего нет. К слову сказать, котяра очень хорош собой, он снежно-белый, невероятно пушистый, похожий на облако. Так вот, стоит этому вымытому специальным шампунем, надушенному духами, объевшемуся вырезки коту заприметить пакет, приготовленный для помойки, как в нем мигом просыпаются предки, которые провели свои кошачьи жизни в мусорных бачках. Марс бросается на полиэтиленовую упаковку, раздирает ее когтями и расшвыривает вокруг пустые пакеты, порожние банки и смятые обертки. Но в остальном Марс безупречен, в конце концов, у всех у нас имеются маленькие недостатки.
Увидав сейчас Валеру на пороге с каким-то предметом, закутанным в плед, я воскликнул:
– Прости, бога ради, к нам нельзя, Николетта заболела, ждем врача, давай потом поболтаем.
– Вань, – жалобно протянул Валерий, – извини, я понимаю, что не вовремя, но горе у меня! Беда! Ты человек образованный, институт закончил, может, поможешь, а?
– Что произошло?
Вздохнув, Валера развернул плед. От неожиданности я охнул. Внутри одеяла сидел Марс. Поняв, что хозяин освободил его от пут, котяра, мяукнув, спрыгнул на пол и юркнул в нашу квартиру. Глядя, как он, подняв хвост трубой, медленно шествует по коридору, я попытался прийти в себя. Марс частенько приходит к нам, он хорошо знает расположение комнат и сейчас продвигается на кухню. Шел он бодро, судя по всему, находился в прекрасном настроении, но была лишь одна маленькая пугающая деталь в его облике. Под белоснежной шерстью просвечивало тело интенсивно-зеленого цвета, такими же были и нос, внутренняя часть ушей, подушечки на лапах.
– Ты купал его в зеленке? – вернулся ко мне дар речи.
– Нет, – прошептал Валера.
– И давно он такой?
– Вчера лег спать нормальный, – принялся вводить меня в курс дела Валерий. – Утром я на работу подался, рано, семи еще не было, Марсик в коридор не вышел, он в это время спит, а бабы мои по магазинам подались, целый день прошмындрали, кредитку опустошили, дуры! Да не о деньгах речь. Звонит мне жена на мобильный, вопит:
– Зараза! Сжечь и закопать!
Я примчался домой, по дороге радовался, думал, мамашка померла, ан нет, она здорова как корова, а Марсик…
Валера шмыгнул носом, достал из кармана огромный ярко-красный платок с вышитой монограммой, громко высморкался и по-детски отчаянно сказал:
– Если с ним что-то случится, я застрелюсь. Ну почему не теща позеленела, а Марсик? За фигом мне здоровая мамашка?
