Глава 26
Узнав, что я подозревал ее в нечестности, Юля воскликнула:
– Вы даже не представляете, что я пережила, услыхав о катастрофе. Мы ведь очень плохо расстались. Меня потом долго мучило, что я крикнула ему вслед: «Ну и пошел вон, надеюсь, мы больше никогда не увидимся!» Так и вышло! Не встретились!
Я кивнул. Некоторые слова никогда не следует произносить вслух. Я в силу воспитания являюсь атеистом, как, наверное, подавляющее число людей, чье детство пришлось на годы советской власти. Сначала мы были октябрятами, потом пионерами, затем комсомольцами. Ни о каких религиозных праздниках не знали, поста не держали, Библии не читали. Кое-кто, правда, начинал задумываться о смысле жизни, доставал с огромным трудом работы, к примеру, Флоренского, но я жил с незамутненным разумом, искренне считая, что религия – это «опиум для народа». И лишь в зрелые годы узнал, что коммунисты охотно цитировали первую часть бессмертного высказывания классика, целиком оно звучит так: «Религия – это опиум для народа, она облегчает ему его страдания». Согласитесь, эта фраза имеет совсем иной смысл.
Так вот, будучи атеистом не по убеждениям, а из-за теологической безграмотности, я верю в то, что нами руководит некто более разумный, чем человек. Этому, скажем так, высшему существу свойственно не замечать глупые, мелкие просьбы людишек. Эдак и свихнуться можно, если ежедневно слышишь: хочу денег, любви, счастья, здоровья. Поэтому некто просто занимается своими делами, но иногда вдруг его ушей достигает чья-то мольба, произнесенная с особой страстностью. И моментально происходит выполнение желания. Одна беда, оно частенько оказывается сформулировано некорректно, и вершитель людских судеб преподносит вам большой и, как правило, неприятный сюрприз.
Вот Юля выкрикнула в запале: «Ну и пошел вон! Надеюсь, больше никогда не увидимся». И готово, получила, что пожелала. Павел погиб, она и впрямь более ни разу не встретилась с женихом. Поэтому следует очень осторожно жонглировать словами. «Чтоб ты сгорел», «провались сквозь землю», «иди к чертям», «глаза б мои тебя больше никогда не видели»… Я бы поостерегся произносить такое, вдруг сбудется, потом ведь, как Юля, глаза выплачете.
В тот день Юлечка крепко повздорила с Павлом. Началось все с пустяка: какой багаж брать на юг. Один огромный чемодан или два поменьше. Юля предлагала распихать шмотки в разные места, Паша хотел складировать в одно. Слово за слово, они полаялись, припомнили друг другу все мелкие и крупные обиды, ну и договорились до традиционной фразы:
– Развод! – заорал Павел.
– Ты на мне еще не женился, – скорчила гримасу Юля.
– Вот и не бывать свадьбе.
– Больно надо.
– Не поеду с тобой на юг, другую себе найду, на тебе свет клином не сошелся!
– Ну и пошел вон! – заорала Юля.
Павел схватил большой чемодан, сгреб туда вещи и унесся прочь, Юля разразилась рыданиями.
Знакомая многим ситуация, рано или поздно каждый из нас оказывается в подобной, большинство людей затем, подувшись друг на друга, мирятся и продолжают преспокойно жить дальше, но у Юли с Пашей получилось иначе, страшно и неотвратимо.
Павел таки решил отправиться в Крым один, наверное, он здорово обозлился на невесту. Парень сел в самолет и полетел навстречу собственной гибели. В тот момент, когда он падал вниз, в море, Юля ничего не почувствовала, никакого укола в душе, не услышала внутренний голос, сообщавший о несчастье, нет, она спокойно занималась своими делами. До тех пор, пока ей домой не позвонила подружка и не стала истерично кричать:
– Юля! Ты жива! Юля! Жива!
– С какой стати мне умирать? – удивилась Юлечка.
– Вы не полетели на юг?!!
– Ну так, дела задержали. – Девушка не захотела сообщать правду.
– Вот счастье-то!
– Да почему?
– Ты радио не слушала и телик не смотрела?
– Все некогда…
– Самолет упал в море! Я подумала, вдруг это тот, на котором вы летите.
Юля рухнула на стул.
– Не может быть, – прошептала она.
Но подружка, не поняв, что Юля сильно испугана, продолжала верещать:
– Ты жива! Вот счастье-то!
Кое-как придя в чувство, Юля обрела способность нормально мыслить и попыталась успокоить себя. Наверное, Павел никуда не полетел, отправился домой или к ближайшему другу Леше Коневу. И вообще, рейсов на юг много, с чего подруга взяла, что разбился самолет с Павлом!
Юля позвонила Алексею и спросила:
– Скажи, Пашка у тебя?
– Нет, – ответил приятель, – вчера приходил, поужинал и ушел.
– Куда? – воскликнула Юля.
Леша замялся.
– Говори! – закричала девушка.
– Ну, – продолжал мямлить Конев, – вы же с ним вроде поругались?
– Да.
– Вот Пашка и сказал, – выдавил наконец из себя Леша, – полечу с другой, надоела мне Юлька.
– Так он все же отправился на юг! – в полном ужасе закричала Юля.
Конев, ничего не знавший об авиакатастрофе, понял ее по-своему и забубнил:
– Ты не расстраивайся, у мужиков такое случается, погуляет и вернется! Еще крепче любить станет!
Но у Юли в тот момент в голове не было мыслей о ревности. Она швырнула трубку и понеслась в аэропорт. Я не буду тут рассказывать, сколько усилий предприняла девушка, чтобы точно узнать: Павел Николаевич Бурцев на самом деле летел на том злополучном лайнере, зарегистрировался одним из первых, сидел у окна. Лучше вам не знать, что испытала Юля, поняв: любимый более никогда не вернется, а ей еще предстояло позвонить родным Бурцева…
– Значит, он разбился, – медленно повторил я. – Ужасная смерть. Скажите, Юля, Павел не терял паспорт?
– На моей памяти нет, а что?
– Так просто… Вы долго жили с Павлом?
– По молодости казалось, что очень долго, двенадцать месяцев, – вздохнула Юля, – а теперь я понимаю: ерундовый срок.
– Понимаю, что задаю глупый вопрос, но все же: не знаете ли вы телефон или адрес Алексея Конева? Кстати, он с Павлом давно дружил?
– Со школы, – кивнула Юля, – на одной парте вместе сидели. А почему вы сказали, что ваш вопрос глупый?
– Ну столько лет прошло! Конечно, есть люди, которые всю жизнь на одном месте живут, но многие переезжают с квартиры на квартиру…
Юля кивнула:
– Случается такое, но где находится Леша, я отлично знаю, сейчас он небось спит, ему завтра рано вставать, его сделали завсекцией на работе. Лешка в этом же магазине работает, в отделе, который бытовой техникой торгует.
– Надо же, какое совпадение! – восхитился я.
Юля улыбнулась:
– Это он меня сюда устроил, Леша мой муж.
Поговорив с девушкой, я в самом мрачном расположении духа пошел вдоль стеллажей на выход. Не успел я сделать и пару шагов, как из-за угла вылетела тетка с пустым пластмассовым ведром. Она подбежала ко мне и, тыча чуть ли не в лицо порожней емкостью, заорала:
– Это сколько стоит?
Я попятился. Дама явно ненормальная, ну кому придет в голову ночью приехать на МКАД, чтобы купить ведро.
– Сколько стоит? – продолжала спрашивать тетка.
– Извините, не знаю, – вежливо ответил я, – вернитесь к стеллажу и посмотрите внимательно, там, скорей всего, висит ценник.
– Какого черта здесь ходишь, если на простой вопрос ответить не можешь? – гаркнула баба и унеслась.
Я покачал головой и продолжил путь к выходу. Хорошо, что сейчас со мною нет Николая. Представляю, какой ужас испытал бы целитель при встрече с этой особой, у нее же в руках было пустое ведро. Посмеиваясь, я остановился на развилке двух коридоров. Справа виднелась табличка «Выход», стрелка указывала налево. Я повернул, очутился в отделе аквариумов и остановился возле самого большого. На дне, покрытом мелкими камушками, лежала черепаха. Сначала я подумал, что вижу искусно сделанный муляж, но потом из-под желто-коричневого панциря высунулась голова, и я понял, что животное настоящее, причем очень красивое. Маленькие лапки были полосатыми, украшенными длинными розовыми коготками, красные глазки недобро смотрели на меня. Постояв неподвижно, черепаха развернулась и медленно поплыла прочь, сзади у нее имелся довольно толстый треугольный хвост.
– Дивные создания населяют землю, – пророкотал за спиной густой бас, – малая тварь, а красота совершенная.
– Выглядит так, словно ее специально раскрасили, – кивнул я, потом обернулся и обомлел.
Возле аквариума стоял батюшка, самый настоящий, в черном одеянии, с крестом на груди. Широкая борода окаймляла его лицо.
– Думал, она из камня высечена и в аквариум для наглядности помещена, – продолжал он.
Я, быстро придя в себя, кивнул.
– Я сам так полагал, потом смотрю, она плывет.
Церковнослужитель покачал головой:
– Сколько живу, не устаю удивляться окружающей красоте. Вы, милейший, покупатель или продавец?
– Скорей первое, чем второе, хотя я ничего и не приобрел, – улыбнулся я.
– Ни одного сотрудника найти невозможно, брожу тут, аки тать, – пожаловался батюшка.
– Может, я могу помочь?
– Навряд ли! – с сомнением воскликнул мой собеседник. – Впрочем, сделайте милость, может, сумеете понять – сколько сия вещь стоит?
Тут только я заметил, что широкая крестьянская рука служителя церкви сжимает дужку… пустого пластмассового ведра.
Неожиданно меня разобрал смех. Ладно, встретить женщину с такой утварью вполне естественно, но священник, несущий пустое ведро… Согласитесь, это уж слишком.
– Ценника нигде нет, – растерянно бормотал батюшка, – хоть бы какую бумажку наклеили. Дойдешь до кассы, и выяснится, что денег не хватает. Экая у них тут неразбериха.
– У входа в магазин находится справочная, – сказал я, – там должны знать.
– Премного благодарствую, – обрадовался необычный покупатель, – не премину воспользоваться вашим советом.
Мелко семеня, он поспешил в глубь стеллажей, я начал пробираться к выходу, натыкаясь на вазы, пучки искусственных цветов и коробки с дешевым мылом. Интересно, отчего бы не проложить какой-нибудь короткий путь к двери, ну зачем заставлять людей шнырять среди товаров? Впрочем, наверное, это сделано специально. Побродит человек, поспотыкается о всякую ерунду, глядишь, и прихватит чего-нибудь абсолютно ненужное.
Наконец впереди замаячили кассы. Я выбрался на улицу, понаслаждался пару минут сигаретой и пошел открывать машину.
– Извините, конечно, – сказал худой мужчина, стоявший неподалеку от моей «лошади», – вы куда едете? В город или в область?
– В Москву.
– Сделайте любезность, подбросьте меня до первого метро, заплачу сколько скажете, – пообещал мужик.
– Без проблем, – согласился я, – просто так отвезу.
– Возьмите хоть на бензин.
– Спасибо, не надо.
– Право, мне неудобно, – вздыхал мужик, устраиваясь на переднем сиденье, – будем знакомы, Петр. Я не нищий, да вот моя красавища не завелась. Придется утром эвакуатор вызывать.
– Не боитесь бросать машину?
– Здесь охраняемая стоянка, утром рано заберу, – словоохотливо объяснил Петр.
– Я все удивлялся, кто же после полуночи по магазинам бродит, – поддержал я разговор.
– Так днем я работаю! – подхватил спутник. – Квартиру вот купил, мебель приобрел, кухню, теперь всякие мелочи нужны вроде ведра помойного.
Я вздрогнул.
– Вы купили ведро?
– Угу.
– Пустое?
Петр хмыкнул:
– Так полные, с мусором, не продают. Ясное дело, пустое.
– И где оно?
– В багажнике осталось.
Я молча уставился на дорогу. Можно ли считать, что сегодня я встретил еще одну личность с пустым ведром? Вроде в руках у Петра ничего нет, но емкость-то существует, лежит в его машине.
– Эх, работа! Никакого покоя, на части рвут, – разорялся Петр, – хотя, с другой стороны, уж лучше быть занятым, чем ничего не делать. Впрочем, мне опасаться нечего, мало нас, наперечет, потому зарабатываю хорошо.
– И кем вы служите? – из чистой вежливости поинтересовался я.
– Трубочистом.
Руки отпустили руль.
– Кем? – ошарашенно повторил я.
– Трубочистом, – спокойно подтвердил Петр, – раньше таких, как я, тысячами исчисляли, а теперь единицы остались. Но не следует думать, что труб в Москве нет, очень даже много, без работы не сидим.
– Но вы же в хорошем костюме и без лестницы, – оторопело сказал я.
– Так мне что, в спецовке по столице таскаться? – возмутился Петр. – Ясное дело, переоделся и в магазин поехал.
Совершенно ошарашенный, я замолчал, а Петр принялся рассказывать, сколь у него сложное и утомительное занятие, какие бывают трубы и сколько сил следует потратить на их очистку.
Мы благополучно добрались до метро «Тушинская», и Петр помчался ко входу.
– Спасибо, – крикнул он, – авось на последний поезд успею!
Я порулил домой. Женщина, священник и трубочист, причем все с порожними ведрами. А еще пару часов назад мне перебежала дорогу черная кошка, хорошо, хоть у нее в лапах не было пустого ведра. Ну скажите на милость, как такое могло случиться? Да тут любой человек, даже такой спокойный и нормальный, как я, испугается.
На скорости не больше пятидесяти километров в час я докатил до дома и, нервно озираясь, поднялся на свой этаж. Сердце тревожно сжималось. Но ничего неприятного со мной не случилось. Лифт не застрял, дверной замок не заклинило, вешалка не упала.
Я рухнул на матрас, у кровати не подломились ножки. Может, тотальное невезение заработает с утра?
Но и начало следующего дня не принесло никаких неприятных неожиданностей. Я быстро побрился, проглотил кофе и снова поспешил в торговый центр. Закрывая за собой дверь, я поразился необычайной тишине, все обитатели дома крепко спали. Впрочем, Николетта никогда не пробуждается раньше полудня. Но что случилось с Николаем? Ведь он обычно будит женщин, чтобы провести с ними сеанс целительной гимнастики!
На улице все мысли о маменьке, Николае и Вере вымыло начисто. День обещал быть замечательным, солнышко весело сияло на нежно-голубом небе, не было ни малейшего ветерка. В такую погоду хорошо на даче, под кустом зацветающей сирени сидеть в шезлонге с книгой, пить кофе, наслаждаться интересным чтением и хорошей сигаретой… Только Нора при всем своем богатстве отчего-то совершенно не хочет перебираться на свежий воздух.
– Жизнь в лесу не для меня, – решительно отвечает она всем, кто спрашивает: «Почему вы не приобрели загородный дом?»
А вот я бы с огромным удовольствием обитал в особняке, давно мечтаю о большом кабинете, с балконом, который выходит прямо на рощу. Там можно поставить кресло, любоваться окружающей красотой…
И тут мимо меня, отвратительно грохоча, прокатилась мусоровозка. Наваждение прошло. Я сел за руль. Давай, Иван Павлович, спеши по делам, нечего предаваться романтическим мечтаниям. Никакого особняка у тебя не будет, денег на него ты никогда не заработаешь. Не следует расстраиваться по этому поводу и завидовать Грише, который не так давно возвел для себя премилое здание в коттеджном поселке.
– Зачем тебе изба с огородом? – изумилась Нора, узнав о новостройке.
Гриша усмехнулся:
– Еще скажите: «сарай». Абсолютно благоустроенное жилище: свет, газ, телефон, канализация! И картошку сажать я не собираюсь.
– Тогда с какой стати ты из Москвы уехать собрался? – не успокаивалась Нора.
– Наверное, старею, – с самой серьезной миной заявил Гриша, – закончу отделку, куплю мебель, заведу собаку, женюсь. Стану потом младенцев по дорожкам в коляске возить.
– Свежо предание, – фыркнула Элеонора, – меньше всего ты похож на заботливого папашку.
Я включил мотор. Мой отец частенько говаривал:
– Ваняша, не смотри туда, где лучше, погляди на того, кому хуже, и поймешь, что счастлив.
Верное высказывание! Думая о Грише, как ни давлю я в себе недостойные чувства, все равно испытываю легкую зависть. Приятель добился в жизни большего, чем я. Наверное, он правильно выбрал профессию, стал врачом. Я же, поддавшись на уговоры отца, поступил в Литературный институт. Правда, тоже получил высшее образование, но какой от него толк? Ну знаю, что Гоголь сжег последнюю часть «Мертвых душ», ну читал стихи поэта Буало, в курсе, что Драйзер писал романы, а Чехов рассказы и пьесы, но какое значение для повседневной жизни имеют сии знания? И кем я могу работать? Преподавателем? Думаю, суматошные студенты начнут раздражать меня до зубовного скрежета. Писать самому? Увы, приходится признать: нет у тебя, батенька, таланта и работоспособности…
Я включил поворотник и перестроился в левый ряд. Прав отец, надо посмотреть в другую сторону. Вот Виктор. Он пока жив, вернее, балансирует между жизнью и смертью, это я узнал вчера от Макса. Если он умрет – это будет ужасно. Но, коли выживет, окажется еще хуже. С большой вероятностью он останется парализованным и его осудят. Хотя, не знаю, лежачих инвалидов помещают в СИЗО? Или их оставляют дома?
Я нажал на газ. Хватит нюниться, Ваня. На этом свете есть только один человек, способный помочь Харченко, и это вы, милостивый государь. Да, я не смогу вернуть ему здоровье, но возвратить доброе имя, чтобы Сонечка не думала, будто ее папа убийца, в моих силах!