Глава 13
Во время ужина я постоянно поглядывала на Настю и вынуждена была признать правоту Эдуарда. Девочка не выражала беспокойства по поводу отсутствия Валерии, лишь в самом конце трапезы вдруг спросила:
— А где мама?
Софья начала комкать салфетку, Рената, решившая поужинать в приюте, опустила глаза, Эдуард схватил чашку и стал сосредоточенно пить чай. Ситуацию спас Патрик.
— Мама приедет поздно, а завтра рано уйдет. Ты взрослая девочка, поэтому спокойно заснешь. Утром я отвезу тебя к доктору, он вылечит твои ушки.
Настя, сосредоточенно смотревшая на губы психолога, отреагировала только на последнюю фразу Патрика:
— Я стану как все? Завтра?
Психолог ответил честно:
— За один день не получится. Но надо начать. Пошли, я включу тебе мультик.
Около десяти вечера я спустилась в сад. За мной важно вышагивала Афина и семенил Рип.
— Сделай одолжение, пописай на улице, — попросила я щенка, — неприлично делать лужи в спальне.
Собаки побежали в глубь участка, я в кресле поехала за ними. Софья старается экономить, территория приюта освещена плохо, я сидела почти в темноте и тишине. В сентябре птицы не поют так, как в мае, не стрекочут кузнечики: осенью животный мир не суетится, бережет силы для долгой зимы.
Внезапно за спиной раздался кашель. От неожиданности я привстала, почувствовала сильную боль в левой ноге и с коротким вскриком шлепнулась обратно.
— Напугал вас? Простите, я не хотел, — сказал Патрик, появляясь в зоне видимости.
Я перевела дух.
— Ерунда.
Психолог сел на расположенную рядом скамейку.
— Вы совсем ничего не боитесь? Мышей? Пауков? Жаб? Червяков? Тараканов? Одна моя знакомая падала в обморок при виде гусеницы.
Я засмеялась.
— Господь наградил меня сыном и дочкой, которые обожают разную живность. У нас кто только не жил! Удав, паук-птицеед, рыбы, лягушки, не говоря уж о кошках-собаках-хомячках-ежах. Дети первые месяцы преданно заботились о питомцах, но потом им надоедало чистить клетки, мыть хвосты-лапы, и в этот процесс приходилось включаться мне.
— А как насчет крови? — прищурился Патрик. — Или уколов? Вы способны в живого человека иголку вогнать?
Я развеселилась еще больше.
— В некоторых людей — с огромной радостью. Если всерьез, то, как все собачники, я умею делать инъекции, а как мама двоих детей, научилась перевязывать раны, лечить ухо-горло-нос, ставить банки. Не стану орать от ужаса при виде разбитой головы, окажу первую помощь и отвезу человека в больницу. Моя лучшая подруга — хирург, когда она училась в медвузе, мне приходилось гонять ее перед экзаменами по билетам, поэтому я нахваталась разных знаний. Конечно, не могу считаться даже фельдшером, я просто хорошо подкованный обыватель, который знает, что жертву ДТП лучше не двигать с места, чтобы не повредить позвоночник, а любая травма головы требует обязательного обследования на томографе, даже если у пострадавшего отличное самочувствие и ничего не болит. Возможна внутричерепная гематома, которая может привести к смерти на фоне видимого благополучия.
— Вы профи! — восхитился Патрик.
— Нет, — улыбнулась я.
— Бабы, как правило, всего боятся, — ляпнул психолог.
Меня удивило его заявление. Такое не ожидаешь услышать из уст дипломированного душеведа. Вероятно, Патрику крепко досталось от какой-то представительницы женского пола. Я мягко сказала:
— Я бесстрашна.
— Не верю! — возбудился собеседник. — Болезни, потеря денег, статуса, старость — этого опасаются все.
Я погладила ручку кресла.
— На здоровье я не жалуюсь, если заболею, вылечусь или научусь жить с хворью. Владею в совершенстве иностранным языком, без средств не останусь, всегда могу заняться репетиторством. Не хочу сказать, что это моя мечта, но на хлеб с маслом и сыром заработаю спокойно. На статус мне глубоко наплевать, я патологически не амбициозна. Что касается старости, то в ней есть своя прелесть. Пожилая дама легко притворится глухой, слепой, не услышит и не увидит ничего из того, чего не хочет видеть или слышать.
— Ну неужели в вас нет малюсенького страха? — наседал Патрик.
— У нас получается странный разговор, — поморщилась я.
Патрик приложил руки к груди.
— Простите. Я пишу книгу, она будет называться «Страх человеческий», вот и не упускаю возможности поковыряться в чужой душе. Знаете, люди порой опасаются смешных вещей: клоунов, воздушных шариков. Одна моя знакомая не могла видеть розы, другая почти теряла рассудок в толпе, ей на нервы действовало скопление народа, а кое-кто не вылезет из дома из-за агорафобии.
— Первый раз слышу, — удивилась я.
— Неужели? Этот психоз часто встречается у жителей мегаполисов, — голосом лектора завел Патрик, — человек не может выйти из дома, при особо запущенной форме он даже не покидает свою комнату.
— Может, Лера страдала агорафобией? — предположила я.
— Вероятно, — пожал плечами психолог, — теперь правды не узнать. Агорафоб способен умереть от ужаса, очутившись один на улице, или впасть в безумие: ему почудятся убийцы, он начнет нести ахинею.
Я кивала в такт словам Патрика, потом подавила зевоту, а психолог продолжал:
— Страх уничтожает личность. Чего боитесь вы?
К этому моменту меня словно опутало липкой паутиной, ноги-руки превратились в желе, голова плохо держалась на шее.
— У каждого своя фобия, — журчал Патрик.
Что-то тяжелое стукнуло меня в грудь. Я вздрогнула. Дремота рассеялась.
— Афина! — заорал Патрик. — Кто тебя сюда звал? Принеслась и налетела на Дашу.
— Наоборот, спасибо Фине, — встрепенулась я, — меня совсем разморило.
— Жаль, я ничего не выудил из вас для моей книги, — пригорюнился Патрик, — чем больше материала, тем весомее научный труд.
Мне хотелось еще посидеть на свежем воздухе. Через пару дней придет настоящая осень, зарядят нудные дожди, нужно будет проводить дни и вечера в комнате. Не грех воспользоваться столь редким в конце сентября погожим вечером, но Патрик своим разговором портил все удовольствие. Я демонстративно повернулась к Афине и невежливо заметила:
— Слышишь, Фина, какая восхитительная тишина? Обожаю, когда никто не мешает, не пристает с беседой.
Собака положила голову мне на колени и неуверенно сказала:
— Гав.
— Лучше помолчим! — продолжила я, надеясь, что Патрик обидится и уйдет.
Но психолог оказался из породы толстокожих, он не собирался вставать со скамейки, наоборот, заговорил с удвоенной скоростью:
— Судьба ученого трудна, в особенности если не сидишь над формулами, а зависишь от исследований, изучаешь тайны человеческой души. Ради страницы текста приходится опрашивать толпы людей, не все настроены откровенничать, но я упорный, терьер по характеру. Не отстану, пока не получу желаемого.
«Оно и видно», — чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась и решила соврать Патрику. Иначе, похоже, от психолога не избавиться.
— Ну ладно, признаюсь, только не смейтесь.
— Я внимателен ко всем и никогда не допущу бестактности, — заверил Патрик.
Я разбудила в себе актрису Мерил Стрип, не меньше, и проникновенно сказала:
— Глупо, но меня трясет при виде людей, одетых в черное.
— Сочувствую, — сказал Патрик. — Это самый модный цвет, его многие носят.
Меня охватило вдохновение.
— При виде человека, облаченного, словно на похоронах, я еле сдерживаюсь, колени подгибаются, руки холодеют, уши, наоборот, горят огнем, подступает тошнота, сердце колотится.
— Паническая атака, — пробормотал Патрик, — вы не замерзли? Ежитесь и сгорбились!
— Поеду, поищу Рипа, — воскликнула я и, не дожидаясь реакции собеседника, порулила вперед.
— Не сворачивайте с дорожки, — заботливо крикнул мне вслед психолог. — Вдруг там за деревом стоит черный-пречерный человек?
— И держит торт, откуда в полночь высовывается черная рука и душит девочек-мальчиков, — ухмыльнулась я.
Патрик рассмеялся, а я покатила дальше. Внезапно я уловила тихий шорох в неосвещенной части сада. Надеюсь, Рип не роет землю, некоторых собак мясом не корми, дай соорудить подземный ход.
Вымощенная плиткой тропинка оборвалась, впереди виднелась лужайка.
— Рип! — крикнула я. — Иди сюда!
Я всмотрелась во тьму. Как я уже говорила, из экономии Софья зажигала лишь пару тусклых фонарей у веранды дома и на дорожке. Но сегодня стоит тихий ясный вечер, на небе ярко горит луна, ее света вполне хватило, чтобы разобрать: у самого забора возле большого дуба копошится черная тень.
— Рип, немедленно возвращайся, — возмутилась я, — не все можно есть, надеюсь, ты не нацелился на лягушку или несчастную мышку. Эй, Рип, имей в виду, грызуны — переносчики бешенства.
У моих ног послышалось шуршание, сопение, и я увидела лохматую мордочку. Щенок, цепляясь острыми коготками за плед, влез ко мне на колени. Я удивилась: найденыш растет, словно мухомор под летним дождиком, похоже, он прибавляет по десять сантиметров в день, и уже размером почти с Хуча. Только серая тень у ограды длиннее, она вроде стоит на задних лапах, передними шарит по стволу дерева.
Внезапно над головой послышался тихий шелест и голос:
— Человек.
Я чуть не вывалилась из коляски. Сердце застучало отбойным молотком, спина вспотела, а по шее побежали мурашки. Шелест усилился, моего плеча что-то коснулось.
— Человек, — повторил голос, — Гектор.
— Дурак! — воскликнула я.
— Ворон, — с достоинством возразила птица.
— Как ты меня напугал! — рассердилась я. — Прилетел из темноты, завис над макушкой, словно вертолет, прямо страх на крыльях ночи.
— Страх боится страха, — неожиданно произнес Гектор баритоном.
— Хватит философствовать, поехали в дом, — распорядилась я.
— Человек, — повторил ворон, на этот раз он говорил своим голосом, если, конечно, эти слова применимы к птице.
Я вздрогнула. Вероятно, вуроны обладают острым зрением, а по уму Гектор почти подросток, вот и пытается общаться со мной на равных.
— Человек, — не утихал ворон.
— Там есть кто? — неуверенно крикнула я.
Тень не шевелилась. Я перевела дух.
— Гектор, успокойся, впереди чернеет куст, который я по глупости приняла за Рипа. Остается удивляться, почему я не сообразила: щенок никак не может быть таким высоким.
Ворон повернул голову в сторону щенка.
— Рип.
— Верно, он спит на моих ногах, — улыбнулась я, — а ты умная птичка.
— Птичка? — с вопросительной интонацией произнес Гектор, потом плавно перелетел на спину Афины, тюкнул псину по башке клювом и заявил:
— Собака. Дура.
Не ожидавшая нападения Фина взвизгнула, ворон вновь сел на мое плечо.
— Гектор молодец. Человек.
— Ладно, убедил, поеду гляну, кто там, — громко сказала я и направила Лауру в сторону забора. Мощеная дорожка закончилась, но коляска безо всяких проблем двинулась по земле. Тень метнулась влево, и я поняла: Гектор абсолютно прав, на участке находится неизвестный мужчина.
Почему я решила, что незнакомец — представитель сильного пола? Не знаю, может, потому, что он бежал, не размахивая руками, а согнув их в локтях и прижав к телу.
— Стой, — завопила я, — немедленно замри, иначе хуже будет!
Глупое заявление. Ну что плохого я, передвигающаяся в инвалидном кресле, могла сделать? Ну разве что попытаться догнать его и задать вопрос: «Зачем ты залез в сад «Приюта доброй Клары»? По какой причине копошился у дерева?»
Я нажала на кнопку скорости, Лаура рванула вперед, пролетела небольшой отрезок, вздрогнула и перевернулась. Похоже, коляска наехала колесом на корень, выступающий из земли, или на камень.
— Фина, — заорала я, — фас! Лови его, хватай, держи!
К сожалению, наградив собаку большой физической силой, Господь забыл отсыпать ей ума. Афина наклонилась надо мной и начала яростно вылизывать мое лицо. Псина умела сострадать, жалела меня, упавшую вместе с креслом на бок.
— Авария, — завыла Лаура, — авария.
— Замолчи, — приказала я, пытаясь выползти из кресла. Не тут-то было, меня что-то не пускало.
— Положение не стабилизируется, — выла Лаура, — начинаю обратный отсчет эвакуационного времени. Десять… девять…
— Заткнись, — рявкнула я, и в ту же секунду Афина чихнула мне прямо в лицо.
— Отойди, — возмутилась я.
Но Фина горела желанием утешить потерпевшую катастрофу Дашеньку и лишь удвоила усилия.
— … семь… шесть… — мерно считала Лаура, — приготовьтесь к экстренным мерам… три…
— Эй, что ты собираешься делать? — испугалась я. — Никаких катапульт! Все о’кей! Мы лежим на земле, нам удобно, мягко…
— …два… Срочная эвакуация! Один! — возвестила Лаура.
Я поняла, что сейчас случится нечто нехорошее, и вцепилась в Афину. Отлично помню, как хулиган Николай взмыл под потолок супермаркета и, пролетев приличное расстояние, очутился в аквариуме. Подростку повезло — он угодил в воду, не разбился, но сейчас вокруг деревья, мне совсем не хочется повиснуть на верхушке вон той сосны.
Раздался хлопок, шипение, земля зашаталась, меня потянуло вверх, инвалидное кресло затряслось, а я испугалась. Афина завыла, потом послышался скрип, меня приподняло и шлепнуло назад.
— Эвакуация завершена, — объявила Лаура.
Я кое-как встала на четвереньки, огляделась и от удивления снова села. Слава богу, на этот раз моя филейная часть оказалась на земле. Лаура стояла чуть поодаль. Кресло приняло вертикальное положение.
— Ну и ну, — вырвалось у меня. — Интересно, кто создал эту удивительную конструкцию?
— Человек, — возвестил Гектор, — собака дура.
Я задрала голову и увидела прямо над собой ветку, на которой висела здоровенная полосатая тряпка. От нее свисали брезентовые ленты и веревки, они крепились к большой подушке, лежавшей на траве. Секунду я с недоумением осматривала конструкцию, а потом не удержала изумленного возгласа:
— Парашют!
Люди, придумавшие Лауру, озаботились защитой инвалида от преступников. Они понимали, что на свете встречаются мерзавцы, которые могут выбросить больного человека из коляски, сесть на его место и использовать стул на колесах для собственного развлечения. С подобными типами Лаура расправлялась безжалостно: она включала режим катапультирования, но инженеры не хотели причинить ни малейшего вреда парализованному, для его спасения предполагалась эвакуация. Неведомым образом, непонятно откуда, выскакивал парашют, это его хлопок уловил мой слух. Туго натянутый купол поднимал в воздух часть кресла и относил его хозяина в безопасное место. Вот только французы не подумали, что кресло может заехать в лес. Парашют повис на ветке.
