Глава 13
Первым чувством, которое я ощутила, когда пришла в себя, был стыд.
Какой позор! За какие-то двенадцать часов я дважды потеряла сознание! Я, которая всегда с насмешкой и без всякого сочувствия относилась к слабонервным барышням, имеющим обыкновение падать в обморок по любому поводу и даже без такового!
Меня извиняло только то, что я не сама по себе хлопнулась без чувств, мне в этом кто-то активно помог. Вспомнив об этом, я испытала второе чувство – им был гнев.
Я сжала кулаки и открыла глаза. Гнев тут же утих и уступил место растерянности.
Господи, где это я?!
Потолок надо мной был пятнистым, классической военно-маскировочной окраски. Он лежал на низких стенах, затянутых волнующимися дырчатыми драпировками ярко-зеленого цвета.
«Ну вот, допрыгалась! Радуйся! Нас взяли в плен!» – ахнул мой внутренний голос.
– Кто? – слабым голосом прошептала я.
«Да почем я знаю? – огрызнулся внутренний. – Робин Гуд из Шервудского леса! Или Винни-Пух и все-все-все, они там тоже какая-то лесная мафия!
– Мафия? – до моего изрядно затуманенного сознания дошло только последнее слово.
«Может, и мафия! – с готовностью согласился внутренний. – Говорят же, что у мафии длинные руки! А та грабка, которая тебя сцапала и приложила о дуб, была совсем не короткой!»
– И сапоги мои тоже сперла мафия? – не поверила я. – Зачем? Скажешь, что у мафии не только длинные руки, но и босые ноги?
«Они оторвут подметки и будут искать в каблуках бриллианты!» – внутренний голос продолжал буйно фантазировать.
– Че эс! – припечатала я.
«ЧС» – это не «чрезвычайная ситуация», а сокращение, которым Максим Смеловский в бытность свою школьным преподавателем русского языка и литературы придумал обозначать особый вид ошибок. Может, знаете, такие учительские пометки на тетрадных полях? «Р» – речевая ошибка, «Л» – логическая, «С» – смысловая. «ЧС» – «чушь собачья»!
Стоило мне проявить здравый смысл, заклеймив позором своего внутреннего сказочника, как все стало на свои места. До меня дошло, что я по-прежнему нахожусь в осеннем лесу. Лежу себе в густых зарослях папоротников, под крышей дуба своего!
Я девушка городская, люблю комфорт, так что кусты и травы в качестве лежбища меня никогда не привлекали.
– В папоротниках пусть ящерицы лежат! – пробормотала я и сначала села, а потом не без труда поднялась на ноги.
Огляделась и обнаружила, что нахожусь практически на том же месте, всего в нескольких метрах от заповедного дуба. По всему выходило, что меня аккуратнейшим образом перенесли от дерева, под которым я полегла в позорном обмороке, к пышным зарослям папоротника, а там заботливо поместили в середину зеленого куста, как Дюймовочку в цветочек. Тот, кто исполнил этот номер, должен быть сильным человеком, потому как я девушка фигуристая, отнюдь не пушинка!
– А смысл? – спросила я, искренне не понимая, зачем кому-то понадобилась такая морока.
Голова после столкновения с дубом побаливала, и я не стала ее дополнительно травмировать мучительными и бесплодными размышлениями. Мне и без того было о чем подумать. Наши общие с Ковбоем Мальборо шикарные сапоги пропали бесследно, и я осталась в лесной чаще босиком, как Мальчик-с-пальчик!
Представив, во что превратятся славные бабушкины шерстяные носочки, если я прогуляюсь в них по тернистым лесным тропам до нашей дачи, я приуныла. Носки протрутся до дыр, а я промочу ноги, простужусь, заболею и буду целую неделю ходить с отвратительно красным, распухшим, шмыгающим сопливым носом!
– Слушай, а куда ты подевала пакеты из-под хлеба? – принял участие в решении проблемы мой внутренний голос.
– А ты у меня все-таки молодец! – обрадовалась я, приняв подсказку. – Отличная идея!
Простые полиэтиленовые кулечки, в которые были завернуты хлебные буханки, я сунула в карман, там они и нашлись – два пакета, по одному на каждую ногу. Сами по себе скользкие полиэтиленовые чехлы на носках не держались, но я нашла остроумное решение, использовав в качестве крепежа розовые махровые резиночки для волос. Распустила свои «хвостики», нацепила резинки на щиколотки на манер ножных браслетов и для пущей аккуратности завернула края верхних носков, заправив под них пакетные «голенища».
«Почти что хрустальные башмачки!» – восхитился внутренний голос.
Я критично осмотрела свое рукоделие. Из прихваченных резинками прозрачных пакетов получились не слишком изящные, но достаточно практичные онучи. Одноразовые, конечно, но я и не собиралась щеголять в «хрустальных башмачках» дольше, чем нужно. Только бы до дачи дойти.
Шла я осторожно, стараясь не порвать о корни и сучья свои полиэтиленовые бахилы, и успешно добралась до пункта назначения. Вышла из леса к нашему забору и увидела гостеприимно распахнутые ворота. Я было подумала, что это меня так встречают, но оказалось, ворота открыли для заезда автомобилей. Во дворе остывали авто Макса Смеловского и наш родной фамильный «Форд».
– Индюха! – радостным криком приветствовал мое появление Зяма, выбирающийся из-за руля автомобиля. – Шикарная у тебя обувка, май систер! Я смотрю, в твоем гардеробе становится все больше вещей из практичного полиэтилена!
– Дюшенька, детка, почему ты в такую погоду ходишь босиком? – забеспокоился папуля.
– Прости, папочка! – покаянно сказала я. – К несчастью, у меня украли твои охотничьи сапоги!
– Ты стала жертвой ограбления? – заинтересовался Зяма.
– Надеюсь, обошлось без насилия? – встревожился Макс.
– Без, без! Можно сказать, я совершенно добровольно рассталась с обувью, – успокоила я своего вечного ухажера.
О том, что в лесу получила удар по голове, я решила умолчать. Во-первых, мне был непонятен смысл данного действия, во-вторых, рассказ звучал бы просто смешно. Как я должна была сказать? «Мне дали по голове деревом»? Или «моей головой ударили дуб»? Не хотелось выглядеть в глазах родных и близких сущей идиоткой.
– Да черт с ними, с сапогами! – папуля широко и свободно махнул рукой. – Что такое старые сапоги по сравнению с мировой революцией? Главное – мы наш «Форд» нашли!
– А вот это, Индюха, совершенно удивительная и невероятная история! – оживился Зяма.
– Мы послушаем ее за обедом, ладно? – поспешил вставить Макс.
Он заботливо взял меня под ручку и повел в дом.
– А разве у нас есть чем пообедать? – непроизвольно облизнувшись, спросила я.
– А как же! Мы с Саней привезли с собой все для шашлыка! – гордо ответил Макс.
– Максимка, я тебя обожаю! – вскричала я.
– А меня? – спросил Зяма, обгоняя нас на пути к крыльцу с пухлыми пакетами в руках. – Мы с папулей тоже закупили полный багажник продуктов, а еще привезли новую электроплитку!
– Вот оно, мое новое орудие труда! – папуля, волокущий картонную коробку, тоже опередил нас с Максом.
– Ура! Живем! – радостно закричала в доме мамуля. – Дайте мне быстренько чего-нибудь пожевать, как больной человек, я имею право на первоочередное питание!
– «Орбит» без сахара будешь? – любезно предложил Зяма, поняв глагол «пожевать» слишком буквально.
– Лучше уж с сахаром! – возразила она. – И желательно еще с хлебом, маслом и колбасой!
– Привет, мамусик! – сказала я с порога, где задержалась, чтобы сдернуть с ног грязные бахилы из отслуживших свое кулечков. – Как дела?
– У меня все хорошо, – заговорщицки ответила она, принимая из папиных рук наспех сооруженный бутерброд. – А у тебя?
Я не успела ответить.
– Дюша! – папуля оглянулся на меня и, судя по выражению его лица, вспомнил что-то важное. – Я тут тебе, детка, кое-что привез. Персональный подарок любимой дочурке.
– Аленький цветочек? – сострила я.
– Черненький череночек! – поправил меня Зяма.
– Вот, держи! Тебе это пригодится! – папуля сунул руку в карман и извлек из него короткую черную палочку.
Я смотрела на нее в полном обалдении, не решаясь взять персональный подарок в руки.
– Эту ерунду нашему простодушному папуле всучили в поселковом магазине, – объяснил Зяма.
– Боря, ты так торжественно презентуешь девочке простой карандашик? – удивленно спросила мамуля, невысоко оценив скромность отцовского подарка любимой дочурке.
– Это вовсе не простой карандаш! – папуля немного обиделся. – Это «Антимышин»!
– «Анти» что? – переспросила мамуля.
Я молча выдернула карандаш из папиной руки и поднесла его к глазам. Ну, точно, еще одно сувенирное мерседесовское стило с незабываемым дефектом!
– Папуля заметил, что Дюха сегодня ночевала в оцеплении мышеловок, и купил по случаю средство от мелких домашних грызунов, – объяснил ухмыляющийся Зяма. – Чудодейственный карандаш «Антимышин»! Абсолютно безопасное, нетоксичное средство, избавляющее жилые помещения от мышек-норушек!
– А как им пользоваться? – заинтересовалась мамуля.
Как истинная женщина, она не симпатизирует любым норушкам, в диапазоне от жука-медведки до медведя гризли.
– Очень просто, – ответил папуля. – Во-первых, надо взять одну живую домашнюю мышь, а также карандаш «Антимышин» – одну штуку.
Я заметила, что папуля привычно пересказывает новый способ борьбы с мышами как кулинарный рецепт и, не удержавшись, захихикала.
– И ничего смешного тут нет! – перебив папулю, зачастил Зяма, сам с трудом удерживающийся от смеха. – Оцените по достоинству красоту и простоту этого сверхгуманного метода! Долой ужасные мышеловки и отвратительный специальный клей! С «Антимышином» животное не получает никаких телесных повреждений!
– Тогда как же происходит собственно избавление? – недоверчиво спросил Макс.
– Да-да, в чем суть антимышения? – спросила мамуля.
– Суть в том, что мышь сама уходит от вас, причем навсегда! – торжественно возвестил Зяма.
– С чего бы это? – недоверчиво прищурилась я.
– А тебе понравится, если на твоей беззащитной шерстистой спинке какой-то гигант-извращенец нарисует вот такой каббалистический знак? – Зяма потыкал пальцем в корявую эмблему, своеобразно украшающую мерседесовский карандаш. – Мышь получает сильнейшую психическую травму! Униженная и оскорбленная, она уходит и уводит с собой всех своих товарок! Не исключена также вероятность массовых самоубийств впавших в депрессию грызунов.
– Они наложат на себя лапы? – не поверила мамуля.
– Это ничуть не менее фантастично, чем твои собственные сочинения, Бася! – колко ответил ей папуля.
– И под таким беспонтовым соусом вам впарили эту фигню? – Макс фыркнул, выхватил у меня карандаш и швырнул его в мусорную корзинку.
Я бросилась следом, выхватила стило из воздуха и сказала:
– Спасибо, папочка! Я уверена, твой подарок мне очень пригодится!
Насупленный папуля просветлел лицом.
– Дайте кто-нибудь мобильник, очень нужно позвонить! – попросила я, обведя папулю, Зяму и Смеловского просительным взглядом.
– Держи, детка! – первым откликнулся благодарный папуля.
– Спасибо! – Я взяла трубку и уединилась в кухне, предоставив всем остальным заниматься приготовлением обещанного обеда.
Чтобы мне никто не помешал, я приперла дверь стулом, села на него и набрала номер своей коллеги по агентству «МБС» и доброй приятельницы Зои Липовецкой.
– Алле? – отозвалась почти мгновенно она.
– Зайка-Зойка, привет! – бодро зачастила я. – У меня к тебе один вопрос, неожиданный, но важный. Не удивляйся и не спрашивай, зачем мне это нужно, просто ответь: коробка с бракованными сувенирными карандашами все еще стоит у нас за шкафом?
– Нет, уже не стоит, – виновато ответила Зойка. – Я отдала ее Чебурану, он очень просил. А что, тебе нужны эти карандаши?
– Карандаши – нет, – сказала я. – Похоже, мне нужен сам Чебуран.
– Сейчас организуем, жди контакта! – поняв, что я не в претензии к ней по поводу разбазаривания казенных карандашей, Зойка повеселела и исполнилась желания мне помочь.
Трубка загудела, сигнализируя об обрыве связи. Я нажала кнопочку, обеспечившую мне тишину, необходимую для размышлений, и стала усиленно думать.
Добрая Зойка отдала карандаши Чебурану, что делало их дальнейшую судьбу абсолютно непредсказуемой.
Чебуран – это Леня Алейников, парнишка с забавно оттопыренными ушами, короткошерстной прической, челка которой мысом спускается к переносице симметрично высоко поднятым бровям, и блестящими карими глазами. Их кроткий и ласковый взгляд не обманывает никого из тех, кто хорошо знает Леню. Прошу заметить, его кличут не Чебурашкой, а Чебураном! Я нахожу, что это грозное и величественное прозвище весьма прозрачно намекает на Ленин темперамент – бурный, как природный катаклизм.
Чебуран неустрашим, как Че Гевара, и целеустремлен, как ледокол «Челюскин». Он подвизается на поприще спортивной журналистики, но футбольные страсти не поглощают его полностью. Чебуран постоянно находится в стадии реализации очередного фантастического проекта. То он строит яхту из отходов мебельного производства и варит на кухне какой-то особенный корабельный лак, то собирается на заработки в Эмираты и тренируется спать на молитвенном коврике, твердо рассчитывая на халявные ночевки в мечети…
– Дзинь! – деликатно сказал папулин телефон.
Я успела забыть, что держу его в кулаке и посмотрела на аппарат с недоумением.
– Дзинь! – застенчиво повторил он.
– Да, алло! – отозвалась я.
– Инка, привет! – деловито сказала трубка знакомым голосом Чебурана. – Зойка сказала, что ты меня ищешь? А зачем? Говори быстрее, мне еще складки протирать.
– Какие складки? – не удержалась от вопроса я.
Складки ассоциировались у меня исключительно с юбкой, а вот юбка с Чебураном – ну никак. Разве что он передумал ехать в Эмираты и наладился в Шотландию?
– Самые обыкновенные, собачьи складки, – чуточку раздраженно ответил он.
– Ты складываешь собак? – глупо спросила я.
– Еще нет, но собираюсь, – Чебуран нисколько не удивился идиотскому вопросу. – Я купил по случаю пару разнополых шарпеев, надеюсь, со временем они будут эротично складываться и успешно размножаться. А пока они еще маленькие, и им нужно протирать складки лосьоном.
– А подкрашивать глаза карандашами им не нужно? – вкрадчиво поинтересовалась я.
– Какими карандашами? – Чебуран удивился и потерял апломб.
– Черненькими такими карандашами, сувенирными, с корявой эмблемой «Мерседеса»!
– А-а-а, вот ты о чем…
Голос Чебурана окончательно утратил бодрость.
– Леня, колись, что ты сделал с нашими карандашами? – нажала я.
– А если не скажу, что будет? – напрягся Чебуран.
– Если не скажешь, ничего не будет, – успокоила я. – А если скажешь, обещаю пристроить в хорошие руки твоих шарпеев, когда тебе наскучит играть в хозяина коммерческой псарни.
– Думаешь, наскучит? – неуверенно спросил Чебуран.
Я выразительно промолчала.
– Ну, ладно, ладно, расскажу я тебе про эти карандаши, будь они неладны! – решился Леня. – Я с ними провернул небольшой бизнес. Пустил их в свободную продажу.
– Как чудодейственное средство «Антимышин»? – я продемонстрировала осведомленность.
– Ты знаешь?
– Еще бы мне не знать! – хмыкнула я. – Образец твоего товара я как раз сейчас держу в руке. Мой собственный папуля только что купил его в поселковом магазине.
– Это в каком поселке, в Буркове?
– Угу.
– Варька! – с нежностью сказал Чебуран.
– Зови меня просто Инной, – попросила я.
– Я тебя так и зову. Варька – это моя троюродная сестрица, она работает продавщицей в бурковском сельпо. Компанейская девка и прирожденный дилер, уже почти сотню карандашей продала! Кстати, Инна, – расслабленный голос Чебурана сделался жестким, деловым. – Раз уж ты все равно в курсе, может, тоже подключишься к организации продаж? Будешь торговать «Антимышином» в городе, у меня там как раз никого нет, сеть пока состоит из трех пунктов, и все сельские: в Буркове Варька сидит, на хуторе Ильича бабуля, и еще в районном Тихореченске дружбан, Витька, он на рынке точку имеет, хозтоварами торгует. Давай, Инка, иди ко мне официальным дистрибьютором!
– Иди ты сам! – невежливо ответила я.
– Напрасно отказываешься, у меня реализаторы тридцать процентов получают, это хороший навар! – продолжал настаивать Чебуран.
– Нет уж, не хочу я бороться с мышами, жалко мне их, – отговорилась я. – Вот если бы ты каким-нибудь «Антиящерином» торговал, я бы еще подумала!
– Интересная мысль, – проговорил Чебуран.
По голосу чувствовалось, что он и в самом деле подумает над расширением ассортимента. Почему нет? Собственно говоря, вытисненное на карандашах буквосочетание «а/м» не обязывает предприимчивого Чебурана ограничиваться борьбой с мышами. «А/м» с той же степенью вероятности может означать «антимартышин», «антиморжин» или «антимедведин». Правда, все это не слишком актуально для наших широт. Разве что Чебуран присвоит своему универсальному карандашу перспективное название «Антимужин» и будет продавать его как средство избавления от опостылевших мужей?
Годы работы в рекламном агентстве не прошли даром. Я машинально начала планировать эффективные промо-акции по раскрутке «Антимужина» и пришла к выводу, что на этом реально можно сделать неплохие деньги. С учетом того, что феминистское движение растет и ширится, у рекламы «Антимужина» будет весьма обширная целевая аудитория!
– Ау, Инна! – донесся из-за двери, припертой стулом, голос Поля.
Я осознала, что сижу, прижимая к уху размеренно гудящую трубку, и запоздало выключила телефон.
– Меня прислали сказать, что стол уже накрыт к обеду! – сказал он.
Это сообщение заслуживало внимания. Я встала, отодвинула стул и открыла дверь.
– Ой! Откуда у тебя это? – Поль заметил в моей руке антимышиный карандашик.
– Папуля купил в сельпо.
– Борис Акимыч? – он недоверчиво покрутил головой. – Такой умный человек – и попался на удочку шарлатанов!
Я посмотрела на юношу с интересом. Когда это он успел заметить, что наш папуля умный, они же еще толком и не общались?
– Борис Акимыч напоминает мне моего папу, – Поль словно ответил на мой невысказанный вопрос. – Папа тоже был очень умный и умел командовать людьми, но при этом такой доверчивый.
Я заметила, что парнишка загрустил, и предпочла закрыть тему умных, но доверчивых отцов, вернув разговор в первоначальное русло.
– А тебе откуда знаком шарлатанский карандаш? – спросила я.
Поль засмеялся:
– Наша кухарка, Галина Сергеевна, купила таких аж три штуки!
– И использовала? – я тоже улыбнулась.
– Пыталась! – Поль по-мальчишески весело захохотал в голос.
Смех мешал ему говорить, и он выдавливал из себя информацию порциями, как пасту из тюбика:
– Видела бы ты ее-о-о… Она сама поймала мы… Мышку! Взяла карандаш и… Ой, не могу! Высунула язык и начала вырисовывать на мышиной спине загогулину! А мышь пищит и вырывается! А карандаш на мыши пишет плохо! А Галина Сергеевна упрямая, она карандаш слюнит и снова рисует, но загогулина все равно получается кривая, неправильная!
– Все же нарисовала? – смахнув выступившие от смеха слезы, спросила я.
– А как же! Настоящий шедевр получился! Абстрактное полотно: карандаш, мышь, два на три без учета хвоста!
– По какому поводу веселье? – ревниво спросил Макс Смеловский, заглянув в кухню с черного хода.
– Обсуждаем программу «В мире животных», – хитро подмигнув Полю, ответила я.
– Смотрите всякую фигню! – недовольно заворчал наш телевизионщик. – «Жизнь бобра на Первом»! Где ваш патриотизм? Глядели бы лучше наши местные программы!
– Поглядим, когда на экраны выйдет наш сериал! – Я успокаивающе похлопала Макса по спине и заодно вытолкала его из кухни во двор.
– Ну сколько можно вас ждать?! Идите скорее! – с набитым ртом заорал Зяма, приветственно взмахнув шампуром с последним задержавшимся на нем куском мяса.
– Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед! – фальшиво, но с энтузиазмом напела мамуля, подражая сигналу горна, знакомому ей со времен незабываемого пионерского детства.
– Рота, обед! – гаркнул папа.
Рота не заставила себя уговаривать. Присутствующие быстро разместились за столом и расхватали порционный шашлычок.
Минут пять окрестности оглашало только дружное чавканье, перемежающееся восторженным мычанием: шашлык удался на славу и еще не остыл, а пиво не успело нагреться.
Первым трапезу закончил Зяма, приступивший к приему пищи раньше других.
– А теперь, малыш, я расскажу тебе сказку! – промокнув замаслившиеся губы бумажной салфеткой, сказал он ласковым голосом телеведущего дяди Вовы, который во времена моего детства составлял компанию Хрюше и Степашке в передаче «Спокойной ночи, малыши!».
– Зямке больше не наливайте! – сказала я.
– Я вовсе не пьян! – обиделся братец. – Я просто хочу поведать вам удивительную историю про угон нашего автомобиля.
– Да, да, расскажи, как случилось, что наш «Форд» сначала пропал, а потом нашелся? – заинтересовалась мамуля.
Она любит не только сочинять сказки, но и слушать их.
– Он нашелся быстро, это самое главное! – пробурчал папуля, который не вполне еще отошел от огорчительных переживаний по поводу угона нашего семейного авто.
История, рассказанная Зямой, действительно оказалась удивительной.
По распоряжению Пети Плошкина-Карлсона командир автопогрузчика Малыш одним рейсом прихватил в город и допотопный «москвичонок» из дремучего леса, и «Форд», который мы оставили на обочине шоссе.
– Не приведи бог, угонят! – волновался Петя.
Он сильно опередил события: «Форд» был украден не с шоссе, а позже, уже с территории спецстоянки.
– Какие-то ушлые ребята подогнали автокран к ограде стоянки, зацепили машину крюком и вытащили ее, как рыбку из воды! – нервно хихикая, поведал Зяма. – Сторож заметил пропажу слишком поздно, когда «Форда» уже и след простыл.
– Сторож заметил пропажу, когда я приехал забрать нашу машину и не нашел ее на стоянке! – уточнил папуля. – Сначала мы даже не поняли, что произошло, решили, что «Форд» сгрузили в каком-то глухом закоулке двора и с полчаса все обшаривали. Но в процессе поисков выяснилось, что пропала еше одна машина.
– Угадайте какая! – предложил Зяма, расцветая хитрой улыбкой.
Мы не стали угадывать, и он торжественно объявил:
– Лесной «москвичонок»!
– Не может быть! – ахнула я. – Кому могла понадобиться эта развалюха?!
Тут мамуля незаметно ткнула меня локтем в бок, а когда я обернулась к ней с недовольной и обиженной миной, родительница состроила зверскую физиономию и с намеком заморгала мне сразу двумя глазами.
– У тебя нервный тик, Басенька? – встревожился папуля. – Не волнуйся, все кончилось хорошо!
– Главным образом, благодаря мне! – нескромно заявил Зяма. – Когда папа высвистал меня на помощь, я примчался к спецстоянке Плошкина на такси, но перепутал адрес и подъехал не с той стороны. В результате водитель не смог подвести машину к въезду на стоянку, потому что проулок перегородили две бесхозные машины.
– Одна из них была нашей, – закончил повествование папуля.
Однако Зяма желал, чтобы последнее слово осталось за ним.
– Думаю, нам повезло, что мы нашли «Форд» так быстро, – сказал он. – Не знаю, что было бы с ним, если бы я приехал позже! Похоже, машины со стоянки выкрал какой-то автомобилененавистник, безумный вандал! Видели бы, как он раскурочил несчастный «Москвич»!
– Какой ужас! – вздрогнула чувствительная мамуля.
– Мам, можно тебя на минуточку? – спросила я.
– Секреты? – прищурился Зяма.
– Мы отойдем всего на пару минуточек, – нарочито беззаботно сказала я. – Приватно побеседуем о своем, о женском!
Бережно подхватив прихрамывающую мамулю под локоток, я отвела ее в сторонку, повернулась спиной к трапезничающей компании и взволнованно прошептала:
– Ты поняла или нет?
– Э-э-э… Скорее нет, чем да, – призналась она. – Ты вообще о чем говоришь?
– О том, что кто-то разобрал на составные части твой четырехколесный лесной приют!
– «Москвич»-то? Ну и что? – мамуля по-прежнему не улавливала, к чему я веду. – Я вполне могу понять чувства, которыми руководствовался вандал. Честно говоря, мне и самой эта машина очень не понравилась!
– Конечно, ты можешь понять чувства, которыми он руководствовался! – согласилась я. – Ты ведь тоже вела в этой машине активные поиски денег и ценностей, только с бóльшим успехом!
За забором, вблизи которого мы стояли, что-то шумно зашуршало. Я посмотрела в щелочку между досками, но не увидела ничего, кроме могучих крапивных побегов, похожих на елки.
– У-у-у, пахицефалозавры! – тихо выругалась я.
Мамуля разговор о ящерицах не поддержала.
– Ты думаешь, вандал разломал машину не просто так, а в поисках денег и ценностей? – испуганно спросила она.
Увидев, что родительница взволновалась, я, напротив, несколько успокоилась. Я давно заметила: самый действенный способ обрести душевное равновесие заключается в том, чтобы вывести из него ближнего!
– Ладно, что уж теперь, пойдем доедать шашлык и допивать пиво, – сказала я.
Мы вернулись к столу, и я вновь налегла на еду. У мамули же аппетит пропал, и она сделалась тиха и задумчива.
Расправившись со своей порцией еды и питья, я ощутила прилив положительных эмоций. Теперь мне нравилось в окружающей действительности абсолютно все: и судьба разобранного «москвичонка» меня не беспокоила, и люди вокруг были сплошь родные, и ящерицы в траве шныряли симпатичные, и даже разваленная выгребная яма уже не портила воздух характерным запахом.
– Да просто мы эту яму запечатали, – объяснила мамуля, с которой я поделилась своими наблюдениями. – Папуля нашел в сарае большой лоскут черного полиэтилена. Наверное, бабушка использовала его для парника. Мы закрыли яму этой пленкой и придавили края камнями.
– А не лучше ли было ее засыпать? – спросила я.
– Рано! – возразил Макс. – Саня еще будет эту яму снимать для нашего ужасного кино, при правильной подаче и после компьютерной обработки она вполне сойдет за разрушенную вампирскую гробницу.
– Так что, если кто надумает гулять в огороде, будьте осторожны, смотрите под ноги! – заключил папуля.
Я тут же машинально посмотрела себе под ноги и увидела там какую-то газетку. К печатным изданиям я отношусь уважительно, особенно в отсутствие нормальной туалетной бумаги, поэтому не поленилась наклониться и поднять газетку с сырой земли.
– Свежая пресса? – подколол меня Зяма.
– С точки зрения санитарии и гигиены – не особенно свежая, – признала я, взглянув на украшающий первую полосу грязный отпечаток ботинка. – А вот в смысле информации, наверное, еще свежачок: дата выхода номера – минувшая пятница.
– «Тихореченская правда!» – заглянув через мое плечо, с чувством прочитал Макс. – Однако интересные люди живут в этом самом Тихореченске! Настоящие сепаратисты! У них даже правда своя, отличная от других!
– Ничего удивительного, если так, – заметил Саша. – Ты разве забыл, чем славен Тихореченский район? Что мы с тобой там снимали?
– А что мы там снимали? Ох, чего мы только не снимали! – Макс завел глаза к небу, изображая маститого телевизионного журналиста, безмерно утомленного многолетним трудом.
– Ты лично снимал там штаны! – ехидно напомнил Саша. – Потому что подошел слишком близко к колючке, зацепился задом за шипы и не мог отцепиться, а рвать новые джинсы не хотел!
– Да, спасибо, я вспомнил! – маститый телевизионный журналист заметно покраснел и поспешил перебить своего маститого телевизионного оператора. – В Тихореченском районе мы с тобой снимали документальный фильм о жизни заключенных. Там этих колоний – штук пять, не меньше. Заповедные места лишения свободы!
– И о чем же пишет эта газета? – Я наскоро перелистала страницы и ближе к концу нашла кое-что интересное. – Смотрите, здесь есть объявления желающих познакомиться! Авторы заявок сплошь мужчины, которые ищут добрых, нежных и верных подруг.
– И терпеливых! – заржал Зяма. – Способных дождаться суженого после двадцатилетней отсидки!
Слова братца потревожили мое подсознание, дотоле мирно дремавшее под двойным наркозом шашлыка и пива.
– Как она к нам попала, эта газета? – спросила я.
– Мы же сейчас в Буркове! А это уже Тихореченский район, правда, самая дальняя окраина, – напомнила мамуля. – Неудивительно, что здесь распространяется «Тихореченская правда» – печатный орган районной администрации.
– Разве мы подписывались на эту газету? – удивилась я.
– Очевидно, не подписывались, а зря! – назидательно сказал Макс. – Эта газетка нам сегодня очень пригодилась при розжиге костра.
– Это я ее принес, – подал голос Саша. – Подобрал на лавочке возле местного магазина. Мы там останавливались, чтобы купить пива. Я вижу – на скамейке газета лежит, ну и взял ее, раз она никому не нужна. Вспомнил, что тут вчера была большая проблема с бумагой.
– Вы меня извините, мне нужно отлучиться, – я аккуратно сложила газетку вчетверо, сунула ее в карман, встала из-за стола и пошла к калитке.
– Дюша, мы купили туалетной бумаги! – крикнул мне вслед папуля.
Очевидно, он неправильно понял причину моего внезапного ухода. Я не стала объяснять, что туалетная бумага мне в данный момент не нужна, потому что я иду не по малой или большой, а по детективной нужде.
У меня внезапно, – можно сказать, на ровном месте! – возникла идея, которая нуждалась в проверке.
Легкой спортивной трусцой я пробежалась до сельпо, вошла в магазин и кивнула, как знакомой, продавщице Варьке. Она смущенно улыбнулась и спрятала за спину огрызок шоколадного батончика. Покупателей в магазине не было, и никто не мешал мне провести небольшой опрос. Я дипломатично начала издалека, сказав:
– Варя, вам привет от Лени Алейникова!
– Вы знаете Ленчика? – удивилась она.
– Еще бы не знать! Забегает к нам в агентство через день, – объяснила я. – Влетает, как тайфун! Мы прозвали его Чебураном.
– Точно, уши у Леньки лопушистые, – засмеялась Варька.
Очевидно, моя тактика себя оправдала. Девушка сочла меня своей и перестала стесняться: вывела руку с батончиком из-за спины и с удовольствием захрустела лакомством.
– Чего-то купить хотите? – сладко чавкая, спросила она. – Или снова хлеб кончился?
– Нет, хлеб у нас еще есть, – улыбнулась я. – Я пришла спросить, не знаете ли вы ту женщину, которая за мной в очереди стояла, она еще пять кило сахара взяла?
– Баба Тоня, что ли?
– Я не знаю, как ее зовут. Платок у нее на голове был приметный, с изображением черной пантеры, – вспомнила я.
– Ну, точно, это баба Тоня, ее косынка! – уверенно сказала Варька. – А зачем она вам?
– Она на лавочке газету забыла, а я ее по рассеянности с собой унесла, – слегка переиначила я реальные события. – Хочу узнать, где она живет, и вернуть газету.
– Да у бабы Тони газет этих – как грязи! – засмеялась Варька. – Она же почтальонша наша местная!
– Тем более я должна вернуть ей это печатное издание! – потрясла я в воздухе относительно свежим номером «Тихореченской правды». – Может быть, газету ждет подписчик!
– Прям, ждет не дождется! – недоверчиво хмыкнула Варька, скептически посмотрев на помятую и испачканную газетку. – Ну, как знаете. Баба Тоня через три дома отсюда живет, по левой стороне дом с голубыми ставнями и красная калина в палисаднике. Баба Тоня на этой калине отличную настойку делает, если попросите – продаст поллитровку. Медовуха из калины на самогоне – от простуды первое дело!
– Большое спасибо, – я разом поблагодарила любезную Варьку и за адрес почтальонши, и за совет из области народной медицины.
Пожалуй, медовуху из калины на коньяке я прикуплю – специально для папули. Ему как кулинару-изобретателю всегда интересны новые рецепты вкусных блюд и напитков.
Четвертый дом по левой стороне улицы оказался приземистой хаткой в три подслеповатых окошка. Их и в самом деле прикрывали приметные ярко-голубые ставни, а над забором нависали отягощенные гроздьями ягод ветки калины. Уверившись в том, что я нашла жилище почтальонши, я громко постучала в калитку и так же громко прокричала:
– Хозяйка-а!
Это вполне соответствовало деревенскому этикету.
– Кто там? Чего надо? – как положено, откликнулась во дворе хозяйка.
– Здравствуйте! – крикнула я. – Это Инна с хозяйской дачи на краю поселка, новая горничная заместо Нины Горчаковой!
Я надеялась, что баба Тоня вспомнит нашу утреннюю встречу и беседу у магазина. Почтальонша, в моем представлении, не должна была страдать склерозом.
И точно, память у бабы Тони была в норме.
– Это ты? Ну, заходи во двор. – Она отодвинула засов с внутренней стороны и открыла мне калитку. – Чего пришла?
– Во-первых, хотела вам газетку отдать, вы ее на лавочке у магазина забыли. – Я помахала в воздухе «Тихореченской правдой», надеясь, что почтальонша не проявит особого интереса и не заберет ее.
Я собиралась внимательно изучить печатное издание на досуге. Кроме того, мне не хотелось объяснять бабе Тоне, почему в газетке, которую я ей так любезно возвращаю, не хватает половины страниц – пламя нашего сегодняшнего костра возгорелось из искры при активной поддержке «Тихореченской правды».
– Да не нужна она мне, – как я и ожидала, отмахнулась баба Тоня. – Это и не моя газета вовсе, я ее адресату должна была доставить.
– Так почему же не доставили? – с легким укором спросила я.
– А потому что некому уже доставлять! – собеседница немного рассердилась. – Померла подписчица, и почтовый ящик ейный сгорел дотла!
– Это вы не про Нину ли Горчакову говорите? – быстро спросила я.
Мое сыщицкое сердце екнуло: подозрения подтверждались!
– «Тихореченскую правду» выписывала Нина? – нажала я.
– Точно, Нинка, – подтвердила баба Тоня. – Она, кроме этой газетенки, никакой другой корреспонденции и не получала. Ни писем, ни посылок, ни переводов денежных – ничего! Хотя, нет, однажды ей открытка была…
Почтальонша задумалась.
– Какая открытка? – осторожно, чтобы не нарваться на закономерный вопрос «А тебе какое дело?», спросила я.
– Очень странная открытка! – баба Тоня в упор посмотрела на меня всеми тремя глазами. – Сколько на почте работаю, никогда ничего подобного не видела! Приглашение на похороны!
– Приглашение – куда? – опешила я.
– На похороны!
– Разве бывают такие открытки? – не поверила я.
– Типографских, наверное, не бывает, но эта открытка самодельная была, – почтальонша наконец-то разговорилась. – То есть вообще-то она тоже типографская, но печаталась к Девятому мая. Знаешь, какие картинки обычно к Дню Победы рисуют? Вечный огонь, обелиск, красные гвоздики в траурных лентах – вот такая открытка была. А только надпись «С Днем Победы!» на ней аккуратно заклеили другой – «Приглашение». Обычно приглашения присылают на свадьбу, на крестины или на юбилей, но там картинки совсем другие – кольца, банты, цветы, аисты… Я удивилась.
– И прочитали текст? – догадалась я, не удержавшись от улыбки: меня как сыщика любопытство почтальонши только радовало.
– Прочитала! – призналась баба Тоня. – Открытка-то незапечатанная была, без конверта, чего ж не прочесть…
– И что там было написано?
– Там было написано: приглашаю, мол, тебя, дорогая Ниночка, на мои похороны, которые состоятся тогда-то и там-то! – загробным голосом пробасила почтальонша, вытаращив на меня глаза, как сова.
Я ничуть не испугалась, потому что с мамулиной легкой руки потусторонние страхи и ужасы давно стали неотъемлемой составляющей жизни нашей семьи. Однако, чтобы не разочаровывать бабу Тоню, я постаралась изобразить испуг – охнула и прошептала:
– Это как же? Я не понимаю… Это покойник ей с того света открытку прислал, что ли?
– Зачем же – с того света? У нас и на этом почта неплохо работает, – усмехнулась баба Тоня. – Я так думаю, человек заранее побеспокоился заготовить приглашения и попросил кого-то в нужный момент их разослать. Чтобы быть в уверенности, что с ним простятся все, кто был ему дорог.
– Странный человек, – заметила я.
– Это женщина была, Иванова Анна Ивановна, – сказала почтальонша. – Я запомнила, потому что мы с ней однофамилицы, я ведь тоже Иванова.
– Может, это даже родственница ваша была? – подсказала я.
– Не, точно не родственница, – с сожалением сказала она. – Я ее не знала. У меня в городе родственников вообще нет.
– В нашем городе? – уточнила я.
– В вашем, в вашем. На улице Первого мая она жила, дом один, – вспомнила баба Тоня. – Легко запомнить, правда? Первое мая – дом один.
– А квартира? – быстро спросила я.
Знаю я улицу Первого мая, там в первых номерах сплошные пятиэтажки!
– А тебе какое дело? – почтальонша, точно очнувшись, задала-таки этот нежелательный вопрос.
– Да никакого! – легко согласилась я. – Дело у меня к вам. Варвара, продавщица из сельпо, сказала, будто у вас можно лечебную настойку купить, от простуды. Я бы взяла бутылочку.
– Это можно, – баба Тоня заметно подобрела. – Давай тридцать рублей, принесу тебе бутылочку. Не пожалеешь! Моя калиновая настойка по всему району славится!
Тут я с запозданием вспомнила, что никаких денег у меня нет, последние я утром потратила на хлеб. Я огорчилась, и это, должно быть, отразилось на моем лице, потому что баба Тоня тяжело вздохнула и неохотно молвила:
– Ладно уж, отпущу тебе в кредит!
Я клятвенно пообещала не замедлить с погашением кредита. Тетка сходила в дом и принесла из закромов плоскую поллитровку с завинчивающейся крышкой. Фирменная этикетка на бутылке отсутствовала, ее заменяла самодельная наклейка из тетрадной бумаги. На ней аккуратным школярским почерком было написано: «Колина на сперту».
– Внучок подписывал, – пояснила баба Тоня, встретив мой вопросительный взгляд. – Я-то сама без очков неважно вижу.
Я поняла, что незабываемую открытку-приглашение на похороны она изучала именно сквозь очки.
– Спасибо, до свиданья, – вежливо сказала я, откланиваясь.
– Приходи еще, – пригласила баба Тоня. – Скоро будет настойка нового урожая, она вдвойне целебнее.
Я пообещала непременно прийти за особо целебной настойкой и побежала к себе на дачу.
Там все еще продолжалось застолье. Шашлык был съеден подчистую, но на смену ему подоспели сосиски, жаренные на углях. «Колина на сперту» пришлась кстати. Напиток заслужил всеобщее одобрение и кончился так быстро, что я забеспокоилась, не придется ли мне бежать к почтальонше-самогонщице за добавкой, не дожидаясь настойки нового урожая.
Вполуха слушая похвалы экзотическому напитку, я думала о своем, о сыщицком.
– А вот интересно… – я спохватилась, что мыслю вслух, и замолчала.
– Что тебе интересно, дорогая? – интимно спросил разморенный пивом Макс.
– Мне интересно, не собирается ли кто-нибудь в город? – сказала я не совсем то, о чем думала.
– А тебе нужно? – мамуля вопросительно подвигала бровями.
– По нашим с тобой делам, – кивнула я, надеясь, что родительница поймет, о каких именно делах идет речь. О детективных, ясное дело!
Мамуля, видимо, поняла и решительно потребовала:
– Мужчины! Свозите кто-нибудь девочку в город!
– Кто же ее теперь повезет? – пожал плечами Саша. – Мы все пили пиво и «спертую колину»! Нам за руль нельзя! Пусть сама едет.
– Ты что?! Ей даже трезвой за руль нельзя! – испугался Зяма. – Ты знаешь, как она водит? У-у-у! Ужастики с вампирами отдыхают! Я не хочу опять потерять нашу машину, теперь уже навсегда!
– А потерять навсегда сестру тебе, значит, не страшно? – съязвила я.
Он немного подумал, прислушался к своим ощущениям и честно признался:
– Не так страшно.
Я грозно насупилась.
– Дети, дети! – папуля почувствовал угрозу близкой братоубийственной войны. – Не надо ссориться. Индюша может поехать в город на такси.
– Так и быть, я даже дам тебе денег на тачку! – неожиданно расщедрился Зяма.
Наверное, братцу все-таки стало немного стыдно за то, что какой-то старый автомобиль он ценит выше, чем молодую и красивую сестру.
– Дай, детка, – одобрила сына мамуля. – А то у нас с Дюшей ни копейки не осталось!
– Не считая двух тысяч баксов! – тихо-тихо, чтобы никто не услышал, пробормотала я себе под нос.
