Глава 26
Рассказ Веры не вызвал у меня удивления - я очень хорошо понимаю, что каждый человек имеет лицо и маску. Правда, в течение жизни последняя прирастает к хозяину, недаром древняя пословица гласит: «Улыбайся, даже если хочешь плакать, и скоро слезы высохнут». Мало кто из нас ведет себя на людях так, как с близкими, при посторонних мы стараемся выглядеть достойно, а в родном доме позволяем себе совсем другие реакции. Ну-ка спросите себя, станете ли вы орать на начальника, если тот не заметит хорошо выполненную вами работу? Устроите ему истерику с визгом и топотом? Закричите: «Вот так всегда, никто меня не ценит, я ухожу»? Нет? А почему? Ах, это же ваш босс, и с ним подобное поведение неприлично. Ну да, а дома можно закатить скандал, мы не считаем нужным держать эмоции в узде, если вокруг только близкие и родные. Вот парадокс. А ведь именно с ними, близкими и родными, необходимо быть ласковым, корректным, понимающим. От начальника можно уйти, а вот папа, мама, брат, сестра, ребенок - они навсегда. Впрочем, унести ноги можно и от семьи, но какие переживания начнутся потом… Значит, улыбаться и сдерживаться необходимо не столько на службе, сколько в родной обители. Но большинство людей поступает иначе.
Василий и Ника не были исключением. С ранних лет Вера слышала скандалы, в которых в основном мусолились две темы: мать упрекала отца в нежелании работать и полном безденежье, а тот бросался на жену с кулаками, требуя не смотреть на мужчин. Ярцев был ревнив, его злило, если Ника надевала юбку чуть выше колен или позволяла себе открытый сарафан.
– Каждый выходной они лаялись, - горько объясняла сейчас Вера. - Сначала поорут, потом телик вместе смотрят. Я фигела от их жизни. Лучше удавиться, чем так!
…Однажды Вера не выдержала и спросила у матери:
– Почему ты не разведешься с папой?
– Не твое дело! - зло ответила та. - Мала еще в отношения родителей вмешиваться! - Но потом неожиданно добавила: - Все-таки он муж и зарплату приносит, не хочу совсем нищей стать.
Тема денег была особо болезненной в семье. Сколько Вера себя помнила, столько мама копила рубли. Ника собирала на пальто, сапоги, посуду, летний отдых… Вера постоянно слышала от нее:
– Ешь с хлебом, мяса мало. Зачем взяла второе яблоко? Фрукты рассчитаны на неделю. Осторожнее с колготками! Какая еще новая кофта? В старой походишь!
Ника не хотела понимать, что дочь растет и мечтает о любви. А какой молодой человек благосклонно посмотрит на замарашку? Девочка пыталась выпросить у родителей сапоги, косметику или страстно желаемую бижутерию, но отец лениво отвечал:
– Мать семейную кассу ведет, к ней и обращайся!
А Ника приходила в ярость, услышав робкие просьбы девочки.
– Сумку? С ума сошла! Впрочем, ладно. Накоплю и к Новому году куплю ее тебе.
Вера, опустив голову, уходила в свою переделанную из чулана комнатенку и ложилась на кровать. Перспектива обнаружить под елкой сумку не радовала. Хотелось получить ее сейчас, в мае, но Ника никогда ничего не дарила дочери без повода. Все покупки делались к дате - на день рождения или к уже упомянутому Новому году. И Дед Мороз всегда приносил ботинки или платье. А на Восьмое марта Вера ничего не ждала. Ника справедливо полагала, что в женский день презенты дарят мужчины, а Василий традиционно притаскивал один пожухлый букет мимозы, самый затрапезный, дешевле которого не найдешь. Цветы получала Ника, дочь Ярцев за женщину не считал. А еще Веру доставал телевизор. Тынц-тынц-тынц… Каждый день! С раннего утра!
Потом отец заболел, и врачи прописали ему гору лекарств. Современная фармакология творит чудеса, Ярцев остался жив, но болезнь изменила его характер, причем далеко не в лучшую сторону. У Василия стали повторяться припадки ярости. В момент, когда ему переклинивало голову, отец делался невменяемым, мог налететь на Нику с кулаками. Один раз он сильно поколотил жену. Вера не поняла, из-за чего возник скандал, она услышала вопли матери: «Верочка, скорей! Убивают! На помощь!» И… не пошла в спальню к родителям. Пусть разбираются сами. Где двое дерутся, третий лишний. И потом, мать же не велела вмешиваться в дела взрослых, вот пусть сейчас сама и выкручивается…
– Веруся, - перебила девушку Майя, - ты какие-то ужасы рассказываешь. Вы же хорошо жили!
– Меня удивляет лишь одно, - протянула я. - Почему все же Вася и Ника не развелись? Пока ты, Вера, была маленькой, понятно - Терешкина сидела дома и зависела от зарплаты мужа. Но потом-то! В последние годы Ника вполне прилично зарабатывала, ты уже заканчивала институт, собиралась пойти работать. Что держало твоих родителей вместе, если учесть, что Ярцев взял за привычку драться?
– Папа начал ревновать маму, - подхватила Вера, - как раньше. До смешного доходило! Наденет она летнее платье, его колбасит. «Не смей оголяться!» - кричит. Ну не цирк ли? Кому старуха нужна?
Я хотела сказать, что Ника вовсе не была старухой, ей только предстояло справить сорокалетие, но тут в разговор с грацией бегемота влезла Майя.
– Тебе, Вилка, не понять, - с презрением заявила она, - Ника была благородным человеком, не способным бросить больного мужа. Ярцев был ее крест, и Терешкина достойно несла его. Сколько раз она говорила: «Мне надо было развестись с Васей раньше, а теперь, когда у него здоровья нет и до смерти несколько лет осталось, подло его бросать». Вот каким человеком была Ника! Не то, что некоторые - чуть из дерьма вылезут и прежнего супруга кидают, не подходит он им для новой биографии.
Последнее ядовитое замечание явно было адресовано Виоле Таракановой, ставшей успешной писательницей Ариной Виоловой. Я уставилась на Майю. Ну и ну, пару минут назад Филипенко пела об образцовой семье, а оказывается, что Ника упоминала при ней о разводе.
– Не слишком-то мама была с тобой откровенна, - вдруг улыбнулась Вера, - только часть ее слов правда. Врачи и впрямь делали не очень радужные прогнозы относительно папиной жизни. Одни давали ему год, другие пару лет, но больше пяти не обещал никто. Говорили, что сердечно-сосудистая система у него изношена, как у столетнего старика. Мама, естественно, знала о состоянии его здоровья, поэтому и не шла на развод. Наследство получить хотела!
– Велика прибыль! - не выдержала я. - Сама же говорила, что вы от получки до зарплаты еле тянули. Разве что квартира, но она не шикарная, а самая обычная.
Вера усмехнулась.
– Мама молодец, ей бы шпионом работать - никаких тайн не выдавала. Другая мигом подругам растрепала бы, а она словом не обмолвилась. Вот, я все гадаю, она отцу-то сообщила или и его вокруг пальца обвела?
Продолжая говорить, девушка приблизилась к тайнику, вынула из него сверкающие украшения, а затем лист бумаги.
– Вот, читайте! - заявила она.
– «Ярцофф Серж, он же Ярцев Сергей Викторович, гражданин Канады…» Что это? - изумилась Майя.
– У отца был дед, - устало пояснила Вера. - Мы о нем в семье не упоминали, но однажды к нам приехала дальняя папина родственница, выпила основательно и давай приставать к родителям с вопросами: «Где Сергей Викторович? Вы его не искали?» Меня из комнаты выставили, но я под дверью подслушала и ничего необычного не услышала. Ну ушел мужчина во время войны с немцами, так теперь такое поведение не как предательство расценивается, а называется актом борьбы с коммунизмом.
…Наутро, когда баба проспалась, Вера, пользуясь тем, что родители ушли по делам, вытрясла из мучившейся похмельем тетки правду.
Во время Великой Отечественной войны Сергей Викторович Ярцев служил полицаем на оккупированной территории и отступил вместе с немцами. Дальнейшая судьба его покрыта туманом.
Иметь близкого родственника со столь черной биографией в советские годы было опасно, поэтому Василий никогда не упоминал вслух о деде и даже после перестройки не изменил этому правилу. Болтливую родственницу Ярцев больше никогда в дом не приглашал. А после смерти родителей, желая сменить матрас на кровати, Вера обнаружила тайник, и в нем, на самом дне, под драгоценностями, лежало завещание.
– Дед-предатель отдал все свое имущество в равных долях оставшимся в живых наследникам, - говорила сейчас Вера звенящим голосом. - В бумаге все подробно расписано. В Канаде у Ярцева никого нет, а в России только мои мама и папа, оба получают по половине. Вот, видишь, указано - «делится между мужем, женой, исключая детей до 25 лет». Уж я не знаю как, но мама получила это завещание и нам с папой ничего не сказала. Обманула его. Я-то ладно, мне еще двадцати пяти нет, значит, ни на что претендовать я не могу. Вот откуда квартиры и брюлики! Она свою часть денег потратила. Теперь вопрос: кто наследует имущество папы?
– Ника и ты, - выпалила я.
– О! - подняла указательный палец Вера. - Вот и ответ, почему мать развод не оформляла - ждала его смерти. Вдова получит вторую часть нехилых денег.
– Я фигею без баяна, - прошептала Майя.
– Я тоже прибалдела, - кивнула Вера. - Сначала тайник обнаружила, драгоценности и документ. Потом нашла свидетельства на дом и квартиры. Но самое главное вот!
Жестом фокусника девушка выбросила на стол темно-бордовую книжицу. Я схватила паспорт и раскрыла его. «Мазаева Вероника Алексеевна».
– Ничего не понимаю! - с отчаянием взвизгнула Майя, через мое плечо изучавшая документ. - Фото Ники. Но она ведь не Мазаева!
Вера покосилась на Филипенко.
– Особого ума не надо, чтобы сообразить: мать собиралась удрать. Приготовила фальшивое удостоверение личности. Небось задумала недвижимость продать и ноги сделать от нас с папой.
Я повертела в руках паспорт. Когда увидела все эти документы на приобретение квартир, кучу украшений, я сразу поняла, куда Терешкина тратила огромные суммы, получаемые за торговлю детьми. Но наличие завещания внесло сумятицу в мои размышления. Неужели Никин доход законен? Впрочем, одно другому не помеха. Вполне вероятно, что жилплощадь и цацки куплены на объединенные капиталы. Вот только одна существенная, на мой взгляд, нестыковочка. Если Ника ради получения второй части наследства терпела от мужа побои, то за каким чертом она решила удрать? С Ярцевым ей стало невыносимо жить рядом до такой степени, что Терешкина наплевала на перспективу получить еще денег?
Из глубин памяти неожиданно выплыла картина. Мы с Никой сидим в небольшом кафе, официант приносит счет. Терешкина выжидательно смотрит в мою сторону, потом мямлит:
– И сколько стоит плохой кофе?
– Ерунда, - отвечаю я, вытаскивая кошелек, - кто звал в харчевню, тот и платит.
На лице Ники появляется выражение радости, смешанной с осуждением.
– Ты умрешь в нищете, - не выдерживает подруга. - Нельзя так транжирить деньги!
– Зачем зарабатывать их, если не тратить? - легкомысленно возражаю я.
– Вот станешь пенсионеркой, заплачешь! - Ника выхватила из моих рук портмоне. - Ну разве можно так купюры комкать? Имей в виду, деньги обидятся и уйдут навсегда. Надо сотни класть к сотням, тысячи в другое отделение.
Тонкие пальчики Ники начали осторожно разглаживать ассигнации, на лице ее появилось молитвенное выражение…
– Эй, Вилка! - закричала Майя. - Тебе плохо?
Я очнулась.
– Нет, все нормально.
– А мне гадко, - горько заявила Вера. - Мама постоянно жаловалась на бедность, даже сахар считала, вечно меня одеждой попрекала, зудела: «Неаккуратно носишь! Сапоги четыре года служат, а у тебя за один сезон развалились». А сама была владелицей квартир, бриллиантов… Ой, погодите!
Глаза Веры зажглись огнем, руки затеребили край кофты.
– Только сейчас до меня доперло, - забубнила она. - Мать ведь умерла, да?
– Ну конечно! - воскликнула Майя.
Я предпочла отмолчаться, поскольку пока не могла со стопроцентной уверенностью подтвердить факт кончины Терешкиной. Хотя… Фальшивый-то паспорт все еще лежал в тайнике! Но, может, у Ники два документа? А брюлики она что, оставила? Убежала, бросив накопленное? Это невозможно, она должна была все взять с собой. Неужели в «Оноре» все-таки погибла Ника? Нет, нет, она не могла иметь сексуальный контакт с двумя мужиками в один день. И еще гонорея. Это не про Терешкину, я очень хорошо знала Нику. Впрочем, если вспомнить только что прозвучавший рассказ Веры, становится понятно, что я не имела никакого понятия о характере хотя и не самой близкой, но все же подруги. Видела лишь верхнюю часть айсберга, а как известно, нижняя обычно намного больше.
– Мама умерла, папа тоже, других детей нет… - шептала Вера. - Я же наследница! Всего - квартир, украшений… Я богата! Я…
У девушки закончились слова. Громко зарыдав, она повернулась и побежала в сторону кухни.
– Веруся, - взвыла Майя, бросаясь следом, - сейчас сварю тебе какао! Оно успокаивает.
Я осталась одна посреди разгромленной спальни. Так кто погиб в отеле? Ника или Настя? Первая занималась продажей детей в секс-рабство, вторая пыталась найти гнездо преступников. Терешкина знала о гостинице «Оноре». Откуда? Прочитала в газете объявление о сдаваемых номерах и решила сделать отель своим, так сказать, офисом? Обычно в таких шалманах никакого фейс-контроля нет, но «Оноре» сильно отличается от ему подобных мест, туда впускают только проституток и постоянных клиентов. Под какую категорию подпадала Ника? Ну явно не под первую. Так кто мертв - Настя или Терешкина? Труп один, пропавших двое. Есть от чего сойти с ума! Ладно, сейчас еще раз изучу завещание и начну действовать. Но сначала съезжу домой, отвезу Стелле продукты и кое-что из одежды.
