Глава 33
Николай тяжело вздохнул.
– Я не хочу, да и не имею сейчас права вдаваться кое в какие подробности, но, после того как к власти в СССР пришел Горбачев и началась гражданская война, члены нашей организации решили, что мне следует уйти из КГБ, и я превратился в летучего агента.
– Это кто такой? – разинула я рот.
Шнеер побарабанил пальцами по столу.
– Помните, я говорил, что возмездие не всегда настигало преступников? Более того, попав в руки Фемиды, кое-кто избегал наказания вообще. Суды словно не видели предоставленные нами бумаги, законники начинали требовать живых свидетелей, но чем больше лет проходило с конца войны, тем меньше оставалось людей, могущих воскликнуть: «Да, вот он руководил расстрелами».
Мы начали терпеть поражение. В начале восьмидесятых годов нами был передан правосудию некий Роман Злотник, почти девяностолетний старец. Но в свое время он являлся одним из тех, кто массово уничтожал людей в Минске. Мы подготовили кучу документов, имелись снимки и даже парочка живых свидетелей. Все шло к тому, что Злотник получит высшую меру, но… его отпустили.
– Как? – подскочила я. – Почему?
Николай дернул плечом.
– У мерзавца было онкологическое заболевание, его отправили лечиться. Негуманно держать под следствием тяжелобольного старика. А о том, что он, будучи молодым и здоровым, истребил тысячи людей, как-то забылось.
Этот случай очень сильно подействовал на тех, кто занимался поисками, организация раскололась на две части. Одни члены требовали соблюдения строжайшей законности и передачи всех дел в суд, другие были полны решимости самим наказывать убийц.
– Какой толк отдавать преступников правосудию, их все равно освобождают, – заявляли они, – собаке собачья смерть.
В результате получились две партии: «законники» и «летучие агенты».
– Вы стали тем, кто сам наказывал убийц? – уточнила я.
Шнеер кивнул.
– Да. Только поиск предателя и сбор доказательств занимает годы, летучий агент порой вынужден бросить семью. Во-первых, он не может подвергать опасности жену и детей, а во-вторых, нельзя, чтобы на агента оказывали давление. Если вашей семье угрожают, скорей всего вы приметесь ее защищать. А кое-кто из преступников, поняв, что его вычислили, вступал в борьбу, поэтому летучий агент должен быть одиноким, ему нельзя ни к кому привязываться, ясно?
Я кивнула.
– Вот почему вы «умерли»!
– Да, именно так, – кивнул Шнеер, – в то время нас в Москве имелось четыре человека, фамилий не назову, должностей тоже. Все при чинах и возможностях. Естественно, я не один организовывал свою «смерть». Ну а после похорон не оставил семью, Нина регулярно получала деньги.
– Жена не знала о вашем занятии?
– Нет.
– Но почему?
Шнеер вздохнул.
– Нина Алексеевна хороший человек, верная супруга, отличная хозяйка, но этих качеств недостаточно для того, чтобы стать членом организации. К сожалению, Нина невоздержана на язык, слегка глуповата, в историю с возвращением долга она поверила сразу, что характеризует ее с определенной стороны. Вы согласны?
Я кивнула.
– Да. Но неужели вам никогда не было жаль супругу и дочь? Они так горевали о муже и отце.
Николай нахмурился.
– Летучему агенту приходится делать выбор между долгом и личным счастьем. И потом, я ведь все равно умру, и жене с дочерью придется рыдать на могиле, просто ситуация разыгралась раньше, горе пришло быстрее.
Я не нашлась, что возразить, а Шнеер методично продолжал рассказ:
– За годы, прошедшие с начала восьмидесятых, наша группа выявила и убрала пять предателей, возмездие неотвратимо настигло негодяев!
Я молчала. А что было сказать? Позиция Николая и его соратников понятна, но ведь виновность человека определяет суд, лишь после приговора может быть наказана та или иная личность. Но если Фемида делается не только слепой, но еще и глухой, безрукой и безъязыкой, тогда как? Заниматься судом Линча? Разве это хорошо? А оставлять безнаказанными военных преступников правильно?
– Но в последнее время работать становилось все тяжелее, – продолжал тем временем Николай, – мои помощники умирали.
– Их убивали?!
– Нет, увы, возраст, болезни, – пояснил Шнеер, – мы ведь тоже не делались с годами моложе, а новые кадры не находились. Молодежь сейчас не особо готова воевать за справедливость, хочет денег, но иметь дело с платным агентом опасно, он покупаем, как одной, так и другой стороной. И в конце концов я оказался почти в вакууме, срочно требовалось найти надежного человека, который бы подхватил из моих слабеющих рук оружие и довел начатые дела до конца. Я долго мучился, искал необходимое лицо и понял: надо подключать к делу родную дочь, Людмилу Звонареву.
– Господи! – вырвалось у меня.
Николай, не замечая реакции слушательницы, продолжал:
– Мила дочь и внучка Шнееров, она была воспитана мною, Сарой и Исааком в правильном ключе, Нина с ее генетикой и тупыми нотациями не сумела испортить девочку, и я рискнул. Вызвал Людмилу и открылся ей, произошло это несколько лет назад.
– Господи, – тупо повторила я, – вот, значит, что она имела в виду, когда говорила Кате Симонян о какой-то правде, которую никому рассказать не может, вот откуда знала о всяких шпионских примочках. Зашел у нас как-то о них разговор, и я очень удивилась осведомленности Милы!
– Мы поняли друг друга, – без какой-либо эмоциональной окраски вещал Николай, – и разработали совместный план. Передо мной стояла задача отыскать того самого Федора Соколова, бывшего школьника из Мотова. Он, по моей пока предварительной информации, жил во Франции и являлся одним из известных кинопродюсеров. Мерзавец всегда передвигается в кольце охраны, наверное, до сих пор боится мести, его дом имеет бронированные стекла, а автомобиль похож на танк. Естественно, он живет под иным именем и фамилией, но чем дольше я занимался делом, тем больше понимал – это Федор Соколов, человек по горло в крови не только евреев, но и людей других национальностей. Была всего лишь одна возможность приблизиться к мерзавцу, раз в году он устраивает бал для кинематографистов, приглашает на него в том числе и российских звезд. Вот там Соколов оказывался без охраны, охотно, несмотря на более чем почтенный возраст, танцевал с актрисами, пил шампанское. Людмила работала в кинематографе, теоретически она имела шанс получить приглашение на вечеринку к Соколову, подлец не скрывал, что является русским, и охотно принимал деятелей кино с родных просторов, но только звезд. Дело было за малым, сделать из Милы суперстар!
– И вы преуспели, – прошептала я, – шантажировали Волка, в свое время украли бумаги!
Николай кивнул.
– Да. Никита подлец, за что и получил по заслугам.
– Вы убили его!
– Нет, конечно. Зачем? Всего лишь вынудил снимать Милу в главной роли. Кстати, Волк не прогадал, Люда оказалась очень талантлива, просто ей до тех пор не везло, ну не обращали на нее внимания режиссеры. Я же сразу понял, дочь гениальная актриса, способная исполнить любую роль.
– Это она изображала старуху с котом на той квартире, куда Богоявленский принес папку, – догадалась я.
Шнеер кивнул.
– Точно. После сериала «Стужа» дела Милы резко пошли в гору, она стала сниматься в разных лентах. Мила была очень талантлива как актриса и великолепна в качестве нашего агента, умная, быстрая, умеющая перевоплощаться. Но, увы, при всех достоинствах, она оставалась женщиной, патологически любящей мужа, а Константин стал охладевать к супруге. Это естественно, чувства в браке меняются, но Людмила не хотела смириться с подобным развитием событий и придумала идиотскую игру с Интернетом, ей страстно хотелось, чтобы муж снова влюбился в нее. Когда я узнал о «забаве», то моментально, как отец и одновременно начальник, велел прекратить это. Мила вроде послушалась, но теперь я понимаю – соврала она, любовь оказалась сильнее долга!
– Похоже, она стеснялась того, что затеяла, – прошептала я, – у нас дома не рассказала правду про затею, понесла про какого-то Конрада, билеты в театр. Стала лепетать, что только два раза ходила в Паутину… Отчего прямо не призналась?
– Сами уже ответили на этот вопрос, – нахмурился Шнеер, – она стеснялась выглядеть дурой. Взрослая женщина прикидывается другим человеком, дабы соблазнить собственного супруга. Идиотство! Но именно из-за него все и случилось, несчастье и смерть. А как все было подготовлено! «Стужу» приняли сразу на «ура»!
– А откуда вы взяли деньги на сериал? – наивно спросила я.
Николай прищурился.
– Мне их дали друзья, далее без комментариев, – отрезал Шнеер.
– Понятно, – шепнула я, – действительно, глупый вопрос. Значит, Никиту вы не убивали?
– Нет, – помотал головой Шнеер, – мы занимаемся лишь бывшими пособниками нацистов. Волк скончался от инфаркта, он ведь был уже пожилым человеком.
– А Олег Ремизов уверял, что его убили!
– Он ошибался, кончина Волка, человека извилистой судьбы, естественна, – тоном преподавателя математики пояснил Шнеер, – основная заповедь летучего агента звучит так: покарай преступника, но не навреди обычному человеку. Нас интересуют лишь пособники нацистов. Уголовники, «стукачи» и прочие мерзавцы не наше дело.
– Но Волка вынудили к сотрудничеству, – начала было я.
– Не стоит сейчас обсуждать сию ситуацию, – оборвал меня Николай, – я в свое время нарушил все должностные инструкции, чтобы помочь Владлену Богоявленскому, лучшему другу, которого считаю братом. Я не просто украл кое-какие доносы Волка, а еще ходил в определенные кабинеты, вымаливая для Владлена жизнь. Где Бурмистров и Коган? То-то! Давно в могиле, а Владя жив. Но он слабый человек, трус, позер и, увы, болтун. Мне, чтобы получить бумаги, которыми можно было припугнуть Никиту, пришлось обратиться к Владе. Я очень не желал этого делать, но, увы, иной возможности получить документы не имел. Организовывать грабеж квартиры Нинки я не хотел.
– Стойте!
– Что такое?
– Нина не знала о тайнике?
– Нет, конечно. Я не доверял жене до такой степени, более того, для нее являлось тайным и место моей работы. Нина Алексеевна считала мужа сотрудником некоего секретного НИИ.
Я прищурилась.
– Понимаете, в свое время Нина звонила Владлену и устроила скандал, потребовала от Богоявленского денег, велела ему приехать, повторяя «я знаю все», а когда поэт прибыл к вашей супруге, та вдруг заявила, что не звала его. Богоявленский слегка повздорил с Ниной, и та вдруг сказала: «Ты хуже Никиты Волка!» Выходит, она что-то знала или о чем-то слышала!
Николай потер ладонью затылок.
– Нина истерична, она умеет закатить скандал на пустом месте, потом мгновенно остывает. А еще, я разбаловал ее, решал все проблемы. Оставшись одна, она сначала растерялась, а потом, решив, что Владлен обязан ей помогать, налетела на моего друга. Пока Владя ехал к Нине, та остыла и сделала вид, что ничего не произошло. Она такое со мной часто проделывала. Что же касаемо Волка… Довольно давно мы были у Богоявленских на дне рождения Ани. Поэт уже считался опальным, поэтому гостей никаких, только я и Нина. Жену вдруг понесло, она стала кричать, что мы неудачники, мало зарабатываем, славы не имеем. Сначала досталось мне: сижу, как дурак, в НИИ, в свет не выхожу и т.д., потом по полной получил Владя, в пылу Нина крикнула:
– Вот Никита Волк! Вот чьей жене повезло! Да уж! И слава! И деньги! Все есть!
Тут Владя встал и ушел, за ним комнату покинула Аня. Нина испугалась и притихла, а я сурово сказал ей:
– Никита Волк совершил нехороший поступок по отношению к Богоявленским, ты сейчас очень обидела Аню и Владю.
Но это было все. Нина потом плакала, извинялась, друзья простили ее, но, видно, мое объяснение засело у супруги в мозгу, вот она, решив посильней ущипнуть Владю, и крикнула:
– Ты хуже Волка!
Нина ничего не знала ни о моей работе, ни о каких других делах!
– И супруга не рылась в книгах, не вытирала пыль и никогда не видела том-коробку? – не успокаивалась я.
Николай улыбнулся.
– Даша, вы не книголюб. Старые издания не следует трогать, чем реже открываете шкаф, где они хранятся, тем лучше. Нина не лазила по полкам с тряпкой, ей еще Исаак запретил подобные действия. И такие тома не читают, их просто коллекционируют.
– Но зачем вы украли доносы Волка?
Шнеер неохотно признался:
– Взял из архива, а назад вернуть не сумел. Пока читал дома документы, сотрудник, который в нарушение всех правил дал мне бумаги, скончался, вот и пришлось их припрятать, я просто не сумел вернуть их на место.
– Надо же, не выкинули!
– Деточка, – спокойно сказал Николай, – в этой жизни никогда ничего выбрасывать нельзя, в особенности бумаги, совершенно не знаешь, что случится дальше, могут пригодиться и пригодились! Но мне пришлось связаться с Владей. Я дал ему потом некий номер телефона и объяснил, что следует сказать, дабы, если понадоблюсь другу, меня предупредили о звонке. На днях Владя позвонил, рассказал о вашем визите и о том, что он, Богоявленский, сильно понервничал и в пылу истерики не выдержал, не сумел сохранить тайну и растрепал о мнимой смерти Николая Шнеера. Я, кстати, после смерти Милы приглядывался к вашей семье и быстро понял, что вы ищете убийцу актрисы. Арест Константина меня расстроил, статьи в газетах огорчили еще больше, помните, я говорил об основном принципе летучего агента? А тут получилось, что страдают невинные, вы и Константин, я стал размышлять над ситуацией и понял, как действовать.
– Значит, это не вы велели Пищикову писать о нас гадости? – заорала я.
– Бог мой! Конечно, нет! Он сам напридумывал невесть что, – возмутился Шнеер, – мальчишка – дурак. Кстати, он в больнице.
– Вы…
– Мне и в голову бы такое не взбрело! Артур опубликовал цикл вранья об эстрадной певице Салли, а ее любовник возмутился и нанял парней, которые отдубасили борзописца, – ответил Николай, – у меня есть хорошие связи в милиции, от осведомителей я и узнал суть дела.
– Так кто убил Милу?!!
Николай сунул руку в карман, вынул оттуда коробочку и открыл ее.
– Вот.
Я уставилась на большой старинный перстень с нежно-зеленым изумрудом.
– Это что? Хотя погодите-ка! Подобное украшение появилось у Людмилы некоторое время назад. Она рассказывала, что купила его в Питере, в антикварном магазине, кольцо очень нравилось Миле. Как драгоценность попала к вам?
– Это не то кольцо, другое, – ответил Николай. – Людмила таки получила приглашение от Федора Соколова, ей предстояло в декабре ехать на бал и там убить преступника.
– Как?!
– Для этого было сделано кольцо и придумана легенда про антикварный магазин. Смотрите, если привести в действие хитроумный механизм, из-под камня показывается иголочка. Надо лишь нажать на изумруд особым образом. Вот так! Видно?
– Да, – прошептала я.
– Внутри яд, смертельный, практически неизвестный европейским экспертам. Подавляющая часть специалистов, вскрыв тело, вынесет вердикт: смерть естественна, инфаркт. В мире есть всего пара людей, умеющих определить отравляющее вещество, но один из специалистов живет в Боливии, другой в Африке. Люда должна была улучить момент и кольнуть Федора, смерть на балу, среди множества людей была бы сочтена некриминальной. Соколову много лет, он ведет, мягко говоря, нездоровый образ жизни. Инфаркт и делу конец. Ясно?
– Ага, – кивнула я.
– Значит, вы сейчас берете кольцо и везете к следователю, вот координаты мужчины, телефон, фамилия, имя. Кладете драгоценность на стол и сообщаете: «Делали в доме генеральную уборку и под шкафом в прихожей обнаружили перстень, он не наш, принадлежал Людмиле Звонаревой. Может, он нужен для следствия?»
– И что? – вытаращила я глаза.
Николай насупился.
– Российские специалисты оказались слишком толковыми. Когда Мила погибла, я не сомневался, что эксперт сообщит: «Инфаркт», – и дело будет похоронено.
Но невесть каким образом в уголовном розыске поняли: Звонареву отравили неизвестным науке ядом, и понеслось! Арестовали невиновного Константина, потом грязь полилась на вас.
– Так кто убил Милу?!!
– Кольцо Людмила должна была носить постоянно, привыкнуть к нему, научиться автоматически пользоваться механизмом, – медленно продолжил Николай, – и она его не снимала. Но потом случилась дикая история с Интернетом, Мила решила вновь влюбить в себя собственного мужа, разгорелся скандал, Константин приехал в ваше Ложкино, началась драка, во время которой случайно сработал механизм, выскочила игла. Такого не должно было случиться никогда, мы не раз использовали перстни, они абсолютно безопасны для агента, но… Говорят, что и незаряженное ружье стреляет.
– Она сама себя убила!!!
– Да. Вы отвезете перстень следователю, а тот получит всенародную славу, расскажет журналистам о старинном кольце, сделанном в семнадцатом веке… В общем, приготовлена целая история, борзописцы будут в восторге, яд, тайны, – мрачно закончил Николай.
– А следователь поймет, в чем дело?
– Да! Вы просто отнесите кольцо. Константина немедленно освободят, а тот же Пищиков прямо на больничной койке начнет строчить об обитателях Ложкина совсем иные статьи.
– Вы уверены, что сотрудник милиции адекватно отреагирует на улику? – лепетала я.
– Да, более того, он ждет вас.
Я вздрогнула.
– Хорошо. Мне положить перстень в сумку?
– Можете надеть на палец.
– Нет!!!
Шнеер кивнул.
– Как хотите, только отнесите. Я обязан спасти невиновного Константина Звонарева, и вы единственный человек, который может мне помочь. Все логично, Мила умерла в вашем доме, ее отравили, а теперь вы же обнаружли перстень, случайно закатившийся в дальний угол.
– А где кольцо Милы? То, что было у нее на руке?
Николай медленно встал.
– Не знаю. Вполне вероятно, что его украли санитары, которые везли тело в морг, польстились на дорогое украшение, к сожалению, подобные истории не редкость. Вы помните, как останки забирали из Ложкина?
– Нет, – прошептала я.
– Осматривали Людмилу после смерти?
– Нет.
– И не можете вспомнить, имелось ли на ее пальце кольцо?
– Конечно, нет! Да и кто в подобной ситуации станет обращать внимание на такие мелочи! Человек умер, не до ерунды, – воскликнула я.
Николай кивнул.
– Верно, только людям, работающим на трупоперевозке, тело не кажется человеком. Думаю, кольцо украли. Вот что, Даша, езжайте к следователю и отдайте перстень. Никто, кроме вас, не сумеет этого сделать. Надеюсь, понимаете, почему?
Я медленно поднялась с табуретки.
– Да. Членам моей семьи не следует знать правду о Людмиле, а посторонний человек нигде не мог найти перстень. Самое логичное объяснение: он упал и закатился под шкаф.
– Рад, что мы друг друга поняли, – без всяких эмоций довершил разговор Николай.
