Глава 15

Многие люди, чей возраст перевалил за полувековую отметку, не доверяют компьютерам, Марина Семеновна была из их числа – имена своих пациентов она предпочитала хранить на бумаге. Я стала внимательно изучать записную книжку. Около некоторых фамилий стояли галочки, другие украшали крестики. Разобраться в системе знаков можно было лишь эмпирическим путем, и я набрала один из телефонных номеров.

– Алло, – проскрипел старушечий голос.

– Позовите Ладу Антоновну.

– Она уехала жить в Израиль, – ответила бабка и отсоединилась.

Я обратилась к другому набору цифр.

– Фирма «Неаполи», здравствуйте, Инна.

– Как связаться с Лидией Нарусовой?

– С кем? – удивилась секретарь.

– Вас беспокоят из стоматологической клиники, Лидия Нарусова просила предупредить ее, когда будет окно у ортодонта, – защебетала я, – в качестве контактного указала этот номер телефона.

– Секундочку, – воскликнула секретарь.

Из трубки полилась музыка. Интересно, как бы отреагировал Бетховен, узнав, что его произведения используют в качестве заставки? Современники утверждали, что у великого композитора был на редкость вздорный характер. Кстати, я думаю, что вредность объяснялась его глухотой.

– Вы слушаете? – вновь подключилась девушка.

– Да, да, – обрадовалась я.

– Спасибо за ожидание. Нарусова уволилась в связи с переездом в другой город, – сообщила секретарь.

Потратив больше часа на звонки, я пришла к простому выводу: крестиками помечены клиенты, которые по той или иной причине перестали пользоваться услугами Коваленко, а галочки стоят возле тех, кто продолжает посещать врача. Первых было неизмеримо больше – похоже, у Марины Семеновны возникли крупные проблемы с практикой. Но в списке нашлось три фамилии без всяких опознавательных знаков. Иванова среди них не значилась, но во мне крепла уверенность: Марина Семеновна соврала, и медсестру, допустившую промах со снимками, звали отнюдь не Катей Ивановой. Может, она была Юлией Альбац? Именно такой оказалась первая фамилия без галочек и крестиков.

Трубку сняли сразу.

– Торговый дом «Орто», – произнес приятный баритон.

– Позовите, пожалуйста, Юлию Альбац.

– Минуту.

Заиграла музыка, на сей раз «концерт для мобильного» был написан Моцартом.

– Слушаю, – зазвенел фальцет, – Альбац.

– Добрый день, мне ваш телефон дала Марина Семеновна Коваленко, и…

– Ну вот что, хватит! – перебила меня женщина. – Ей-богу, это уже слишком! Я глубоко сожалею, что связалась с госпожой Коваленко. Если она намерена подавать в суд, то пусть поторопится. Но у нее ничего не выйдет. Заказ на стоматологическое оборудование Коваленко произвела пятого августа, а цены фирма повысила десятого июля. Да, в каталоге стоит меньшая сумма, но там просто не успели ее исправить. Никто не сможет заставить нас вернуть госпоже Коваленко, как она уверяет, переплату.

– Понятно, – бормотнула я и отсоединилась.

Ладно, едем дальше. Алиса Турова. Теперь я попала не в офис.

– Алле, – прохрипела старушка, – алле…

– Можно Алису?

– Кохо?

– Турову.

– Чехо?

– Алису! – заорала я.

В трубке зашуршало, потом раздался ломающийся басок подростка:

– Это кто?

– Добрый день.

– Чего надо?

– Позовите Алису, пожалуйста.

– Кого?

– Алиса Турова здесь живет?

– Нет, – коротко сообщил паренек и явно собрался повесить трубку.

– Постойте! – закричала я.

– Чего?

– Мне очень надо поговорить с Туровой.

– Супер! – довольно странно отреагировал подросток.

– Не подскажете, как ее найти?

– Вы ваще кто?

– Подруга Алисы. Мы давно не встречались, я уехала жить за границу, сейчас вернулась, привезла ей подарок, – изложила я привычную версию.

– Прикольно, – протянул парнишка. – Квартиру мы с бабушкой снимаем, Алиса умерла.

– Погоди, пожалуйста, не бросай трубку! – закричала я.

– Чего еще? – равнодушно поинтересовался юноша.

– Давно ее похоронили?

– Года два назад.

– Она попала под машину? – наобум спросила я.

– Угадали, – согласился собеседник. – Но подробностей я не знаю. Чао!

Некоторое время я сидела, навалившись грудью на руль. Потом вылезла из машины и поднялась в квартиру к Коваленко.

– Это снова вы? – изумилась Лена. – А Марина Семеновна занята.

Из-за двери кабинета слышался противный писк бормашины – похоже, медсестра не лгала.

– Я посижу в приемной, почитаю журнал, – миролюбиво сказала я.

– У доктора запись до ночи, – Лена попыталась избавиться от назойливой посетительницы.

– Хорошо, – улыбнулась я.

– Вы сегодня к ней вряд ли попадете.

– Ничего, подожду, я никуда не тороплюсь.

– Марина Семеновна не оказывает помощь в строго обозначенные часы приема, – чуть не заплакала Лена, – лучше вам приехать в удобное ей время.

– И когда Коваленко может меня принять? – поинтересовалась я.

Секретарша попалась на крючок. Она раскрыла большой ежедневник, полистала пустые страницы и ответила:

– Ну… недели через три.

Я усмехнулась.

– Надо же, сколько у дантиста клиентов!

– Марина Семеновна изумительный врач… – завела Лена.

И тут дверь кабинета распахнулась, в холл вышел мужчина в бахилах, за ним показалась Марина Семеновна. Взгляд ее переместился влево, она увидела меня и переменилась в лице.

– Вы? Снова здорово!

– Да, – состроила я гримасу, – с острой болью! Неоказание помощи страдающему человеку преступно!

В глазах Коваленко зажглись злые огоньки. Я поставила ее в безвыходное положение: мужчина еще не ушел, ему предстоит расплатиться, он проведет в приемной минут десять. Нельзя же в его присутствии гнать меня вон! Некрасиво получится.

– Пилой челюсть дробит, – живописала я свои муки, – огнем жжет! Терпеть невозможно, сделайте что-нибудь, я не доживу до утра! Умоляю!

– Проходите, – не разжимая губ, процедила Коваленко и распахнула дверь в кабинет. – Бахилы не забудьте.

Не успели мы оказаться вдвоем, как Марина Семеновна зашипела:

– Что за спектакль? Какая боль? Зачем вы снова пришли? Я могу и милицию позвать!

– Нет, – помотала я головой.

– Если не хотите иметь дело с представителями закона, тогда уходите.

– Говоря «нет», я имела в виду, что вы никогда не обратитесь в милицию, – сурово ответила я. – Кстати, знаете, что ваша медсестра, Алиса Турова, та самая, что подменила снимки, погибла? Девушка попала под машину.

Коваленко сгорбилась на табуретке и ничего не сказала. Я села на стул, стоявший около письменного стола, и начала рассказывать про цепь несчастных случаев, произошедших со всеми, кто был так или иначе связан с Фоминой.

– Есть еще две жертвы, о которых вам неизвестно, – вдруг произнесла доктор. – Дима и… я.

– Вы живы, – напомнила я.

Марина Семеновна вытащила из письменного стола сигареты.

– Ну да, – согласилась она, – как биологический организм. В том смысле, что я хожу, разговариваю, ем, пью. Но внутри-то пустыня! Поверьте, я не знала, что Алиса подменила снимки. Взяла ее на работу в кабинет, желая иметь на глазах… Ладно, давайте по порядку.

Марина Семеновна давным-давно развелась с мужем и одна воспитывала сына Диму. Мальчик, несмотря на отсутствие отца, вырос послушным, тихим, отлично учился, занимался спортом, не хамил маме, слушал ее советы. О таком ребенке мечтает абсолютное большинство женщин, вот только рождаются «подарочные» мальчики крайне редко. Марина правильно оценивала свое счастье и всегда повторяла:

– Как же мне повезло! Имею такого чудесного сына!

Наверное, добрый боженька любил Коваленко. Когда Дима закончил школу, Марина Семеновна встретила Олега Турова, и они стали жить с ним гражданским браком.

У Олега были дочь и мать, бойкая дама неопределенных лет по имени Бекки. В паспорте она, правда, значилась как Анна Петровна, но мадам всегда представлялась на иностранный лад. Бекки носила розовые мини-юбки, отчаянно красилась и выглядела моложе сына.

– Во сколько лет она тебя родила? – однажды спросила Марина у любовника.

Олег усмехнулся.

– Тайна, покрытая мраком. Сам не знаю, думаю, в пятнадцать, хотя не уверен. Возраст Бекки – это великий секрет.

– С ума сойти! – покачала головой Коваленко.

– Не надо ее осуждать, – вдруг обиделся Туров. – Детство у Бекки было тяжелое, она росла в приюте, родителей не имела, пришлось самой пробиваться. Она работает с двенадцати лет, сначала вагоны в депо мыла, а потом стала проводницей на поезде Москва – Владивосток. Неделя туда, неделя назад, пара дней на отдых, и все сначала. Подонков на свете много, ее изнасиловали, вот так я и получился.

– Ужасно, – прошептала Марина. – Как же малолетней девочке разрешили работать?

Туров пожал плечами.

– Детдом такой был, педагоги ребят внаем сдавали, как рабов. Сироты трудились, а воспитатели себе их зарплату забирали, детям на конфеты пару рублишек оставляли.

– Кошмар! – затряслась Марина. – Я и предположить не могла, что в советской стране подобное происходило! Вроде при коммунистах порядок был.

– Всегда существует дно, – грустно подвел итог Туров, – ты просто никогда так низко не опускалась. А Бекки не повезло, у нее не было ни детства, ни юности, вот теперь она и отрывается, носит плюшевые мини-юбки. Можно над ней посмеиваться, а можно уважать, ведь благополучия она добилась сама: квартиру приобрела, меня выучила. Я, кстати, ни в чем не нуждался, имел в детстве все: игрушки, фрукты, хорошую одежду.

– Неужели проводники так много зарабатывают? – удивилась Марина.

– Оклад невелик, но возможности большие: безбилетного пассажира можно в служебное купе посадить, посылку взять или, скажем, дефицитом приторговывать. Ну, допустим, купить во Владике икры у браконьеров, в Москве проверенным людям продать, а во Владивосток из столицы книги привезти, – Олег начал объяснять схему получения прибыли. – Помнишь небось, что при советской власти все в дефиците было, особенно жрачка, а Дальний Восток – это рыба, крабы. Да еще китайцы со своими товарами и лекарственными травами. Бекки лихо во всем разбирается, никогда не ошибается, возит под заказ, у нее везде свои люди.

Марина выслушала Олега и более разговоров о его матери не заводила. В конце концов, отношения их не оформлены, брак гражданский, кто ей Бекки? Однозначно не свекровь, не стоит и переживать по этому поводу. Да и видела Марина Бекки всего несколько раз, семейные застолья у Туровых не были приняты. Коваленко даже не знала, есть ли у любовника еще родственники, кроме матери и дочери. Из случайных оговорок ей показалось, будто у Бекки имеется сестра, но это были именно случайные оговорки. Стоматолог не расспрашивала Турова, а Олег вовсе не горел желанием вести долгие беседы о своем генеалогическом древе. Впрочем, он не интересовался и родными Марины.

Бекки тоже не лезла к любовнице сына с дружбой. Она работала по-прежнему проводником, а в свободное время бегала по подружкам, тусовалась безостановочно, и не только выглядела молодо, но и вела себя так, словно была одногодкой своей внучки Алисы. Никаких неприятностей мамуля любовника Марине не доставляла, а вот его дочка! Она стала настоящей проблемой.

Алиса появилась на свет в результате скоропалительного студенческого брака Олега. Ни Туров, ни его девушка Ира не собирались расписываться и уж тем более заводить детей. Но глупая Ирина, однокурсница Олега, сообразила, что беременна, чуть ли не накануне родов. Она была полной, любила хорошо поесть и растущий живот просто не замечала.

Пришлось ставить штамп в паспорте. Неизвестно, как бы сложилась жизнь пары, но Ира из роддома не вернулась – у беззаботной толстушки обнаружился порок сердца, ей нельзя было ни беременеть, ни рожать.

Как врач, Марина Семеновна понимала, что из Алисы не могло вырасти ничего хорошего, с генетикой не поспоришь, а у дочери любовника наследственность была подпорчена со всех сторон – ее бабушка Бекки, отвязная дама непонятного происхождения, отец Олег рожден невесть от кого, мать Ирина, безголовая особа, не думавшая ни о чем, кроме собственного удовольствия. Ну какой цветок мог вырасти на подобной клумбе? Вот и получился репейник.

Алиса существовала сама по себе. Бекки моталась по городам, Олег учился, девочку воспитывали любовницы отца. Результат не замедлил сказаться: в дневнике дочери были одни двойки и замечания. Десятилетку Алиса не закончила, пошла в медучилище, и там, по непонятной причине, оказалась вдруг на хорошем счету.

Марине Семеновне Алиса нравилась еще меньше, чем Бекки. Девочка слишком ярко красилась, курила, смело вступала в разговоры со старшими и постоянно тиранила отца просьбами о деньгах. Подруги у нее были соответствующие, из общего ряда выбивалась лишь Наташа Фомина.

Марина Семеновна была удивлена, когда узнала, что ее постоянная пациентка, дочь Виктора и Ксении, дружит с Алисой. Кстати, именно благодаря Наташе Марина и познакомилась с Олегом. Один раз девушка пришла в неурочный час и привела к стоматологу Алису – у той раздувался флюс.

– Помогите, пожалуйста, – попросила Ната, – это моя подруга.

Марина Семеновна провела нужные манипуляции, а потом выяснилось, что у нежданной клиентки нет с собой денег.

– Ой! – воскликнула Ната, когда Коваленко протянула Алисе квитанцию. – Черт! Чем платить будешь?

– Сейчас папе позвоню, – простонала Алиса.

Через полчаса примчался Олег и расчитался за дочь. Потом Туров сам пришел на прием… Дальнейшее понятно. По идее, Коваленко должна была испытывать благодарность к Фоминой и Алисе (не приди они к дантисту, не видать бы последней личного счастья), но Марина испытывала лишь глубочайшее недоумение. Наташа Фомина, девочка из хорошей семьи, умненькая, ухоженная, начитанная, что ее может связывать с оторвой Алисой?

– И что? – в нетерпении перебила я стоматолога.

Коваленко взяла со стола лист бумаги и начала складывать его.

– У вас есть дети? – вдруг спросила она.

– Двое, мальчик и девочка, – решив не вдаваться в подробности, ответила я.

Дантист отложила бумажку.

– Кое-кто из моих подруг, видя, как я балую сына Диму, предостерегал меня: «Вот привыкнет парень и охамеет». Только я до сих пор уверена: любовью испортить нельзя. Если вы, конечно, любите ребенка, а не откупаетесь от него. Закрученные гайки хуже открытого крана, рано или поздно давление возрастет и сорвет все преграды. Вот так получилось с Фоминой.