18

Однако в день, на который было назначено интервью, Грэм удивил и Крофорда, и Блума. Он сам встретил Лаундса на входе, старательно скрывая холодный взгляд голубых глаз за приветливым выражением лица.

Атмосфера штаб-квартиры ФБР оказала на Лаундса благотворное воздействие. По мере сил и он старался быть вежливым. Быстро и без лишнего шума подготовил к работе магнитофон и фотоаппарат.

Единственное, что Грэм наотрез отказался показать, так это дневники миссис Лидс и личные письма других жертв.

Во время интервью Грэм вежливо ответил на все вопросы. Оба — и он, и Лаундс — сверялись с записями, сделанными во время беседы с доктором Блумом, причем вопросы и ответы часто перефразировались.

Доктор Блум не испытывал особого восторга насчет планов Крофорда, однако к концу встречи он все-таки изложил свои соображения по поводу Зубастика. Остальные слушали его с не меньшим вниманием, чем начинающие каратисты — лекцию по анатомии.

Доктор Блум сообщил, что поступки Зубастика, а также содержание письма указывают на наличие у него «проективного бредового состояния, компенсирующего острое ощущение собственной неполноценности». Разбитые зеркала позволяют думать, что это ощущение связано с дефектом внешности. Резкое неприятие прозвища Зубастик — слова уменьшительного, как бы намекающего на недостаток мужественности — объяснялось, как считал доктор Блум, сильным подсознательным страхом оказаться гомосексуалистом. Это мнение доктора Блума было основано на одном любопытном наблюдении, сделанном в доме Лидсов: следы крови указывали на то, что после того, как был убит Чарльз Лидс, убийца натянул на него шорты. Доктор Блум был уверен, что это было сделано для того, чтобы подчеркнуть полное отсутствие интереса к Лидсу.

Доктор Блум заметил также, что у садистов уже в самом раннем возрасте проявление агрессивности связано с удовлетворением сексуальных потребностей. Акты жестокости, направленные преимущественно на женщин и совершаемые в присутствии членов их семей, — не что иное, как агрессия, направленная на фигуру матери. Меряя шагами комнату, Блум говорил все это большей частью для себя самого, то и дело называя объект своего анализа «дитя ночного кошмара».

Слыша в голосе Блума жалость и сострадание, Крофорд предпочитал смотреть куда-то в пол.

В интервью Фредди Лаундсу Грэм сделал такие выводы, которые не сообщил бы ни один следователь и не напечатала бы ни одна уважающая себя газета.

Он предположил, что Зубастик уродлив с виду, импотент, когда дело касается женщин, и даже солгал, заявив, что убийца имел близость со всеми своими жертвами мужского пола. Грэм выразил уверенность, что Зубастик является посмешищем для тех, кто его знает, а также продуктом кровосмесительной связи.

Он подчеркнул, что по уровню интеллекта Зубастику далеко до Ганнибала Лектера. Грэм пообещал и в будущем знакомить читателей «Тэтлер» с результатами своих наблюдений и просто догадками. «Пусть многие из моих коллег смотрят на это косо, — сказал он, — но, пока расследование веду я, „Тэтлер“ может рассчитывать на самую подробную информацию».

Лаундс сделал огромное количество снимков.

Главная ловушка заключалась в рассказе Грэма о «тайном убежище», квартире в Вашингтоне, которую он снял на время «охоты за этим вонючим педиком — Зубастиком». По словам Грэма, это было единственное место, где он мог «найти уединение» во «всей этой суматошной обстановке» расследования.

На одной из фотографий был изображен Грэм в домашнем халате за письменным столом. Он внимательно вглядывался в фоторобот Зубастика, нарисованный полицейским художником и напоминающий какую-то злобную карикатуру.

За его спиной в окне была хорошо видна часть купола Капитолия. В левом углу немного размыто, но достаточно отчетливо светилось название знаменитого мотеля на другой стороне улицы.

При желании Зубастик без особого труда мог отыскать эту квартиру.

В управлении ФБР Грэм был снят у огромного спектрометра. Это не имело отношения к делу, но, по словам Лаундса, выглядело впечатляюще.

Грэм даже согласился на фотографию, где Лаундс берет у него интервью. Снимок сделали у длинного стеллажа с пистолетами в секции стрелкового оружия. Лаундс держал в руке револьвер тридцать восьмого калибра, такой же, каким пользовался Зубастик. Грэм показывал на самодельный глушитель, сделанный чуть ли не из водопроводной трубы.

Доктор Блум был немало озадачен, увидев, как, позируя перед фотоаппаратом, Грэм дружески положил руку на плечо Лаундса.

Интервью и фотографии должны были появиться в «Тэтлер» на следующий день, в понедельник, 11 августа. Получив материал, Лаундс тут же вылетел в Чикаго, заверив, что лично проследит за подготовкой статьи к печати. Во вторник после обеда он собирался встретиться с Крофордом в пяти кварталах от квартиры-засады.

Итак, во вторник, когда «Тэтлер» поступит в продажу, маньяку будут расставлены две западни.

Каждый вечер Грэм будет ходить в свое «тайное убежище», изображенное на фотографии в «Тэтлер».

Зашифрованное объявление в этом же номере газеты приглашало Зубастика к абонентскому ящику в Аннаполисе, находящемуся под круглосуточным наблюдением. Если он и заподозрит неладное, то подумает, что все силы следствия сконцентрированы именно там. Тогда наиболее вероятной жертвой, по мнению ФБР, становится Грэм.

За его домом во Флориде установили постоянное наблюдение.

Однако все участвующие в операции испытывали тревогу: на два объекта были брошены силы, которые можно было бы использовать в других местах, а необходимость присутствия Грэма в квартире-засаде не позволяла ему выехать в случае необходимости из Вашингтона.

В понедельник днем Спарген, главный инструктор по технике ареста Школы ФБР, подъехал к дому, где находилась квартира-засада. Рядом с ним сидел Грэм. Крофорд устроился на заднем сиденье.

— К семи пятнадцати количество людей на улицах уменьшается. Наступает время ужина, — начал Спарген. Крепкое, гибкое тело и сдвинутая на затылок кепочка делали его похожим на заправского бейсболиста. — Завтра, когда минуете железнодорожные пути, сообщите по рации, что едете. Нужно постараться сделать это где-то в восемь тридцать — восемь сорок.

Они въехали на стоянку перед жилым домом.

— Конечно, не самое удачное место, но могло быть и похуже. Завтра вечером остановите машину здесь. Потом каждый вечер будем менять место стоянки, но всегда будете парковаться с этой стороны. Это в семидесяти метрах от входа в здание. Давайте выйдем из машины.

Маленький и кривоногий, Спарген зашагал впереди Грэма и Крофорда.

«Ищет место, откуда можно внезапно нанести удар», — подумал Грэм.

— Если это произойдет, то, вероятнее всего, именно здесь — по дороге от машины до дома, — продолжал инструктор. — Смотрите, отсюда прямая линия от вашего автомобиля до входа в здание. Дорога проходит по центру стоянки. Это самый короткий путь к дому. Чтобы приблизиться к вам, ему придется пройти через открытый участок. Как у вас со слухом?

— Не жалуюсь, — хмуро ответил Грэм. — А на этой стоянке, думаю, будет еще лучше.

Спарген внимательно посмотрел на Грэма, но не увидел на его лице никаких чувств.

Они остановились в центре стоянки.

— Мы немного уменьшим напряжение на уличные фонари, чтобы ему было труднее стрелять.

— А как же ваши люди? — заметил Крофорд.

— У двоих будут инфракрасные прицелы, — ответил Спарген. — И еще у меня есть одна жидкость, совершенно прозрачная, которой вам нужно будет обрызгать пиджак. Да, кстати, как бы ни было жарко, на вас постоянно должен быть бронежилет. Вы меня поняли?

— Да.

— Какой вы выбрали?

— Легкий, кевларовый — как его, Джек? — «Второе рождение».

— Да. «Второе рождение», — усмехнулся Крофорд.

— Вполне возможно, он приблизится к вам сзади, но может пойти и навстречу, а потом, пройдя мимо, повернуться и выстрелить в спину. — Спарген остановился. — Ведь семь раз он стрелял в голову, так? Он знает, как это делается. И может поступить так же и с вами, если вы дадите ему для этого время. Так что не давайте ему времени. А сейчас я еще кое-что покажу вам в вестибюле и в квартире, и мы пойдем на стрельбище, хорошо?

Спарген оказался большим мастером стрельбы. Заставив Грэма заткнуть уши специальными затычками и вдобавок надеть наушники, он с облегчением вздохнул, увидев, что оружие у Грэма посерьезнее, чем стандартный револьвер тридцать восьмого калибра, но ему не понравилось пламя, вырывающееся при выстреле из отверстий, просверленных по обеим сторонам мушки. Они занимались более двух часов. Закончив стрельбу, Спарген забрал у Грэма его револьвер и придирчиво осмотрел замок барабана и винт фиксатора.

Приняв душ и переодевшись, чтобы уничтожить исходивший от него запах порохового дыма, Грэм отправился к бухте — провести свой последний свободный вечер вместе с Молли и Вилли.

После обеда Грэм отвел их в магазин, где тщательно, со вкусом выбрал пару дынь. Он проследил, чтобы они купили достаточно продуктов; старый номер «Тэтлер» все еще продавался у кассы, и Грэм не хотел, чтобы Молли увидела новый выпуск, который должен был появиться утром. Не стоило посвящать ее в курс дела.

Когда она спросила, что готовить ему на обед на следующей неделе, Грэму пришлось соврать, что он возвращается в Бирмингем. Это была первая большая ложь в их с Молли жизни, и он сразу почувствовал себя грязным и липким, как затертый банкнот.

Грэм наблюдал, как движется между рядами товаров спортивная фигурка его жены Молли. Его Молли, которая пуще огня боится всяких шишек и опухолей и требует, чтобы он и Вилли регулярно обследовались у врачей. Его Молли, которая боится темноты и которой пришлось дорого заплатить за то, чтобы понять, что счастье быстротечно. Она знала цену их дням. И умела дорожить каждым мгновением. Она научила его наслаждаться жизнью.

Перед глазами возникла залитая солнцем комната, где они узнавали друг друга, и его захлестнула радость, слишком огромная, чтобы ее можно было вынести. Но даже в таком состоянии тенью громадной птицы иногда возникал страх: все это было слишком хорошо, чтобы длиться долго.

Молли то и дело перебрасывала сумку с плеча на плечо, как будто лежащий в ней револьвер весил не каких-нибудь четыреста граммов, а гораздо больше.

Грэм удивился бы, если бы услышал свое собственное бормотание: «Мне просто необходимо уложить этого мерзавца в резиновый мешок. Вот и все. Просто необходимо».

Нагруженные ложью, револьверами и продуктами, все трое немного торжественно, как солдаты перед боем, двинулись к дому.

Молли почуяла неладное. Погасив свет, они не обмолвились с Грэмом ни словом. Молли снились тяжелые шаги сумасшедшего маньяка, идущего сквозь анфиладу комнат.