Книга: Маникюр для покойника
Назад: ГЛАВА 20
Дальше: ГЛАВА 22

ГЛАВА 21

На улице потеплело. Погода наконец вспомнила, что на календаре ноябрь, а не февраль. Из густых туч повалил мелкий дождь, снег растаял, превратившись в жидкую кашу из песка, соли и земли. Не успела я выйти из метро, как какая-то иномарка, проносясь мимо, моментально окатила прохожих грязью с головы до ног. Светло-бежевое пальто покрылось темно-коричневыми пятнами. Выругавшись сквозь зубы, я попыталась вытереть грязь носовым платком, но стало только хуже. Потеки размазывались, превращая еще с утра элегантный демисезонный наряд в подобие половой тряпки.
Решив не обращать внимания на временные трудности, я влетела в троллейбус, пристроилась у окна и принялась бездумно глазеть на мелькавшие дома.
Больница стояла в большом парке. Наверное, летом тут просто райское местечко, настоящий санаторий. Но зимой, когда деревья ощетинили голые ветви, а дорожки покрылись серо-черным месивом, пейзаж выглядел не слишком привлекательно.
Нина оказалась в отделении неврологии. Отдельная палата с удобной деревянной, а не железной кроватью, уютный плед, несколько подушек, ночник, а на тумбочке – тарелка с виноградом, грушами и зелеными шишками фейхоа. Совсем неплохо устроилась, да и не выглядит больной.
Нина со вздохом отложила журнал «Вумен» и спросила:
– Вы ко мне?
– Именно к вам.
– Слушаю.
– Расскажите, что произошло.
Никитина разгладила пальцами бахрому красно-желтого пледа и пробормотала:
– Ничего, квартиру обворовали. Причем только мои комнаты, соседкины не тронули. Она отдыхать уехала и все позапирала. Так замки остались висеть как миленькие.
– Поподробней, пожалуйста.
– Собственно говоря, это все.
– Ну уж нет, – рассердилась я, – давайте по порядку. Когда вы пришли домой?
– Как всегда, после вечерней смены, около одиннадцати.
Нина открыла дверь и отметила, как плохо ключ проворачивается в скважине. Подумав, что замок забарахлил, женщина вошла в прихожую и чуть не закричала. Все вещи из стенных шкафов были вывалены на пол. Еще хуже выглядели комнаты. В двух крошечных помещениях словно Мамай прошел. Но больше всего Нине было жаль фотографий. Неизвестный вандал вытащил снимки из пакетов, и теперь они, измятые и частично порванные, валялись на ковре…
– Что-нибудь украли?
– Да, – тихо сказала Нина, – унесли коробочку из-под чая, железную, квадратную, со слоном на крышке.
– Зачем? – изумилась я.
– Там доллары лежали.
– Много?
– Две тысячи четыреста семьдесят пять, – вздохнула парикмахерша, – на квартиру собираю, жаль ужасно.
– Еще что?
– Слава богу, все, – ответила Никитина, – да у меня и брать нечего. Странно только, что золото не тронули, хотя вещи недорогие, простые, и немного их совсем. Две цепочки, серьги и кулончик. Я больше серебро люблю, а оно не слишком-то ценится.
– Кто знал, где вы деньги прячете? Соседка?
Нина вздохнула:
– А я их особенно и не прятала. Коробка в шкафу стояла, под простынями.
Да уж, самое лучшее место для тайника. Еще некоторые засовывают в крупу, муку или варенье. Кое-кто кладет пакеты с деньгами в морозильник. Только домушники не дураки и первым делом перетряхивают банки на кухне.
– Помните, я спрашивала в нашу первую встречу о документах?
Никитина кивнула.
– Если Костя отдал вам на сохранение листочки синего цвета и пару фотографий, лучше отдать их немедленно.
– Ну и надоели же вы мне! – вскинулась парикмахерша. – Сколько раз повторять: никаких бумаг не видела!
– Но он же давал вам поручения, причем единственной из своих женщин!
– Всякую ерунду, – фыркнула Нина, – пару раз корзинки цветов отвезла, брала на неделю кошку и покупала в ГУМе спальный мешок. Не спорю, мне неплохо заплатили за услуги, но это было все.
Ее красивые глаза метали молнии, щеки порозовели, а руки еще сильней затеребили бахрому пледа.
– Это не простые бумаги, – тихо сказала я.
– Мне-то что до них! – фыркнула Нина.
Я решила пойти ва-банк:
– Сейчас поделюсь кое-какой информацией, а выводы делайте сами, – прощебетала я. – Яну Михайлову обокрали, но ей не повезло так, как вам. Учительница вернулась раньше времени, и бандиты избили ее до полусмерти. Но она хоть осталась жива. А вот кассирша из супермаркета, Волкова Маргарита, скончалась, грабители, не задумываясь, убили женщину. Впрочем, другой даме сердца любвеобильного Константина, Лене Литвиновой, тоже сопутствовала удача. Документы у нее решили искать днем, твердо зная, что костюмерша на работе. Вошли, как и к вам, запросто, отмычкой открыв дверь. На беду, к Литвиновой приехала двоюродная сестра Женя. Девушка мирно спала на диване, когда ее ударили ножом в спину.
Нина вздрогнула, я продолжала:
– Весь этот ужас творится из-за нескольких листочков синего цвета и пары фотографий. Не боитесь оказаться в лапах у мерзавцев? Документов они не нашли…
– Откуда знаете? – помертвевшими губами забормотала парикмахерша.
– Ну, ясно как божий день. Вас когда ограбили?
– Вчера!
– Видите, если б листочки оказались у них в руках, никакого нападения на вашу квартиру делать не надо. Так что они ищут и не стесняются в средствах. Могут вас похитить, пытать…
– Да не брала я ничего! – закричала Нина со слезами на глазах.
– Что у нас тут за шум, – раздался густой бас, и в палату вошел молодой, худощавый, симпатичный врач, – ты, Нинок, вопишь словно резаная.
Я невольно подняла брови вверх. Странный разговор с больной, на «ты» и не особо уважительно…
Никитина правильно расценила мою гримасу и быстренько сказала:
– Знакомьтесь, Иван Павлович, заведующий и, по совместительству, мой брат.
Все сразу стало на свои места. Понятно, почему дама лежит в элитарной отдельной палате.
– Не надо нервировать больную, даже если она моя сестра, – нахмурился доктор.
– Не буду, – согласилась я, – только пусть она расскажет вам, в какой оказалась ситуации, и, если надумает, что сообщить, пусть звонит, я ей дала свой домашний телефон.
Нина откинулась на подушку и картинно зарыдала. Иван Павлович нахмурился еще больше и буквально вытолкал меня из палаты.
Ходить в грязном пальто по городу не слишком хотелось, пришлось заехать домой, чтобы переодеться в куртку. В квартире царила тишина. Виктория куда-то испарилась. На кухне опять стояли в разных местах чашки с кофейной гущей на дне и пара грязных тарелок. В ванной, на стиральной машине, валялась пара колготок, комбидрес и расческа. В зубьях застряло множество крашенных под бронзу волос. Меня чуть не стошнило. И эта грязнуля смеет еще делать другим замечания! Если она ждет, что я начну стирать ее грязное бельишко, то жестоко ошибается. А с посудой поступим просто.
Я взяла чашки с ложками, тарелки, отнесла в комнату к Виктории и поставила на столик возле неубранного дивана. Здесь горничных нет, и я не домработница, а член семьи, родная тетя Юли, и вовсе не обязана обслуживать наглых провинциалок.
Вытащив куртку из шкафа, я прогуляла собак и вновь побежала к метро. Выглядит китайский пуховик отвратительно, но греет хорошо. Пола куртки довольно больно ударила меня по ноге. Влетев в вестибюль, я нашарила в кармане дырку, сунула туда руку и вытащила на свет божий мобильный телефон с совершенно разряженной батарейкой. Черт, совсем забыла про «украденный» из квартиры Катукова аппарат. Но как кстати он нашелся, потому что от полного отчаяния я решила съездить к Константину и обыскать еще раз комнату и кухню. Может, все-таки бумаги там?
Поднявшись на седьмой этаж, я вытащила изо рта вредный для зубов, но очень вкусный «Биг бабл» и залепила разжеванной резинкой «глазок» на соседской двери.
В прихожей у Кости было тихо-тихо, не тикали часы, не шумела вода в унитазе, не пахло едой или одеколоном. Мертвая квартира. Я невольно поежилась. Сначала задерну занавески, а потом зажгу свет, на улице почти темно, и мне не хочется, чтобы свет люстры насторожил бдительных соседей!
Я шагнула в комнату и невольно присвистнула. Да, искать тут нечего, либо ничего и не было, либо документы уже забрали. Все вещи из шкафов валялись по разным углам, фотографии, счета, какие-то газетные вырезки и обрывки писем…
Я села в кресло и стала разглядывать место битвы. Интересно, кто это сделал? Сначала к Косте приходила какая-то женщина, говорившая со Славой по телефону. Она тоже пыталась обнаружить листочки. Но вела себя прилично, порылась в письменном столе, потом повозилась на кухне и сообщила таинственному Славе о неудаче. На следующий день мы приходили сюда с Ниной и обнаружили тайники. Вряд ли Катуков хранил ценные бумаги просто в шкафу… Но та девушка явно не знала о «захоронках»…
Я пошла на кухню. Так, ножки у стола отверчены, а подоконник не тронут. Впрочем, полые ножки стульев и табуреток не новая фенька, в большинстве детективных романов герой дрожащими от возбуждения руками раскручивает диванчик…
На кухонном столе валялись фотографии. Я машинально стала перебирать глянцевые бумажки. Почти на всех красовался весьма элегантный молодой человек, отлично одетый, чаще всего в окружении самых разных женщин. Я узнала Нину Никитину и Лену Литвинову и принялась с пристрастием разглядывать Катукова. Следовало признать, мужик выглядел словно оживший девичий сон. Темноволосый, кареглазый, с отличными зубами и чарующей улыбкой. Вот облокотился на новенькие темно-вишневые «Жигули», вот машет рукой из огромного бассейна, а вот разговаривает по сотовому телефону. Ну пижон, заплатил на целых сто долларов больше, чтобы иметь красный «Сименс». «Билайн» предлагает такие разноцветные аппараты клиентам, готовым выложить кругленькую сумму за привлекательную игрушку. На мой взгляд, ненужное баловство, но некоторым понтярщикам нравится. Видать, Котя был из таких, а вот, кстати, и сам «Сименс», лежит преспокойненько на холодильнике, поджидает хозяина, который уже никогда не вернется.
Тут я почувствовала, как легкий озноб прошелся от затылка вниз. Минуточку, чей же телефон у меня? Закрыв глаза, я напряглась. Как у всех музыкантов, у меня хорошо развита зрительная память. Кстати, разговоры об отличном слухе – ерунда. Чувство музыки и бытовой слух разные вещи. Пример тому глухой Бетховен или рок-певец Стинг, пользующийся в обыденной жизни слуховым прибором, да и ставшая неожиданно популярной девчонка Земфира тугоуха. Но вот зрительная память у них у всех просто отличная.
Перед глазами запрыгали картинки. Вот роюсь в письменном столе, слышу скрип входной двери, вскакиваю на подоконник… Наконец незнакомка, позвонив по телефону, идет в туалет и через пять минут убегает. Я следом за ней несусь на нервной почве в кабинет задумчивости, отматываю туалетную бумагу, машинально прихватываю лежавший возле рулона на полочке «Сименс»… Стоп! Сама сто раз проделывала подобный фокус. Оставляла трубку в ванной, туалете, забывала на прилавке магазина – словом, там, где нужны свободными обе руки. Значит, аппаратик принадлежит вовсе не Косте, а девушке, звонившей Славе-похитителю. Так, действуем таким образом. Сначала я еду к Славе, младшему брату Катукова, и пытаюсь выяснить, не у него ли спрятаны необходимые вещи. Честно говоря, это последняя возможность найти таинственные листочки, потому что послезавтра истекает отпущенный мне срок, и в двенадцать дня я должна стоять на «Динамо» с папкой под мышкой. Что будет, если я не принесу документы?
Надеюсь, Катю сразу не убьют, ну совру что-нибудь, вымолю пару дней отсрочки. А сама тем временем узнаю, на кого зарегистрирован аппарат, прослежу за дамой, выйду на логово второго Славы. Дальше что? Ну не знаю, взломаю дверь, подожгу квартиру, но Катю выручу.
Приняв решение, я набрала номер. Небось опять попаду на автоответчик, но в трубке прозвучал приятный баритон:
– Алло.
– Вячеслав Катуков?
– Ростислав, – вежливо поправил мужчина, – Ростислав Сергеевич, чем обязан?
– Майор Романова, имею к вам пару вопросов относительно вашего брата.
– Извините, – моментально отреагировал Слава, – болен, не выхожу из дома.
– Не беда, сама подъеду к вам.
– Но у меня грипп, – отбивался хозяин.
– Зараза к заразе не пристает, – ухмыльнулась я.
– Хорошо, – сдался собеседник, – жду.
Жил Катуков в красивой башне из светлого кирпича. В подъезде царила изумительная чистота, холл перед лифтами был застелен бордовым паласом. А в кабине пахло хорошим коньяком и дорогими французскими духами. Под стать входу оказалась и дверь в квартиру, явно железная, обитая натуральной кожей светло-желтого цвета. Да, младший Катуков явно не стеснен в средствах. Только на обивку, по самым скромным подсчетам, ушло долларов пятьсот.
Хозяин выглядел импозантно. Темноволосый, кареглазый, улыбчивый, наверное, до жути похож на старшего брата. Однако полному сходству мешали большие квадратные очки и аккуратные усы с бородой. Пахло от Славы дорогим одеколоном, а на шее в расстегнутом воротничке рубашки виднелась золотая цепочка, но не огромная вульгарная голда, излюбленное украшение братков, а тоненькая, витая ниточка, скорей всего на ней висит крестик.
Квартира поражала глаз дорогим убранством, но опять же никакой бронзы, хрусталя и комнатных фонтанчиков. Мебель строгая, явно сделанная на заказ, люстры простые, но скорей всего привезенные из Италии, наборный паркет, практически белые стены с парой картин неизвестных мне художников и полное отсутствие лепнины на потолке.
Кухни как таковой не было. В огромном, тридцатиметровом пространстве стояла барная стойка, а за ней, в углу, поблескивали стальными боками мойка и плита.
– Кофе? – спросил Слава и включил кофеварку.
Я почувствовала, как приятное тепло поднимается от ног. Наверное, полы с подогревом.
Пока хозяин вытаскивал конфеты и торт, я украдкой оглядела его еще раз. Ничто не напоминало об уголовном прошлом мужика. Только на левой руке, на безымянном пальце, виднеются две полусведенные татуировки – синие перстни. Проследив за моим взглядом, Слава мирно улыбнулся:
– Две ходки за плечами, но, как говорится, твердо встал на путь исправления и больше с законом не конфликтую, честный бизнесмен, торгую одеждой. Кстати, не хотите пальто? Продам за копейки, по оптовой цене. Не сомневайтесь, товар из Франции, качество отменное.
– Спасибо, – пробормотала я и спросила: – Вы дружили с Костей?
Слава опять улыбнулся:
– Небось перед тем, как ко мне идти, личное дело из архива затребовали и почитали.
Я кивнула:
– Знаю, что вы воспитывались Натальей Федоровной, а с родной матерью и братом встретились только после смерти приемной матери.
Слава поднял руки.
– Ну не подумайте, не дай бог, что я в претензии. Наталья Федоровна любила меня так, как не всякая женщина любит родного сына. Детство мое было сытым и счастливым. Я сам, дурак, связался с дурной компанией. Первый раз по глупости загремел, ну а второй дружки подбили на шухере постоять, там и повязали, тепленьким. Знаете, всю жизнь потом каялся да у матери-покойницы прощения просил. Анну Федоровну у меня язык не поворачивается мамой называть. Хотя она тоже мне здорово помогла, да и Котя. Приехал на свидание в пересыльную тюрьму, не постеснялся брата-уголовника, знаете, такое дорогого стоит. У меня на зоне в бараке сто человек сидели, а передачи только восемнадцать из них получали, от других родственники отказались сразу, еще до суда. А мне аккуратно, как в аптеке, двадцать пятого числа – мешок. Колбаса, сушки, сахар, курево… Так что обиды никакой, только благодарность.
– Ну а с Котей дружили? – повторила я вопрос.
Слава вздохнул:
– Костик – свиристел.
– Кто? – не поняла я.
– Свиристелка мужского рода, – пояснил брат. – Весело по жизни скакал, все легко доставалось. В институт сразу поступил, да не в какой-нибудь там автомобильно-дорожный, а в театральный, работу получил в столице. Вот только денег у него особых не было. Все на женщин тратил, бабник был самозабвенный. О покойных, правда, плохо не говорят, ну да это не хула, а констатация факта. Любая юбка у него вызывала охотничью стойку, прям болезнь.
– Вы ему помогали материально?
– Подбрасывал деньжонок, – охотно признал бывший уголовник, – на машину, на ремонт, брат все-таки, родная кровь.
– А Яне?
– И ей помогал, и для Анны Федоровны сейчас сиделку оплачиваю.
– Знаете, что ваша сестра в больнице?
– Ублюдки, – злобно сказал Слава, – пришли грабить квартиру, забирайте вещи, но зачем бабу уродовать? Ну кто велел бить женщину до полусмерти? Свяжите, рот заклейте, заприте в ванной, но убивать! Вот отморозки!
Я тактично молчала, пока бывший вор костерил на все лады современных уголовников. В конце концов он успокоился.
– Видите ли, – начала я издалека подбираться к нужной теме, – Яну пытались убить не из-за денег.
– Да? – удивился собеседник. – А из-за чего же тогда?
– Катя Романова отдала на хранение Косте документы, несколько листочков синего цвета, и фотографии. Их и ищут сейчас бандиты. Из-за бумаг погибла одна женщина, ранена другая, в шоке третья… Негодяи думают, будто Константин спрятал бумажки у кого-то из своих любовниц, и теперь методично обыскивают квартиры несчастных женщин, не слишком церемонясь с хозяйками. Пострадали все, так или иначе связанные с актером, – Лена Литвинова, Нина Никитина, Яна Михайлова, сестра Литвиновой – Женя, а Маргарита Волкова убита. Кстати, к вам тоже могут явиться.
– Почему? – изумился Слава.
– Вы же брат покойного, к тому же, насколько я знаю, женаты на Акулине Евгеньевой…
– Бывшей любовнице Коти, – усмехнулся бизнесмен. – Да, славно работают наши доблестные органы, все раскопали. Но я познакомился с Акулиной тогда, когда ее отношения с Костей прекратились. Аля медсестра, и Котик предложил ей подработать сиделкой при Анне Федоровне. Я оплачивал ее труд, а потом приехал проведать старушку, и вот так познакомились, а уж потом решили пожениться. Аля великолепная жена, и я рад, что мы вместе. Что же касается ее прежних взаимоотношений с Костей… Ни я, ни она не делали из этого трагедии. Мы встретились зрелыми людьми, с жизненным опытом за плечами. Смешно ждать от почти сорокалетней женщины невинности. Наоборот, знаете, радовался, что у них роман был.
– Почему?
– Аля красива, и Котя бы не удержался, начал бы за ней ухаживать. Он был настоящий Казанова и мог соблазнить даже мать Терезу. Ну зачем мне мучиться всякими мыслями, встречая его у себя дома. А так – полное спокойствие. Костик никогда не возвращался к старым связям.
– Котик, – донеслось из прихожей, – купила твои любимые куриные котлетки.
Неожиданно Слава злобно крикнул:
– Ну сколько раз просил тебя не звать меня дурацкими кличками: котик, зайчик, пусик!..
Надо же, только что так хорошо говорил о жене, и пожалуйста, обозлился на ласковое слово. Странные люди мужчины. Вспомнив, как Михаил вызверился на меня из-за банки витаминов, я вздохнула.
В комнату вихрем ворвалась черноволосая, высокая и худощавая особа. Она казалась в первый момент некрасивой. Слишком маленькие глаза, вытянутое лицо и широкий рот.
– Здравствуйте, – сказала она, улыбаясь, – сейчас котлетки поедим.
– Аля, Евлампия Андреевна – майор с Петровки, – предостерегающе сказал муж.
– Ну и что, – продолжала рыться в сумке Акулина, – разве милиционеры не едят куриные котлеты?
Ее руки ловко перебирали сковородки, включали газ… В секунду заскворчало масло.
– Вы чеснок употребляете? – спросила меня Акулина, улыбаясь.
Я невольно улыбнулась в ответ. Неинтересная на первый взгляд женщина оказалась безумно обаятельной, а ее манера общения действовала подкупающе. Видит меня впервые в жизни, а такое ощущение, что сижу у лучшей подруги в гостях.
В мгновение ока перед всеми возникли тарелки с румяными, поджаристыми трубочками. Из холодильника появился салат, запотевшая бутылка водки, соленые огурчики.
Я замахала руками:
– Нахожусь при исполнении.
– Ладно, – покладисто согласился Слава, – тогда минералку.
Котлеты и впрямь оказались вкусными. Акулина схватила тарелки, сунула в посудомоечную машину и разом накрыла чай. Посуда так и летала у нее в руках.
– Знаете, – протянул Слава, закуривая, – есть еще одна женщина, которая занимала в жизни Кости огромное место, и если он кому и мог дать на сохранение бумаги, так это ей.
– Кто? – насторожилась я.
– Вера Мартынова.
Акулина хмыкнула.
– Да, – подтвердил Слава, – именно Вера может знать про документы. Костя доверял ей.
– Первый раз слышу имя этой любовницы.
– Это не просто любовница, – вздохнул Слава, – роковая любовь, страсть. Сколько раз они с Котей расходились, сходились вновь, не сосчитать. Он ради нее готов был на все, бежал по первому зову…
– А она, – ехидно заметила Акулина, – четыре раза выходила замуж и обманывала каждого супруга с Котей.
– Аля! – возмутился муж.
– Подумаешь, белый лебедь, – хмыкнула супруга, – обычная проститутка. Только вокзальная шалава ложится с мужиками, не задумываясь, а эта всякий раз расписывалась, но о деньгах никогда не забывала.
– Зря ты так, – забормотал Слава.
– Чистая правда, – ответила Акулина, ловко нарезая шоколадный рулет аккуратными кружочками, – ее следующий муж всякий раз оказывался богаче предыдущего. Посудите сами. Сначала Феоктистов, директор магазина, следом Симонов, крупный продюсер, потом Ваня Смертин, хоккеист, за национальную лигу хоккея Канады играл, а последний супружник, Марат Рифалин, владелец Сигмабанка.
– Она сейчас жена Рифалина? – поинтересовалась я.
– Она сейчас вновь на выданье, – источала яд Акулина, – ни с кем из мужиков больше двух лет прожить не могла. Они славный тандем были с Костиком. Тот баб менял, эта мужиков, просто сладкая парочка. Давайте-ка я ей позвоню.
Я не успела и слова вымолвить, как женщина уже затрещала в трубку:
– Верунчик, привет, Аля беспокоит, как дела?
Следующие пять минут она охала и ахала, цокая языком, изредка приговаривая:
– Да ну! Поздравляю! Очень рада! Вот здорово!
Потом, когда пищащая мембрана замолчала, Акулина затараторила:
– У нас тут сидит майор с Петровки, расследует убийство Коти, да сама поговори.
И она сунула мне трубку.
– Да, – донеслось до моего уха меццо с хрипотцой. Певцы называют такой голос «с песком», – и о чем говорить станем?
– Скажите, Вера…
– Ничего не понимаю, – прервала меня Мартынова, – Аля говорила, у них майор сидит.
– Это я, майор Романова.
– Ну никогда бы не подумала, что дама может заниматься поисками убийц, – протянула капризно собеседница, – это так неженственно…
Либо полная дура, либо кокетничает по привычке со всеми.
– Бывают исключения, – отрезала я и спросила: – Вам Катуков ничего на хранение не давал?
– Например? – кривлялась Вера. – Что имеете в виду: золото, брильянты?
– Нет, – еле сдержала я гнев, – документы, листочки синего цвета.
– Можете получить завтра в час дня, – пропела Вера.
– Я подъеду прямо сейчас.
– Вы-то подъедете, да меня не будет, ухожу по делам.
– Давайте пересечемся в метро.
– Езжу только на машине и, честно говоря, не собираюсь ради вас менять планы. Завтра в час, раньше не приходите, мне следует выспаться. Адрес узнаете у Али.
И она швырнула трубку.
– Сука, да? – спросила Аля. – Просто редкостная дрянь, между прочим, говорит, опять замуж собралась.
Я записала адрес Веры и засобиралась. В прихожей, подавая мне куртку, Слава пробормотал:
– Последний супруг Веры, Марат Рифалин, оказался чудовищно ревнив, настоящий Отелло. Когда жена ушла от него, он пообещал убить Котю.
– Почему? – спросила я.
– А Вера опять с моим братом сошлась, – пояснил Слава, – ну Марат и размахивал пистолетом: «Застрелю, прямо в лицо, чтобы рожу красавчику испортить!»
– Жутко кровожадный тип, – встряла Аля, – сначала, говорил, застрелю, а потом обе руки обрублю, чтобы знал, как чужих жен обнимать.
– Кому он это говорил? – медленно спросила я.
– Мне, – сказал Слава, – позвонил и предупредил: «Передай своему брату – он не жилец».
Назад: ГЛАВА 20
Дальше: ГЛАВА 22