ГЛАВА 19

В тот день Лена, как всегда, ушла на работу рано. Костюмерша приходит в театр загодя, работы навалом: глажка, чистка, кое-где следует подшить кружева, кое-где проверить пуговицы. А ведь еще есть шляпы, сапоги, ботинки. Словом, уже в полдень Лена скачет с утюгом вокруг доски, а возвращается совсем поздно. Весь день квартира стоит пустая. Но в то памятное утро на диване осталась спать ее двоюродная сестра Женя, приехавшая из Брянска. Поезд прибыл за полночь, Женя еле-еле успела на метро и от конечной станции вынуждена была взять такси, маршрутки уже не ходили…

Почти всю ночь родственницы проболтали. Утром Литвинова, так и не отдохнув, понеслась в театр, а Женя улеглась на диван, завернулась в одеяло и сладко захрапела.

В этой истории могло быть на один труп больше, но Жене просто фантастически повезло. Лена давно болеет диабетом и никогда не выходит из дома без шприца с инсулином, но в тот день забыла его в ванной и, как назло, почувствовала себя плохо. Лев Валерьянович вызвал «Скорую», а потом велел костюмерше ехать домой.

– Выспись как следует, – сказал он женщине, – без тебя справимся. И чем только по ночам занимаешься, синяки вполлица.

– Сестра приехала, заболтались.

– Ну-ну, – ухмыльнулся администратор, – ты у нас девушка незамужняя, на выданье…

Лена страшно обозлилась на скабрезную шутку Льва Валерьяновича и хлопнула дверью. Домой она поехала на такси: начиналась мигрень, в голове шумело… Еле-еле передвигаясь, Лена дошла до квартиры, позвонила, но Женя не открыла дверь. Удивленная хозяйка полезла за ключами. Через секунду перед ее глазами предстала душераздирающая картина. Все вещи из стенки были вывалены на пол, кругом валялись в полнейшем беспорядке счета, квитанции, письма… Немногие книги разодраны, видеокассеты разбиты, альбомчики с фотографиями вспороты. Но самое страшное ожидало ее на диване. Там в окровавленном одеяле лежала недвижимая Женя.

Лена кинулась сначала к сестре, потом к телефону, затем снова к сестре, пытаясь уловить намек на дыхание. По счастью, врачи приехали почти мгновенно, и Женю увезли в Институт Склифосовского. Лена сейчас находится там, а Александра она попросила пока пожить у нее, так как панически боится оставаться одна после случившегося.

Местные оперативники расценивают происшедшее как самую банальную кражу. Из секретера пропали коробочка с не слишком дорогими золотыми украшениями и тысяча долларов, а на кухне хозяйка недосчиталась красивой резной серебряной лопаточки для торта и двух таких же подстаканников. Оставалось загадкой, отчего домушники полезли в небогатую квартиру одинокой женщины. Следователь полагал, что они просто ошиблись адресом, рядом расположены четырехкомнатные апартаменты директора одного из московских рынков.

Александр замолчал. Я внимательно посмотрела на него. Ох, сдается, начальник, оптушки тут ни при чем, шли к Лене за документами. Надо срочно звонить Нине Никитиной, не ровен час, и до парикмахерши доберутся.

– Где у вас телефончик?

– Пожалуйста, – с готовностью сказал Александр и вытащил из кармана халата трубку, – только лучше разговаривать из комнаты, на кухне фонит очень.

Я почувствовала, как по спине пробежал озноб. Мои глаза уставились на руку Николаева. Большое, ширококостное запястье украшали вульгарно дорогие золотые часы. На циферблате нагло скалилась грудастая русалка.

– Какие оригинальные часики, – пробормотала я плохо слушающимися губами. – Откуда они у вас, дорогая вещица?

– Намекаете, что обыкновенный охранник не может обладать такими, – вскинулся Александр, – думаете, украл?

– Кража еще не самое страшное преступление, – туманно ответила я.

– Брат у меня есть родной, – довольно сердито пояснил Николаев, – миллионами ворочает, бизнесмен, вот и подарил на день рождения игрушку тысячную.

– Что же он вас на приличную работу не устроит? – медленно спросила я. – Небось надоело у двери цепным псом сидеть.

– А вот это не ваше, простите, дело, – обозлился Александр и сердито пнул ногой стол. – Наше семейное дело, может, сам не хочу у брательника под началом пахать!

– Ладно, – согласилась я, – вы правы, вопрос службы и впрямь глубоко личный, но у меня есть другой, касающийся Кости Катукова.

– Ну? – нахмурился Николаев.

– За что вы его убили?

Мужик побледнел. Серые глаза неожиданно превратились в ярко-голубые и четко выделились на лице, губы из красных стали желтыми, и мелко-мелко задергалась левая щека, это была чисто сосудистая реакция. Под влиянием ужаса в кровь поступило слишком много адреналина, сосуды сузились… Кстати, это и улавливает детектор лжи. Но Николаев решил не сдаваться.

– Ну и бред вы несете, – нарочито твердым голосом произнес он, – придет же такая дрянь в голову.

– Послушайте, Саша, – ласково сказала я, – в тот день, когда мы с вами первый раз встретились, мне не очень хотелось раскрывать свою принадлежность к правоохранительным органам, и я сказала вам, будто иду поговорить с человеком, ответственным за похороны Кости. Помните?

– Ну…

– А припоминаете, что вы тогда ответили?

Николаев напрягся:

– Идите по коридору к администратору, организацией погребения занимается Лев Валерьянович.

– Не совсем, – усмехнулась я, чувствуя себя Жегловым, – не совсем правильно, милейший. Вы в сердцах воскликнули: «Допрыгался, догулялся, по нему давно пуля плакала…» А почему вам пришло в голову, что Катукова застрелили? И ваша бывшая жена, и Лев Валерьянович считали, будто Котю ударили ножом… Откуда такая осведомленность?

– Просто так брякнул, – отбивался охранник.

– Нет, не просто так, – жала я, – к тому же в тот момент, когда вы, застрелив несчастного Катукова, искали документы, в дверь позвонила женщина. Наверное, перепугались до полусмерти, но пришедшая тут же сообщила, что ее прислала Катя Романова за бумагами, которые лежат в черном чемоданчике. Следует признать, вы не растерялись. Схватили кейс, вытащили папку с листочками синего цвета и негативами и отдали пустой портфельчик тетке.

– Не было такого! – заорал Саша, подскакивая на табуретке. – Ну и чушь, какие документы, какой портфель!

– Черный, – пояснила я, – кожаный. Очень небольшой, скорей даже папка с замочком. Отпираться глупо. Вы приоткрыли щель и высунули кейс наружу, специально не показываясь женщине на глаза. Она хоть и сказала, якобы «мы с вами незнакомы», но вы все же не решились предстать перед ней. А может, Костя как раз в этот момент умирал? Хотя нет, от таких ранений погибают моментально, без длительной агонии. Дама запомнила часы, вот эти…

– Таких будильников пруд пруди, – просипел Николаев.

Теперь его лицо стало совсем черным, а губы из желтых превратились в синие.

– Нет, – покачала я головой, – игрушечка, как вы сами справедливо только что заметили, очень дорогая, не всякому по карману. Впрочем, в подобных случаях, как правило, проводят эксперимент.

– Какой эксперимент? – забормотал мужчина.

– Неужели кино никогда не смотрите? – восхитилась я. – Следственный, конечно. Вот вчера в «Ментах» свидетельница видела убийцу со спины, из окна. Так ее опять поставили на лестничной клетке в присутствии понятых. А по двору стали проводить мужчин примерно одинакового телосложения и в похожей одежде.

– И что? – прошептал Саша.

То ли и впрямь тупой, словно валенок, то ли прикидывается.

– А то, – пожала я плечами, – что, естественно, опознала. Нет ничего тайного, что не становится явным, нет преступления без свидетелей, а в вашем случае это молодая, решительная дама с великолепным зрением, острым умом и необыкновенной сообразительностью! Приведут пять мужчин с часами, попросят высунуть руку в щель приоткрытой двери.

Повисло тягостное молчание. В столь обожаемых мной детективах следователь именно в данный момент молча раскуривает сигарету. Спокойно выпускает дым и важно произносит:

– Под давлением таких улик и неопровержимых доказательств отпираться глупо. Вам следует признаться, суд учтет добровольное раскаяние.

Очевидно, я все же обладаю артистическими задатками, потому что в роль майора вжилась полностью, можно сказать, слилась с образом, руки сами собой схватили лежащую на кухонном столе бело-красную пачку «Мальборо» и зажигалку. Бодро поднеся пламя к концу сигареты, я потянула в себя воздух и проглотила дым, почему-то изо рта не вырвались клубы, в желудке стало горячо, а во рту кисло. Но руки оказались заняты, лицо приобрело сосредоточенное выражение.

Александр лихорадочно забегал глазами по сторонам. Чтобы в его голове не поселились всякие дурацкие надежды, я быстренько проговорила:

– Надеюсь, понимаете, что я приехала не одна? У подъезда машина с группой захвата, лифты, лестница и выход из вашей квартиры блокированы, а стреляю я лучше вас.

Чтобы окончательно добить мужика, я медленно стала вытаскивать из сумочки игрушечный пистолет Кирилла, к которому опять забыла купить шарики-пульки.

Николаев глянул на «оружие» и, странно всхлипнув, уронил голову на столешницу. Плечи его вздрагивали, из груди доносились неприятные кашляющие звуки. Первый раз в жизни я видела плачущего мужчину. Впрочем, если признаться откровенно, я не слишком часто общаюсь с лицами противоположного пола.

– Саша, – тихо произнесла я, – куда вы спрятали документы? Поймите, из-за них может погибнуть невинная женщина, да и Женю пытались убить неспроста. Хотя, думаю, покушались на Лену, просто наемный киллер перепутал…

Николаев схватил кухонное полотенце, утерся и простонал:

– Господи, ничего не знаю. Когда я вошел, он уже был мертв… За меня кто-то работу сделал…

В нем словно прорвало плотину. Слова лились быстро-быстро, он словно боялся не успеть рассказать все, что знал.

Александр полюбил Лену Литвинову сразу. Не слишком интересная внешне, она казалась ему настоящей красавицей, и мужчина довольно долго не решался предложить ей руку и сердце. Сам он считал себя неудачником. Работал токарем на московском заводе. Потом предприятие разорилось, пришлось идти на биржу. Там предложили переучиться на машиниста метро. Саша покорно начал ходить на курсы, но через месяц бросил, показалось слишком сложно. Ладно бы просто обучали гонять поезда по рельсам, так нет, зачем-то преподавали физику, математику, электротехнику… Не вышло из Николаева и водителя троллейбуса, а на курсы бухгалтеров он даже и соваться не стал. Спасибо, приятель пристроил охранником в «Рампу».

Работа оказалась не бей лежачего. Нападать на театр никто не собирался. Саша сидел у служебного входа, старательно не пропуская экзальтированных женщин с букетами, мел двор, частенько за небольшую плату мыл машины. В сумме получался нормальный заработок. Водку Николаев не пил, все до копеечки приносил в дом и отдавал Лене, мечтал о видеомагнитофоне и, когда администрация театра подарила ему на день рождения видеоплеер, был тронут до глубины души.

Потом «Рампе» потребовалась костюмерша, и Саша привел жену. Теперь они работали вместе, и Николаев ощущал настоящее счастье. Но тут, на его беду, у Литвиновой закрутился роман с Катуковым.

Саша сразу понял, что дело плохо. Скромная до этого супруга накупила модной одежды, косметики, постриглась и стала избегать мужа. Дальше – больше, велела тому спать на кухне, а еще лучше съезжать назад на свою жилплощадь.

Охранник попробовал вразумить обезумевшую женщину:

– Как же, Ленок, мы распашонку-то сдали, или забыла? На новую кухню скопить хотели.

– Ничего, – отрезала жена, – я со старой проживу, а с тобой нет. Извини, давай разведемся.

Бедный Саша старался изо всех сил отговорить супругу, но та словно с цепи сорвалась, пришлось идти в загс. Процедура прошла мгновенно. Детей у них не было, имущественных споров тоже. Саша съехал на свою жилплощадь, Лена получила свободу.

Вот когда Николаев пожалел, что они работают вместе. Вид красиво одетой, счастливой бывшей жены действовал на нервы. И уж совсем невыносимо было видеть, как Костя и Лена вечером вместе садятся в машину. Ревность просто душила бывшего мужа. Но, очевидно, он по-настоящему любил Литвинову, потому что мысленно утешал себя: «Ну что ж, всякое бывает, хорошо хоть Ленка счастлива».

Потом ее счастье померкло. Лена вновь стала ходить в длинных юбках и практически перестала краситься. Пару раз Саша видел, как она с покрасневшими глазами идет по коридору. Но кульминация наступила в самом начале ноября.

Проходя мимо костюмерной, Саша услышал знакомые голоса и невольно остановился.

– Костенька, – умоляла Лена, – ну зачем тебе другие, неужели моей любви мало? Женись на мне, знаешь, как жить станешь, пылинки сдую…

– Леночка, – ласково отвечал Катуков, – очень люблю тебя, моя радость, но извини, так устроен. Говорят, отец мой такой был, до смерти по бабам бегал и от инфаркта умер. Знаешь, сколько моя мать слез пролила! Она и меня-то родила, можно сказать, под старость, чтоб папахена привязать, только все было впустую. Мне просто жаль тебя, родная. Но после года совместного бытия я теряю всякий сексуальный интерес к любой из женщин.

– Просто я некрасива, – забормотала Лена.

– Ты прекрасна, – уверял Котя, – умная, деликатная, интеллигентная, тебя ждет счастливая жизнь, но с другим, от меня лишь неприятности. Давай останемся добрыми приятелями, я отличный, верный друг, который всегда на помощь придет, только свистни, сразу прибегу…

– Котик, – всхлипнула Лена.

Саша тихонько приоткрыл дверь и в узенькую щелочку увидел, как его любимая жена уткнулась головой в грудь любовника. Тот гладил ее по волосам. Очевидно, понимая, что женщина его не видит, Котя не потрудился придать лицу соответствующего моменту выражения, и на нем была гримаса откровенной скуки.

– Котик, только не заводи романа ни с кем в театре, я этого не переживу, – забормотала Лена.

– Конечно, родная, – моментально превратился в заботливого рыцаря Катуков, – разве я могу обидеть тебя, любимая.

Плохой на сцене, в жизни Котя оказался гениальным актером.

Сказать, что Саша почувствовал злобу, значит не сказать ничего. Его Лена унижалась перед мужиком, можно сказать, валялась у того в ногах! Женщина, которую он любит, просит прощелыгу-актеришку не водить романы с другими у нее на глазах! Она страдает, а тот стоит с кислой миной!

Помертвев от злобы, Саша принял решение. Он решил отправиться завтра с утра к Косте домой и попробовать поговорить со «звездой сцены» по душам, объяснить тому всю глубину страданий Лены, рассказать, какая она великолепная хозяйка, попробовать убедить мерзавца, что лучшей жены тому не найти, а если он все же откажется идти с костюмершей в загс, тогда…

Тогда он убьет его, пусть лучше тот лежит в гробу, чем заводит бесконечные интрижки на глазах у Лены…

Утром, спрятав в кармане пиджака обернутый в тряпку нож, Саша пришел к Катукову и с удивлением обнаружил, что входная дверь незаперта.

Охранник прошел в комнату и нашел на диване мертвого Костю, кто-то выстрелил мужику в лицо. Пуля раздробила нос, обезобразив внешность, но не узнать Костика было нельзя. Саша в ужасе уставился на труп. Больше всего его испугали отрубленные кисти рук, страшные окровавленные обрубки, торчащие из-под обшлагов свитера. Очевидно, Котя собирался куда-то уходить, потому что убийца уложил его на диван прямо в брюках и уличных ботинках.

Николаев моментально позабыл, как только что планировал сам уничтожить Константина. Вся его злобная решимость испарилась без следа. И тут прозвучал звонок.

Плохо осознавая ужас ситуации, Саша глянул в «глазок», увидал женщину, одетую в дешевую китайскую куртку… Правда, лица он не разглядел, бравый секьюрити был близорук, а очки не носил, потому что от них болит голова. Незнакомка завела речь о документах. Из всего сказанного несостоявшийся убийца понял, что нужен черный портфельчик. Он метнулся в комнату, увидел у окна кейс и высунул тот в приоткрытую дверь. О часах, сверкавших на запястье, он даже не подумал. Честно говоря, он вообще больше ни о чем не думал, хотел лишь поскорей оказаться подальше от страшной квартиры. Поэтому и убежал без оглядки на работу.

– А дверь? – спросила я. – Дверь захлопнули?

Саша напрягся:

– Не помню, право слово, совсем из головы вон. Прикрыть прикрыл, а вот щелкнул ли замок! Не до того было, боялся, вдруг кто увидит… убежал без оглядки…

Не знаю почему, но я поверила Николаеву. Может, потому, что он плакал, или потому, что рассказывал о произошедшем с отрешенно-безучастным видом, словно прощался с жизнью.

– Ладно, – велела я, – так и быть, живите дальше спокойно. Значит, никаких бумажек синего цвета не видели и ничего из квартиры Катукова не выносили?

Саша помотал головой.

– Сообщите фамилию Жени.

– Королева Евгения Семеновна, – немедленно ответил охранник, – только она совсем ни при чем…

– Послушайте, – проникновенно сказала я, – мне тоже кажется, что Жене ничего не угрожает, опасность нависла над Леной. Ее сейчас не следует оставлять одну, вы должны охранять жену, провожать на работу, запретить выходить в магазин и ни в коем случае не покидать на ночь.

Николаев послушно кивал в такт словам.

Я вышла на улицу, влезла в удачно подошедшее в тот же момент маршрутное такси и покатила к метро. Доставая кошелек, я обнаружила в сумочке пачку «Мальборо». Ну надо же, и не заметила, как украла сигареты.