Книга: Маникюр для покойника
Назад: ГЛАВА 17
Дальше: ГЛАВА 19

ГЛАВА 18

В школу, где учился Кирюшка, я ворвалась со звонком, возвещающим конец учебного дня. Плотная толпа детей с жуткими криками, топотом и руганью понеслась к раздевалке. Старшеклассники раскидывали малышей, волочащих ранцы, кое-кто из длинноногих одиннадцатиклассников просто переступал через первоклашек. В дверях образовалась пробка. Писк, визг и гам повисли в воздухе.
– А ну, прекратили немедленно! – раздался командный голос.
Я невольно вздрогнула. У подножия широкой лестницы стояло странное существо. Если нашу стаффордшириху Рейчел поставить на задние лапы, она и то будет выше этой женщины. Впрочем, фигурой учительница смахивала на мопса. Довольно большая круглая голова с короткой, почти мужской, прической лежала прямо на жирных плечах, шеи у дамы не было и в помине. Зато плечам мог позавидовать борец. Ниже крепился внушительный бюст, плавно перетекающий в большой выпирающий живот, покоящийся, казалось, непосредственно на туфлях. Ног у нее не наблюдалось, равно как и шеи, этакий квадратный экземпляр, гигантский спичечный коробок с головой.
– Заткнулись все! – орал монстр. – Николаев, давай дневник, Соколов, марш к директору.
Стало тихо-тихо. Робкие первоклассники, словно вспугнутые мыши, исчезли в раздевалке. Даже нахальные десятиклассники присмирели.
– Кто это? – шепотом спросила я у девочки, завязывавшей ботинки.
Ребенок поднял покрасневшее лицо и так же тихо ответил:
– Зверь. Злобный Карлик. А вообще-то учительница алгебры Селена Эженовна.
И эту тетку я должна убедить не ставить Кирке «два»? Тем временем Селена Эженовна повернулась и пошла по коридору, я кинулась следом:
– Простите…
Учительница притормозила. Росточком она была чуть выше метра пятидесяти, а мне все равно показалось, будто преподавательница смотрит сверху вниз.
– Что нужно?
– Простите, я мать Кирилла Романова.
– Ах, этого, – процедила дама и велела: – Входите.
Мы оказались в просторном классе, завешанном портретами и таблицами.
– Садитесь, – приказала математичка и принялась жаловаться на Кирку. Невнимательный, у доски словно немеет, зато за партой без конца болтает, недавно жевал чипсы на контрольной и ничего не решил…
– Я спрашиваю: «Почему?» – грозно хмурилась Селена Эженовна, – отвечает: «Не понял». Все кругом поняли, даже Евстафьев, а ваш нет!
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Сама сидела в классе, вытаращив глаза. Пока преподавательница старательно разжевывала материал, тема казалась ясной, но стоило начать работать самостоятельно!..
– На переменах носится, вчера чуть не сшиб завуча…
– Простите, но он болен и вчера не посещал занятий.
Но Селена Эженовна, очевидно, не любила, когда ее прерывают. Брови дамы соединились в одну линию, и она рявкнула:
– Значит, данная ситуация произошла позавчера…
– Может, это вообще не он был?
– Он, – отрезала математичка. – Вот что, мамаша, если желаете, чтобы ваш Ломоносов переполз в следующий класс, нанимайте репетитора. Я ему тройку не поставлю!
Внезапно в порыве вдохновения я поинтересовалась:
– Не могли бы вы подтянуть мальчика, частным образом, естественно?
– Десять долларов урок, – не моргнув глазом сообщила Селена Эженовна и по-птичьи склонила набок крупную голову.
Я обрадованно полезла в кошелек. Как удачно, что я сегодня прихватила из дома сто баксов, думала купить зимние сапоги, ничего, и старые сойдут, в метро тепло, ну поддену толстые носки, зато, глядишь, у Кирки дела наладятся.
Взяв зеленую купюру, Селена Эженовна неожиданно улыбнулась, обнажив ровные крепкие зубы.
– Ваш мальчик шалунишка, но ничего, думаю, у нас пойдет дело. Он производит впечатление умного ребенка.
У меня просто раскрылся рот. Всего сотня, а какая метаморфоза! Из грубияна, хулигана и дебила Кирка разом превратился в милого шалунишку с явными математическими способностями.
– Купите вот эту книжечку, – учительница потрясла перед моим носом брошюркой, – я по ней контрольные работы даю, тут все ответы.
– Где ее можно взять?
– У метро, душечка, за десять рублей на лотке, – прочирикала математичка, мило улыбаясь. – Кстати, вот вам вариант, пусть решит дома, а я отметку в журнал выставлю. И еще, смотрите…
Она показала мне толстую книгу «Готовые домашние задания».
– Там же, у метро, добудете, пусть выполнит уроки и проверит, вообще, я не разрешаю ученикам пользоваться решебником, но если свой ребенок…
Да, Селена Эженовна честно отрабатывала гонорар.
У метро я обзавелась необходимой литературой.
– Купите клюкву, – послышался голос.
Милая женщина с изможденным лицом протягивала пакет, плотно набитый красными ягодами.
– Спасибо, – ответила я, – только что из нее делать?
– Пирог!
– А как?
– Значит, так, – не удивилась продавщица, – берешь пачку маргарина, лучше отечественного, и режешь на мелкие кусочки. Миксер есть?
Я пожала плечами:
– Наверное.
– Потом три яйца, желтки отдели от белков. Белки сунь в холодильник, а желточки взбей с двумя столовыми ложками сахара. Потом смешай с маргарином и добавь примерно два стакана муки, затем тесто прямо комком клади в форму и пальцами по донышку растыкай, оно скалкой не раскатывается, и в духовку, только бортик небольшой сделай, чтобы не лепешка, а сковородочка получилась, да вилкой в двух-трех местах проткни, а то вспучится.
– Клюкву куда?
– Погоди, значит, пока тесто печется, берешь стакана два ягод, давишь толкушкой и смешиваешь с песком.
– Сколько сахара?
– Чтоб тебе вкусно показалось, одни покислее уважают, другие послаже. Вытащишь готовое тесто, оно такого приятно-желтого цвета станет, и выложишь на него начинку. А потом белки из холодильника достанешь, взобьешь с песочком до «снега» и сверху всю клюкву прикроешь. Внизу тесто, посередине клюква, сверху белая пена, поняла?
Я кивнула.
– И снова в духовку, только теперь минут на пять, пока белок не станет цвета кофе с молоком. Потом всю жизнь меня за рецепт благодарить станешь. Делается за полчаса и печется столько же, не черствеет, неделю стоит как новый, вкусный да мягкий, бери клюкву.
Торговка оказалась права. Мои домашние в мгновение ока слопали по куску и схватили по второму.
– Восхитительно, – пробормотала Юля, облизывая ложку, – просто восторг.
– Ты бы поосторожней, – хихикнул Сережка, – располнеешь!
– Плевать, – заявила Юля и нацелилась на третью порцию.
И тут прозвенел звонок в дверь. Кирюшка глянул на часы и произнес загадочную фразу:
– Поезд из Колабина прибыл.
– Только не это, – прошептала Юлечка, роняя кусок на пол.
– Типун тебе на язык! – воскликнул Сережка, бледнея.
Муля и Ада, отпихивая друг друга задами, быстро-быстро уничтожали нежданную добычу.
Звонок прозвенел еще раз.
– Надо открыть! – вздохнула Юлечка, не трогаясь с места.
– Может, подумает, что дома никого нет, и уйдет? – брякнул Кирка.
– И не надейся, – пробормотал Сережка, – эта никуда не денется.
Похоже, он был прав, потому что теперь трезвон не смолкал ни на минуту. Чья-то уверенная рука жала на кнопочку не отрываясь.
– Лампочка, открой, пожалуйста, – попросила Юлечка.
Я распахнула дверь.
– Ну наконец-то, – произнес бодрый голос, – неужели, думаю, спать улеглись, девяти еще нет. Сережа, втащи чемодан.
Парень вышел в коридор и безжизненным голосом сказал:
– Здравствуйте, Виктория Павловна, как доехали?
– Прекрасно, детка, – прощебетала дама и принялась расстегивать красивую элегантную шубку из канадского бобра. – Где Катюша?
– Мать улетела в Кемерово.
– Надолго?
– На месяц, – ляпнула вышедшая из кухни Юлечка.
– Ладно, – вздохнула гостья, – ничего, мне спешить некуда… Что-то у вас прихожая шире стала или просто кажется?
– Шкаф купили, – пояснила Юля.
– Давно пора, – пробормотала Виктория Павловна, – вечно у вас жуткий беспорядок и грязь, а питаетесь пельменями. Ну ничего, я у вас наведу полный антураж.
– Только не готовь кашу «Здоровье», – пискнул Кирюшка.
– Зерновые блюда крайне полезны для желудка, – отрезала Виктория Павловна и взвизгнула: – Кто это?
Я проследила за ее наманикюренным пальцем и ответила:
– Мопсы, Муля и Ада.
– Мопсы! – вскрикнула дама. – Но таких не было!
– Мы их только в этом году взяли, – пояснил Кирка.
– Ужас! – возвестила Виктория Павловна. – В придачу к этой жуткой лошади завели еще двух уродов!
– Они не уроды, – вмешалась я.
– А вы кто такая? – поинтересовалась дама, наконец освободившаяся от шарфов и шалей.
– Это моя тетя Евлампия, – моментально отреагировала Юля,
– живет у нас и великолепно готовит, так что мы теперь питаемся как в ресторане.
– Добрый день, любезнейшая, – прищурилась гостья, – так как мы с вами, похоже, одного возраста, можете звать меня Викторией.
Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под ее подбородком, на густую сеть мелких «гусиных лапок» возле умело накрашенных глаз и вздохнула. Да, тетке никак не меньше шестидесяти. Хотя милая Вика и хочет казаться тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер. Обтягивающий розовый свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат две худые ноги в черных колготках. Небось из-за варикоза не может носить чулки телесного цвета.
– Кто это? – шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную.
– Семейное несчастье, – вздохнула девушка, – тайфун «Виктория». Первая свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется. Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться.
– А почему не сказала, что я домработница?
– Что ты, – замахала руками Юля, – до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется.
Из ванной тем временем донеслось:
– Дайте чистое полотенце, а то тряпкой, висящей тут, противно вытирать руки!
Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная дама может хоть кого-то постесняться.
Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне, слушая безостановочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Юле досталась красная кофточка-лапша, слегка застиранная и бесформенная.
– Отличная, супермодная вещь, – объяснила добрая гостья, – теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко, и носи на здоровье.
Сережке вручили стограммовую плитку шоколада.
– Наша фабрика делает, Колабинская, – пояснила Виктория, – экологически чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти «Сникерсы» отравленные.
Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую плиточку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок на мелкие части и предложил:
– Угощайтесь!
Виктория моментально схватила пару квадратиков и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый, разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и «циркач» глядел на мир одним глазом.
– Бери, деточка, играй на здоровье, – протянула она кусок резины Кирюшке.
Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал:
– Спасибо, бабушка!
– Какая я тебе бабушка, – возмутилась Виктория, – додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать!
Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку.
– Отойди сейчас же! – закричала Виктория. – Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех, настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать!
– Может, не стоит ребенку антиквариат давать, – влезла Юля, – давайте в стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет!
Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула:
– Ладно, теперь о моих планах.
Слова лились потоком. Она хотела объехать магазины и купить новую шубу, шапку, сапоги, парочку костюмов, несколько юбок, брюки, кой-чего из косметики и парфюмерии…
Наконец Юля откровенно зевнула:
– Нам завтра рано на работу.
– А мне в школу, – быстренько добавил Кирка.
Все понятно, не хочет оставаться наедине с любимой бабулей.
Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час мы обустраивали комнату для гостьи. Сначала вытащили палас.
– У меня аллергия на пыль, – злилась Виктория. – Слава богу, не в первый раз приезжаю, можно запомнить и не селить в помещении с вонючей синтетикой на полу.
Потом пришлось спешно затыкать ватой щели в окне. Пока я орудовала ножом, Юля наглаживала постельное белье.
– Не могу же я лечь на измятые простыни, – шумела Виктория, – просто отвратительно, какие вы неряхи!
Сережка молча тыкал мокрой шваброй по углам, сохраняя полнейшее спокойствие. Потом понадобился ночник, стакан с водой, обязательно минеральной, без газа. Такой в доме не нашлось, и пришлось Сережке около полуночи нестись в ларек. Словом, успокоились поздно, а утром встали невыспавшиеся и злые.
Дети разбежались кто в школу, кто на работу. Привередливая гостья мирно спала, очевидно, утомилась вчера или привыкла пробуждаться не раньше одиннадцати. Я налила чашечку кофе и села у стола. Так, возьмем листок бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я узнала, но так и не добралась до истины. И где только Костя мог спрятать бумаги? Небось страшно ценная вещь, раз его из-за них убили. Может, они преспокойненько лежат у Яны? Но этого сейчас не узнать. Только что милый девичий голос сообщил, что больная Михайлова все еще находится в реанимации, и по тому, как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно, стало хуже.
У Нины Никитиной дома никто не снимал трубку, а в парикмахерской мне сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и никто не собирался нападать на девушку. Собственно говоря, в руках у меня были только тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя отдал Славе? И еще интересно, что случилось на квартире у Лены Литвиновой, костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста это. Вдруг она меня обманула и, расставшись с Костиком, осталась с ним, как, впрочем, и остальные, в хороших отношениях. Может, документы все-таки у нее? Конечно, я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову.
У Славы на телефоне работал автоответчик. Бодрый женский голос отбарабанил стандартный текст: «Вы позвонили в квартиру Катукова, сейчас никто не может подойти к телефону, оставьте сообщение после гудка». Я послушала шорох, треск, легкое попискивание и положила трубку. Подожду вечера, а сейчас съезжу домой к Лене Литвиновой и попробую еще раз «допросить» даму.
Жила Лена на краю света, наверное, в этом районе уже не московское время. Город кончился, автобус выехал на Кольцевую дорогу и бодро покатил вперед. Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и понеслась по шоссе. По обе стороны асфальтовой ленты высились деревья. Внезапно ели расступились, и впереди появился каскад блочных домов, унылый и малопривлекательный.
Противный ветер забирался под чересчур тонкое пальто, мне стало холодно и неуютно, а подъезд, в котором жила Лена Литвинова, показался омерзительно грязным. Шесть ступенек вели к пахнущим мочой лифтам, а когда кабина, скрежеща и повизгивая, двинулась вверх, в ней погас свет.
Дверь в квартиру с железными цифрами 98 распахнулась сразу, я раскрыла было рот и осеклась. На пороге, в халате, стоял угрюмый охранник из театра «Рампа», тот самый мужик, откровенно радовавшийся смерти Кости Катукова.
– Чего вам? – весьма нелюбезно гаркнул хозяин.
Я сняла вязаный колпачок, пригладила волосы и ответила:
– Майор Романова из уголовного розыска, не узнали?
– А я вас и не знаю, – ответил милый мужчина.
– Неужели не помните, – настаивала я, – приходила в «Рампу», ко Льву Валерьяновичу.
– А-а, – протянул мужчина и, близоруко прищурившись, велел: – Документики предъявите.
Только вчера я самозабвенно глядела одну из серий «Ментов» и теперь точно знаю, как следует показывать служебное удостоверение. Быстрым, словно многократно отработанным движением я вытащила из сумочки красную книжечку, на мгновение раскрыла ее перед носом бдительного гражданина и тут же захлопнула, всем своим видом демонстрируя, что процедура знакомства закончена.
– А теперь, гражданин Литвинов, объясните, где находится ваша бывшая жена и что это за история с кражей произошла в принадлежащей ей квартире. Кстати, насколько я понимаю, вы имеете свою жилплощадь, так что же делаете тут?
– Я Николаев, Александр Николаевич, – проговорил мужик, отступая в глубь небольшой прихожей, оклеенной весьма мрачными обоями, имитирующими кирпичную кладку. – Лена не меняла фамилию, не хотела с документами возиться.
– Понятно, – отрезала я и поинтересовалась: – Где говорить станем?
– Если не возражаете, на кухне, – ответил Александр.
Мы втиснулись в крохотную, пятиметровую кубатуру, битком набитую баночками, коробочками и кухонной утварью.
– Так что у вас случилось? – поинтересовалась я, пролезая к малюсенькой табуреточке, стоящей между окном и плитой. Интересно, для кого она предназначена? Даже я с трудом уместилась в пространстве.
Александр вздохнул и принялся рассказывать.
Назад: ГЛАВА 17
Дальше: ГЛАВА 19