ГЛАВА 17
Яна была старше Кости на четырнадцать лет. Анне Федоровне, рано похоронившей мужа, пришлось тащить на своих плечах двоих детей. В детстве Миша практически не встречался с девушками. Рогов ходил вместе с Катуковым в один класс, и, когда они подружились, Яна уже вышла замуж и переехала на квартиру к супругу. Миша был в курсе всех проблем и тайн Кости. Естественно, знал он о «семейной» жизни с Любой и о загулах, которые Котик устраивал на стороне. Потом Катуков получил отдельную квартиру, и приятели начали вместе приятно проводить время. Миша жил с родителями и отчаянно завидовал Костику.
Однажды, когда они перешли на второй курс, Костя заболел и несколько дней не звонил Рогову. Миша, как раз в это время сдававший анатомию, не слишком обеспокоился, проклиная кости, зубрил череп. Но когда в субботу Катуков не снял трубку, Миша не на шутку перепугался. У них был разработан код. Если друзья оказывались срочно нужны друг другу, следовало позвонить один раз, положить трубку и снова набрать номер. Но даже на условленный сигнал Костя не отреагировал. Рогов, бросив все дела, помчался к другу.
К его удивлению, Костя был дома, а на вопрос: «Чего не отзываешься?» – вяло пожал плечами:
– Заболел, насморк, кашель…
Но Миша не поверил другу и принялся допрашивать того с пристрастием. В конце концов Костя не выдержал и рассказал дикую, не укладывающуюся в голове историю.
В прошлый понедельник его мать, получив какое-то письмо, долго-долго рыдала над бумагой, а потом открыла Костику семейную тайну. У Анны Федоровны не двое детей, а трое. У Кости есть брат – Слава, на год его младше. Просто, когда умер отец, учительнице было одной не поднять двоих сыновей и дочь, поэтому самый маленький отправился жить к сестре отца – Наталье. У той никогда не было детей, и женщина воспитывала племянника как родного ребенка, усыновить его она, как одинокая женщина, не могла, но фамилию Славе дали Катуков, и у мальчика не возникало никаких подозрений. Он искренне считал Наталью матерью. Чтобы не провоцировать ненужных ситуаций, родственницы практически прервали между собой отношения. Анна боялась, что, увидав ребенка, разрыдается, а Наталья не хотела, чтобы мальчик узнал правду. Когда Славе исполнилось шестнадцать лет, Наталья сама пошла получать за него паспорт, боясь, что юноша увидит свою метрику. Но все обошлось, красивая коробочка конфет «умаслила» сердце паспортистки, и она отдала документ милой маме, пришедшей забрать его вместо внезапно заболевшего сына. Наталья расписалась во всех графах и вздохнула спокойно. Но ненадолго.
В отличие от Кости Слава рос хулиганистым, непослушным мальчиком. В голову ему вечно приходили гадости. Причем делал он их исподтишка. Стрелял из рогатки по птицам, убивал дворовых кошек, а с четырнадцати лет забросил учебу и проводил время вместе с такими же приятелями по подвалам…
Наталья пролила ведра слез, пытаясь образумить сыночка, но все впустую. Мальчишка просто не желал ничего делать. Неизвестно, чем бы закончилась ситуация, но однажды Слава случайно заглянул в спортзал, где такие же, как он, подростки занимались невиданным доселе спортом – карате.
Слава остался на тренировку, потом пришел еще и еще… Тренер, молодой, подтянутый мужчина, Олег Ефремович Соколов, поставил условие:
– Ходишь сюда, только если хорошо учишься в школе.
Пришлось Славику браться за учебники. Наталья бегала тайком каждый день в церковь и ставила свечки за здравие Соколова. Слава изменился невероятно. Мало того что он бросил курить и шляться по подвалам, так еще в его дневнике начали появляться четверки, его даже приняли в комсомол и оставили в девятом классе, хотя еще в ноябре директриса твердо заявила матери:
– Катуков отправится в ПТУ.
Словом, Наталья не чуяла ног от радости, но счастье длилось только около двух лет. Потом настал черный день, 29 марта. Славик ушел в Дом культуры Метростроя на танцы и домой не вернулся. Около часу ночи перепуганная мать принялась разыскивать парня, а утром ни свет ни заря понеслась в милицию.
В дежурной части ее «успокоили»: Вячеслав Катуков, 1962 года рождения, оказался жив, здоров и находился под арестом.
– За что? – только и сумела вымолвить несчастная женщина.
Выяснилась жуткая правда. В самый разгар веселого вечера на танцплощадку явилась группа парней и стала приставать к девушкам. Завязалась драка, Слава ударил некоего Васильева Романа, 1960 года рождения. Да так сильно, что Рома упал на пол, странно вывернув руки. Потом уже приехавший врач констатировал перелом шейных позвонков и мгновенную смерть.
Несколько месяцев шло следствие. Потом состоялся суд. Наталья судорожно рыдала, глядя на наголо остриженного сына, стоящего между двумя конвойными. Прозвучал приговор – шесть лет. Мать чуть не упала замертво. И хотя со всех сторон ей говорили, что суд учел все и дал по нижнему пределу, Наталья едва не скончалась от горя. Происшедшее она скрыла от всех, в особенности от золовки. Наталья считала виноватой в происшедшем только себя. Ведь родной брат Славика, Костя, нормально учился, не доставляя родным никаких неприятностей. Значит, Анна умеет воспитывать детей, а она, Наталья, нет. Мальчиков разделяет всего год, ну не могут же они быть полярно разными. Нет, дело в воспитании. Слава отправился в детскую колонию, Наталья стала писать письма и ездить на свидания… Она жила теперь от передачи до передачи, бросаясь к почтовому ящику.
Скорей всего Анна никогда бы и не узнала о судьбе Славы, но тут у Натальи случился инфаркт, и женщина попала в больницу. Поняв, что может не выкарабкаться, Наталья написала золовке письмо. Анна получила послание утром, а вечером уже сидела у кровати, слушая сбивчивый рассказ и ужасаясь. Боясь, что Костя узнает в раннем детстве о наличии брата, женщина сделала все возможное, чтобы мальчики не встречались. Многим такая предосторожность покажется странной, но была одна деталь. Котя и Славик уродились невероятно, фотографически похожими друг на друга, подобное сходство могли иметь лишь братья, а ни Анна Федоровна, ни Наталья не хотели, чтобы правда вылезла наружу. Первая стеснялась того, что отдала сына на воспитание, пусть и золовке, но все равно в чужие руки, вторая хотела, чтобы Славик считал матерью только ее.
– Не бросай его, – шептала Наталья, цепко держа Анну за руку, – слышишь, не бросай. Помоги встать на ноги да расскажи детям правду.
– Какую? – вздрогнула Анна.
Наталья недобро усмехнулась:
– Ладно, видишь, умираю, так что кончай прикидываться, свяжись с отцом Славика.
– Что ты несешь, – помертвевшими губами зашептала директриса, – Сергей умер много лет назад.
Наталья перестала усмехаться и глянула на золовку огромными бездонными глазами, на секунду Анне показалось, что какая-то непонятная сила затягивает ее в омут.
– Неужели считаешь меня такой дурой? – прошептала Наташа. – Я давно все поняла. Сергей скончался в сентябре, Славик появился на свет на следующий год в августе. Посчитай сама, выходит, ты в ноябре забеременела, через два месяца после кончины супруга.
– Я просто переходила срок, – отбивалась Анна.
– На два месяца? И потом, странно как, вы с Яной и Костей в тот год отправились на дачу в начале мая, ты все говорила, что сердце болит, и даже с работы ушла. Виданное ли дело, директору школы не дождаться окончания учебного года, а в августе ты уже меня к младенцу позвала и забрать предложила. Ты ведь ни декрет не брала, ни отпуск не оформляла, небось сразу подумала мне мальчонку отдать, знала ведь, что я всю жизнь о ребенке мечтала. И молчать ты придумала, а я согласилась. Небось только Яна и знает. Молодец девчонка, не выдала тайны.
Анна Федоровна чувствовала себя на грани обморока. Сестра мужа откинулась на подушку и сказала:
– Знаю, ты коммунистка и ни в бога ни в черта не веришь, но поклянись на моем нательном кресте, что не бросишь ребенка, он оступился, но он твой сын.
Директриса взяла ледяными пальцами теплый кусочек серебра и прошептала:
– Клянусь.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно вздохнула Наталья, – на такую клятву даже ты не наплюешь!
Анна Федоровна просидела в больнице до утра, а Наталья Федоровна словно посчитала свою миссию на земле законченной и скончалась, едва стрелки часов подобрались к семи.
Директриса приехала домой и рассказала сыну правду, но не всю. Домыслы золовки об отце Славы она повторять не стала.
Котик перепугался безумно. Это сейчас близкий родственник, находящийся в не столь отдаленных местах, воспринимается людьми как некий знак отличия. Иметь в анамнезе пару лет отсидки или по крайней мере племянника-братка стало чуть ли не престижным для любого человека, стремящегося сделать карьеру. Но в 1980 году ситуация была полярной. Брат-уголовник! Просто катастрофа!
– Мамуля, – задрожал Костик, – как же так, у меня по всем анкетам проходит лишь Марьяна, а если в КПСС вступать? Не могу же я в партийных документах врать? Ну и учудила ты, раз уж отдала сыночка, так и оформили бы все по-человечески. А то вон сколько новостей, и тетка у меня, оказывается, была, и брат есть! А Яна-то – ни гугу, ай да сестренка!
– Наталья не могла усыновить Славу, – шепнула мать.
– Почему? – удивился Котя.
– Она никогда не была замужем, а одиноким женщинам детей не дают, – пояснила директриса.
– Вот новость так новость, – не успокаивался Котик. – Господи, ну как теперь в КПСС вступать.
Но имевшая в письменном столе красную книжечку с профилем В. И. Ленина мать неожиданно высказала диссидентские настроения:
– Значит, не вступай!
– Да, – заныл Котя, – в институте все говорят, на гастроли за границу только партийных берут. Значит, уголовнику помочь хочешь, а меня, родного сына, побоку.
– Но Слава тоже мой сын, – возразила Анна Федоровна.
– Что-то ты об этом поздно вспомнила, – парировал всегда вежливый Котик.
В первый раз они поругались по-настоящему. Вечером Анна Федоровна нарушила тягостное молчание и сказала сыну:
– Вот что, Котя, не волнуйся. Никто ничего не узнает. Славик не указан и в моих анкетах. Вернется, скажем соседям – двоюродный брат.
– Он что, здесь жить станет, с тобой? – испугался Костя.
– Нет, конечно, – ответила Анна Федоровна, – вернется по месту прописки, в квартиру Натальи.
В 1983 году Слава вышел. Никакой радости встреча братьям не доставила. Так, посидели рядом, дивясь на свое редкое сходство, поболтали. Честно признаться, разговаривать им было особенно не о чем. Котик трещал о новых фильмах Феллини и Антониони, восторгался постановками Юрия Любимова, Славик молча кивал головой, старательно пряча левую руку, где на среднем пальце красовался вытатуированный перстень.
На свободе младший Катуков пробыл недолго. Примерно через полгода вновь загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь с передачами в угрюмый двор на Новослободской улице бегала Анна Федоровна. В декабре, после того как Славика осудили, директриса заболела и попросила:
– Котя, свези вещи с едой на Красную Пресню, в пересыльную тюрьму.
И, видя, как изменилось лицо сына, быстро добавила:
– Мороз, он в летнем, замерзнет.
Костя послушно отволок тюк с ватником, ушанкой и валенками, а также передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попал на свидание.
В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей орали в телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул перед собой и ахнул. Он словно смотрелся в зеркало, только отражение было коротко стриженным, бледным и одето в жуткую мятую черную куртку.
В Мордовию, куда заслали Славу, Костя не ездил, впрочем, Анна Федоровна тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она же оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.
В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Слава свел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли, цеховиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмов и в мгновение ока сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не раз защищал Анзора от урок, желавших опустить смазливого грузина.
Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славу на перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, черной кепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные москвички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевле турецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда не пользовался гнилыми нитками.
В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нет ничего хорошего, но многие из тех, чьи лучшие годы прошли за колючей проволокой, назовут вам все же один весьма положительный момент. Именно в заключении завязываются тесные дружеские связи, более крепкие, чем родственные. Анзор не мог забыть, как Слава защищал его от урок. В мгновение ока Славик стал совладельцем преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывший хулиган и вор уже через полгода великолепно разбирался в вытачках, проймах и выкройках. Слава перестал вздрагивать при словах «косой крой» и начал употреблять глагол «пришить» в его истинном значении. К тому же у него открылся настоящий талант управленца. Скоро фирма разрослась, арендовала секции в ГУМе и ЦУМе. Бывшие уголовнички обзавелись квартирами, джипами, золотыми цепями и малиновыми пиджаками.
Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату в гости. Он, в отличие от Славы, не слишком преуспевал. Особых ролей не было, а до агентства экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказался родственным и помогал Коте: купил «Жигули», пару раз отправил отдыхать за границу и частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялся оказывать людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но до Славика ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал во Францию, и друзья принялись в придачу к швейному делу заниматься еще и торговлей секонд-хэндом. Калашвили скупал в крупнейших универмагах «Самаритэн» и «Лафайетт» нераспроданные свитера, юбки, костюмы… Французская сторона отдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станут носить прошлогодние модели, а хранить мертвый груз на складе крайне накладно. В Москве же из тюков извлекались вещи, гладились и уходили на «ура». Слава сообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины за небольшую плату приводили наряды в порядок – отпаривали, пришивали пуговицы… Словом, работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так это в личной жизни. Времени на поиски жены у него просто не было, поэтому его «дамами сердца» становились проститутки, подобранные на Тверской. Славе даже казалось, что так проще: заплатил деньги – и привет, никаких обязательств. Ухищрения, к которым прибегал Котя, обхаживая баб, только смешили младшего брата. Все эти букеты, конфеты, духи и рестораны…
– У тебя поэтому и денег никогда нет, – укорял младший. – Ну на фига корзины с розами дарить, трех цветочков хватит.
Старший только улыбался:
– Нравится мне быть щедрым.
– Умрешь в нищете, – вздыхал Слава, – ты же ничего не откладываешь, виданное ли дело тратить все на баб.
– Зато мои дамы готовы ради меня в огонь прыгнуть, – парировал Котя.
И это была правда, женщины обожали актера и, даже разойдясь с ним, оставались в дружеских, весьма теплых отношениях…
Миша вздохнул и поглядел на меня:
– Вот такая история. Вы можете проверить ее истинность, загляните на работе в компьютер, небось храните все сведения об освобожденных.
Я важно кивнула:
– Есть у вас адрес Славы?
Рогов поморщился:
– Есть.
Я решила не обращать внимания на его недовольную гримасу.
– Давайте.
Миша выпалил:
– Улица Зои и Шуры Космодемьянских…
Ну с чего бы ему помнить наизусть координаты младшего Катукова? Некоторое удивление, наверное, отразилось на моем лице, потому что психиатр добавил:
– Сейчас он женат, его супругу зовут Акулина Евгеньева, но мне страшно не хочется комментировать данную ситуацию.
