Глава 10

Утро началось со звонка Оксаны.

– Спишь? – спросила она.

Я с огромным трудом разлепила веки, увидела, что часы показывают десять, и простонала:

– Нет.

– Можешь подъехать к полудню?

– Что с Дегтяревым? – испугалась я.

– Все прекрасно, – поспешно ответила Ксюня. – Анализы сделали, с профессором проконсультировались, остались небольшие нюансы, но они решаемы. Повода для беспокойства нет, как я и полагала, никакого инсульта не было.

Но я очень хорошо знаю Оксанку, и ее бодрый голос мне не понравился. Поэтому я в один миг слетела с кровати и, забыв выпить кофе, понеслась к гаражу.

– Я же сказала, что он в порядке, – покачала головой подруга, увидев меня через рекордно короткое после ее звонка время, – ты могла спокойно позавтракать.

– Как ты догадалась? – изумилась я. – У меня что, на лбу написано, что я не поела?

– Почти, – ухмыльнулась Ксюня. – Футболка надета наизнанку, волосы не расчесаны, а на ногах разные кроссовки.

Я опустила глаза. Точно! На левой ноге красовался красный кед, на правой – белый.

– Дегтярев здоров, – продолжала Оксанка, – давление в норме, холестерин, правда, повышен, но это не имеет отношения к основной проблеме.

– Значит, проблема все-таки существует? – напряглась я.

Оксана встала.

– Пошли, поглядишь на нашего братца Кролика.

Полковник сидел на кровати с самым несчастным видом.

– За каким чертом ты меня сюда приперла? – возмутился он, едва я переступила порог палаты.

– Ты помнишь, как мы ехали в больницу? – обрадовалась я.

– Я что, похож на идиота? – покраснел Александр Михайлович.

– Сейчас нет. Скажи, как меня зовут?

Дегтярев поджал губы, затем заявил:

– Ролизальда Генриховна Попардепель. Потомственная ведьма в шестом поколении.

Я в ужасе посмотрела на Оксану. И она считает полковника вменяемым? Да у него начисто снесло крышу!

– Не идиотничай! – Оксана погрозила толстяку пальцем. – Иначе переведем тебя в психиатрическое отделение.

– Она первая начала, – обиделся полковник. – Не желаю терпеть издевательств.

– Ты меня узнал! – обрадовалась я.

– Оксана Степановна, – крикнули из коридора, – у Никитина трубка выпала!

Подруга, не говоря ни слова, метнулась на зов. Мы с Дегтяревым остались одни.

– Тебе не трудно разговаривать? – нежно осведомилась я.

– Ну? – без особого энтузиазма откликнулся полковник. – На какую тему меня пилить станешь? Если по поводу диеты, то лучше не начинай. Сама куришь? Чего молчишь? Ты наносишь ущерб своему организму дымом, а я едой. Тема исчерпана!

– Можешь рассказать, как ты сюда попал?

– Опять начинается… Разбудили меня в семь утра, засунули под мышку холодный мокрый градусник, высосали почти всю кровь на анализы и начали приматываться с идиотскими вопросами! Только отвязались – ты прискакала. Ну, добивай меня!

С видом мученика Дегтярев откинулся на подушку, сложил руки на груди и застыл в позе изваяния.

– Как ты сюда попал? – повторила я вопрос.

– Да ты же, Дарья, меня и привезла.

– Откуда?

– Из квартиры.

– Чьей?

Полковник уставился в потолок.

– Кому принадлежит жилплощадь?

Молчание.

– Откуда знаешь Юлию Моргалову-Яценко?

– Кого? – с изумлением осведомился полковник.

– Женщину, в «трешке» которой я тебя нашла, зовут Юля. Ты мне позвонил, попросил о помощи и…

– Я? – подскочил приятель.

– Именно так.

– Ошибаешься, – безапелляционно заявил полковник. – У тебя в голове компот! Ты все перепутала.

– Ладно, – кивнула я, – давай заедем с другой стороны. Ты брал отпуск?

– Я? Кто сказал тебе подобную глупость?

– Виктор Кондратьев.

– Он идиот с кашей вместо мозгов! – снова возмутился приятель. – Это ему надо лежать в клинике. Я никогда не отдыхаю в начале лета.

– Какой сейчас месяц?

– Июнь.

– А число?

– Не помню. Какая разница? Ну забыл… Дай ежедневник, посмотрю и отвечу.

Я вынула из кармана телефон, набрала хорошо знакомый номер и включила громкую связь.

– Приемная Маркушева, секретарь Анна слушает, – полетело по палате чуть хриплое меццо.

Я зажала пальцем нос и прогнусавила:

– Девушка, мне необходимо связаться с полковником Дегтяревым, но он не берет трубку, подскажите его мобильный номер.

– Александр Михайлович в данный момент находится в очередном отпуске, – торжественно объявила Анька.

– Вот ёшкин кот! – картинно возмутилась я. – И когда же он бездельничать перестанет?

– Сотрудник милиции является гражданином России, – Аня решила поставить хамку на место, – он имеет право на законный отдых. Звоните через неделю.

Полетели короткие гудки.

– Она сошла с ума! – завопил Дегтярев, выхватил у меня аппарат и начал нажимать на кнопки своими толстыми пальцами, ворча под нос: – Ну и модель… Для кого только ее сделали? Похоже, на комаров рассчитывали с их тонюсенькими лапками…

– Приемная Маркушева, секретарь Анна слушает.

– Дегтярев беспокоит, – мрачно произнес толстяк.

– Ой! Александр Михайлович! – искренне обрадовалась Аня. – Как рыба ловится?

– Какая на фиг рыба! – взвыл полковник.

– Не знаю, – растерялась Анька, – карп или щука, я не очень-то в ней разбираюсь.

– Я где? – заорал Дегтярев.

– Там, куда уехали, – ошарашенно заявила Аня, – билет сами покупали. Когда заявление на отпуск приносили, я предложила вам билет заказать, а вы ответили: «Спасибо, Анюта, все уже в порядке».

– Что в порядке? – сбавил тон Александр Михайлович.

– Билетики, – робко сказала секретарь.

– Я в отпуске?

– Ага, – не по-служебному ответила девушка, – до конца июня. Вас Кондратьев замещает.

– Спасибо, я просто так позвонил, сообщить, что у меня все в порядке, – вежливо сказал толстяк и, бросив телефон на койку, уставился на меня. – Что происходит? Это твоих рук дело?

Я села на постель.

– Только не волнуйся. Расскажи, что ты помнишь из событий последних дней?

Спустя четверть часа выяснилось, что память полковника функционирует великолепно, он без запинки назвал имена домочадцев, перечислил клички собак и описал меблировку дома в Ложкине. Вот только события последних семи дней словно кто-то стер ластиком. Александр Михайлович с пеной у рта уверял меня:

– Вчера я был на службе, весь день провел за столом, накопилась куча бумаг, восьмого собрался поехать с Тёмой на рынок.

– Сегодня пятнадцатое, – тихо сказала я, – и твой сын отбыл на один день в командировку. Должен был вернуться рано утром, но мы пока не виделись.

– Врешь! – гаркнул полковник.

Пришлось снова звонить и спросить у девушки из справочной службы:

– Какое нынче число?

– Пятнадцатое июня, – без всякого удивления сообщила оператор.

– Дай воды, – простонал Дегтярев.

– Успокойся, – улыбнулась я, – это пустяк.

– Только не надо из меня идиота делать! – рявкнул Дегтярев. – Я соображаю лучше всех и могу это доказать!

– Прошу тебя, не нервничай, – ласково сказала я.

– Я никогда не выхожу из себя! – заорал полковник. – Я всегда владею собой!

– Но сейчас-то ты кричишь, – не выдержала я, – причем так громко, что стекла в окнах дрожат.

– Ты можешь вывести из себя даже святого Иосифа, – слегка сбавил тон толстяк.

– Спасибо за комплимент, – усмехнулась я, – но это навряд ли. Насколько помню, Иосифа безуспешно соблазняли самые красивые девушки, а он устоял, так что скорей всего и мне бы не удалось сбить его с пути истинного. Но все равно приятно, когда тебя считают роковой искусительницей.

– Думаешь, ты умнее всех? – окончательно обозлился приятель. – Тогда вот тебе задачка. Очень простая! Ты же знаешь, что в аэропортах собачки работают. Наркотики ищут…

– Конечно, – кивнула я. – Недавно я улетала в Париж и очень умилилась, когда увидела около сурового таможенника крохотного двортерьера – лохматую помесь болонки с терьером. Пес сидел на стуле и очень внимательно обнюхивал чемоданы. Кстати, я хотела погладить милое животное и получила от таможенника суровый выговор: «Собака работает, уберите руки, не мешайте!»

– Офицер был абсолютно прав, – кивнул Дегтярев. – Таможня удивительно нежно обращается со своими четвероногими сотрудниками. Псы считаются членами коллектива, они получают качественную еду, медицинское обслуживание, их нельзя обижать или оскорблять. Если кто-то из пассажиров попытается предпринять против собаки какие-то действия, это будет расценено как нападение на должностное лицо в момент исполнения служебных обязанностей и последует неминуемое задержание.

– Сурово, – удивилась я.

– А теперь ответь на мой вопрос. Не так давно один мужчина, назовем его Сергей, сдавал багаж. Собака начала изучать чемоданы, и тут пассажир сказал псине одно короткое слово. Всего одно! Но его хватило, чтобы таможенник вызвал патруль. Сергея задержали, а потом впаяли ему срок за хулиганство, то есть он получил пресловутые пятнадцать суток. Офицер был очень зол, заявил, что Сергей не только помешал работе собаки, но еще и оскорбил ее как личность! Так что пассажир сказал собачке? Какое короткое слово?

Я хихикнула:

– Оно было совсем неприличное?

– Никакой нецензурной лексики, – помотал головой полковник. – Но собачку посчитали глубоко оскорбленной!

– Пошла вон?

– Во-первых, это два слова, а во-вторых, ты не угадала.

– Дура?

– Мимо.

– Идиотка? Кретинка? Сумасшедшая? Балда? – перечислила я обидные слова.

– Нет, – засмеялся полковник, – ты сейчас думаешь как человек, а на ситуацию нужно посмотреть с позиции собаки. Ну, какое слово могло ее оскорбить и помешать ей работать?

– Гулять? Есть? Поедем к врачу? Чистить уши?

Александр Михайлович скривился:

– Пули летят мимо цели. Вовсе ты не самая умная. Ответ лежит на поверхности, но ты его не видишь! Не следует упрекать других в глупости, надо начинать с себя!

Пришлось проглотить обидное замечание.

Через полчаса я выяснила: полковник абсолютно ничего не помнит о частном расследовании, не способен назвать имени заказчика, не знает, по какой причине очутился в квартире Юлии, не может сообщить никаких подробностей прошедшей недели – она как бы выпала из его жизни. А еще он неправильно ответил на вопрос: сколько будет семью семь, но этот ляп меня не испугал, Дегтярев никогда не был гениальным математиком, думаю, он до сих пор не выучил таблицу умножения.

Часа через два мы вернулись в Ложкино. Перед въездом в поселок я притормозила и попросила Дегтярева:

– Ну-ка, изложи наш план.

– За удачно завершенное дело меня премировали отпуском, – покорно сказал Дегтярев, – поэтому я буду сидеть дома. Вообще-то, это жуткая глупость. У нас в лучшем случае могут благодарность объявить, устную.

– Но домашние о ваших правилах не осведомлены, – справедливо заметила я. – Откуда им это знать? Они легко поверят сказке.

– Ладно, – согласился приятель.

– Никому не рассказывай о своей проблеме, – продолжала я. – Если по служебным коридорам разнесется слух, что Дегтярев вляпался в неприятную историю и потерял память, хорошего не жди.

– Это точно, – поежился полковник.

– Нашим тоже незачем сообщать подробности, замучают тебя заботой.

– Оксана в курсе, – напомнил приятель.

– Она врач, привыкла хранить чужие тайны.

– Еще Кондратьев. Ты сказала, я его просил помочь.

– Я придумаю, как нейтрализовать Витьку. Сиди тихо, ни во что не вмешивайся, я попытаюсь узнать, почему Юлия Моргалова вызвала твой интерес, а там и память к тебе вернется.

– Думаешь?

– Стопроцентно, – соврала я. – Дело только во времени.

– Ага, – без особого энтузиазма кивнул Дегтярев, – я с ума сойду, сидя на участке.

– Ты можешь помочь Тёме! – в порыве вдохновения воскликнула я. – Помнишь, он выгнал вороватых прорабов и теперь сам занимается отделкой.

– У меня нет художественного вкуса, – печально констатировал Дегтярев.

Похоже, он и в самом деле заболел. Еще в начале июня Александр Михайлович считал себя специалистом по всем вопросам жизнедеятельности человека.

– Я старый, толстый, лысый неудачник, – вдруг заявил Дегтярев, – живу в твоем доме из милости.

– Ты молодой, стройный, кудрявый, настоящий полковник, – попыталась я его утешить.

– Нет, – уперся он, – процесс пошел, скоро я забуду, как меня зовут и где стоит холодильник.

– Вот уж сомнительно, – захихикала я. – Даже наша безумная Черри, прабабушка российских пуделей, всегда исправно находит миску.

– Может, попить лекарства для активизации мозговой деятельности? – промямлил Дегтярев.

– Тебе ничего не выписали, – предостерегла я его, – надо слушать доктора.

– Ладно, – согласился полковник, чем вверг меня в окончательный ужас.

Пусть уж лучше Александр Михайлович надувает щеки, раздает глупые указания, создает штабы, руководит нами и злится на домашних, чем безропотно идет у меня на поводу.

В саду около куста пионов копошился садовник Иван.

– Как дела? – из вежливости поинтересовалась я и тут же пожалела о содеянном.

Ваня начал живописать ненужные подробности:

– Тля прилетела, пожрала, дрянь, цветочки. Вона, листочки в решето превратились. Может, хоть жасмин зацветет, если его клещ не облепит, и…

– Наши не уехали? – оборвала я его стоны.

– Не знаю, где кто, – проворчал Иван, – вот тлю распрекрасно вижу.

– Пошли в столовую, – велела я Дегтяреву.