Из спальни выходили в обратно пропорциональной последовательности. Первым вылетел Кочнев, за ним мы с Наташкой. Родион Тимофеевич так и не сдвинулся с места. Честно говоря, мы на него особо внимания не обратили. Скрывать свое присутствие в квартире уже не было смысла. Сорвавшаяся с цепи и громко ругающаяся Майка первым делом рванула в туалет. Наша троица рассыпалась в коридоре. Мы с Наташкой, не сговариваясь, оказались на посту у входной двери. Кочнев влетел на кухню. Этот момент был отмечен душераздирающим визгом. Наташка зажала уши руками и крепко зажмурилась, а я только поморщилась, руки были заняты. Я ими пыталась закрыть замок. Он в меру сил сопротивлялся, поскольку уже был закрыт.

Визг резко оборвался. Следом за ним донесся страшный рев Кочнева:

— Кто ты такая?! Ах ты!..

— Будь я на ее месте, ни за что бы не призналась! — доверительно шепнула я Наташке. — Так заорал! Собственное имя забудешь, зато согласишься с любым из предлагаемых вариантов или со всеми сразу. Без разницы. Даже здесь, на своем месте, готова обозваться хоть Дурындой Александровной, хоть Александром Дурындовичем. Странная тишина. Такое впечатление, что в квартире ни души.

— Что ты прошипела?! Придушил? — Наташка, наконец, отняла ладони от ушей и с испугом посмотрела в конец коридора, куда я заглянуть не решилась. — Мама дорогая! — Испуг сменился удивлением, высокая степень концентрации которого требовала времени на осмысление. — О! Все живы.

Мне было хорошо известно имя той, что визжала на кухне, но объяснить это Александру я не успела. Из спальни вылетела разъяренная Ксюха и потребовала прекратить разборки — дяде плохо. На мой взгляд, просто замечательно, что она не заглянула на кухню. Достаточно и одного нервного дяди.

В суматохе никто не понял, что надрывается чей-то мобильник. Я вовремя сообразила, что мое участие в общей неразберихе только осложнит обстановку. Веселенькая мелодия удачно подходила к всеобщей беготне в поисках сердечного средства, оказавшегося у Родиона Тимофеевича прямо под боком, иными словами, в боковом кармане пиджака. Затем сразу три человека — Наташка, Александр и Майка, успевшая вылететь из туалета и удачно вписаться в суету, носились за водой. Никто не обращал внимания на «смену караула» — прикованную наручниками к трубе женщину. Тем более что она сгруппировалась в нечто непонятное. Женщина-змея. Живая сапа.

Честно говоря, я уверовала в то, что всему этому марафону конца и края не будет. Гонцы сталкивались друг с другом на разных точках маршрута, расплескивали воду и, чертыхаясь, неслись обратно. Мне это изрядно надоело — никак не могла пробраться к мобильнику. Пожалуй, ему тоже надоело трезвонить, как в пустыне, ибо он смолк. Как по команде участники гонки сошли с беговой дорожки.

— Это у дяди на нервной почве. Здоров как бык! Только на днях его в больницу таскали, ЭКГ делали, — рассудительно заметила Наташка, на всякий случай удерживая за рукав Майку. А может, просто сама за нее держалась. — Родиону Тимофеевичу надо просто прилечь и отдохнуть. Тем более что племянница кровать освободила. Сердечные боли на нервной почве сходны с сердечными болями, вызванными патологией.

Подруга оставила Майкин рукав в покое, подтолкнула ее к мужу, заявив, что в наше время надо держаться поближе друг к другу, и, таким образом освободив себе дорогу, направилась на помощь Ксении. Уже из спальни до нас донесся ее уверенный голос, которым она призывала Родиона не маяться дурью. Наталья в зародыше подавила попытку племянницы встать на защиту самочувствия дяди. Единственный аргумент «А ну, дуй отсюда!» подействовал безотказно.

Растрепанная Ксения Львовна выскочила из спальни как раз в тот момент, когда на кухне снова запел мобильник. Пока остальные прислушивались к мелодии и осознавали сам факт звонка, я сбегала за телефоном. Сунув его в руку Майке, ловко отразила попытку Александра перехватить аппарат. Майка ответила на звонок, вопросительно уставившись на меня.

— Да, привет, я уже почти на свободе. Сижу вот здесь на старом месте. Почему не подходила к телефону?… А почему я не подходила?

Девушка таращилась на меня, ожидая подсказки. Пришлось указать ей на дверь туалета. Реакция Майки была неожиданной. Она забыла про собеседника и доложила мне, что ей туда не надо. В отчаянии я покрутила пальцем у виска, призывая Майку включить соображение. И тут ее прорвало!

— Слушай, ты, козел!.. — заорала она в трубку.

Я мигом выхватила у Майки мобильник и отключила. Разговор грозил пойти в ненужном направлении.

— Расслабься! Все, что ты хотела ему пообещать, он уже знает. Надо немедленно приводить Родиона Тимофеевича в рабочее состояние. Следующий звонок будет ему.

Почему-то все сочли своим долгом обскакать меня на пути в спальню и, столпившись у окна, организовать небольшую междоусобную войну за первенство в деле постановки Родиона Тимофеевича на ноги. Рекомендациям не было конца. Я вошла последняя и, пока присутствующие препирались, под патронажем Наташки успела шепнуть Горшкову пару слов, от которых он буквально ожил. Заодно в последний раз уточнила, не желает ли он привлечь Буйкова к уголовной ответственности. Так, на всякий случай. Разумеется, он сказал, что не желает. В наше смутное время трудно найти фирму, не пытающуюся одурачить государство. В большей или меньшей степени. Тем более что оно само не раз порядком дурачило собственных граждан. При социализме воровали, будучи уверенными, что от государства не убудет. Сейчас в финансовые закрома родины просто не додают требуемое: жалко отрывать от себя то, что ближе к собственному телу. Да и запросы у него, мягко говоря… Была охота в старости жить на грошовую пенсию! Так или иначе, но господин Горшков не желал, чтобы производственная и финансовая деятельность фирмы получила нежелательную огласку. Проще договориться с Буйковым о невмешательстве во внешнюю и внутреннюю политику каждого из них. Но была и еще одна причина.

Когда прозвучал безумный звонок мобильника Родиона Тимофеевича, все привычно встрепенулись и примолкли. Сам Горшков, забыв о плохом самочувствии, мигом мобилизовался.

— Я не запаздываю, — сухо сообщил он Буйкову. — Просто передумал ехать. Не вижу необходимости выполнять твои требования, поскольку ты не выполнил моих. Где Михаил и Майя?

Какое-то время Родион Тимофеевич внимательно слушал. Затем решительно прервал объяснения Буйкова:

— Майя на звонки не отвечает. И что значит «Михаил сбежал»? Со сломанной ногой и на костылях далеко не убежишь. Ах, вот почему половина оговоренной суммы!.. Так, может, и Майя «сбежала»? Значит, так, привозишь Майю к рынку, передаешь ее мне из рук в руки…

— Я не собираюсь отправляться в чужие руки! — возмутилась Майка, и ее безоговорочно вытолкнули вон.

Горшков закончил диктовать Буйкову свои условия и укоризненно покачал головой, не одобряя решительных действий коллектива по прореживанию рядов.

Чтобы немного облегчить положение несчастной, следом за Майкой вышвырнули ее супруга.

— Это что же получается?! — повысила голос Ксюха. — Теперь следует ожидать визита Тимура сюда?!

Возражать ей никто не стал.

— Я не хочу его видеть! — яростно зашипела девушка. — Не о себе забочусь! Мне-то что? Придушу, отсижу свое и снова выйду замуж за дурака Ельцова.

— Да он уже благополучно выбрался из дурацкого сословия, — хохотнула Наташка. — Поумнел, пережив еще одну безответную любовь. Ту самую, что сидит себе спокойненько на цепочке у батареи и молчит. В отличие от тебя.

— А что, у нас опять кто-то приковался? — смешалась Ксения Львовна. — Пока я спала? Разрешите-ка!

Она решительно шагнула на выход из спальни, бесцеремонно разбив супружескую пару Кочневых. И не успела я обменяться с Натальей понимающими взглядами, как она завопила из кухни:

— В чем дело?! Как ты тут оказалась? Боже мой!

— Ну вот и хорошо, — порадовалась Наташка. — Девушка сама нашла ответ на все свои вопросы. В том числе и на незаданные. Ей-богу, уже весь язык обболтали!

Как бы не так! Ксения мигом вернулась за ответами к нам. При этом беспорядочно размахивала руками и повторяла только одно слово: «Там, там, там».

— Ну и что? — вежливо поинтересовалась я. — «Там» на временном приколе твоя подруга детства Юленька Ишаченко, одновременно выступающая в нескольких ипостасях: «медсестры» Мариночки, затем подруги жизни твоего бывшего жениха Буйкова и, наконец, матери совместно нажитого с ним имущества. Хотя и вне законного брака, но самого ценного — дочери Машеньки.

Ксения с размаху села на дядю в кресле. Подсиживали бедолагу при каждом удобном случае! Это заметили все, кроме племянницы. Особенно сам дядя. Ох, не зря Наташка настаивала на его передислокации. Лежал бы спокойно в кровати, не пришлось бы сейчас кряхтеть от натуги в попытках скинуть на пол лишившуюся разума племянницу.

— Ты представляешь, какая стерва?! — растерянно поинтересовалась Ксения у Родиона Тимофеевича. Похоже, ее совсем не волновали временные дядины трудности. В данный момент она очень нуждалась в сочувствии, а он в нашей компании был ей самым близким человеком. Ближе никого не было. И мы с Наташкой, и Кочневы заранее отступили на задний план.

— Пойти выдрать ей волосы? — на сей раз Ксения обратилась сама к себе. Дядя слабо угукнул в знак согласия. Можно понять человека, какое ему в конце концов дело до чужих волос? — Тогда поднимайся. Мы идем вместе!

Пришлось выступить на передний план, потянув за собой Наташку. Та, в свою очередь, прихватила Кочневых. Мы изо всех сил старались перегородить дорогу мстительным намерениям девушки. Мне не нравилась воображаемая картина осыпавшейся головы Юльки и клочки волос, вносящие сомнительное разнообразие в кухонный интерьер. На сей раз подруга Ксюшиного детства была без парика и ей было что терять. Кроме того, с минуты на минуту ожидалось прибытие Буйкова. Так что одними волосами с головы подруги детства Ксения едва ли утешиться. Не к месту я вспомнила еще одно обстоятельство: Юлия была поразительно похожа на свою дочь. Просто как две капли воды. Те же огромные глаза, пухлые губы, нежный овал лица. И пышные вьющиеся волосы. То-то ее физиономия с первого взгляда показалась знакомой. Не сразу догадалась, кого она мне напоминает.

В следующий момент я поняла, что должность заместителя генерального директора по связям с общественностью Ксении Львовне действительно была дана зря. Вести с нами переговоры она не захотела, ей явно не хватало выдержки и терпения. Девушка просто пошла на таран. От ее решительного броска на нашу «стенку» Кочневы дрогнули и расступились. Ксюша легко, не касаясь пола, вылетела наружу.

— Штанга! — прокомментировал ее стыковку с дверной обналичкой и последующий грохот Александр. И оказался неправ. Штанга не может орать баритоном.

Не думала, что короткий перелет и последующее падение столь благотворно подействуют на Ксению Львовну. Она спокойно лежала на Буйкове, пригвоздив его к качественному дубовому паркету, и сосредоточенно о чем-то думала. Скорее всего, вносила изменения в свой план отмщения. Похоже, стонущий от боли Тимур Георгиевич был несказанно рад этому обстоятельству, ибо девушка Ксюша являлась для него своего рода щитом от любопытных глаз остальных участников драмы. Во всяком случае, когда Кочнев попытался стащить с него Ксению Львовну, он замычал и потянул ее назад. Но тут от кухонной батареи отчетливо прозвучало: «Подлец! Предатель! Немедленно прекрати ее хапать!» — и хватка Буйкова ослабла. Ксению не без труда поставили на ноги. Сначала на Майкины, потом на ее собственные. Обретя горизонтальное положение, она вновь почувствовала себя человеком и обозвала Буйкова мразью.

Мы с Наташкой во все глаза смотрели на молодого человека, все еще отдыхавшего на полу. Пожалуй, на свою дочь он тоже похож, но меньше, чем Марина. В смысле Юля, подруга детства Ксении, в данный момент составляющая неотъемную часть оборудования центрального отопления.

— Ну и как теперь прикажете его называть? — поинтересовалась у меня Наташка. — Помимо подлеца, бабника и предателя он же еще и наркоман Антон! Только теперь у него окрас однотонный, блеклый. Но натуральный цвет волос — не очень. То ли дело у Александра! И в прошлый раз Антон неудачно подобрал парик. У него определенно нет вкуса. То ли дело Александр! — Наташка согнулась пополам и заглянула на кухню. — Несчастные! Нашли на чем экономить! Ир, у них с Юлькой был один парик на двоих, темно-каштановый. Он удивительным образом не подходил к его ощетинившейся светлой порослью физиономии. Ир, ты не забыла? Этот тип нам за пиво должен.

— Вставай! — Мы и не заметили, как в наши ряды влился господин Горшков. — Надо поговорить, Тимур.

— Прежде чем принимать какое-либо решение, — я упорно избегала взгляда Родиона Тимофеевича, прямой наводкой буравившего мой умный лоб, — хочу напомнить, что он — прямой виновник покушения на Михаила Петровича Ельцова.

Собравшийся было встать Буйков издал какой-то хрюкающий звук и снова улегся.

— Неправда! — Голос из кухни дрожал от возмущения. — Можете считать его подлецом, но он не наркоман и не убийца!

— Я знаю, — спокойно подтвердил Горшков. — Вчера нашли виновников наезда. Это пара подвыпивших недорослей, угнавших неисправную машину с целью покататься. Только они уверяют, что Михаил сам выпал на дорогу. Вставай, Дюк. Еще успеешь належаться.

Последние слова мне совсем не понравились. Впрочем, кликуха Дюк — тоже. Тимур мог бы придумать себе и получше. Как-то сразу захотелось домой. Там дети, муж.

Он тут же обо мне и вспомнил. Мысли, как известно, материальны. Мелодия звонка моего мобильника ворвалась в напряженную атмосферу коридора и внесла хаотичное оживление. Все, кроме Родиона Тимофеевича, принялись разыскивать свои телефоны. Даже Буйков.

Очередной раз поприветствовать Димочку не успела, у него просто поразительная способность вываливать на меня кучу гневных вопросов, не дожидаясь ответов в порядке очередности. Я стойко терпела это шоу «Что? Где? Когда?». Не впервой! И только когда Димка пошел по второму кругу, повторяя вопросы, вынужденно отключилась.

Полминуты вполне хватило, чтобы подзарядиться терпением и отойти в сторонку. Незачем посвящать посторонних в семейные разборки. За это время Дмитрию Николаевичу удалось рассортировать вопросы по значимости и, перезвонив, остановиться на самом главном: почему в нашем доме лежит неизвестное покалеченное лицо мужского пола. Голос у меня даже не дрогнул.

— Наверное потому, что ему трудно сидеть, а стоять вообще невозможно. У «лица» сломана правая нога, треснуло правое предплечье и что-то там не срослось с ребрами, тебе лучше знать. Именно ты уточнял диагноз «лица» в клинике Склифосовского. А еще его желательно не кантовать. У лица в анамнезе сотрясение мозга.

В трубке что-то мягко шуршало. Кажется, у Димки вышло из строя физическое переговорное устройство. Я с тревогой принялась уговаривать его выпить воды. А еще лучше, зеленого чая. Наверное, он послушался, поскольку буркнул, что ничего не понимает, и выдал новый вопрос:

— Зачем ты притащила его сюда?

— Это не я! Это Славик. Мишурик не выжил бы на Наташкиной даче. — Не объяснять же Димке всю подоплеку.

— Кто?! Мишурик?!

Мне показалось, Дмитрий Николаевич возмутился тем, что мы таскаем домой все, что плохо лежит в других местах. Слышимость была не очень.

— Если тебе не нравится присутствие этого калеки в нашем доме, можешь отправить его в свою больницу. Собственно говоря, для тебя же и старались. Ты же классный специалист. Вячеслав тебе поможет.

— С моим появлением дома твой сын немедленно испарился. Правда, успел сообщить, что в комнате на диване лежит загипсованное послание «от маменьки».

— Дима, я скоро приеду и все объясню.

— Можешь не торопиться. — Муж отключился.

Это было очевидным намеком на то, что я Димке больше не нужна. Знала бы, заранее приготовила домашние пельмени. Но не впрок. С ними ему было бы гораздо труднее пережить потерю. Горечь приятных воспоминаний просто не позволила бы с ней смириться.

Следующий вызов прозвучал почти сразу. Мне, собственно, и говорить ничего не пришлось.

— Умница! — заявил мне Листратов и отключился. Скорее всего, боялся наговорить лишнего. И наговорил бы. Ни за что не призналась бы в звонке по рекомендованному им через Димку номеру.