— Ириша, открывай!

Радостный голос подруги заставил меня вздрогнуть и выйти из состояния оцепенения. Под рабочий дорожный гул я незаметно окунулась в воспоминания о недавней поездке. Шум мне нисколько не мешал. Как назло, Майка так и не перезвонила. Да кто ж они такие вместе с настоящим Кочневым? А эта странная эсэмэска, в которой говорилось про опасность! Неужели она от Майки? Нет, не похоже.

— Ну ты, подруга, даешь! Все двери закрыты, а оба окна нараспашку. Да любой угонщик запросто проникнет в машину, выкинет тебя за ненадобностью и… Впрочем, нашу «Ставриду», в первую очередь, не угонят именно за ненадобностью. Если только из-за тебя. В таком случае машина в нагрузку пойдет. Я купила отличный виноград. Надо же было чем-то себя занять пока фильтровала этот пропускник, подземный переход. Чуть не окосела от напряжения. Ир, ну я тебе просто поражаюсь! Подруга, можно сказать, явилась с передовой, а ты спокойно сидишь и ждешь, когда она начнет делиться ужасами ближнего боя. Я бы тебя уже растрясла, как грушу. Ладно, не оправдывайся. Все прошло отлично, моя персона вне подозрений. Сейчас отъедем, чтобы не светиться, и расскажу. — Мурлыкая себе под нос какой-то веселый мотивчик, Наташка тронулась с места. — Теперь понимаешь, насколько я была права насчет первенства в справочной? Ты бы на моем месте сразу заледенела. Все-таки в моем лице мир потерял талантливую актрису. Так вживаюсь в обстановку спектакля собственной постановки! Вышла из отделения сама не своя.

Натальин рассказ увлек меня настолько, что я забыла обо всем на свете. Самое главное, о Димке. Следовало позвонить мужу и предупредить, что задерживаюсь, поиски подходящих штор утонули в огромном океане предложений. Раньше, бывало, побегаешь по магазинам и либо успокоишься за отсутствием подходящей ткани, либо выберешь из пары зависевшихся образцов наименее страшненький — и нормально. Дома прикинешь, убедишь себя, что ткань по цвету подходит к будущим обоям или тапочкам, и опять-таки успокоишься. А ныне ассортимент такой, что глаза разбегаются в разные стороны. Посему трудно сосредоточиться на чем-то одном.

Наташка начала с того, что отправилась с охраной в отделение интенсивной терапии, где лежал Лузгин, с од-ной-единственной целью: свернуть по дороге в женский туалет, закрыться и вызвать туда наряд милиции. Но план почти сразу претерпел изменения. Едва она в составе двух сопровождающих вошла в коридор отделения, стало ясно, что до туалета гораздо дальше, чем до палаты, дверь в которую перед ней гостеприимно распахнули.

Охранники, люди Ксении, стоят на посту у постели больного со вчерашнего дня. Именно вчера Ксения Львовна отыскала его в клинике Склифосовского и перевела в эту больницу. Сегодня заезжала проведать беспамятного больного и привезла с собой кучу документов из клиники. Этим заявлением охранники пытались убедить взбалмошную дамочку в том, что больной не бесхозный, Альфредом не именуется и если бы был в сознании, откликнулся на имя Ельцова Михаила Петровича.

В какой-то момент Наташка решила, что Лузгину-Ельцову повезло — палата была отдельной. Один из охранников, памятуя Наташкину железную хватку, на всякий случай предупредил, что срывать больного с кровати вместе с матрасом и капельницей не стоит. Он все равно без сознания. Подруга, потирая от волнения руки, решила, что быстренько не узнает в больном своего Альфреда и обойдется без женского туалета. Сразу в лифт и на свободу! А вслух возблагодарила Всевышнего за то, что вымышленные запонки ее вымышленного пятого мужа возможно еще и вернутся назад.

Голова пострадавшего была капитально замотана бинтами. На лице чернели синяками два закрытых глаза, выгодно оттененных на фоне слегка распухшего носа и сухих, потрескавшихся губ. Наташка, отметив резкий контраст между синяками и бинтами, мысленно заретушировала первые и сразу опознала в несчастном человеке Шурика, составившего нам компанию в недавней туристической поездке. Правая его рука, находившаяся под капельницей, обреченно лежала поверх одеяла и вызывала острую жалость.

Подруга оглянулась на двух внимательных наблюдателей и, почувствовав прилив злости, резко заявила:

— Ну, что уставились? Не пойму, мой или не мой. Ему морду разбинтовать нельзя?

Получив отрицательный ответ, она низко наклонилась над Шуриком, невольно загородив его от охранников и тут, что называется, дала маху, шепотом обозвав его не Альфредом, а Альфонсом. На секунду замерла, но крепкие умом ребята ничего не заметили. Зато Наташка заметила, как дрогнул, а затем слегка приоткрылся правый глаз Шурика. И смотрел он на нее этим глазом вполне осознанно. Подруга в свою очередь прищурилась, указала глазами в сторону охранников и запричитала: — Это же я, праздник, который почти всегда был рядом с тобой! Ох, глазоньки твои не открываются-а-а, бесстыжие!

Шурик мгновенно все понял, уснув и правым оком. В это время открылась дверь палаты и вошла медсестра с эмалированным подносиком, в котором лежал шприц. Охрана невольно отвлеклась на нее.

— Да скажи же мне хоть слово, голубчик, ты это или не ты! — продолжая надрываться, Наташка прилипла ухом к губам Шурика и услышала тихое:

— По Ярославке. Направо. Деревня Вербная, десять, помогите, убьют, Майке…

На этом связь оборвалась. Медсестра завопила, требуя немедленно снять с больного ненормальную бабу, охранники кинулись к кровати, намереваясь рывком оттащить Наташку в сторону. Но она уже и сама вскочила:

— Только без рук! А то как шарахну капельницей! Куда попадет. Мне чужого не надо. Только вечную память о пятом муже, который, гад, в Америку укатил! А этот доходяга не мой гражданский муж! У моего морда пошире была, а губы поуже. Синяки попутали, любимый все время с ними гулял, под темными очками маскировал.

Наташка одернула на себе одежду и, сделав предостерегающий жест ладонью, строго сказала охранникам:

— Не провожайте. Я очень расстроена. Могу и в глаз заехать. — И всхлипнула: — Последняя надежда оборвалась! — Сунув нос в платочек, пошатываясь, покинула палату. Вслед ей неслись возмущенные реплики медсестры.

Она медленно шла к лифту, слыша за спиной чьи-то тихие, но такие настойчивые шаги! Лестничная площадка была пуста, и она уже созрела для того, чтобы дать отпор провожающему громким воплем, резко обернулась, но никого рядом не было. Все правильно, у страха глаза велики. Уши тоже. До последнего момента подруга не верила, что никто ее не преследует. Отправив меня в машину, встала в очередь за фруктами. Оттуда можно было безнаказанно наблюдать за довольно обширной территорией, чем она старательно и занималась. Поэтому, когда подошла ее очередь, никак не могла сообразить, за чем стоит. Так и купила два килограмма винограда. Один мне. А все пополам!

Не выдержав, мы остановились, помыли янтарные кисти оставшейся в бутылке минеральной водой и в один присест умяли половину винограда. На душе стало легче.

— Еще бы мороженого, — мечтательно проронила Наташка. — И поедем в Вербную. Черт с ними, с запонками. Ни за что не оставлю Альфон… тьфу ты, Альфреда в палате, где он даже не может позволить себе прийти в сознание. Ну, чтобы совсем не потерять. Эти два амбала только и ждут, когда он откроет глаза. Надо узнать поточнее, где эта Вербная. Только без заезда домой, много времени потеряем. И нервов. Сейчас позвоню Полинке. Будем надеяться, что это сказочное место не в Сибири. Туда бензина и денег не хватит. Ты что молчишь?

— Думаю, что соврать Димке.

— Нашла о чем беспокоиться. Ща мы твоего Ефимова нейтрализуем!

Наташка выудила мобильник и меньше чем через минуту уже болтала с моей свекровью, включив динамик. После дежурных фраз о здоровье быстро перешла к делу: — Мария Ивановна, Славик с Леночкой уехали?

— Уехали, Наташенька. У Славы в семь часов свидание. Что-то случилось?

— Да нет, почти ничего. Мы с Иришкой за шторами бегаем. И мне сейчас подарили два билета на камерный концерт. На вечер. Ужасно надоела застойная музыка моющихся кастрюль. Хотели душой отдохнуть, но она не решается обижать Диму. Я вам тайком от нее звоню. — Подруга выразительно взглянула на меня.

— Наташенька, а при чем тут Славик?

— А Славик при машине. Если вы попросите Диму приехать и переночевать на даче, ему будет удобнее на ней добираться. Сегодня до вас, а завтра утром — на работу. Хоть и не мешает изредка ходить пешком, сорок километров для первого раза все-таки многовато. А электрички расписание путают.

— Я поняла. У меня был гипертонический криз, скажи Ирине, чтобы не волновалась. Надеюсь на ваше благоразумие. Попроси Ирину утром мне перезвонить.

Бабуля отключилась, и Наташка, сжав губы в трубочку, покивала головой в такт своим мыслям:

— Тебе очень повезло в жизни. Редкая свекровь верует в исключительную порядочность своей невестки. Кстати, моей невестке тоже повезло. Хотя бы в том, что она от меня далеко. Все люди как люди, а мой Лешик женился за тридевять земель! А как нам всем было бы весело в нашей двухкомнатной квартире!.. Может, мне переехать в Данию?

Мимо проехала поливальная машина, вздымая перед собой кучу пыли, мелких брызг и оборвавших связь с деревьями листьев. Следом за ней шли еще несколько.

— О блин! И ведь не скажешь на прощание с пафосом: «Прощай, немытая Россия!» Подруга быстро подняла стекло, удовлетворенно взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и заявила: — Ну что ты пригорюнилась? Лирическое отступление закончилось. «Я остаюся с тобою, родная моя сторона!» Еще пара минут, и звони Ефимову. Доложишь, что вся из себя никакая, но все равно заедешь еще в пару магазинов. Дались же тебе эти шторы!

Мой звонок застал Димку в бегах и сборах. Я даже слова не успела сказать. Голос у него был расстроенный, и этим расстроенным голосом он велел мне немедленно возвращаться домой, мы едем на дачу, поскольку нашей бабуле плохо.

— Пока мы до дома доберемся, — проорала Наташка, с недовольным видом обозревая потолочную обивку машины, — пройдет три часа. Самое время! Все с дач возвращаются, на кольце пробки.

Мне оставалось только молчать. Димка, на которого речь Наташки и была рассчитана, в ответ проорал, что нечего было так далеко забираться.

— Ир, вылезай и иди пешком! Может, быстрее будет, — не осталась в долгу подруга.

— Не вздумай вылезать из машины! Утром я за тобой домой заеду. Ч-черт, все не как у людей! Целую.

Где-то «про людей» я уже слышала.

— Ну вот и поговорили, — удовлетворенно заметила Наташка. — Вроде как заочно. А тебе толком даже заикнуться не пришлось. Достань карту и попытайся найти иголку в стоге сена под названием Вербная, а я прозвонюсь Полинке. Может, она быстрее отыщет.

В результате активных поисков Вербная оказалась в пятидесяти двух километрах от Москвы. Не ближний свет, но все-таки…

— Четвертый час, — вздохнула Наташка, выбивая пальцами барабанную дробь на руле. — Авантюра, конечно, но хоть совесть чиста будет. Кроме того, приятно посмотреть, как все томятся в автомобильных пробках на пути в столицу, а мы покатим мимо со свистом.

— Со свистом не надо. Денег на все свистки не хватит.

— Да брось ты, Ир! Гаишники те же мужики, только первобытно-общинного склада. На уме одна добыча. И на охоту тоже с дубинкой выходят. Просто за века ее усовершенствовали и жезлом обозвали. Дай сюда карту! Будем искать «пьяные» дороги. В объезд «трезвых».

Почти час мы выезжали из Москвы. Наташка слишком поторопилась порадоваться свободе продвижения. В конце концов выбрались на узкое шоссе, на мой взгляд, слишком уж «пьяной» во всех отношениях дороги. Встречающиеся на пути многочисленные знаки ограничения скорости казались форменным издевательством, поскольку в иных местах ехать с ограничением в шестьдесят километров могли только самоубийцы. Предел — тридцать километров, но и такую скорость можно было считать лихачеством. В основном плелись со скоростью телеги, в которую запряжена притомившаяся лошадь. Казалось, ремонтным отрезкам дороги, просто рытвинам, ямам и канавам не будет конца и края. Я мрачно рассуждала о том, что нам крупно повезет, если к моменту Димкиного утреннего прибытия за мной успею хотя бы забежать домой и умыться. Но километров через двадцать дорога пошла ровнее, настроение улучшилось, и я охотно глазела по сторонам, удивляясь тому, как плотно застроено Подмосковье. Бывшие поля превратились в коттеджные поселки. Стало ясно, что именно масштабное строительство послужило основной причиной расхлябанности дорожного покрытия. Старые деревенские дома, гнездившиеся вдоль дороги, пугали своей ветхостью, убогостью и наводили на мысли о том, что в них доживают свой век точно такие же хозяева. Впрочем, иногда мелькали вполне приличные домики.

— Наверное, все сносить будут, — мрачно предположила Наташка. — Не деревни, а призраки. Сейчас приедем в эту Вербную, а там еще страшнее. Лично я одно не понимаю, почему бы нашему болезному Шурику не попросить меня организовать ему убежище в милиции? Ах да! Там капельниц нет. И свободных единиц для постоянного дежурства у кровати. Ир, ты постоянно молчишь! Только не говори, что опять думаешь. Пора бы что-то конкретное надумать. Надумала?

— Водички бы.

— Есть жидкость для промывки стекол, но она тебя не устроит. Жди остановки у ближайшего магазина.

— Да мне, собственно, руки ополоснуть. До того липкие после винограда, что скулы сводит.

— В бардачке пластиковая упаковка с ароматизированными салфетками. Значит, ничего не надумала.

— Почему не надумала? Только то, что скажу, тебе не очень понравится. Нам надо украсть Шурика.

— В смысле, моего Альфреда?

— Пусть уж лучше он останется Шуриком. Хотя мы знаем, что зовут его Михаилом Петровичем Ельцовым. А настоящего Шурика — Кочнев Александр Витальевич. Или просто Саша.

— Вот уж, действительно, разговорилась! Нет, моя дорогая. Приедем в Вербную, сообщим обитателям дома номер десять, что Шурик в больнице и готовится к смерти. Но не самостоятельно. А они пусть дальше сами думают, куда им обращаться и как его называть.

Я смотрела на мелькающие за окном деревья. Многие еще храбрились, сопротивлялись осеннему призыву, всеми силами удерживая остатки зеленой молодости. Другие сменили окраску, подстраиваясь под грустное время года в надежде, что их за покладистость оставят в покое. А некоторые вообще сбросили всю листву, решив не сопротивляться судьбе. Вот так и люди. Есть твердые характером, волевые, их не согнут никакие обстоятельства. Есть приспособленцы — безвольные, просто плывущие по течению жизни, покорные обстоятельствам, находятся и откровенно трусоватые натуры.

— Мама дорогая! Ир, ты только посмотри, куда нам надо сворачивать!

Я мигом стряхнула с себя «осенние мотивы» и уставилась на приближающийся указатель: «Вербная, 25 км». Дорога уходила прямо в лес. Такое впечатление, что ей пользовались не чаще, чем два раза в год. И то случайные люди, заблудившиеся в потемках. Раз — по направлению «туда», второй — не задерживаясь, «обратно».

— Такого я даже в «Медвежьем углу» не видела.

«Ставрида» осторожно съехала на лесную дорогу. Зашуршали старые еловые и сосновые иголки, лежащие вперемешку с сухими листьями.

— Кажется, ям нет. Грибников тоже. Можно прибавить скорость.

Ельник кончился, стало просторнее и светлее. Все-таки береза — удивительное дерево! Я позволила себе авторитетно заявить, что места здесь и в самом деле грибные.

— И гиблые! — отрезала подруга. — Останавливаться и вылезать не будем. Пока наша телега не застрянет. Вот будет ужас! Нас всего только двое, из них я — всегда правая ведущая, ты — левая крайняя. По совместительству еще и нападающая. Тебе, в случае чего, и толкать, и от врагов отбиваться.

— Типун тебе на язык и два под язык! — разозлилась я. — Это же надо из обыкновенной поездки ужасняк сре-жессировать! Место замечательное. Да теперь таких днем с огнем не найдешь. Уверена, в деревеньке Вербной полно новых коттеджей. И вторая дорога имеется, асфальтированная. Просто у тебя карта старая, доперестроечная. Все давно уже носятся по асфальту, а этой, экзотической, не пользуются. Жми на газ, нет тут никаких ям!

— Ирка, не нервируй меня. Успокоила и ладно. Надо знать меру. Смотри-ка, впереди то ли поле, то ли поляна. Полянка! С цветочками. Блин, жалко, времени мало, не разгуляешься. Ир, ты высунись в окно, как я, и дыши глубже. Фитотерапия! Блин!!! А говорила, ям нет.

Послышался легкий треск, и нас ощутимо тряхнуло.

— Ну ты бы вообще по пояс из машины высунулась! Нанюхалась! Куст задавила. Сдай назад.

— Надо же, как наша «Таврия» ошалела! Давно не выезжала на природу. Захотелось быть к ней как можно ближе. Кустик поцеловала, — ворковала ничуть не раскаявшаяся подруга. — На обратном пути мы его проведаем. Надо будет водички набрать, заодно и польем.