Глава 22
Когда Пени, закончив рассказ об успехах своей семейки, ушла, Клавдия Петровна твердо заявила:
– Они его убили.
– Кто и кого? – оторопел Семен Кузьмич.
– Авдеевы. Федю.
Муж перекрестился.
– С ума сошла?
Бабка подхватила своего деда под руку и потащила к выходу с рынка.
– Помнишь, мы ночью на кладбище Севку с Офелией видели? Думаешь, что за мешок они в могилу Ани сунули? Почему сейчас Пенелопа про то, как они хорошо с сестрой, братом и племянником живут, пела? Молчишь? А я ответ знаю. Анечка мужу-поганцу про деньги Полины рассказала, и Севка ее под машину толкнул. Ну и кому теперь капиталом Феди распоряжаться? Отцу. Вот почему Всеволод сына к себе забрал, в детдом не сплавил, к Карабасу, как Леночку, не отправил, сумасшедшим не объявил – хотелось мерзавцу заполучить миллионы американские.
– Кто такой Карабас? – перебила я.
Семен Кузьмич недовольно поморщился.
– Хороший человек, доктор замечательный, лечил психов. Не взрослых, детей, они тоже, бывает, с ума сходят. На самом деле его звали Валентин Борисович Никитин. Он из наших, из ковалевских. Никитины в городе всегда жили, я их отлично помню. У них в Малинкине участок…
Я поняла, что сейчас он примется пересказывать в мельчайших подробностях их родословную, и решила вернуть его к более интересной теме.
– А какую Леночку Всеволод поместил в клинику, где работает психиатр?
– Есть тут село Громово, там больничка стоит, – уточнила Клавдия Петровна, – от нас езды минут пять. Туда раньше ребят со всей округи и из разных городов тащили. Одних в палатах держали, другие комнаты снимали и амбулаторно лечились, некоторые у нас в деревне останавливались.
– Больные с виду обычные, а на самом деле с крепким сдвигом, – поежился Семен Кузьмич. Затем показал пальцем на окно: – В соседнем доме раньше жила женщина, Марьей ее звали, так она к себе мать с девчонкой пустила. Мы еще с Клавой удивлялись: милая такая школьница, здоровается, от мамы ни на шаг, днем в больничку на уколы ездит, вечерами книжки читает. Если уж она сумасшедшая, то кто тогда Марьин внук, от которого вся округа стонала?
– А потом у Маньки собака пропала, затем кошка, куры, – перечисляла Клавдия Петровна. – И чего открылось? Та тихушница животных душила! Она, оказывается, у Карабаса от влечения к убийству лечилась.
– Кто такая Лена? – вновь прервала я рассказчиков.
– У Севки дочь была, – поспешила объяснить Клавдия Петровна, – ее какая-то москвичка от него родила. Девочка сначала у матери воспитывалась, а потом вдруг у отца очутилась. Почему да как, мы не знаем. Но Сева ее быстренько к Карабасу отправил, сбагрил в психушку. А вот Федю себе оставил, потому что на деньги его позарились. Только недолго он с мальчишкой жил, убил его и в могилу к матери зарыл.
– Вот чего с людьми телевизор делает, – неодобрительно покачал головой дед. – Клава вечно сериалы смотрит. А на юбилей попросила вон ту штукенцию купить… все забываю, как обзывается, вроде «доведи до».
Семен Кузьмич показал на громоздкий телевизор, праотца современных лазерных панелей, на котором стоял допотопный DVD-проигрыватель.
– Кучу денег супруга на кино спускает, – пожаловался старик, – в особенности осенью и зимой.
– Не ври-ка! – по-детски обиделась Клавдия Петровна и посмотрела мне в глаза. – У нас одна соседка осталась, Зинка, а ее внук на рынке фильмами торгует. Хороший парень. Зарабатывает достаточно, машину имеет, приезжает к бабушке часто. У нас с ним уговор: я Зинке бесплатно яйца, молоко, творог, сметану, масло даю, а он мне фильмы привозит. Деньги я ему всего один раз сунула, когда захотела получить все серии «Тайн следствия». А чего в холода делать? Спать в шесть вечера ложиться?
– Насмотрится про преступников, – зудел Семен Кузьмич, – потом полночи не спит, с боку на бок ворочается, глупости ей в башку лезут.
Клавдия Петровна стукнула маленьким кулачком по столу.
– Точно говорю, убил Севка Федю! Закопали они с Офелией тело в Анину могилу, наврали всем, что мальчонка за границей учится, и теперь живут себе припеваючи на его миллионы.
– Интересная версия, но маловероятная, – возразила я.
– Почему? – насупилась старушка. – Откуда у Пенелопы новое пальто с настоящим мехом? С ее доходов такое не купишь. Анатоль, нам Володька рассказывал, очень прижимистый, ни копейки сестрам не дает, только ругает их. У мужика снега зимой не выпросишь, а свою зарплату Офелия и Пенелопа на хозяйство тратят. Ну и откуда доха? Да такая красивая! Рукава…
Я вполуха слушала, как старуха в ярких красках описывает одеяние Пенелопы, и размышляла.
Кто бы мог подумать, что пожилая жительница практически умершей деревеньки окажется страстной любительницей остросюжетного кино и освоит управление DVD-проигрывателем… Хотя почему нет? Перефразируя классика, можно сказать, что любви к детективам все возрасты покорны. А еще я знаю, что некоторые люди настолько вживаются в придуманные автором приключения, что перестают отличать реальность от вымысла. Откладывают прочитанную книгу, но, образно говоря, остаются в ней. Похоже, Клавдия Петровна из этой породы. Сомнительно, что Сева, каким бы мерзким человеком он ни был, мог лишить жизни собственного сына. И Офелия, директор гимназии, всю жизнь воспитывающая детей, вряд ли пойдет на преступление. Впрочем, видела я кротких женщин, которые оказывались жестокими убийцами… Однако интересно, что Авдеевы захоронили в могиле Ани?
– Всё деньги проклятые! – донеслось до моего слуха восклицание Семена Кузьмича. – Плохо, когда их совсем нет, но хуже, когда очень много. От богатства один вред.
Я сделала глубокий вдох. Зачем Севе и Офелии отправлять ребенка на тот свет? Из-за отписанного ему наследства? Да уж, просмотр сериалов сильно повлиял на старушку, она прямо сценарий очередного придумала. Заявила еще, что именно Всеволод толкнул под машину Аню, чтобы заполучить деньги Феди. Но это неправда, после смерти матери опекуном мальчика стал не отец его, а дед, Владимир Бегунов. Он собирался увезти внука из России, но умер от сердечного приступа. По большому счету патронировать Федю должен был отец, а не дедушка. Только Сева, думаю, не хотел возиться с нежеланным отпрыском, вот и всучил его тестю. А если бы Железный Любовник задумал запустить жадную лапу в счета сына, тогда бы он сам занялся его судьбой. Нет, все было просто и трагично: Анну сбил подлец-шофер, скрывшийся с места происшествия, и Федя оказался у дедушки по материнской линии, а когда тот умер, переехал к отцу. Анатоль же сплавил мальца на Мальту, чтобы не шумел в доме, не отвлекал великого режиссера от творчества.
Кстати, почему туда? Отчего не в Англию, Германию или США? По какой причине он выбрал островное государство? Родители, желающие, чтобы их дети остались на постоянное жительство за рубежом, ищут более престижный вариант, позволяющий потом легко поступить в престижный университет вроде Оксфорда, Гарварда, Кембриджа. Ладно, это к делу не относится. Полагаю, Федор жив-здоров, находится там, куда его отправили добрые родственники, чтобы не путался под ногами. Мальчика, по сути, сдали в интернат, только зарубежный.
Но что Офелия и Сева делали на кладбище? Какую вещь прятали? Судя по всему, нечто, что никогда не должно попасться никому на глаза. Вполне вероятно, она имеет отношение к смерти Всеволода…
Я оперлась руками о стол и поднялась. Клавдия Петровна перестала описывать пальто Пенелопы и сдвинула брови.
– Куда вы?
– У вас есть лопата? – спросила я, заранее зная ответ.
– Как же в деревне без заступа?.. – удивился дед. – А зачем она вам?
– Давайте посмотрим, что спрятано под плитой, – предложила я. – Насколько я понимаю, вы ничего не рассказали полицейским? Пока никому о происшествии на погосте не известно?
– В чужие дела мы не вмешиваемся, – гордо заявил Семен Кузьмич.
– Участковым у нас Мишка Болдин, а он идиот, – фыркнула старушка. – Служить пошел, потому что после армии никуда пристроиться не мог. Жена у Болдина учительница, она у Офелии работает. Ну, разбежимся мы с заявлением, и чего? Мишка своей бабе расскажет, та директрисе донесет, и останутся от нас с дедом рожки да ножки. Убьют ведь, точно.
– Надо тебе перестать детективы смотреть, – возмутился муж. – Сама почти маньячихой стала, по каждому поводу талдычишь про убийства. Нормальные люди по-другому вопросы решают. Анатоль всех в городе знает, попросит кого надо, и нам с тобой электричество отрубят, вот и плачь потом по своим сериалам.
– Севка ненормальный! – топнула ногой старуха. – Он и Лену убил. Вот где девочка-то, а? Куда его психованная дочка подевалась?
– Тьфу, прямо! – в сердцах воскликнул супруг. – Тебе надо самой таблетки пить. Эдак договоришься, что я тебя придушить хочу.
– Давайте все же посмотрим, что спрятали Авдеевы, – повторила я.
– Нельзя, – испугался Семен Кузьмич.
– Почему? – возразила я.
– Чужие могилы трогать запрещено, – нашел аргумент дед.
– Аня вам не посторонняя, хоть дальняя, но родственница, – напомнила я. – Вы следите за ее захоронением, моете памятник, сажаете цветы. И мы же не будем безобразничать, аккуратно поднимем камень, а потом восстановим порядок.
– Там Федин трупик, – прошептала Клавдия Петровна, – я твердо знаю.
Я посмотрела на нее в упор.
– Тем более необходимо это проверить. Вы опасаетесь, что Офелия отомстит вам за то, что вы разболтали о том, как она закапывала мешок? Можете не ходить со мной, дайте только лопату. Я-то не боюсь сестры Анатоля, мне она навредить не осмелится.
– Ну уж нет, пойдем все, – решила старушка.
Семен Кузьмич открыл было рот, но жена так зыркнула на него, что он поперхнулся и молча направился на двор.
Мы с Клавдией Петровной последовали за ним. А потом тесной компанией направились к могиле Ани.
Дед аккуратно вырыл ямку, потом испуганно произнес:
– Камень в землю вдавлен, небось надо лопатой под него подсунуться и вверх толкнуть. Вот так!
Старик крякнул, серо-белая плита приподнялась. Отбросив заступ, Семен Кузьмич руками откинул камень и ахнул:
– Мешок… Не погнил совсем…
Я подошла к углублению и увидела темно-зеленую ткань с надписью красными буквами «театр».
– Как новый… – продолжал удивляться Семен Кузьмич. – Даже молния не заржавела…
Я села на корточки.
– Похоже на кофр для костюмов. Он сделан из какой-то синтетики, молния не металлическая, а из пластика, такая пролежит столетия и останется целехонькой. Семен Кузьмич, можете открыть мешок?
Клавдия Петровна принялась быстро-быстро креститься. Ее супруг, кряхтя, нагнулся, дернул за замок, потянул… Края кофра разошлись в разные стороны.
– Матерь Божья! – закричала старушка. – Леночка! Лежит, как живая!
Дед, как испуганный заяц, отпрыгнул в сторону, схватился за березу и выдохнул:
– Ёперный театр… И правда…
А я лишилась дара речи. Из полуоткрытого мешка для костюмов выглядывало детское личико с широко распахнутыми, окруженными густыми ресницами, ярко-голубыми глазами. Белокурые вьющиеся волосы водопадом струились вдоль круглых тугих щек и исчезали под тканью, пухлый рот чуть изгибался в улыбке.
Клавдия Петровна осела на землю.
– Леночка! Они и ее убили!