Книга: Ночной кошмар Железного Любовника
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22

Глава 21

– Да что ты говоришь! – подпрыгнул старик. – Кто ж пакостника жизни лишил?
– Слава богу, – перекрестилась бабуля. – Есть справедливость на свете! Долго боженька выходки Севки терпел, да кончилась терпелка. Ну, слушайте…
– О мертвых дурно не говорят, – попытался остановить ее муж.
– А если хорошего сказать нечего, тогда как? – разозлилась Клавдия Петровна. – И у меня душа за ребятенка изболелась.
– Анатоль… – заикнулся было Семен Кузьмич, но супруга так глянула на него, что он подавился невысказанными словами.
– Честно все расскажу! – торжественно объявила старушка. – Началось все незадолго до смерти Ани. Вовка, отец ее, нам двоюродный племянник. Родня не самая близкая, но мы тесно дружили. Приезжал он сюда частенько вместе с Анютой, всегда гостинцы привозил. Потом Сева над девочкой надругался…
– Ну уж ты сказала! – укорил жену Семен Кузьмич. – Севка не насильничал, она сама согласилась. Когда живот появился, Вовка дочери допрос учинил, та и призналась, что любит Всеволода, хоть он ее старше намного. По доброму согласию девка с мужиком в кровать легла.
Постоянно перебивая друг друга, старики рассказали уже хорошо известную мне историю про бракосочетание Авдеева и рождение мальчика Феди…
После того как дочь вышла замуж, Владимир долго не приезжал в Малинкино к родственникам. Потом на день рождения Клавдии Петровны появился, притащил всякие вкусности и на вопрос Семена Кузьмича, как поживают молодые, отвел глаза в сторону. Дед не смог удержаться от восклицания:
– Мы тебя предупреждали! Не стоило тарарам затевать!
Владимир нехотя объяснил:
– Анечка любит этого урода. А у меня с сердцем плохо, врач сказал, в любую секунду могу на тот свет уйти, надо ложиться на операцию, но ждать ее придется долго, могу в ящик сыграть до встречи с хирургом. Возможен, конечно, платный вариант, да только где денег взять?.. Весь извелся, думая, что Анюта одна останется. Когда дочка забеременела, я разозлился, а потом сказал себе: рановато ей замуж, девочка еще в школу ходит и выбрала себе подонка. Но он из богатой, уважаемой семьи. Родит Анатолю она внука, режиссер Севку приструнит, велит мирно с юной женой жить. Не останется дочь после моей смерти никому не нужной, голодной, беспомощной. А теперь вижу, нет у нее счастья – супруг никудышный, обращается с ней, как с приблудной кошкой, на сына плевать хотел. Анатоль ни собственного внука, ни невестку в свою душу впускать не собирается. Там одна Офелия приличный человек, она с Анютой дружит, поддерживает ее. Я ей по гроб жизни благодарен буду. Когда учителя, узнав о беременности Ани, попытались ее гнобить, она, директор гимназии, так всех окоротила, что педсостав с перепугу об Ане как о принцессе заботиться стал. Объявила начальница на собрании подчиненным: «Если от кого недоброе слово в адрес Бегуновой услышу или косой взгляд увижу, вылетит сей Макаренко из подведомственной мне гимназии с треском. Да не по собственному желанию, а с позором». Сейчас Офелия единственная, перед кем Анечка душу излить может. Одна она невестку поддерживает, остальные волки. Но теперь конец, Аня может развестись. Я ее заставлю этот брак разорвать.
– Наломал ты дров, – не удержалась от осуждения Клавдия Петровна, – устроил дочери пытку. Толкнул ее к злым людям, и что вышло? Надо было сразу на Севку в милицию заявить, пусть бы его за совращение посадили, а не свадьбу затевать. Мальчонку сам бы спокойно воспитывал. И мы бы помогли, наш дом Феде – как дача…
– Объяснял уже, – оборвал ее Владимир, – я хотел Ане защиту создать. Да и про ее материальное благополучие думал. Анатоль хорошо обеспечен, а у меня пшик в кармане. Но все перевернулось, Федор теперь богатый, Ане нищета не грозит, я заставлю дочь развестись. Какие ее годы, найдет еще себе достойную пару.
– Кто богатый? – засмеялся Семен Кузьмич. – Феденька? И где же он в свои детские годы капитал заработал? Вовка, ты здоров?
Двоюродный племянник смутился.
– Вам правду расскажу, но дайте честное слово, что дальше этой избы мои слова не уйдут.
– С кем же нам болтать? – усмехнулась Клавдия Петровна. – С коровой? Сам знаешь, в селе три убогих калеки остались.
– Семен Кузьмич любит языком почесать, – вздохнул отец Ани.
– Ну, так я пойду на двор, – закряхтел хозяин дома.
– Не обижайся! – испугался Владимир. – Сейчас все узнаете и поймете, почему я вас попросил рот на замке держать. Помните Полину?
– Твою сестру непутевую? – фыркнула старушка. – Ее забудешь… Позорная девка! Со всем Ковалевом переспала, потом у Галки Леонидовой мужа внаглую отбила, а та повесилась с горя, трое детей сиротами остались. Весь Ковалев тогда Полине бойкот объявил, ей даже хлеб в лавке отпускать отказывались. По сию пору твою сестру недобрым словом поминают. Родня Леонидовой по-прежнему в Ковалеве живет, и девчонки ее тоже. Выросли они и Полину ненавидят. Помню, сестрица твоя как раз в день похорон Гали в Москву подалась и там сгинула. Небось померла в какой-нибудь канаве.
– Да нет, – улыбнулся Володя, – жива она была. Замуж вышла за американца и улетела в США. Супруг Полины умер, а она его бизнесом сама занялась, продавала пончики.
– Тьфу, прямо! – рассердился дед. – Не люблю торгашей!
– Дело у Полины хорошо пошло, – не прореагировал на его замечание Владимир. – Мы с ней переписывались, связь поддерживали, но я никому о ее делах не рассказывал. Думаю, не надо объяснять почему. Ты, баба Клава, правильно сказала, Полинку в Ковалеве до сих пор ненавидят.
– А за что ее любить? – зашумел Семен Кузьмич. – Скольким бабам она нервы попортила! Очень уж чужих мужей любила. Галка-то психанула и в петлю полезла, а остальные по ночам в подушку рыдали. Живы они все до сих пор, и не старые совсем, кто твоего возраста, а кто и помоложе будет. Ты своей сестрице напиши, чтоб даже не думала в Ковалев соваться – на куски порвут. У обиженных ею баб сыновья повырастали, придушит кто-нибудь шалаву ночью, и концы в воду.
– Умерла Полина, – тихо сказал Володя. – У нее, оказывается, та же сердечная болезнь была, что и у меня. Ни детей, ни второго супруга она не завела, одна жила. А все свое имущество и магазины сестра Феденьке завещала. Поля с внучатым племянником сама не встречалась, конечно, но хорошо о нем знала, я ей часто фотографии отправлял и о мальчике рассказывал. Адвокат Полины формальности не сразу утряс, но сейчас деньги перешли к Феде.
– Он же маленький, – изумилась Клавдия Петровна. – Разве можно крошке средствами распоряжаться? А большая сумма?
– Несколько миллионов долларов, – обтекаемо ответил Владимир. – И с пончиковых идет прибыль, они вовсю работают. Хватит Феде на всю жизнь и еще его детям останется. Естественно, малышу никто капитал не доверит, им управляет специально нанятый человек, в США в банке открыт счет, за ним следит юрист.
– Ну, ё-мое, кино прям, Санта-Барбара! – почесал в затылке Семен Кузьмич.
– Феде будет раз в месяц переводиться в Россию приличная сумма, – растолковывал Володя. – А когда ему исполнится восемнадцать, он получит возможность сам распоряжаться всеми деньгами и магазинами. Та часть, что ему предназначена сейчас, будет находиться в руках матери. Если Аня скончается, что вообще-то никак не может случиться, то опекуном Феди становлюсь я. Американскому юристу отдано распоряжение – кроме ежемесячной суммы выделить деньги на образование моего внука. Ну, допустим, решим мы парня в Америке обучать, ему колледж оплатят из основного капитала, юрист сам туда доллары переведет. И мы с Анютой можем в США уехать или в какую другую страну. Феденька там в школу пойдет, а мы рядом будем.
– Чего тогда говоришь, что денег на операцию нет? – удивился Семен Кузьмич. – Сколько внуку твоему в месяц положено?
Володя не стал называть цифру, произнес обтекаемо:
– Много. Хватит на жизнь безбедную, и еще немало останется. Но это деньги мальчика, не мои. Тратить их на себя я не имею права. Никто не станет проверять, куда ежемесячная рента уходит, но я сам никогда детские деньги не трону.
– Не глупи! – воскликнула Клавдия Петровна. – Представь на минуту, что и ты, и Аня покойники, что будет с Федей?
– Анечке жить да жить, она ведь совсем молодая. Но чисто гипотетически… Что ж, найдут другого опекуна, желательно родственника, пусть даже и дальнего, порядочного, честного человека, – пояснил Владимир. – В Америке юристы все предусмотрели, учли любую, даже невероятную случайность вроде смерти Ани…
Клавдия Петровна примолкла, потом горестно добавила:
– Володька так радовался, что Ане состояние привалило. Чуть не плясал тут. И все повторял: «Надеюсь, дочка накушалась жизнью с Севкой, поняла, каков он, перестанет твердить, что любит подонка, и спокойно будет Федю воспитывать. Уедем мы отсюда подальше. Главное, ни ей, ни мальчику нищета больше не грозит. Наконец-то к нам счастье пришло! Вы только никому про капитал от Поли не рассказывайте. Аня специально счет в Москве в банке открыла, а не в Ковалеве, чтобы никто ничего не узнал. Не надо нам сплетен и пересудов. Визу в США сразу не дадут, еще в России пожить придется.
– Может, я и болтун, но язык держать за зубами умею, – перебил сейчас жену Семен Кузьмич, – никто про Вовкины планы не узнал.
– Племянник от нас уехал, а вскоре в газете сообщение появилось… – вздохнула она. – Мы тогда «Новости Ковалева» выписывали.
– И сейчас бы тоже не отказались, да почтальон к нам больше не ходит, – вставил свое словечко старик. – Заведующая почтой сказала: «Вас в Малинкине три калеки осталось, не будем мы туда человека гонять. Если желаете, топайте за прессой в отделение». Вот кошка драная!
– Но тогда еще мы газету получали, – повысила голос Клавдия Петровна. – А в ней обнаружили страшную новость: Аню насмерть сбила машина, водитель с места происшествия уехал. Вовку мы потом всего два раза и видели – когда Аню хоронить привезли и когда памятник на могиле ставили.
– Экую красоту Вовка сделал! – восхитился Семен Кузьмич. – Зашел к нам, денег принес много и говорит: «Уедем мы с Федяшей отсюда. Сначала в Москве квартиру снимем, потом за кордон двинем. Мальчику хорошая школа нужна. Сюда часто заглядывать не могу, так что, дядя Сеня, пригляди за могилкой. Вот тебе на расходы». Я ему: «Забери свои тыщи, глупость придумал». А Володька ни в какую: «Работы много, надгробие надо раз в году особым лаком покрывать». Привез он нам полно материала нужного – в сараюшке до сих пор канистры стоят, никак не израсходуются. Пообещал: «На каждый день рождения Ани непременно прилетать буду». И вдруг добавил: «Если жив останусь». Мы его с женой отругали за черные мысли. Эх…
Дед махнул рукой.
– Умер Володя, – горько произнесла Клавдия Петровна, – через день после того, как тот разговор состоялся. Сердце отказало. Много ему, бедному, досталось: сначала овдовел, потом история с дочкой, а затем и вовсе ее похоронил…
– Два родственника у нас осталось, внук Сережа и Феденька, – подытожил Семен Кузьмич. – Но Федя нас не знает, в Малинкино никогда не наведывался. Севка могилу Ани не посещал, один раз всего сюда заявился, об Анатоле уж молчу. Если б не Василий, мы ничего б не узнали!
– Кто такой Василий? – задала я напрашивающийся вопрос.
– Кот, – пояснила Клавдия Петровна. – Он прямо как собака. Умнее человека, внимательный очень.
– Ты путано объясняешь, дай сам скажу! – засуетился Семен Кузьмич.
Старушка снисходительно глянула на мужа.
– Ну говори, златоуст.
Дед, обрадованный ее милостивым разрешением, зачастил…
У них живет кот самой простой, дворовой породы, названный без особой фантазии Васькой. Он на редкость умен, исправно ловит мышей и не хуже собаки стережет избу. Хозяева не запирают на ночь дверь, потому что знают: Василий, если к избе приблизится посторонний, зашипит, как вода на раскаленной сковородке, и бросится на незваного гостя. А у Семена Кузьмича есть берданка. Ружье старое, досталось ему от отца, но работает исправно.
Четырнадцатого октября у Клавдии Петровны день рождения. В прошлом году Семен Кузьмич решил устроить ей сюрприз: насобирал денег и рано утром повез жену в Ковалев на рынок, купил ей там красивый халат и бисквитный торт, щедро украшенный кремовыми розами. Домой они вернулись, изрядно устав, попили чаю и рано легли спать. Но где-то около полуночи – для стариков это глухая ночь – кот Василий гневно заорал и ринулся во двор.
Дед с бабушкой спят чутко, поэтому, понятное дело, проснулись. Семен Кузьмич схватил берданку и отправился за котом, а Клавдия Петровна немного подзадержалась – ну не могла она, как супруг, рвануть наружу в исподнем, решила накинуть платье. Но старуха тоже не растерялась, взяла с собой кочергу и фонарь.
Когда она очутилась на крыльце, дед нервно сказал:
– Гляди, на тропинке огонек мигает, к кладбищу близится.
– Точно! – согласилась жена.
Ночь была ясной, ярко сияла луна, прекрасно освещая округу. Семен Кузьмич показал на стену сарая.
– А где лопата? Я аккуратный, никогда инструмент не разбрасываю, кладу-ставлю на место.
– Заступ сперли! – всплеснула руками Клавдия Петровна. – Кому он нужен?
– Хулиганам-пацанам, – выдвинул версию муж. – Каникулы у них, делать нечего, вот и решили могилы разворочать. Ну, сейчас им мало не покажется! Жахну солью по задницам, навсегда пакостничать забудут.
– Я с тобой, – заявила Клава.
– Фонарь пока не зажигай, – приказал старик, – захватим гаденышей врасплох. Мы-то их по свету вычислим, а они и не заметят, как подойдем. Я пальну, а ты кричи: «Стойте, паскуды! Сейчас участковый приедет!»
Дорога на кладбище пожилой чете известна до последнего камушка, к тому же напомним, светила луна, старики спокойно добрались до погоста. И увидели около могилы Ани две фигуры, а также мешок на земле. Незнакомцы поставили мощный фонарь к ногам мраморного ангела.
– Это не школьники, – испугалась Клавдия Петровна.
– Тсс, тихо! – шикнул Семен Кузьмич. – Надо понять, чего негодяи замыслили.
Не успел он закончить фразу, как одна из фигур, копошившихся в земле, выпрямилась.
– Ёперный театр! – ахнул дед. – Чего она тут делает? И этот здесь!
– Кто? – не поняла супруга. Ей обзор закрывали ветви куста, за которым они прятались.
Семен Кузьмич слегка раздвинул листья.
– Севка… – пробормотала старуха. – И Офелия… Чего они сюда приехали? Ночью?
– Ямку вроде копают, – ответил муж. Ему было лучше видно. – Сестра Анатоля лопатой машет, а сыночек смотрит. Что нам делать?
– Пошли домой, – прошептала супруга. – Нельзя в Авдеевых солью стрелять. У них есть право на кладбище приходить, Аня им невестка.
– Никогда сюда не совались, а теперь, нате, явились… – пробормотал дед. – Явно что-то нехорошее задумали. Иначе почему за полночь заявились? Надо выйти и спросить.
Клавдия Петровна вцепилась в мужа.
– Не смей, дурень! Они с деньгами и положением, а мы кто? Накостыляют нам по шее. Уходим живо.
– А лопата? – уперся дед. – Инструмент денег стоит.
– Отвертит тебе Севка голову, рубли не понадобятся, – стояла на своем жена.
– Ой, смотри, мать, чего делают! – охнул Семен Кузьмич.
Старики примолкли и во все глаза уставились на парочку.
Офелия немного раскопала землю около постамента, потом сделала несколько странных движений лопатой. Одна из мраморных плит отмостки монумента приподнялась. Директриса гимназии схватилась за нее и откинула, как крышку.
– Гляди, – зашипела Клавдия на ухо мужу, – там места много, мешок они внутрь пихают… Двигаем отсюда живо! Забыл поговорку: с дураком не водись, с богатым не сварись… Севка в могиле жены ковыряется, он в своем праве. Не дай господи, нас приметит, худо нам будет. Давай, давай, уходим!
Семен Кузьмич сплюнул и пошел за супругой в избу.
Наутро лопата оказалась на месте, а на кладбище, если особенно не присматриваться, ничего не изменилось. Но дед сразу разглядел: земля на могиле Ани у подножия памятника перекопана.
Поздней осенью пенсионеры отправились в Ковалев, чтобы закупить кой-чего на долгую зиму, и встретили на рынке Пенелопу в красивом пальто с меховым воротником. Сестра Анатоля прекрасно знает стариков, поэтому остановилась поговорить с ними. И тут же принялась хвастаться, мол, в семье все прекрасно, Анатоль загружен работой, Сева теперь служит на телевидении, получает хорошие деньги за свою музыку, Феденьку он отправил на Мальту, и мальчик не собирается возвращаться в Россию, будет учиться за рубежом.
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22