Глава 9
– Внимание! – послышалось с танкера. – Вами предприняты агрессивные действия против торгового судна! – голос был какой-то неестественный, словно пропущенный через синтезатор. – Согласно статьи пятой одна тысяча первой межгалактической конвенции, акту за номером один миллион пять, декларации рас от месяца Гартлина пять тысяч седьмого года по межрасовому календарю, а также…
Пока фаряне перечисляли нормативные акты, согласно которым я подлежал распылению, я предавался размышлениям. Вот и всё, грозный пират и до недавнего времени баловень судьбы найдёт последнее пристанище в космосе при попытке ограбления. Что ж, вполне пиратская участь, от которой не застрахован не один вольный разбойник.
Страха не было, мной овладел фатализм и уверенность в неизбежности. В общем философская хрень, когда пофиг вс ё. Что ж, продам себя подороже! Я сжал штурвал, палец лёг на гашетку.
В этот момент педантичные фаряне закончили перечисление космических актов, и я уже собрался открыть огонь, как неожиданно мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться.
– Но во избежание напрасного кровопролития и в соответствии с пунктом пять дробь два, – я с трудом подавил желание выстрелить, – Карнамойского соглашения, предлагаем урегулировать инцидент денежной компенсацией.
Одним словом мне предлагалось заплатить и убраться. Других вариантов не поступило, да я, собственно, не особенно и рассчитывал.
– Хорошо! – крикнул я в микрофон. – Даю двести кредитов в качестве компенсации за моральный ущерб.
С той стороны думали недолго.
– Согласно пункта пятого статьи семнадцатой, – я закатил глаза, щас стрельну, – навигационной инструкции, – продолжил невидимый фарянин, потом вдруг запнулся и с чисто человеческой интонацией заключил: – Короче, двести – это несерьёзно. Отдаёшь все деньги, и свободен.
Так бы и сказал. А то строит из себя номенклатурщика-буквоеда, а суть одна: содрать как можно больше. И в чём, спрашивается, разница между бюрократической казуистикой и банальным гоп-стопом? Никакой. Ещё неизвестно, кто больше пират, я или чинуша из какого-нибудь управления.
– Вероятно, вы неправильно осведомлены о моём финансовом положении, – я предпринял ещё одну попытку отбрехаться, – оно довольно плачевное и…
Договорить мне не дали, обескуражив сообщением:
– У вас на балансе семьсот пять кредитов, предлагаем незамедлительно перевести их на указанный счёт!
В ту же секунду встревоженно заверещал коммуникатор, в верхнем углу, где обозначался мой счёт, замаячило сообщение. Тронув иконку, я обнаружил платёжку. Ещё раз глянул на направленное в мою сторону оружие, на строку с кровно заработанными кредитами и ткнул пальцем в «ОК». Деньги мгновенно перечислись на фарянский счёт, с борта грузовика начали исчезать пушки. Исчезли все, кроме одной.
Я с ужасом наблюдал, как наливается матовым чёртов анигилятор, как наполняется энергией его чрево.
– Эй, вы чего?! – в отчаянной попытке призвать фарян к совести выкрикнул я.
– Согласно параграфу пятому устава космической хартии покрытием недоимки считается также причинение ущерба должнику.
– Козлы! – подытожил я фарянскую речь отчаянным выкриком, устремляя звездолёт вверх.
В следующее мгновение корабль окутало желтоватой дымкой, он затрясся, завибрировал, стремительно теряя скорость. Выстрел анигилятора изменял структуру поля, и оно теперь сминало корабль, как бульдозер карточный домик. Завыла сирена, замерцали сенсоры на табло, защита корпуса таяла на глазах, ежесекундно теряя по десятку хитов. Дёргаться, метаться не имело ни малейшего смысла, я приготовился встретить смерть с поднятой головой. Но в какой-то момент разрушение корабля начало затихать и прекратилось также внезапно, как и началось.
Я осторожно скосил глаза на табло, стойкость корпуса окрасилась в критический оранжевый цвет, но до смертельной отметки не дотянула, замерев на восьмидесяти хитах. Я вздохнул, опять пронесло, хотя, если б хотели убить, убили бы. А так ограничились воспитательным расстрелом. Всё равно уроды, могли обойтись выкупом, так ведь нет, ещё и имущество повредили.
Тут я вдруг вспомнил, что в моём распоряжении имеется ремонтный дроид. Но радость мгновенно сменилась разочарованием, я проклял собственную беспечность. Дроид был повреждён, когда я грабил бесхозную планету Рат, тогда его сломал обжора-червь. И ведь собирался же починить, но увлёкся переоснасткой корабля и забыл о механическом помощнике, а надо было бы его чинить в первую очередь. Как теперь ремонтироваться? Нет, можно, конечно, кричать СОС, или вызвать ремонтный корабль, только за бесплатно никто чинить звездолёты, тем более пиратские не станет, а деньги, все до последней копейки увели фаряне.
С тревогой я просканировал состояние корабля. Сказать, что оно было плачевным, значит, не сказать ничего. Корпус помят, в трюме пробоина, генератор оружия повреждён, но самое страшное – в боковом обзорном окне образовалась трещина, которая хоть и медленно, но росла. До разгерметизации оставалось что-то около часа. Без особой надежды, просто чтобы немного успокоиться, я пробежался глазами по оборудованию, которое имелось на борту звездолёта. Что-то привлекло внимание, но я никак не мог понять, что именно. Так, ещё раз по пунктам: снаряды, оружие, топливо, чёрная жижа, нанитоид. Стоп!
Я увеличил изображение артефакта, украденного мной со схрона на пустынной планете. Маленький квадрат стального оттенка с четырьмя отростками, симметрично расположенными по сторонам. В базе данных бортового компьютера нашлась лишь маленькая сноска о предмете, которая носила информативный характер и не изобиловала деталями. «Интеллектуально развитый миниатюрный робот, – говорилось в описании, – при помощи уникальной программы способен ремонтировать даже неизвестные им предметы. Постоянно самообучается и совершенствуется».
Насчёт обучения – это мне пофиг, а вот ремонтные наклонности очень кстати. Я мысленно похвалил себя за то, что умыкнул такую непонятную, но полезную вещь. Знай я, во что мне обернётся это впоследствии, я, вероятно, так не радовался бы.
Итак, нанитоид! Я активировал нужный сенсор, в глубине корабля что-то звякнуло, зашуршало, через мгновение в обзорном окне возник нанитоид и уставился на меня своим квадратом. В голове возникли неприятные ощущения, будто кто-то там роется. Надо это дело прекращать, нельзя позволять космической безделушке шурудить в мозгах, ещё инфекцию занесёт.
– Эй! – я состроил свирепое гримасу. – Чего стоишь?! Чини давай! – и указал на трещину в окне.
Возня в голове прекратилась.
– Моя нанитоид! – раздался металлически й голос, я чуть не прыснул, ещё бы «однако» добавил.
– Моя Скрайд! – представился я.
– Нанитоид, – шевельнул щупальцем артефакт, – способна самбоучать…, соучать…, самочуть…
– Самообучаться, – подсказал я.
– Самоучаться, – переврал этот умник и приступил ко второй, не менее сложной части характеристики, – и самошерств…, сумасшедш… самосверш…
– Самосовершенствоваться, – опять пришлось подсказать, нанитоид кивнул и попытался повторить: – Самосф…
– Самодовольный, – я, решил не то чтобы поиздеваться, попрактиковать малыша в русском.
Нанитоид на мгновенье задумался, потом отрицательно покачал квадратом.
– Самопальный, – продолжил я эксперимент, – самонадеянный, самогонный…
У меня в запасе было ещё десятка два подобных определений, но нанитоид не дал это богатство озвучить.
– Нанитоид! – подытожил он, для верности стукнул себя щупальцем, и, видимо, для таких непроходимых, как я добавил: – Моя.
Да хоть гуманоид, лишь бы в технике разбирался. Потому что если он также работает, как треплется, мне хана.
– Слушай, твоя окно починить может? – от слов я перешёл к конкретному заданию.
– Моя самоучаем…
– Это я понял, а как насчёт окошка?
Робот на мгновенье задумался, потом засеменив стальными лапками, исчез из поля зрения. Вот, блин, трепло, господи, какого барахла только нет во Вселенной. Но оказалось, что возмущался я зря, нанитоид вернулся, таща за собой изуродованного дроида. Держась одной конечностью за обзорное окно, остальными он стал проделывать манипуляции с дроидом. Движения лапок поначалу были медленными, но постепенно ускорялись, через минуту от их мельтешения рябило в глазах. Вскоре дроид был как новенький, обе его клешни выглядели совершенно целыми, даже вмятин на корпусе не осталось.
Только я просил не дроида ремонтировать, мне надо срочно заделать окно, кстати, дышать становилось всё труднее, сказывалась нехватка кислорода.
– Эй, железяки! – выкрикнул я, тыча пальцем в растущую трещину. – Вы окошко почините или нет?!
Эти двое посмотрели на меня, как на идиота, потом отвернулись и принялись совещаться. Я не понимал ни черта. Потому что разговор двух роботов вёлся на какой-то тарабарщине, сравнить которую можно разве со смесью китайского языка с работающим перфоратором. Наконец, планёрка закончилась, и дроид приступил к ремонту. Он приставил указательный палец к окну, из пальца возник плазменный луч, которым робот принялся заплавлять трещину. Я вздохнул с облегчением, глянул на нанитоида, тот расположился рядом с подопечным и наблюдал за его действиями. Руководил.
– Помочь не хочешь? – я указал на дроида.
– Моя нанитоид! – напомнил мне артефакт, я кивнул, да на здоровье, лишь бы дело шло, а уж припахал он кого, или самолично всё сделал, дело двадцатое.
В конце концов, космической штучке надоело торчать без дела, он куда-то свалил, из глубин звездолёта стали доноситься режущие, стучащие, сверлящие и ещё бог знает какие звуки. Я с удовлетворением отмечал, как улучшается стойкость корпуса, латается трюм, чинится генератор оружия.
На меня вдруг накатила жуткая усталость. Предоставив двум роботам приводить судно в порядок самостоятельно, я уснул. Очнулся от стука, открыл глаза: в абсолютно гладкое обзорное окно стучал клешнёй самообучающийся и самосовершенствующийся артефакт.
– Моя нанитоид! – на случай, если я вдруг забыл, подсказал он.
– Помню, – потягиваясь, зевнул я.
– Я самоучающ… – снова не справился с определением техник. Конечно, это вам не гайки крутить, тут великий и могучий.
– Слушай, ты лучше говори «самоучка», – подсказал я, – так и тебе проще, и у меня не будет разрываться сердце, глядя на твои мучения.
– Моя нанитоид! – всё ещё самоуверенно, но уже не так твёрдо, повторил робот.
– Ну-ну, дальше, – подбодрил его я.
– Самоучка и самоверш…, саморшев…
Тьфу ты, пропасть.
– «Монтёр!»
Робот посмотрел на меня с недоверием, потом, ударив клешнёй в грудь, сообщил:
– Моя нанитоид!
– Иди в жопу! – не выдержал я, и робот тут же исчез с обзорного окна.
Что ж это я, вспыльчивый стал какой-то, нервный. Обидел зря штучку, а ведь она привела корабль в порядок. Я внимательно осмотрел панель управления: все системы, включая оружие, были в норме и функционировали без сбоев.
По идее можно трогаться в путь, но было как-то не по себе, на корабле что-то было явно не так, я чувствовал. До слуха донёсся глухой звук, будто что-то свалилось. Наверное, нанитоид что-то недочинил… Я замер от обрушившейся на меня догадки, взглянул на панель управления – ни нанитоид ни дроид не проявляли никакой активности. Тогда что это за шум? Страх холодной змеёй вполз под комбинезон.
Может, позвать нанитоида, пусть сходит, посмотрит. Но выслушивать больше «Моя нанитоид» не было никакого желания, да и вряд ли он годится для шпионской работы. Придётся идти самому. Звуки раздавались со стороны склада, где хранился провиант. Его запасы были довольно скудными, но самое необходимое имелось. Для поддержания ассортимента ежедневно со счёта списывалась незначительная сумма, если же хотелось чего-нибудь вкусненького требовалось платить дополнительно. Из деликатесов в заначке имелась бутылка виски, две банки крабов и сервелат. Их я приберегал для особого случая, обходясь обычным меню. Но сейчас думать о еде не хотелось, все мысли занимал загадочный шум.
Я приблизился к складу, прислушался. До слуха донёсся слабый шорох, звук явно шёл изнутри. Собравшись с духом, я рванул дверь.
– Стоять! Стреляю без предупреждения! – для убедительности я сложил пальцы пистолетом, – в случае сопротивления у меня есть приказ живыми не брать!
Передо мной, перестав от испуга жевать, стоял Квинкер. В одной руке он держал колбасу, в другой – банку с крабами, третья сжимала виски, остальные три держались за сердце.
– Ты что, дурак? – видя, что в него целятся не из пистолета, а всего лишь из пальца, квакнул он. – Я ж чуть не подавился!
– Ты что тут делаешь? – спросил я, когда отошёл от первого впечатления.
– Ем, не видишь?
– Это моя колбаса, – я указал на жалкие останки и тут же пожалел о сказанном. У Квинкера сделался такой несчастный вид, что я почувствовал себя разбойником, отбирающим у голодного ребёнка последнюю корку.
– Эх ты, зажал кусок хлеба, – шмыгнул жабоид, скосив глаза на почти порожнюю банку с крабами, – и кому? Другу, умирающему от голода…
Вообще-то, Квинкер слабо смахивал на голодающего. За то время, пока мы не виделись, он прибавил в весе и округлился. Собственно, это понятно, когда мало двигаешься и много жрёшь, так оно и бывает.
– Хоть виски немного оставь, – вздохнув, я указал на почти пустую бутыль.
– Тебе нельзя, – квакнул таксист, – ты за рулём, – и демонстративно, а может, опасаясь, что отберут силой, влил остатки в себя.
Я с трудом подавил желание врезать по наглой зелёной морде, но сдержался, потому что в душе был рад появлению пенальца. Всё-таки в одиночку таскаться по космосу занятие довольно тоскливое, а так можно хоть с кем-то переброситься парой слов. Хотя общение с нанитоидом и с пенальцем может здорово отразиться на психике. Но тут уж ничего не поделаешь, приходится иметь дело с теми, кто есть.
– Чего уставился? – прервал мои размышления Квинкер, отбросив в сторону бесполезную тару.
– Да вот думаю, как ты попал на корабль?
– Подумаешь, сложности. Да я космопорт как свои шесть рук знаю, я не то что в твою кастрюлю, на секретный корабль пробраться могу.
«Кастрюлю» я проглотил, а вот секретный корабль меня заинтересовал.
– Ну-ка, ну-ка, что за кораблик?
– Да хрен его знает, – признался жабоид, – стоит на отшибе, летает редко, охрана офигенная, кто и чем на нём занимается – никто ничего не знает.
Так, надо при случае выяснить, что за тайные звездолёты, может, и пригодится когда.
– Продолжай, – я поднял глаза на жабоида, тот как раз дожёвывал колбасу.
– Чего продолжай?
– На хрена ты сюда запёрся, сам же видел, со мной рядом небезопасно.
– Да я сам толком не понял, – икнув, пожал плечами пеналец, – выхожу из страховой фирмы, смотрю офицер, увидел меня и машет, морда такая ещё суровая. Ну, думаю, замели, и дёру.
– В каком смысле «замели»? – не понял я.
– Ты что, маленький? – набычился Квинкер. – У всех есть грешки, только не каждого ловят. А меня вот, похоже, собирались упечь. Наверное, настучал кто-нибудь, – вздохнул бывший таксист.
– Угу, и я, кажется, знаю кто.
– Кто? – опешил жабоид.
– Я!
Хорошо, что Квинкер успел выхлебать виски, иначе бутылка уже летела бы мне в голову. Сжав кулаки, он принялся озираться в поисках чего-нибудь тяжёлого:
– Я ему… А он мне… Урою…
– Да ты не так понял, – поспешил добавить я, на всякий случай отступив к двери. Я просто сказал, что ты свидетель по делу о нападении на нас, помнишь там, на болоте?
– Ну, – буркнул пеналец, прикидывая в руке брикет с киселём.
– Так вот его нанял один тип по фамилии Чернятински, и тебя просто хотели допросить как свидетеля.
– Точно? – недоверчиво зыркнул жабоид.
– Эх ты, жаба заморская…
– А чё дразнишься?
Мы проболтали где-то около часа, я в общих чертах обрисовал ближайшие планы, сообщив, что собираюсь к мардакам. Квинкер покрутил зелёным пальцем у виска, и отправился спать, устроившись на полке, где хранились консервы.
Я позавидовал способности жабоида воспринимать действительность такой, какая она есть. Ну, лишился аквалёта – фигня, есть страховка. Ну, сбежал по ошибке с планеты – тоже ладно, полетаю пока. Тем более пристроился хорошо, при продуктах. Короче, сплошная Акуна матата. Мы же, люди, привыкли всё драматизировать, раздувать из мухи слона, отчего потом сами и мучаемся.
Следующие двое суток ничем особенным не запомнились, никто на нас не напал, астероиды тоже не попадались. Я совершал один прыжок за другим, изучал звёздную карту, любовался созвездиями, немного читал, на звездолёте оказалась небольшая библиотека. Ни Квинкер, ни нанитоид меня не тревожили, и к исходу второго дня мы достигли мардакских владений.
Монитор задёргался, заморгал, и на нём нарисовалась отвратительная обезьянья морда. А что я хотел, чтоб специально для меня подобрали красотку с параметрами? Вряд ли мардаки настолько гостеприимны.
– Кто такие? – грубым, под стать физиономии голосом пробубнил мардак.
– Туристы, – подколол я, – следуем в Бразилию, где в лесах много диких обезьян. Дорогу не подскажете?
Возникла пауза, в течение которой встречающий пытался переварить то, что я ему только что насвистел. Наконец, не придя ни к каким выводам, он рыкнул, видимо, для устрашения и с нажимом в голосе пробасил:
– Что вам здесь нужно?!
– Хотим на вашу планету.
– С какой целью? – не унимался волосатый цербер.
– Послужить своей родине и вашему отечеству! – патриотично выкрикнул я.
Ну всё, завис конкретно, и похоже надолго, потому что совместиться двум противоположным понятиям в мардакском мозгу было непросто. Если вообще невозможно.
Мардак вышел из положения неожиданно просто, кому-то позвонил, и вскоре последовало новое указание:
– Вам следует причалить на станцию!
Я настроил радар, действительно над планетой висела небольшая орбитальная станция. Ладно, как скажете, нарываться на неприятности мне не хотелось. Я ввёл автоматический режим управления, проложив нужный маршрут, и вскоре звездолёт пришвартовался к причалу.
– Всё-таки ты ненормальный! – раздалось сзади, я вздрогнул. Квинкер, чтоб его. – Нет, ну подумай, кто добровольно едет к мардакам?!
– Сам дурак, – выдохнул я, понимая, что мой зелёный друг, в общем-то, прав. – А чем, собственно, они хуже лягушек? – я с вызовом глянул на бывшего таксиста.
Квинкер надулся, да пофиг мне, пусть хоть лопнет. Только квакает под руку. Я направился к входному люку, услышал как в спину буркнули «Расист» и ступил на трап.
Мать честная, ну и дыра! Всё ржавое, в масляных пятнах, проводка на стенах болтается, половина ламп не горит, а запах… В псарне, которую не убирали год, наверное, пахнет приличней. У трапа меня ждал волосатый крепыш в мешковатой форме, на плечах имелись нашивки.
– Людям мы рады, – прорычал он, – они вкусные, – мардак улыбнулся, обнажив страшные зубы.
Захотелось сглотнуть, только нечем, от такого приветствия слюна изо рта бесследно исчезла.
– Ты того, – не своим голосом прохрипел я, – не имеешь права.
– Зато имею приправы! – чучело покопалось в карманах и достало прозрачную баночку с сомнительным порошком. Вот пигмей, наверное, и костерок уже замастрячил.
Я оглянулся на звездолёт, прикидывая, успею сбежать или буду сожран в процессе. Похоже, шансов нет. В этот момент сдвоенный лучемёт с жужжанием шевельнулся и нацелился на мардака, молодчина Квинкер. Оцепенение тут же слетело, я почувствовал себя увереннее. Намного.
– Вообще-то, я не собирался разговаривать с таким идиотом, как ты! – у мардака от такой наглости отпала челюсть. – Потому что имею определённые цели, которые твой ущербный мозг уразуметь не в состоянии. Есть тут кто-нибудь старше по званию, – меня несло, – генерал хотя бы, или я буду вынужден общаться с ископаемой обезьяной?!
Подействовало, мардаки не привыкли, чтобы на них давили. Когда же это происходило, чувствовали себя неуверенно. Во всяком случае стоящий передо мной тип покрутил головой в поисках поддержки, и не найдя её, достал из комбинезона рацию, похожую скорее на кирпич, чем на средство коммуникации. Посовещавшись с кем-то около минуты, он, уже вежливей, если это слово вообще уместно по отношению к мардакам, прорычал:
– Тебя велено доставить на планету! – он вытянул лапищу в сторону небольшого скутера, смахивающего на железную галошу.
– На этом?! – я ужаснулся. – А оно долетит?
Мардак хмыкнул, что могло означать что угодно, и махнул кому-то рукой. За спиной раздались крики с явным матерным подтекстом, я оглянулся. Квинкера тащил за шиворот мардак, вероятно, подручный того, с кем я разговаривал, а жабоид, как и следовало ожидать, был недоволен таким обращением.
– Что вы себе позволяете?! – вступился я за товарища.
– Находиться на орбитальной станции посторонним запрещено! – отрезал мой собеседник.
– И куда его? – уточнил я, имея ввиду бывшего таксиста и беглеца.
– Полетит с нами.
– Ну, нет, – продолжал возмущаться Квинкер, – знаю я вас, – ввяжетесь в какую-нибудь заварушку, а я воевать не нанимался!
– Тогда есть другой вариант, – сообщил мардак, игнорируя Квинкера и обращаясь ко мне.
– Да? – я был заинтригован. – Какой?
– Его сожрут!
