Первый устный экзамен Райан сдал безо всякого труда – пожалуй, Давина гоняла его жёстче, чем экзаменаторы. Отвечать, правда, пришлось по двум билетам, и на второй без подготовки, но приёмная комиссия редко слушала его дольше двух минут, после чего прерывала и предлагала перейти к следующему вопросу.

С тем, чтобы отпроситься на вторую половину дня из училища, тоже никаких проблем не возникло, и Райан, пребывая в самом радужном настроении, сел в автоматическое такси. Подождал, пока следом влезет телохранитель, и назвал адрес. С Марисой можно было бы обо всём договориться через коммуникатор или по сети, но ему захотелось повидать её, и потому он только спросил, когда у неё сегодня кончается дежурство. Райану вообще нравилось играть роль этакого старшего брата: расспрашивать девушку о делах, бывать в гостях, иногда выводить её куда-нибудь…

К крыльцу госпиталя они подъехали за пять минут до её выхода. Иногда она задерживалась, но сегодня ничего непредвиденного не произошло. Мариса уже привычно взяла его под руку, охранник отстал, и Райан так же привычно о нём забыл.

На предложение Райана Мариса согласилась сразу.

– Правильно, и Максу будет полезно куда-нибудь выбраться, а то он, кроме своей мастерской, нигде и не бывает. Учти, мы будем праздновать не только день рождения капитанши, но и твой выпуск.

– Я же к тому времени ещё не закончу с экзаменами.

– Ну, значит, отпразднуем авансом. Здорово, что и Рауль будет! Я, честно говоря, уже думала, что никогда его больше не увижу.

– А он тебе разве не писал? Я получил от него два письма.

– Он присылал мне открытки к праздникам. Но всё равно, письма – это одно, а живой человек – совсем другое.

– С этим не поспоришь, – согласился Райан.

– Скоро и ты уедешь. Жаль…

– Ничего, я буду тебя навещать. И писать куда чаще Рауля, обещаю. Ну, рассказывай, как вы с Максом?

– С Максом? – Мариса вдруг помрачнела, оглянулась на охранника и понизила голос: – Райан, ты не мог бы с ним поговорить? У него проблемы, но боюсь, что тут ему никто не может помочь, кроме него самого. А он упорно отказывается.

– Что случилось?

– Да, понимаешь… Помнишь, у него документов не было? Все решили, что он – нелегальный эмигрант, отправили запрос… Но на все запросы ответ приходит один – такого, мол, у нас нет и не было. Думаю, он не настоящее имя называет. И, похоже, что чиновники тоже опять что-то такое начали подозревать. К нему снова приходили, расспрашивали, по крайней мере, один раз. А может и больше, один я сама видела, а если были другие, то из Макса ведь слова не вытянешь. И там у него, на Нильфхеле, тоже, кажется, что-то происходит. В тот раз, который при мне был, сказали, что им уже самим от нильфхельцев запросы приходят, чуть ли не выдачи его требуют. Я за него боюсь, Райан.

– А что с ним случилось? Он что-то натворил у себя дома?

– В том-то и дело, что я не знаю! Макс молчит, как партизан, он вообще не слишком разговорчив, как ты и сам мог заметить… Но тут, кажется, что-то личное.

– А как он вообще попал на Иберию?

– Я, честно говоря, не в курсе подробностей.

– А к вам он как попал?

– Ну… – Мариса помолчала, покусывая губу. – Понимаешь, какое дело… В общем, папа его купил.

– Как раба?

– Ага.

– Когда это было?

– Семь лет назад. Помнишь, я ему дату через тебя передавала? Вот как раз тогда это и произошло.

– И купили вы его за шесть тысяч.

– Угу.

– Значит, я был прав, и Халс и ему подобные развили свою деятельность задолго до начала войны. Даже жаль, что теперь это всё уже не имеет значения: кое-кому не мешало бы за кое-что ответить… Ладно. Потому-то у него и документов нет, как я понимаю. А как он попал в рабство, он не говорил?

– Нет, никогда. А мы не спрашивали – каждый человек имеет право на свои тайны. Райан внимательно посмотрел на неё.

– Знаешь, я не знал твоих родителей, но я что-то плохо представляю их себе в качестве рабовладельцев.

– А папе не раб, ему помощник был нужен. Он так сразу Максу и сказал: считай, что я тебя не купил, а выкупил. А если гордый и не хочешь быть в долгу, то оставайся, пока не отработаешь то, что я на тебя потратил. А потом можешь уйти или остаться, как захочешь. Макс остался. Я, честно говоря, думала, что он и правда эмигрировал, а потом попался охотникам за рабами. А теперь боюсь: а вдруг он не просто уехал, а попал в какую-то грязную историю и сбежал? Он хороший человек, но мало ли что, оступиться может каждый. Но ведь он всё искупил, когда спас Давину, правда? Я не верю, что он сделал что-то такое, чего нельзя простить.

– И теперь ты хочешь, чтобы я поговорил с ним и убедил его рассказать, что на самом деле с ним случилось?

– Ну да.

– А почему ты думаешь, что он меня послушает? Раз тебя не послушал, насколько я понимаю.

– А у тебя здорово получается убеждать, – сообщила Мариса. – На себе испытала. И потом я для Макса всё ещё маленькая девочка. А тебя он уважает.

– Н-да? Тогда он хорошо маскирует своё уважение. Ну, хорошо, я попробую. Хотя ничего не могу обещать, сама понимаешь.

Макс возился в своей мастерской на задворках космопорта. Райан здесь ни разу не бывал, он вообще ни разу не заходил на служебную территорию столичного порта, но ему удалось, показав удостоверение курсанта, уговорить милую девушку на проходной связаться с механиками и попросить найти там Макса Бони. Девушка при виде билета оживилась и принялась вовсю стрелять глазками – похоже, она принадлежала к тому типу женщин, которых псионики только притягивают. Однако её ждало разочарование: Райан сердечно поблагодарил её за помощь, но более чем прозрачные намёки на свободный вечер проигнорировал.

Конечно, вовсе не обязательно было говорить с Максом вот прямо сейчас, можно было отловить его и дома, и по коммуникатору, но Танни не хотелось откладывать дело в долгий ящик. Расписание у него было достаточно плотное, да и не было никакого смысла оттягивать беседу.

Ему повезло, и Макса он застал в одиночестве. Телохранитель послушно согласился подождать за дверью – контроль над курсантами училища был достаточно плотный, но не удушающий. Макс возился с ремонтом автоматической тележки, развозящей багаж пассажиров.

– А, это ты, – сказал он при виде Райана.

– Я, – Райан присел на корточки и заглянул под днище тележки. – Сдаётся мне, что твоя квалификация позволяет тебе больше, чем чинить простейшие автоматы. Когда мы летели сюда с Иберии, я понял, что ты и в корабельных двигателях разбираешься. Ты мог бы найти работу получше.

Кто-нибудь другой на месте Макса наверняка ответил бы, что для этого нужна лицензия или ещё что-нибудь в этом роде. Макс просто промолчал.

– Мариса рассказала мне о твоих затруднениях и попросила поговорить с тобой, – взял быка за рога Райан. – Но причины своего молчания ты не хочешь называть даже ей.

– Не хочу, – лаконично отозвался Макс и захлопнул крышку мотора.

– Что ж… Я не стану тебе говорить, что ты можешь подставить и саму Марису, и поручившуюся за тебя Давину – ты и сам это отлично понимаешь.

– Я их ничем не подставляю. Это касается только меня.

– Отрадно слышать, – Райан присел на край какого-то ящика, глядя, как нильфхелец пытается оттереть огромные ладони замасленной тряпкой. – Когда я впервые тебя увидел, тебе удалось ввести меня в заблуждение. Мне показалось, что ты малость туповат. Но ты ведь отнюдь не тупица, верно, Макс? Просто окружающие так думают, потому что ты предпочитаешь молчать, пока другие болтают. Ну и стереотип, что большие сильные люди редко бывают умны, тоже работает в твою пользу. Пользу – потому что тебя вполне устраивает, когда тебя считают дураком и мало обращают на тебя внимания.

Макс продолжал молчать, только всё тёр и тёр руки тряпкой.

– Так что ты отлично понимаешь, что после бомбардировки Иберии провести следствие и выяснить, откуда ты вообще там взялся, крайне трудно. Но ты можешь мне ответить хотя бы на один вопрос? Когда ты прилетел на Иберию – ты был ещё свободным человеком?

Макс наконец отложил тряпку в сторону и посмотрел на него. Взгляд у великана был совершенно бесстрастным.

– Для чего тебе это? – спросил он.

– Для того, что внутренние дела Нильфхеля – это внутренние дела Нильфхеля. Он не входит в состав Федерации, так что тут ты действительно можешь встать в позу и заявить, что они никого не касаются и никому, кроме тебя, не повредят. Но продажа рабов на территории Федерации – это уже очень даже наше дело. Иберийцы не потянули бы такое без помощи извне – так что те, кто привозил рабов на Иберию, если их туда привозили, всё ещё где-то есть.

– И что?

– А то, что мне хотелось бы знать, грозит ли ещё кому-нибудь участь, подобная твоей.

Макс снова довольно долго молчал. Райан не торопил его.

– Если он не нильфхелец, то нет, – наконец сказал механик.

– Так значит, свободным ты уже не был? – Райан кивнул сам себе. – Что ж, сочувствую. Но плохо верится, что твои соотечественники вот так просто возили живой товар на другие планеты. Таможня и всё такое…

– Это не соотечественники, – многострадальная тряпка полетела в угол, где стояла корзина утилизатора. – Это были ваши… ваша корпорация. Вашему правительству стоило бы получше следить за крупными фирмами, особенно за теми, что ведут дела за пределами Федерации.

Райан ещё раз кивнул. Лёд тронулся, и даже если Макс не скажет больше ничего, информации для начала расследования вполне достаточно. А он скажет, раз уже начал; сознаёт он это или нет, но раскрутить его на дальнейшие признания теперь – дело техники.

– Можешь мне поверить – эта корпорация ответит. Раз уж речь пошла о таких серьёзных вещах, как похищение и продажа граждан иностранного государства…

– Это не было похищением, – снова перебил его Макс. Райан всем своим видом изобразил немое изумление, и Макс невесело усмехнулся. – Ты ведь всё равно не отстанешь, пока я не расскажу, да? Они никого не похищали. На Нильфхеле они действовали… законным образом, если можно так выразиться.

– А что это за корпорация?

– «Аталанта».

– И каким же это образом можно законно продавать людей?

– Таким, что правительство Нильфхеля им это разрешает.

– И продажу на Иберии?

– Ну, канцлера Нильфхеля не волнует, что происходит с теми, кого лишили гражданских прав. Так что наши законы нарушены не были.

– Зато законы Федерации – очень даже были, – Райан помолчал. – Так значит, ты лишён гражданских прав?

– Как и любой заключённый.

– Интересные законы на Нильфхеле. Я был уверен, что они более человечны.

– А они и были… до недавнего времени.

– Что же случилось потом?

– А потом появился канцлер Ауг и его клика. Точнее, сначала появилась клика. Канцлер потом.

– И?

Макс говорил, неохотно, но говорил, а Райан слушал, время от времени подталкивая его наводящими вопросами. История получалась достаточно банальная, но от того не менее страшная. Всегда и всюду были и будут люди, рвущиеся к власти и пытающиеся загрести её больше, чем им положено по закону. Нильфхель не стал исключением. Во время Дейнебской войны планета, как и многие другие, подверглась атакам захватчиков, но помощи от Федерации, своего давнего союзника, так и не дождалась. Нильфхельцы справились своими силами, однако на Федерацию после такого многие были обижены, и нашлись те, кто использовал их обиду в своих интересах. К власти пришли люди, начавшие проводить политику изоляции, утверждавшие, что Нильфхель для нильфхельцев и что от всяких пришлых – один вред. Контакты с внешним миром надо ограничить необходимым минимумом, говорили они, только так мы сумеем сохранить себя в чистоте и целостности. И почему-то так получилось, что практически весь необходимый минимум контактов планете обеспечивала корпорация «Аталанта». Новое правительство действовало целеустремлённо и быстро, и когда мыслящие люди сообразили, что Нильфхель стремительно превращается в этакую средневековую Японию, с исключительными привилегиями для новопровозглашённой «знати» и почти полным отсутствием прав для всех прочих, было поздно.

– Да, я нарушал закон, – Макс с вызовом взглянул на Райана. – Я был контрабандистом. Но если необходимые лекарства можно достать только контрабандой, потому что у нас их, видите ли, не производят – это позор для закона, а не для нас.

– Но ведь всегда есть аналоги…

– П-фе! Спроси любого врача, и он тебе как дважды два объяснит, что аналог аналогу рознь. И если при болезни Веддера по-настоящему помогает лишь лекарство из посейдонских ингредиентов – что же, людям помирать?

– И в конце концов тебя схватили.

– Да. Война с дейнебами как раз закончилась, а многие ужесточения оправдывались военным положением. Мы наивно понадеялись на послабления.

– И что же было дальше? Заключённых у вас продают с торгов, или как?

– Не совсем, – вздохнул Макс.

Заключённых, как оказалось, выкупала та самая «Аталанта» под самым благовидным предлогом заботы о людях. Она спасала попавших в тюрьмы и лагеря бедолаг, предоставляла им жильё и работу тут же, на Нильфхеле, а взамен требовала всего лишь подписать обязательство отработать деньги, которые корпорация потратила на их выкуп. На деле же её милосердие оборачивалось самым настоящим рабством. Точной суммы выкупа не знал никто, кроме самой корпорации, заработанные деньги новым работникам на руки не выдавали, так что сколько именно нужно отрабатывать, могли сказать лишь ведущие учёт чиновники. Жильём оказалась кучка обнесённых колючей проволокой бараков, работа, на которую их водили под конвоем, была самая тяжёлая. Жаловаться было бесполезно, ведь от поражённых в правах никаких жалоб официальные инстанции не принимали. К тому же как-то так получалось, что прибыль от новых работников не покрывала даже их содержания, хотя условия, в которых они жили, если и отличались от тюремных, то не в лучшую сторону. Уже через годик-другой все польстившиеся на обещания компании оказывались в долгу как в шелку. У них отбиралась даже надежда отбыть свой, хотя бы и большой, срок и выйти на свободу законным образом.

Макс довольно быстро сообразил, что к чему, но отыгрывать назад было поздно. Тогда он вместе с группой товарищей попытался бежать, но, увы, побег сорвался. Беглецы неплохо подготовились, они сумели разоружить охрану и были готовы прорываться силой… Но у корпорации, как выяснилось, имелись свои псионики. Макса и его друзей скрутили, даже не приближаясь к ним на расстояние выстрела. Оставить себе строптивцев после такого руководство «Аталанты» не захотело, а потому использовало ещё одну возможность заработать. Что стало с остальными, Макс не знал, но его самого продали мафиозному клану, промышлявшему торговлей людьми на захолустных планетах. Когда нильфхельца передавали новым владельцам, охранник из «Аталанты» со смехом пожелал, чтобы этого громилу поучили хорошим манерам. Работорговцы его пожелание выполнили – перелёт на Иберию Макс запомнил надолго.

– А потом тебя купили супруги Моро, – подытожил Райан, когда невесёлое повествование подошло к концу.

– Да. Ты не представляешь, Райан, каково это – снова почувствовать себя не говорящей скотиной, а человеком. Я за Марисой не то что к Халсу – я бы за ней в работающий реактор полез.

– Я понимаю твои чувства. Или думаю, что понимаю, – Танни поднялся с ящика. – Но, Макс, если уж не этого вашего канцлера, то хотя бы «Аталанту» призвать к ответу нужно. Одному богу ведомо, что они ещё способны сотворить и что, возможно, уже творят. А это значит, что ты должен повторить свой рассказ уже не мне.

Макс посмотрел на стоявшую посреди мастерской тележку, потом пожал плечами. Райан решил принять этот жест как знак согласия.

– И, кстати, раз уж ты всё равно всё мне рассказал… как же тебя зовут на самом деле?

– Лепиньски, – после короткого колебания назвался нильфхелец. – Макс Лепиньски. Райан едва удержался, чтобы не присвистнуть.

Давина не любила свои дни рождения – точнее, она не любила их праздновать. К своему возрасту она была в достаточной степени равнодушна, однако суетиться, готовясь к приёму гостей, потом развлекать их, изображать радость от подарков, большинство из которых не знаешь потом куда девать, а после провожать и прибираться… Она не любила шумных компаний, не любила пить, не любила оказываться в центре внимания. Мать опять пришлёт поздравление, так называемые подруги начнут ахать, как хорошо она выглядит для своих лет, как будто тридцать два – бог весь какой возраст. А не пригласишь или хотя бы не устроишь небольшой междусобойчик на службе – обидятся, сочтут высокомерной и плохим товарищем. Ну кто придумал эту обязаловку?

Хорошо хоть на Пангее никто до недавнего времени не протестовал, что она держится особняком. Давина вообще никогда не понимала людей, которые без компании жить не могут. Но требование генерала Канхо было чётким и недвусмысленным, и капитан Мортимер принялась изо всех сил налаживать тёплые и дружественные отношения с курсантом Танни. А потому в назначенный срок влезла в парадный мундир (она вообще предпочитала форму всей остальной одежде) и вызвала такси, повёзшее её к небольшому ресторану в центре города.

Мобиль мягко катил по улицам – воздушное сообщение на сельскохозяйственной Пангее, где население немногочисленных городов редко превышало три-четыре миллиона человек, было в не слишком большом ходу. На город уже спускались сумерки, и хотя фонари ещё не включили, рекламы и вывески сияли вовсю. Люди, закончившие работу, спешили по домам или в увеселительные заведения. За окном мобиля мелькнул закрытый магазин, некогда, если верить вывеске, торговавший деликатесами с других планет. Уже вторая по счёту война истощала Федерацию; от введения карточной системы Пангея была ещё далека, но нехватка очень и очень многого чувствовалась всё острее. Сама Давина, как живущая на казенный кошт, была избавлена от большинства проблем, но и она знала, что многие товары можно достать только в сети на специализированных сайтах, и то если очень повезёт, а каких-то и вовсе в свободной продаже не найдёшь.

Наконец мобиль затормозил перед крыльцом. Райан, тоже в парадной форме, встретил Давину на ступеньках и проводил внутрь, попутно извинившись, что Макс с Марисой немного задерживаются. Рауль и Ульрих уже были здесь, и Давина искренне пожала каптри руку. Их с Райаном телохранители привычно устроились за скромным столиком немного в стороне. Райан предлагал Ульриху совместить приятное с полезным и взять его в качестве своего охранника на этот вечер, но Лей отрезал, что смешивать работу и развлечение – верх непрофессионализма.

Припоздавшие появились минут через десять. Мариса извинилась, объяснив, что они давали показания людям из Корпуса, весьма заинтересовавшимся рассказом Макса. Макс по своему обыкновению промолчал, зато с неожиданной галантностью поцеловал Давине руку и протянул букет из местных махровых цветов, похожих на земные астры.

– А Корпус-то тут при чём? – удивился Рауль, который если и был в курсе злоключений Макса, то в самых общих чертах.

– Велика вероятность, что на Нильфхеле действуют боевые псионики, – объяснила Давина, пока Райан распоряжался насчёт вазы. – Если они не местные, а из Федерации, то это прямое нарушение закона. Мы имеем право применять наши способности против людей лишь в строго оговоренных случаях.

Она искренне сочувствовала Максу, и не только в связи с его прошлым. Давина не понаслышке знала, что такое изматывающие допросы. Что далеко ходить, их с Райаном тоже изрядно утомили, снова и снова пытаясь выжать из них ещё хоть какие-то подробности их общего сновидения. Да ещё и подписку о неразглашении взяли.

– У меня есть предложение, – вмешался Райан. – Давайте временно отставим в сторону все наши проблемы, а также войну и политику. Мы сюда, в конце концов, пришли праздновать. Предлагаю тост за нашу именинницу!

Все выпили, после чего потекла обычная в таких случаях беседа обо всём и ни о чём. Выпили за здоровье Давининой мамы и за светлую память её отца. Потом Мариса предложила тост за успехи Райана в учёбе и за благополучную сдачу сессии. Рауль сказал, что хоть он и готов временно забыть о войне, но всё же не поднять бокалы, чтоб пожелать нашим войскам победы – грех. За это выпили стоя, даже Ульрих, так же как и в память о павших.

Давина с некоторым удивлением призналась себе, что не жалеет о том, что пришла. Такое бывает, когда заранее всё кажется неприятнее, чем оказывается на самом деле.

Верховодил за столом Райан, неплохо справлявшийся с обязанностями тамады, а потом, когда заиграла музыка, пару раз уводивший женщин танцевать. Рауль от него не отстал, хотя по секрету признался Давине, что не очень любит это дело. Но сегодняшний вечер и правда казался каким-то особенным. Давина сумела почти забыть обо всех своих проблемах и просто наслаждалась столь редко выпадавшим ей праздником, когда неожиданно оказалась возвращённой с небес на землю. Когда Рауль усаживал её на место после танца, она вдруг увидела входящих в зал генерала Канхо и полковника Пикардо.

Давина сидела лицом к дверям, и, похоже, никто кроме неё не заметил появления начальства. Генерал с полковником заняли столик в противоположном углу, ничем не показывая, что заметили их компанию, но женщина не сомневалась, что их появление именно здесь и именно сейчас отнюдь не случайность. Пришли взглянуть на её подопечного, так сказать, в неформальной обстановке. Она посмотрела на Райана, который как раз о чём-то расспрашивал Ульриха. Кажется, об организации пси-служб у дейнебов вообще и в их армии в частности. Ульрих пожимал плечами и говорил, что никогда ими не интересовался, но кое-что всё-таки рассказал.

Странно, подумала Давина, все эти люди не любят псиоников, даже если стараются быть к ним справедливыми, но для Райана делают исключение. Похоже, они вообще не вспоминают, что перед ними «мозголом», теоретически способный сделать с ними всё что угодно. Общаясь с ней, Давиной, об этом помнят, она давно научилась определять характерные признаки и без считывания мыслей, а вот с Райаном – нет. Он имел счастливую способность притягивать к себе людей, вызывая в них безотчётную симпатию, и легко вписывался в любое окружение, да не просто вписывался, а становился его центром. Давина знала, сколько у него приятелей среди учащихся, с каким одобрением, а порой и восторгом отзываются о нём учителя. При этом, как ни странно на первый взгляд, действительно близкими отношениями с ним не мог похвастаться никто. В свой внутренний мир он, если того не требовали учебные обязанности, впускал посторонних очень неохотно.

А ведь для таких, как он, как Давина, слова «впустить кого-то в свой внутренний мир» имеют не переносное значение, а самое что ни на есть прямое. Люди боятся их, как покушающихся на самое святое и сокровенное, и не хотят подумать о том, что считать, не раскрывая себя, можно разве что самые поверхностные мысли. От этого толку немного, разве что честность человека можно определить, а так – даже если он думает на нужную тебе тему, выловить что-то ценное в мешанине обрывочных слов, образов и чувств бывает порой невероятно сложно. Более же глубокий контакт всегда обоюден. Всякий, кто хоть раз участвовал в ментальном допросе или сеансе лечения, знает, что телепат, проникший в чужой разум, и сам становится раскрытой книгой. Потому подобное практикуется далеко не так часто, как принято думать. Потому у телепатов, проводящих допросы высокой степени секретности, стирают память куда чаще, чем у тех, кого они допрашивают. Из-за этого Давина в своё время отказалась от непыльной работы в СБ, куда её приглашали сразу после окончания обучения, предпочтя куда более опасную службу псионика-диверсанта.

Не зря говорят, что телепата может понять только другой телепат. Псионики часто становятся очень замкнутыми, но не от высокомерия по отношению к обычным людям, как многие полагают, а именно в силу специфики своей работы. Зато с теми, кто им действительно становится близок, создаются совершенно особенные отношения. И вовсе не потому, что они «связывают свои ра зумы» – случалось Давине слышать и такую чушь, но измышления сентиментальных романтиков, порой попадающие в книги и на экраны, у любого телепата могут вызывать разве что приступ нервного смеха. Постоянно присутствовать в чужой голове, слышать и воспринимать всё, что там происходит – кратчайший путь к сумасшествию. И всё же что-то нет-нет, да проскакивало, и если ты живёшь с телепатом или даже эмпатом постоянно, у тебя в скором времени и в самом деле может не остаться от него никаких тайн.

Конечно, существовали мысленные блоки, экраны и прочие виды защит, но держать их в уме постоянно – всё равно, что постоянно зажимать уши руками: и руки устают, и уши болят. Та же Давина ещё и потому чувствовала всё возрастающую усталость, что всё время очень тщательно следила за собой. Но таких было немного. Профессиональная этика запрещала псионикам передавать кому бы то ни было случайно подслушанное, и большинство довольствовалось этим.

Так что же удивительного, что для многих псиоников, по какой-то причине не выявленных в детстве, открытие у них пси-способностей оказывалось настоящим шоком? Дети это переносили легче, но для уже сформировавшейся личности… Особенно когда эта личность сознавала, что открывшийся дар – это не только и не столько новые возможности, и не просто изменения в судьбе, а что-то, что затрагивает саму их внутреннюю суть. Последствия были самые разные, вплоть до психических расстройств и суицидов. Кто-то вообще отказывался учиться – таких ставили перед выбором: или овладеть хотя бы базовыми навыками, или попасть под пожизненный надзор. И многие предпочитали надзор. Другие проходили начальный этап обучения, но о дальнейшем образовании и слышать не хотели, какие бы перспективы оно не сулило в будущем. Третьи смирялись, учились находить хорошее в плохом и оказывались в Пси-училище имени Кристины Эстевес и ему подобных заведениях. Но и после были возможны срывы. И полугода не прошло, как один из студентов, учившийся уже на третьем курсе, будучи в увольнительной, отловил на улице какую-то девчонку, принуждением затащил её на съёмную квартиру, несколько часов творил с ней что хотел, после чего отпустил, предварительно, как сумел, стерев ей память. Всё открылось уже на следующий день, на уроке, при выполнении упражнений на ретрансляцию мыслей. Что характерно, сексуального характера насилие над несчастной жертвой не носило. Никаких садистских наклонностей парень до того не проявлял, и когда его спросили, что на него нашло, ничего внятного сказать так и не смог.

Райан Танни и в этом смысле был счастливым исключением. Ни тебе шока, ни тебе психологических проблем – если у кого-то ещё и оставались сомнения, что он уже когда-то был обученным псиоником, то именно лёгкость вживания в среду телепатов и была, с точки зрения Давины, решающим доказательством. Человек просто вернул себе то, с чем прожил большую часть жизни и от чего на какое-то время оказался искусственно отлучён.

Давина так погрузилась в свои мысли, что совсем утратила нить разговора, и потому заданный Райаном вопрос застал её врасплох.

– Что?

– Я говорю – разольём по последней?

– Давайте, – женщина придвинула свой бокал, одновременно лихорадочно прислушиваясь, о чём говорят остальные. Но, кажется, ничего существенного она не пропустила.

– Ульрих, а почему вы, дейнебы, ругаетесь солнцем? – спрашивала Мариса.

– Не только солнцем, но и ночью, – ухмыльнулся Лей.

– А ты когда-нибудь видела звезду Дейнеба вблизи? – спросил Рауль. – Я тебе скажу – зрелище не для слабонервных.

– На Дейнебе в полдень очень жарко, зато ночью холодно, – Райан поставил на стол опустевшую бутылку. – На экваторе, как говорят, вообще жить невозможно. Так же как на Нильфхеле – в полярных районах.

– Тогда зачем его вообще колонизировали?

– А зачем колонизировали тот же Нильфхель или Аид? Просто первые поселения приносили прибыль, перекрывающую все неудобства. А потом колонисты стали плодиться и размножаться – и для родившихся там планета уже была родной. Впрочем, вон Аид теперь покинут или почти покинут. Но он – исключение.

– Солнце Дейнеба закалило нас, так что на самом деле мы ему благодарны, – Ульрих посерьёзнел. – А если и поминаем иногда всуе, так верующие люди тоже, случается, богохульствуют. На самом деле, если космолётчик хочет кого-то действительно проклясть, он вспоминает Тёмные звёзды.

– Не все так суеверны, Ульрих, – заметил Рауль. – Тёмных звёзд не существует.

– Или никто из тех, кто их видел, не смог о них рассказать.

– Тогда откуда о них вообще стало известно? Это просто страшные сказки. В древности мореходы пугали друг друга «Летучим Голландцем», сейчас космолётчики – Тёмными звёздами.

– Ну-ну, – хмыкнул Ульрих. – Повтори мне это, когда окажешься в астероидном поле или возле чёрной дыры!

– Поминать их в космосе – и в самом деле дурная примета, – не поддался на провокацию Рауль. – И не стану врать, будто я примет не соблюдаю. Но астероидные поля я видел, чёрные дыры – тоже, хотя бы на экранах локаторов. А вот Тёмных звёзд пока ещё не встречал. Я поверю в них не раньше, чем астрономы торжественно объявят о новом открытии.

– Райан, тебе плохо? – вдруг спросила Мариса. Потиравший висок Танни молча покачал головой.

– Я, кстати, читала в сети, что теоретически возможность существования Тёмных звёзд была обоснована давным-давно, – заметила Давина.

– От теории до практики – дистанция огромного размера, – не уступал Рауль. – Да и не всему, что есть в сети, можно верить. Вот если бы это было на официальном сайте какого-нибудь института или обсерватории…

– А ты ходишь на такие сайты?

– Нет.

– Тогда откуда тебе знать, может там уже что-то такое и есть?

– Ну, знаете, если бы да кабы…

Райан вдруг поднялся, тяжело опершись о стол обеими руками и разом оборвав разговор. Все умолкли и вопросительно посмотрели на него. Однако бывший десантник ничего не сказал. Он чуть покачнулся, глядя остановившимся взглядом на пустую бутылку, а потом вдруг начал заваливаться вперёд и вбок, на край стола. Ульрих мгновенно вскочил, оттолкнув стул, и поймал падающего Танни, что, впрочем, не помешало тому сбить со столешницы тарелку и пару бокалов. Посуда зазвенела, красное вино выплеснулось на паркет, словно кровь из раны. Все повскакали с мест. Дейнеб осторожно опустил обмякшего Райана на пол, Мариса обежала стол и кинулась к нему, Давина схватила меню и нажала на значок, обозначающий воду.

От ближайших столиков начали подходить люди, кто-то потребовал вызвать врача. Телохранители бдительно придвинулись поближе и встали рядом. Мариса громко объявила, что она и есть врач, после чего решительно потребовала расступиться и дать упавшему воздуха. Подъехала автоматическая тележка с заказанной водой и одним, по числу заказа, стаканом. Оглянувшись в сторону дальнего угла, Давина увидела, что Канхо с Пикардо тоже поднялись со своих мест и подошли поближе.

К счастью, обморок длился всего пару минут, и вскоре веки Райана дрогнули, а Мариса, приподняв его голову, поднесла к его губам стакан. Отпив пару глотков, Танни сел, сфокусировал взгляд на Марисе, слабо улыбнулся ей, потом его глаза скользнули в сторону, словно он хотел отыскать кого-то и не мог.

– Давина…

– Я здесь, – телепатка подошла поближе, встав так, чтобы он мог её видеть.

– Ты нас напугал, – сказала Мариса. Но Райан словно не услышал её.

– Давина, – он глядел только на Мортимер. – То имя… и дата… Я вспомнил их.

– Очень хорошо, – торопливо произнесла Давина, всей кожей чувствуя, сколько вокруг посторонних ушей. – Мы сейчас вернёмся в училище, и там вы мне всё расскажете.

– Имя? – повторил в тишине Рауль. – Какое ещё имя?

Давина опять невольно оглянулась на генерала с полковником, словно призывая их на помощь, и тут Райан поймал её за руку.

– Давина, там, во сне… – его голос звучал слабо, но настойчиво. – Тот свет, который есть, но его нет. Помните? Я знаю, что это такое. Давина, я был на Тёмной звезде.