2
Лампы под потолком горят тускло, словно нехотя, время от времени мигая. Внутрь шлюза натёк песок, и наружная дверь отказывается закрываться, а внутренняя из-за этого – открываться. Её приходится выламывать. Ты с облегчением ныряешь в коридоры базы, не оглядываясь и стараясь не смотреть вверх. Как будто десятисантиметровый слой стали способен оградить тебя от Неё.
В вымороженной космическим холодом базе давно уже не осталось ни молекулы воздуха, и потому нельзя даже поднять забрало шлема. Никто не позаботился о консервации строения, никто вообще не предполагал, что сюда могут вернуться люди. И всё же генераторы ещё дают какую-то энергию, и в электронных системах теплится подобие жизни. Они даже пытаются что-то вякнуть на общей волне, которую отлично ловят передатчики шлемов, об опасности разгерметизации, но почти тотчас же умолкают, словно осознав, насколько нелепо это звучит. Потолок и стены кое-где покрывают узоры изморози, под трубами видны какие-то потёки. В первом же отсеке ты видишь следы торопливых сборов: разбросанные контейнеры, какие-то рассыпанные, да так и не собранные детали, чьи-то перчатки и одинокий ботинок, валяющийся в углу.
Ты зачем-то проводишь рукой по стене и невольно бросаешь взгляд на потолок. Остальные постоянно делают то же самое. Никто из вас не может забыть о Ней. О том невидимом для вас сиянии, которым Она заливает всё вокруг.
Новый отсек, кажется, здесь была столовая. Или комната отдыха, да и какая, в сущности, разница?
Но цель близка, и ты невольно ускоряешь шаг, делая знак другим, что желаешь остаться в одиночестве. Остальные понятливо отстают. Ты проходишь отсеки и соединяющие их коридоры один за другим. Вот оно, наконец. Жилой блок.
Тесные комнатки рассчитаны на одного. Койка, столик, стул, шкаф-купе, дверь в санузел. На некоторых койках ещё остались подушки и одеяла, иногда ты натыкаешься на забытые обитателями комнат личные вещи. Вот тут рядом с дверцей мусоропровода валяется пустой футлярчик от губной помады. А здесь на столе осталась пепельница с окурками. Ты зачем-то берёшь один из них, окаменевший окурок кажется совсем маленьким в толстых пальцах скафандровой перчатки.
Но тебе нужно свидетельство, которое доказывало бы, что всё, услышанное тобой об этом месте – не бред сумасшедшего. Компьютеры, встроенные в столики, не работают, и всё же ты, переходя из комнаты в комнату, упорно пытаешься их включить. Конечно, специалисты «разговорят» их, если в их памяти хоть что-то сохранилось, дайте только срок. Но тебя охватывает нетерпение. Ты начинаешь обшаривать ящики и шкафы, и даже заглядывать под койки. И почему-то чувствуешь себя мародёром.
И всё же удача улыбается тебе. Ты находишь её – записную книжку, что-то вроде личного журнала для черновых заметок. Она подписана, а рядом с последней записью стоит дата. Ты знаешь их – и имя, и дату. И только сейчас позволяешь себе окончательно поверить, что вы нашли то, что искали.
Пси-атака настигает тебя внезапно, как удар по затылку. И действие оказывает сходное: ты роняешь книжку и медленно опускаешься на пол, когда ставшие ватными ноги подкашиваются под тобой. Ты не можешь ни позвать на помощь, ни отразить неожиданное нападение, слишком велика сила, которая давит на твой мозг. Никогда раньше ты не испытывал ничего подобного, хотя привык думать, что повидал всякое. Но сейчас ты оказываешься совершенно беспомощен, и твоя последняя связная мысль: какими же мы оказались идиотами…
Не стоило всё же вчера мешать лекарство с алкоголем, подумал Райан, рассматривая потолок. Таблетка, принятая для того, чтобы головная боль не мешала встрече с другом, подействовала просто отлично, производители клялись и божились, что противопоказаний, во всяком случае таких, которые волновали бы Райана, у неё нет… И всё же результатом стало не только похмельное утро, но и ночной кошмар.
Хотя, если задуматься, ничего особо кошмарного в его сне не было: ну подумаешь, заброшенная исследовательская станция… Да и похмелье не сказать, чтобы тяжёлое, хлебнуть рассольчику, подремать ещё пару часиков, и всё пройдёт. И всё же ощущение было мерзкое. И причиной тому, похоже, был именно сон. До сих пор, стоило его вспомнить, как по спине пробегал холодок, и простыни были залиты потом.
Райан поднялся и поплёлся в душ. Нужно взять себя в руки, не хватало ещё расклеиться из-за какого-то дурацкого сна. Стоя под холодными струями, а потом растираясь докрасна полотенцем, он назло себе принялся вспоминать подробности ночного сновидения. Увы, подробности вспоминались плохо. Тусклый свет, каюты и коридоры, чьё-то ещё присутствие… Хотя оно-то как раз не страшно, он не запомнил ни лиц, ни фигур, но эти люди ему ничем не угрожали. Что же так пугает в его видении? Нападение в конце? Кажется, его двинули по голове, хотя что за ерунда – на голове был шлем скафандра, его никакой дубиной не прошибёшь. Впрочем, когда это сны подчинялись логике?
На завтрак в столовую Райан спустился уже вполне бодрым, хотя и несколько бледным, но по сравнению с иными прочими он выглядел как огурчик. Курсанты Пси-училища имени К. Эстевес были или считали себя людьми взрослыми, и вчерашней возможностью погулять их мужская половина попользовалась вовсю. Да и кое-кто из женской тоже. Большинство здесь составляли люди от двадцати до тридцати, таких, как Танни, переваливших за вторую половину четвёртого десятка, были единицы. Райан, здороваясь со встречными, нашёл свободное место и отдал должное яичнице, булочкам с маслом и крепкому кофе. Он как раз допивал вторую чашку, когда браслет на левой руке, выполнявший функции пропуска, часов, миникомпьютера и телефона, проиграл вызов.
– Да?
– Курсант Танни, пройдите в кабинет полковника Пикардо, – бесстрастно сказал голос из браслета.
В кабинете начальника училища обнаружилась Давина Мортимер. Вид у неё тоже был бледноватый, и Райан слегка удивился: в его представлении госпожа капитан была не из тех женщин, что злоупотребляют спиртным, пусть даже и по достойному поводу.
– Господин полковник, курсант Танни по вашему приказанию явился.
– Вольно, курсант. Садитесь, – полковник указал на кресло напротив. – Итак, госпожа Мортимер сказала мне, что вам сегодня приснился весьма интересный сон.
Видимо, лицо у Райана стало более чем выразительным, потому что Пикардо хмыкнул.
– Да-да, а что вас удивляет? Ведь вам давно известно, что между вами существует ментальная связь. Этой ночью вы с ней видели одно и то же сновидение.
– О нашей связи я, конечно, знал, сэр, но я не подозревал, что мы и сны, оказывается, видим общие. К тому же это никогда не срабатывало в обратную сторону.
– Возможно, потому, что мне никогда ещё не снились сны, которые были бы в большей степени воспоминаниями, чем снами, – не глядя на него, отозвалась Давина.
– Вы полагаете, госпожа Мортимер, что этот сон – на самом деле пробуждение моей памяти?
– Полагаю, что да, – теперь она в упор взглянула на него. – Вы сами разве не почувствовали разницы?
– Признаться, нет. Должно быть, со стороны виднее.
– Так или иначе, рассказ госпожи Мортимер я уже выслушал, а теперь хотел бы услышать вашу версию, – и Пикардо, не скрываясь, нажал на кнопку записывающего устройства. Райан задумался.
– Да, собственно, тут и рассказывать практически нечего. Стандартная исследовательская станция для глубокого космоса на маленькой планете или даже астероиде. Внешний шлюз открыт, внутри песок и мелкие камни. Внешнюю дверь заело…
Пикардо выслушал его молча. Потом ещё некоторое время молчал, глядя на экран перед собой, где, должно быть, в текстовом режиме воспроизводилась запись монолога Райана. Возможно, сравнивал его с записью рассказа Давины.
– Что это маленькая планета вы решили из-за того, что там маленькая сила тяжести? – спросил он.
– Да. На мне тяжёлый скафандр с повышенной степенью защиты, но он совершенно не чувствуется. Только некоторая скованность в движениях.
– Вы там не один? Сколько с вами спутников?
– Не могу сказать. Я знаю, что они есть, но я их почти не вижу.
– Как минимум двое, – подала голос Давина. – Внутреннюю дверь шлюза вскрывали два человека.
– Вы видели там лаборатории, приборы?
– Э… Нет, по-моему.
– Тогда почему вы решили, что станция именно исследовательская?
Райан с Давиной переглянулись.
– Честно говоря, не знаю. Просто… у меня и мысли не возникло, что она какая-то иная.
– По-моему, одна лаборатория там всё-таки была, – неуверенно сказала Давина. – Но в ней почти ничего не осталось.
– Ладно, пока оставим это. Поверхность планеты вы видите?
– Почти нет, – Райан качнул головой. – Вначале я стою у самого входа, потом сразу вхожу, а окон внутри мало. Но из того, что я помню, можно сказать, что поверхность ничем не примечательна. Атмосферы нет. Льда тоже нет, вокруг один камень. Кажется, станция стоит в скалах.
– Звезду, вокруг которой вращается планета, видно?
Райан с Давиной переглянулись ещё раз.
– Это-то и есть самое странное, – сказал Райан. – Я знаю, что её должно быть видно. И в то же время её словно бы и нет.
– В смысле?
– В смысле – она не даёт никакого света. У входа на станцию горит прожектор, внутри свет искусственный.
– Звезда словно бы невидима, хотя точно знаешь, что она есть, – Давина поёжилась. – Жуткое ощущение.
– Да, это пугает, – согласился Райан. – Вообще, пугающее место, хотя, казалось бы, ничего такого страшного нету.
Полковник пытал их ещё больше часа. Особенно его интересовали имя и дата из записной книжки, но, увы, как Райан ни силился, вспомнить их так и не смог. Давина тоже, хотя теперь с её помощью, Танни смог восстановить своё сновидение значительно лучше, чем сразу после пробуждения. Иногда они расходились в каких-то мелочах, но в том, что сон им приснился практически идентичный, сомнений не возникало.
– Фу-ух, – сказал Райан, когда наконец Пикардо выдохся и они с Давиной оказались в коридоре. Телепатка усмехнулась.
– Вас ещё наверняка не единожды будут допрашивать, так что готовьтесь. Меня, впрочем, тоже.
– Госпожа капитан, можно задать вам вопрос?
– Знаете, Райан, – немного неуверенно сказала Давина. – Вам вовсе необязательно каждый раз обращаться ко мне так официально. И можете звать меня по имени… в частных беседах.
– Хорошо… Давина, – Райан улыбнулся ей. – Так можно у вас спросить?
– О чём?
– Почему вы пошли с этим сном к начальнику училища? Я понимаю, вы, в отличие от меня, сразу догадались, что сон реален. Но чем он так заинтересовал и вас, и полковника?
– А вы сами не догадываетесь? – женщина хмыкнула. – Вы появляетесь, можно сказать, ниоткуда, из Альянса – и вдруг оказываетесь сильным псиоником, причём псиоником обученным, о чём никто, включая вас – ни сном, ни духом. Вы полагали, что вами никто не заинтересуется?
– Нет, разумеется. Но до сих пор я не замечал к своей персоне никакого повышенного внимания. И вот теперь вдруг, из-за всего лишь одного воспоминания, смысла которого я к тому же не понимаю…
– Как бы там ни было, это пока ваше единственное воспоминание, представляющее интерес, – перебила его Давина. – Раньше расспрашивать вас не было никакого смысла, коль скоро вы всё равно ничего не помните. Извините, мне пора идти.
– Наша договорённость всё ещё в силе?
– Какая договорённость? А, да, конечно. Давайте встретимся… ну, часа в два.
– Отлично.
«И всё-таки что-то она темнит», – думал Райан, провожая взглядом торопливо уходящую телепатку. Ну да, никто пока не смог вытянуть из его головы ничего сверх того, что он может вспомнить сам.
Но если бы им действительно заинтересовались спецслужбы, а по логике вещей они не могли им не заинтересоваться, они просто обязаны были попытаться ещё раз. Возможно, с применением жёстких методов. Однако за весь тот год, что Райан провёл в училище, его никто так и не потревожил. Он жил как все прочие курсанты, и объяснений этому смог найти только два: или его биографию всё же сумели проверить от и до и не нашли в ней ничего криминального, или же им заинтересовался кто-то достаточно могущественный, чтобы прикрыть его даже от Федеральной безопасности. Обе эти версии имели свои слабости и недостатки. Едва ли его жизнь можно проследить с такими подробностями, чтобы полностью избавить его от подозрений, а если и можно, то почему бы не поделиться сведениями с ним? Если же верна вторая из них, то кому и зачем понадобилось заниматься подобной благотворительностью?
В любом случае Райану было ясно: даже если Давина что-то знает, расспрашивать её бесполезно. Раз сама до сих пор не сказала, то уже и не скажет. И потому, когда они снова встретились, он не стал и пробовать. Они прозанимались несколько часов и ужинать отправились вместе, снова заговорив за едой о его сновидении и о человеке, оставившем ту записную книжку. К радости Райана, госпожа Мортимер заметно оттаяла, уже не избегала его взгляда и говорила с ним не ставшим привычным холодновато-отстранённым тоном.
– Раз там нет атмосферы, нет и жизни, а значит, это точно не биолог, – Райан откинулся на спинку стула, прихлёбывая фирху. – Историк отпадает по той же причине.
– Если только этот астероид – не осколок какой-нибудь планеты, – возразила Давина. – Тогда на нём в принципе могли найти какие-нибудь следы жизни.
– Вряд ли. В смысле, астероид, если это астероид, может оказаться чем угодно – но чтобы обнаружить на нём следы жизни и прислать соответствующих специалистов, нужно время. Вспомните: станция невелика, построена из готовых блоков, планировка типовая, самая простая. Это, скорее всего, первая экспедиция, и исследователи не планировали задерживаться там надолго – несколько лет, самое большее. Ну, или у них было плохо с финансированием.
– Мы не знаем, сколько времени они там провели. За несколько лет можно многое обнаружить и прислать кого угодно. Жаль, что мы не видели самих записей в книжке. То есть видели, но вы не обратили на них внимания.
– Да, всё внимание было направлено на имя и дату, – невесело согласился Райан. – И всё же изначально исследователей на заведомо необитаемую планету присылает не биологическое учреждение. Даже если там и затесался биолог, основной контингент был совсем другой.
– Физики, астрофизики, может быть геологи, – Давина нахмурилась. – Но никаких знаков, которые указывали хотя бы на государственную принадлежность. По крайней мере, я таких не помню.
– Я тоже. Аппаратура говорит на общем стандартном, но на нём везде говорят. А ещё помните, какие там койки?
– Помню, а что?
– Они закреплены наглухо. Сейчас койки в небольших одиночных отсеках делают откидными или убирающимися в стену – чтобы хоть немного увеличить пространство. Так что этой станции лет тридцать, не меньше.
– Итак, – подытожила Давина, – экспедицию, построившую базу, отправило, скорее всего, астрофизическое научное учреждение не менее тридцати лет назад. Вероятно, не самое богатое, так что не с центральной планеты.
– И это не дейнебы и не нильфхельцы, – дополнил Райан. – И у тех, и у других мебель размерами побольше. К тому же у дейнебов никак бы не обошлось без их знаменитого «Вихря с Молниями». Национальный символ, как-никак, который они пихают куда ни попадя.
– Согласна, он бы красовался на самом видном месте. Так что либо Федерация, либо Альянс… Точнее, тогда ещё Внешние планеты. Боюсь, что это мало чем нам поможет.
– Даже имя, если б я его вспомнил, боюсь, нам бы мало чем помогло. На свете сотни тысяч, если не миллионы учёных, и среди них наверняка немало тёзок. Обитателей той станции было бы трудно найти и по горячим следам, а если к тому же учесть, сколько лет прошло…
Они помолчали.
– У вас ведь скоро день рождения? – сменил тему Райан.
– Да, через полторы недели.
– Как вы смотрите на то, чтобы отпраздновать его в кругу друзей? Если, конечно, у вас нет других планов.
– В кругу друзей?
– Ну да, я полагаю, люди, с которыми мы вместе бежали с Иберии, смело могут считаться друзьями.
Мы могли бы посидеть где-нибудь вместе без особых изысков, просто поужинать и всё.
– А, вы имеете в виду Макса с Марисой? И Ульриха?
– И Рауля. Вы знаете, что он здесь?
– Рауль Севье? Нет, но я была бы рада его увидеть. У него отпуск?
– Да, и он прилетел меня навестить.
– Очень мило с его стороны. Но ведь у вас ещё не закончится сессия.
– Думаю, один вечер я смогу потратить по своему усмотрению даже в разгар сессии. Так как, вы согласны?
Давина заколебалась, машинально теребя застёжку на манжете, но потом кивнула.
– Согласна, если это не помешает вашим экзаменам.
– Ну, вот и отлично.