– …Из всего вышесказанного, господа, я могу сделать только один вывод. Речь идёт не о внушении, не о гипнозе и даже не о телепатическом программировании. Подобных изменений базовых свойств личности нельзя добиться ни одним из перечисленных способов. Да и столь долгосрочного усиления пси-способностей без истощения нервной системы ничто из указанного обеспечить не способно. Мой вывод таков: нервная система всех пленных подверглась некой мутации, в результате чего стала функционировать куда эффективнее – если рассматривать эти изменения с точки зрения использования их носителей как псиоников. Но переизбыток активности системы также неизбежно приводит и к изменениям в характере, и эти изменения меня пугают. Полагаю, не одного меня.

Человек, сидевший рядом с Давиной, вздохнул, и телепатка невольно покосилась на него. За весь без малого час, что длился доклад, она так и не смогла привыкнуть к его близкому присутствию. Псионик пятого разряда генерал Джозеф Канхо в Корпусе был личностью почти легендарной. Все самые громкие и самые эффективные операции за последние лет двадцать, заслуженно или нет, приписывались ему. Сейчас он пребывал в должности заместителя возглавлявшего Корпус генерала Уэйна, и шептались, что главой Корпуса Уэйн уже давно является лишь номинально. В любом случае, никто не сомневался, что Канхо сядет в его кресло, как только Уэйн его освободит, и ждать осталось недолго.

– Переизбыток энергии подталкивает подвергшихся изменениям людей к постоянной активности, как эмоциональной, так и физической. Их агрессивность возрастает в разы. Это люди больших страстей, которыми они не способны управлять. Я думаю, нет нужды объяснять, насколько опасен может быть человек, целиком захваченный какой-либо страстью, примеры у всех на слуху. Перед нами фанатики, готовые убивать и умирать за идею, и эту идею они будут пытаться воплотить в жизнь, не считаясь ни с чем. Ну, а то, что идеей вчерашних граждан Федерации становится ненависть к врагам Альянса – это, уже, я полагаю, заслуга тех, кто занимается настройкой их психики и образа мыслей после обработки. У меня всё, господа.

Давина невольно поёжилась. Докладчик смолк, и на него со всех сторон тут же посыпались вопросы и возражения. Основным аргументом несогласных было то, что никому не известен способ вызвать мутацию нервной системы, не затрагивая весь остальной организм, и это не говоря уж о том, что вскрытие погибших псиоников никогда не выявляло никакой патологии. Другие соглашались с докладом, говоря, что это действительно единственная версия, объясняющая все факты, а то, что способ нам неизвестен, ещё не значит, что его нет.

– Но согласитесь, господа, странно основываться на фактах, которых нет…

– А если всё же допустить, что всё сказанное здесь соответствует истине – как вы полагаете, каким образом учёные Альянса добились таких результатов?

– Полагаю, какой-то вид излучения…

Генерал Канхо молча слушал прения, полуприкрыв глаза тяжёлыми веками – со стороны могло показаться, что он попросту дремлет. Давина тоже молчала – и потому, что ей нечего было сказать, и потому, что не по чину всего лишь капитану встревать в разговор людей, самый младший из которых был подполковником. Она изрядно удивилась, когда её позвали на это совещание, обернувшееся научным докладом, и теперь чувствовала себя неуютно. Впрочем, причиной тому скорее было услышанное сегодня, чем компания высокого руководства.

Когда война ещё только начиналась, Корпус, да и не только он, был неприятно поражён масштабами охоты за псиониками, которую развернул Альянс. И, что самое удивительное, главной задачей охотников были не убийства, что было бы понятно (хотя убивать – тоже убивали), а именно похищения. Попадали в плен псионики и во время военных действий. Каково же было изумление Федерации, когда она обнаружила своих пленных на той стороне, сражающихся против своей бывшей родины. Причём сражающихся куда ожесточённее, чем сами альянсовцы. Иногда они снова попадали в плен, уже к своим бывшим соотечественникам, и те, кто имели с ними дело, убеждались: более яростных и непримиримых почитателей Альянса днём с огнём не сыскать.

Но вот каким образом из нормальных, вменяемых людей, часто искренних патриотов, ухитрялись делать, как справедливо заметил докладчик, фанатиков с горящими глазами – этого не мог понять никто. Умелый телепат многое способен сотворить с человеком – но не изменить его врождённый темперамент. Те телепаты, что работали с псиониками-перебежчиками, оказались не в силах справиться с происшедшими в них изменениями, самое большее, чего им удавалось добиться – направить их фанатизм в другое русло. Ну а то, что все псипоказатели у перебежчиков оказывались изрядно повышенными, и вовсе до сих пор не поддавалось никакому объяснению.

А ведь Давина могла бы разделить участь тех пленных – если бы не двое, лихим налётом спасшие её от торговца людьми. Рауль уже давно получил новое назначение и улетел воевать дальше, а вот Райан Танни остался здесь, на Пангее. Он и в самом деле поступил в училище и теперь ускоренными темпами одолевал курс разом за несколько лет.

С тех пор прошёл уже почти год. Война всё шла, уже давно приняв затяжной характер, и весы военной удачи всё так же клонились то на одну, то на другую сторону. Именно этим и объяснялась внезапная бомбардировка Иберии. Сначала Иген медлил с началом оккупации, ожидая, пока его силы закрепятся в том районе космоса. Но когда это, казалось, уже произошло, флот Федерации неожиданным маневром выбил альянсовцев с уже занятых позиций и на всех парах двинулся к планете. Застигнутый врасплох консул поступил по принципу «так не доставайся ж ты никому!» и, выбирая между нормальной эвакуацией своих войск и возможностью подложить свинью противнику, выбрал второе. Покойный Халс воистину обладал звериным чутьём, когда собрался улететь с Иберии, хотя у него, казалось бы, никаких проблем с новыми властями не намечалось.

Генерал Канхо вдруг поднялся, и все прочие разговоры как отрезало ножом. Все вопросительно смотрели на него.

– У меня к вам только один вопрос, – сказал Джозеф. – Как вы думаете, подверглись ли подобной мутации сами Конверс и Иген?

– На этот вопрос я, к сожалению, не могу ответить ни да, ни нет, – докладчик развёл руками. – Особенно не имея возможности провести психологические тесты и сравнить их пси-показатели последних лет с имеющимися у нас. Их поведение, казалось бы, не свидетельствует о здравомыслии. Однако Конверс всегда был… неуёмным. А его друг всегда стремился во всём ему подражать. Иногда люди становятся фанатиками просто потому, что такими родились.

– Ну, насчёт отсутствия здравомыслия у Конверса я бы с вами поспорил, – задумчиво произнёс генерал. – Ну да не о том речь. Что ж, спасибо, господа, все свободны. Капитан Мортимер, у меня к вам отдельный разговор.

Господа поднялись и проследовали к выходу. Канхо взглянул на Давину и тоже сделал приглашающий жест в сторону двери.

– Господин генерал, разрешите задать вопрос?

– Да, капитан?

– Вы и в самом деле думаете, что Конверс с Игеном действовали… не по своей воле?

– Нет, я так не думаю, – генерал качнул головой. – Но если мы принимаем только что прозвучавшую гипотезу, то можно предположить, что первая мутация была случайностью или несчастным случаем. Позже Симон с Александром, разобравшись, что с ними происходит, решили использовать своё открытие в своих интересах, однако сами с собой уже поделать ничего не могли. Вот это мне кажется вполне вероятным. Их одержимость должна была принять какую-то форму. Так почему бы и не завоевание мира?

Он замолчал. Давина больше не решалась спрашивать, и они в молчании вышли из корпуса в парк. На планете была уже осень, и стало прохладно, хотя и не настолько, чтобы надевать тёплую одежду. Местные невысокие деревья, с толстыми стволами и венчиком коротких ветвей на самом верху, толпились рядом со зданиями, а дальше парк тонул в растительности, привезённой с других планет. Почти всю поверхность единственного материка Пангеи занимала засушливая степь, прорезанная несколькими реками. Луны у планеты не было, и всё же жизнь тут сумела выбраться на сушу благодаря привычке некоторых рек пересыхать в жаркий сезон.

– Итак, как дела у вашего подопечного? – спросил Канхо, пока они неторопливо шли по дорожке.

– Он более чем успешно справляется с обучением и обогнал всех своих соучеников. На это уже обратили внимание, и господин Пикардо…

– Давина, о его учебных успехах я уже читал в ваших докладах и докладах господина Пикардо, спасибо. Но я надеялся, что вы сможете сказать мне больше о нём самом, как о человеке. И не надо, пожалуйста, пересказывать мне его психологическую характеристику – с ней я тоже ознакомился.

Давина уставилась на покрытие дорожки у них под ногами.

– Вы ведь так и не удосужились сойтись с ним поближе, не так ли? Давина, позвольте вам напомнить, что вы тут не отдыхаете. Вам дали бессрочный отпуск из действующей армии не для того, чтобы вы любовались красотами Пангеи. И за столько месяцев вы так и не изыскали возможности с ним подружиться?

– Он мне неприятен, господин генерал.

– Неприятен? Давина, что за детский сад? Никто не требует от вас, чтобы вы возлюбили его пылко, преданно и нежно. Но добиться его дружбы – это вполне в ваших силах.

Телепатка покаянно вздохнула.

– Время идёт, Давина. Наше положение всё хуже и хуже. Мы были вынуждены добиться, чтобы всех псиоников признали военнообязанными, потому как людей в Корпусе уже элементарно не хватает. А, да что там говорить – вы всё это должны понимать не хуже меня. Я разочарован в вас, капитан Мортимер. Сильно разочарован.

Ответить было нечего.

– Я сделаю всё, что в моих силах, господин генерал.

– Да уж постарайтесь. А теперь давайте пойдём, послушаем полковника Пикардо.

Полковник Пикардо, возглавлявший Псиучилище имени Кристины Эстевес, одной из первых телепатов Федерации, был у себя в кабинете. Гостям он явно обрадовался – оказалось, что они с Джозефом Канхо знакомы давным-давно, и когда генерал дал понять, что желает говорить без чинов, тут же предложил им фирхи – напитка, к которому пристрастился за время проживания на Пангее.

– Или вы предпочитаете кофе?

– Фирха вполне устроит, спасибо, – кивнул генерал.

– Я бы предпочла кофе, если можно, – сказала Давина.

– Тогда подождите, пока согреется вода. Сколько мы с тобой не виделись, Джозеф?

– Почитай, с довоенных времён, уже лет шесть будет. Да и сейчас я, как ни обидно, прилетел по делам. И, раз уж я здесь, решил поговорить с тобой о курсанте Танни. Ты пишешь о нём очень интересные вещи, Рик.

– Да, курсант Танни, – полковник уставился в свою чашку. – Честно скажу тебе, Джозеф, это первый такой случай в моей практике. Собственно, он уже готов к выпуску, все его преподаватели в один голос клянутся и божатся, что он вполне осилит итоговые экзамены. И это – всего лишь за год обучения! Ты можешь себе такое представить?

– Могу, раз ты так говоришь. Тебе я верю. Но ты уверен в выводах, которые сделал?

– Абсолютно.

– Рик, стоит ли умножать сущности без крайней на то необходимости? Возможно, парень просто очень талантлив. Я бы даже сказал – гениален.

– Джо, ни один музыкант, будь он хоть архигениален, не сможет сыграть концерт Мюльгаузена, впервые в жизни сев за рояль. Ни один псионик не может играючи справляться с упражнениями для пятого-шестого курса, едва приступив к обучению. Когда у тебя выявили способности к телепортации?

– На третьем курсе. Развивать начали на четвёртом.

– Вот видишь. А телекинетические способности проявились и того позже. Танни применил телекинез на второй неделе обучения, сумев удержать в воздухе два предмета одновременно. А с месяц назад он, опять-таки самостоятельно, начал эксперименты с пирокинезом. Райан Танни действительно талантлив, в этом сомнений нет, но не в одном таланте тут дело. Я убеждён – на самом деле он всё уже знал и умел задолго до поступления в моё училище. И сейчас он не учит, он вспоминает.

– А ты уверен, что действительно вспоминает, а не…

– Сознательно скрывает истинный уровень своих знаний? Джозеф, не обижай моих сотрудников. Ты же и сам помнишь, каким тесным бывает контакт у учителя с учеником во время прохождения иных упражнений, и как трудно что-либо скрыть при таком контакте. Впрочем, я ничуть не возражаю, если ты захочешь провести глубокое обследование. Я бы даже рекомендовал это сделать – а вдруг мы сумеем прорваться сквозь его амнезию, и он вспомнит, где и когда проходил обучение.

– Глубокое обследование уже проводилось в госпитале, – проворчал Канхо. – Но все наши специалисты так и остались ни с чем. Возможно, им уже тогда следовало бы насторожиться… Ладно, Рик, я хочу взглянуть на этот твой феномен. Устрой ему экзамены сразу после праздников, раз уж преподаватели так уверены, что он к ним готов. А после этого я с ним поговорю. Давина, вода давно вскипела, пейте свой кофе.

Невысокая кирпичная стена, стоявшая посреди комнаты, начала дымиться, в её центре появилось медленно расползающееся чёрное пятно. Дымок стал гуще, и на пятне появились первые язычки пламени. Пискнул датчик. Райан пристально, до рези в глазах, смотрел на обгорающие кирпичи. Когда стена прогорела насквозь и в ней появилась дыра, он расслабился, и огонь тут же стал гаснуть. Только блестели красными глазками места, где кирпич продолжал тлеть, да дым стал ещё гуще, распространяя по лаборатории запах гари.

– Пятый разряд, – раздался позади голос Давины Мортимер. – Впрочем, никто и не сомневался.

Райан вытянулся и щёлкнул каблуками.

– Вольно, курсант, – телепатка подошла и встала рядом с ним, задумчиво рассматривая прожжённую дыру. – Вы не пошли в город?

– Как видите. Доброе утро, госпожа капитан.

– Доброе. А почему, если не секрет?

– Мне нечего сегодня праздновать, я не принимал участия в Дейнебской войне. К тому же… охраннику будет трудно присматривать за мной в толпе.

– Так вы пожалели охранника? – хмыкнула Давина.

Райан пожал плечами. Когда он только попал в училище, ему показалось диким, что никого из курсантов никуда не выпускали без телохранителя. Конечно, он знал, что псионики постоянно подвергаются опасности, и всё же охрана казалась ему совершенно лишней. Однако все попытки объяснить, что он в случае чего вполне способен сам за себя постоять, разбивались о невозмутимое «таков устав».

Впрочем, как ни странно, после первых же визитов в город к постоянному молчаливому присутствию за спиной он привык и просто перестал обращать на него внимание. Тем более что охранники из службы безопасности училища вели себя весьма тактично.

Работники лаборатории залили дыру в кирпичной кладке охлаждающим составом и принялись отсоединять от стены датчики. Они прямо-таки излучали стремление поскорее тут всё закончить, запереть помещение и уйти, и Давина с Райаном, вняв молчаливому призыву, направились к выходу. Они не пытались специально «читать» окружающих, привыкнув постоянно отгораживаться от чужих чувств и мыслей, но что-то порой нет-нет да прорывалось. Райану было странно, что он ещё год назад не подозревал о своём даре. Чувствовать всех вокруг было настолько привычно и естественно, что он давно перестал сомневаться в выводах, которые сделали его учителя: всё это в его жизни уже было. Было – и оказалось забыто. Знать бы, сколько он ещё забыл…

– Собственно, я хотела поговорить с вами о том, что вы учудили недавно, – сказала Давина, когда они вышли за дверь.

– Простите?

– Я о вашей докладной на имя полковника Пикардо.

– А… Ну, должен же был кто-то об этом заявить. Если я опоздал и меры уже принимаются – я очень рад.

– А вам не приходило в голову, что заботиться о безопасности Пангеи – не ваше дело?

– Разумеется, не моё, но если лица, в чьи обязанности это входит, ничего не делают, мой долг – обратить на это внимание. Пангея практически беззащитна. Две орбитальные батареи – это несерьёзно. И флота, способного быстро прийти ей на помощь, насколько мне известно, в этом секторе космоса тоже нет. Ещё раз повторю, буду рад ошибиться.

– Господин Танни… – Давина вздохнула. – Ну, подумайте сами. На кой Альянсу сдалась Пангея? Это земледельческая планета, здесь нет ни крупных заводов, ни большого запаса полезных ископаемых… Ничего такого, что могло бы привлечь их внимание.

– Кроме нашего училища, а, как вам известно не понаслышке, госпожа капитан, псионики – товар весьма ходовой.

– Вы это серьёзно?

– Шучу, госпожа Мортимер. Почти.

– Я рада, что вам не изменяет чувство юмора. Мы находимся в сердце Федерации. Теоретически, конечно, Иген сможет нас атаковать, так же как и любую другую планету. Но он в любом случае не сможет здесь закрепиться. Так зачем ему рисковать и нападать на Пангею?

– А зачем ему было бомбить Иберию? Я помню, что Иберия – приграничная планета, но поймите, госпожа капитан, этот пример хорошо показывает отношение Игена к Федерации и всей войне: любой ценой нанести противнику хоть какой-нибудь ущерб. Хоть бессмысленный, хоть по принципу «выколю себе глаз, чтоб у моей тёщи был зять кривой». Ему не хватает сил захватить ключевые планеты, и потому он будет разрушать то, до чего сможет дотянуться. Ведь потеря любой из них Федерацию хоть немного, но ослабляет.

Они молча прошли ещё несколько шагов. Впереди показался главный учебный корпус, на котором какой-то шутник яркой краской написал не совсем приличное воззвание. Высоко написал, не иначе, воспользовался телекинезом.

– Что ж, господин Танни, – снова заговорила Давина. – Я не сомневаюсь, что намерения у вас были самые благие.

– Обычно, госпожа Мортимер, за таким вступлением следует «но…» и длинная отповедь.

– Вы удивитесь, но нет, – в тон ему сказала телепатка. – Я больше не собираюсь читать вам мораль. Кстати… у вас ведь скоро выпуск?

– Да, мне уже составили график экзаменов.

– А мне уже по секрету шепнули, что проходить дальнейшую службу мы с вами, скорее всего, будем вместе. Вы заинтересовали руководство Корпуса, а наша с вами связь, по их замыслу, даёт им дополнительный шанс узнать о вас побольше.

– Польщён их вниманием, но если я вспомню что-нибудь интересное, я расскажу и сам.

– Понимаю ваши чувства, однако решение в данном случае принимаете не вы и не я. Так что… наше общение затянется куда дольше, чем я рассчитывала. В чём-то они, возможно, и правы, в конце концов, наша связь не только обуза, она даёт кое-какие дополнительные возможности. И в свете всего этого, я думаю, для нас с вами будет целесообразнее попытаться узнать друг друга получше.

– Я готов, госпожа Мортимер, но мне казалось, что я вам неприятен.

– Это правда, но думаю, что я была не права в отношении вас. И, быть может, мне представится шанс изменить своё мнение.

Райан внимательно посмотрел на идущую рядом женщину. Это витиеватое словесное фехтование мало походило на предложение дружбы… И всё же первый шаг был сделан.

– Я буду рад, если так, – он протянул руку, и Давина без колебаний её пожала. – И, раз такое дело, я могу вас попросить? Если у вас найдётся свободное время.

– О чём попросить?

– Помочь мне подготовиться к экзаменам. Просто поспрашивайте меня по теоретическим вопросам, мне хотелось бы проверить свои знания.

– Без проблем, – казалось, она произнесла это даже с облегчением. – Завтрашний день вас устроит?

– Конечно.

– Тогда сразу после обеда.

Расставшись с ней, Райан вернулся к себе в общежитие, намериваясь засесть за учебники, но почему-то материал для повторения упорно не лез в голову. Сдавшись и отложив «читалку», он бесцельно прошёлся по комнате. Знакомых и приятелей среди соучеников у него за этот год завелось множество, он даже не стал запоминать их всех по именам, но сейчас они, скорее всего, воспользовались возможностью выбраться из училища на относительную свободу. Да и не хотелось ему сейчас пить и болтать с ними. А больше заняться в опустевшей школе было нечем, даже спортзал был закрыт. Райан включил визор, бесцельно попрыгал по каналам и остановился на трансляции торжественного парада на главной площади Виллановы, столицы Пангеи. Восьмую годовщину победы в Дейнебской войне отмечали настолько пышно, насколько это могла позволить себе измотанная новой войной Федерация. А самое забавное, что и в Альянсе сегодня тоже праздник.

Только вот самому Райану гордиться особенно нечем. Он не воевал с дейнебами… а почему, собственно? Ведь он в то время жил на Внешних планетах, так неужели та война никак его не затронула? Конечно, Гера – это не печально известная Астера, чьё население дейнебы вырезали практически полностью, причём без всяких бомбардировок. Готовили планету для себя, сволочи… Но всё же и родину Райана зацепили военные действия. Он не инвалид, не трус, не беженец – так почему?

Увы, как раз на этом месте в его памяти зиял самый глубокий из провалов. Он вообще не помнил Дейнебскую войну, даже на уровне ощущений. Она оставалась для него набором сухих, словно выученных по учебнику фактов. Так откуда взялась железная уверенность, что он, Райан, не имеет к ней никакого отношения?

Заныл висок, Райан машинально потёр его, одновременно мучительно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Раньше он как-то спокойно жил со своей амнезией, особо не заморачиваясь по этому поводу: какой смысл мучиться, если всё равно ничего нельзя исправить? Врачи обнадёжили его, что со временем память может вернуться, и он просто перестал об этом думать, занявшись делами более насущными.

Однако сейчас у него почему-то возникло ощущение, что если он как следует поднапряжётся, то сможет… вспомнит… Падёт наконец эта проклятая стена, отрезавшая его от собственного прошлого. Ему даже показалось, что что-то начало получаться, в памяти замелькали вспышки выстрелов, мелькнуло смутное видение чьего-то перекошенного лица… кажется, женского… Но были ли это действительно воспоминания, или плод его расходившегося воображения, Райан так и не смог понять.

В конце концов он оставил эти бесплодные попытки, от которых всё равно не было никакого толку – только голова разболелась. Парад уже подходил к концу, комментатор перечислял остальные намеченные на сегодняшний день мероприятия. Райан убавил звук, сбросил ботинки и улёгся на кровать, бездумно следя за происходившим на экране. Над ухом курлыкнула трель звонка, и он буркнул «впустить», даже не поинтересовавшись, кто к нему пришёл.

– Ты тут, я смотрю, неплохо устроился, – сказал от двери знакомый голос.

– Рауль!

Райан вскочил. На пороге стоял, улыбаясь, каптри Севье – в парадном мундире при всех регалиях. Они от души пожали друг другу руки. Цепкий взгляд Райана тут же выделил на капитанском мундире розетку «Знака доблести», которой раньше не было, и это не считая креста «За заслуги», что Рауль получил в прошлом году за участие в спасении капитана Мортимер. Как и предсказывала Давина, они все тогда получили награды. Самому Танни досталась медаль «Дубовый лист», полагавшаяся рядовому, спасшему жизнь офицера.

– Тебя можно поздравить? – Райан кивнул на новый орден. Рауль проследил за его взглядом.

– А, это… За Гадесский рейд. Мы их там неплохо потрепали.

– Не ожидал, что ты приедешь, честно говоря.

– Я в отпуске. И решил навестить кое-кого из старых друзей. Специально попросил на проходной, чтобы тебя не вызывали, хотел устроить сюрприз. Ну, рассказывай, как ты тут устроился. Мортимер здесь?

– Здесь, здесь. И все остальные тоже здесь! И Мариса, и Макс, и даже Ульрих.

– Правда? – Рауль присвистнул. – А он-то что здесь делает?

– Представь себе, устроился тут же, в училище. В нашей службе безопасности.

– Ну, Лей!.. Я-то думал, что он, получив вид на жительство, найдёт себе что-то более подходящее. Хотя ваша служба, я тебе скажу – это что-то с чем-то. На иные засекреченные объекты попасть проще.

– А ты как думал… Я тоже полагал, что Ульрих улетит куда-нибудь подальше, но он говорит, что ему надоело воевать, а от всяких криминальных элементов уже тошнит, так что тихое и спокойное местечко – как раз то, что ему нужно. Мариса закончила курсы медсестёр, чтобы получить допуск к экзаменам, и сдала сразу на фельдшера. Видно, отец и в самом деле неплохо её натаскал. Теперь работает в госпитале.

– А Макс?

– Механик наземных автоматов при космопорте. Представляешь, у него, оказывается, не было никаких документов. Совсем. Послали запрос на Нильфхель, но там что-то не ладится, а пока ему выдали временное удостоверение. За него взялись было люди из соответствующих служб, но Давина Мортимер, спасибо ей большое, за него поручилась. Свидетельству телепата поверили. А у тебя как дела?

– Ну, как-как, всё то же самое. То мы их лупим, то они нас… Слушай, что ты в общежитии сидишь, как норик? Сегодня праздник всё-таки. Давай выйдем куда-нибудь, отметим встречу, я по дороге сюда присмотрел неплохое местечко. Давай, собирайся и пошли.