25
В саркофаге приморской земли

Эмма и Джулиан первыми вошли в пещеру, за ними внутрь шагнули остальные, а Марк замкнул цепочку. Пол узкого тоннеля был усеян неровно разбросанной галькой. Даже в темноте – Эмма не отваживалась зажигать колдовской огонь – было видно, что мох на каменных стенах потревожен человеческими пальцами.

– Сюда приходили люди, – пробормотала Эмма. – Много людей.

– Слуги? – тихо спросил Джулиан.

Эмма покачала головой. Она не знала. Она чувствовала холод, приятный холод, холод битвы, который разливался из живота по всему ее телу. Этот холод обострял зрение и как будто замедлял время, давая бесконечные часы на то, чтобы выправить полет клинка серафимов, чтобы скорректировать угол меча.

На спине у Эммы висела Кортана, тяжелая, золотистая, шептавшая ей голосом матери: «Сталь и закалка, дочь моя».

Они вышли в сводчатый зал. Эмма застыла на месте, остальные столпились вокруг нее. Никто не произнес ни слова.

Зал оказался вовсе не таким, каким его запомнила Эмма. Там было полутемно – казалось, во все стороны расходится бесконечная чернота. Дверей-иллюминаторов не было. На каменной стене рядом с Эммой были начертаны слова стихотворения, которое каждый из них уже выучил наизусть. Строки сияли тут и там.

Сумеречные охотники.

Джулиан зажег колдовской огонь и осветил зал. Эмма ахнула.

Перед ними стоял каменный стол высотой по грудь. Его поверхность была грубой, изрытой ямами. Казалось, он выточен из черной лавы. Вокруг него на полу мелом был начертан большой круг.

На столе лежал Тавви. Он как будто спал: лицо его было спокойно, глаза закрыты. Он был босиком, вокруг его запястий и щиколоток обвивались цепи, прикованные к каменным ножкам стола.

Возле головы Тавви стояла металлическая чаша, покрытая жуткими следами. Рядом лежал зазубренный медный нож.

Колдовской огонь прорезал тени, которые бродили по залу. Интересно, какого размера эта пещера? Где заканчивался церемониальный зал и начиналась иллюзия?

Ливви позвала брата по имени и бросилась вперед. Джулиан схватил ее за руку и не дал ей сдвинуться с места. Она попыталась вырваться.

– Нужно спасти его, – прошипела она. – Нужно добраться до него…

– Там защитный круг, – прошептал в ответ Джулиан. – Он начертан на полу. Пересечешь его – и можешь погибнуть.

Кто-то негромко бормотал – это Кристина читала молитву.

Марк вдруг замер.

– Тихо, – сказал он. – Кто-то идет.

Они постарались скрыться в тени – все, даже Ливви, которая все еще пыталась освободиться. Колдовской огонь Джулиана погас.

Из темноты появился высокий человек. Длинная черная мантия, капюшон, надвинутый на лицо, черные перчатки на руках. «Слушай, он всегда приходил в мантии с капюшоном и в перчатках. Ничего не было видно».

Сердце Эммы забилось громче.

Человек подошел к столу, и защитный круг открылся: руны померкли и исчезли, появился проход. Не поднимая головы, человек шагнул ближе к Тавви.

И еще ближе. Эмма почувствовала, как напряглись все Блэкторны вокруг нее. Их страх как будто стал осязаем. Эмма ощутила вкус крови: она кусала губу – так сильно ей хотелось сорваться с места, пробиться сквозь круг, схватить Тавви и убежать.

Ливви вырвалась из рук Джулиана и выскочила в пещеру.

– Нет! – воскликнула она. – Отойди от моего брата, или я убью тебя, я убью тебя…

Человек в круге замер и медленно поднял голову. Капюшон спал, обнажив длинные курчавые волосы. На темной коже мелькнула знакомая рыбка-татуировка.

– Ливви?

– Диана? – пробормотал Тай, придя на помощь сестре.

Ливви не могла вымолвить ни слова.

Диана отпрянула от стола и посмотрела на них.

– Во имя Ангела, – выдохнула она, – сколько вас здесь?

Ей ответил Джулиан. Его голос звучал ровно, хотя Эмма и чувствовала, что ему нелегко держать себя в руках. Диего подался вперед и прищурился. «Разве наставник не предал Джейса Эрондейла и Лайтвудов?»

– Все мы, – произнес Джулиан.

– Даже Дрю? Джулиан, разве ты не понимаешь, насколько это опасно? Уведи всех отсюда.

– Без Тавви мы не уйдем, – отрезала Эмма. – Диана, какого черта вы делаете? Вы ведь сказали, что уехали в Таиланд.

– Если она и была в Таиланде, в Институте Бангкока об этом не знают, – заметил Диего. – Я навел справки.

– Вы солгали нам, – сказала Эмма и вспомнила слова Иарлафа: «Глупые Сумеречные охотники даже не знают, кому доверять». О ком он говорил? О Малкольме или о Диане? – Все расследование вас почти не было рядом, вы как будто скрывали что-то от нас…

Диана сделала шаг назад.

– Нет, Эмма, все не так.

– Тогда как? Представить не могу, зачем вам здесь быть…

Раздался шорох. Из темноты послышались шаги. Диана подняла руку.

– Отойдите… Уйдите отсюда…

Джулиан схватил Ливви и затащил ее обратно в тень. В зале появился Малкольм.

Он выглядел как обычно. Немного мятые джинсы и белый льняной пиджак, подходящий к его светлым волосам. В руке он держал большую черную книгу, перевязанную кожаной лентой.

– Так это ты, – прошептала Диана.

Малкольм спокойно взглянул на нее.

– Диана Рейберн, – сказал он. – Ничего себе! Не ожидал увидеть тебя здесь. Скорее я ожидал, что ты сбежишь.

Диана повернулась к нему лицом.

– Я никогда не сбегаю.

Малкольм оценил, насколько близко она стоит к Тавви, и нахмурился.

– Отойди от мальчишки.

Диана не сдвинулась с места.

– Живо, – сказал Малкольм и сунул черную книгу за пазуху. – Он все равно тебе никто. Ты не Блэкторн.

– Я его наставница. Он вырос под моим присмотром.

– О, какая чепуха! – воскликнул Малкольм. – Если бы тебе и правда было дело до этих детей, ты бы много лет назад согласилась стать главой Института. Но, полагаю, мы оба знаем, почему ты этого не сделала.

Малкольм ухмыльнулся. Его лицо стало совсем иным. Если до этого момента Эмма и сомневалась в его виновности, сомневалась в истории Кьерана, теперь все ее сомнения развеялись. Его живые, приятные черты вдруг обострились. В улыбке проявилась жестокость, обрамленная эхом ужасной потери.

Стол вспыхнул огнем. Диана вскрикнула и вылетела за границу защитного круга, он тотчас закрылся позади нее. Она вскочила на ноги и бросилась к Тавви, но на этот раз круг сработал как надо: она отлетела от него, как от стеклянной стены, и попятилась назад.

– Ни одному человеку не под силу пересечь этот барьер, – сказал Малкольм. – У тебя, видимо, был амулет, который позволил пересечь его один раз, но больше у тебя ничего не получится. Не подходи.

– Малкольм, ты же не можешь всерьез полагать, что тебе все удастся, – выдохнула Диана. Она держалась правой рукой за левую, кожа на которой, казалось, была обожжена. – Если ты убьешь Сумеречного охотника, нефилимы будут преследовать тебя до конца твоих дней.

– Они уже преследовали меня двести лет назад. Они убили ее, – произнес Малкольм, и в его голосе Эмма вдруг услышала трепет. – А мы ведь ничего не сделали. Ничего. Я не боюсь их, не боюсь их несправедливого правосудия и беззаконных законов.

– Малкольм, я понимаю твою боль, – с опаской сказала Диана, – но…

– Правда? Ты понимаешь, Диана Рейберн? – прорычал он, а затем его голос смягчился. – Может, и так. Ты тоже познала несправедливость и нетерпимость Конклава. Не стоило тебе сюда приходить, ведь я презираю Блэкторнов, а не Рейбернов. Ты мне всегда нравилась.

– Я нравилась тебе, потому что ты полагал, будто я слишком боюсь Конклава, чтобы присмотреться к тебе внимательно, – сказала Диана, отворачиваясь от него. – Чтобы заподозрить тебя.

На миг она встретилась глазами с Эммой и остальными и одними губами произнесла: «БЕГИТЕ», – после чего снова повернулась к Малкольму.

Эмма не пошевелилась, но услышала шорох позади себя. Он был очень тихим – если бы не обостряющая слух руна, она никогда бы его не заметила. К ее удивлению, с этим шорохом Джулиан отошел от нее. Марк последовал за ним. Они молча скользнули обратно в тоннель.

Эмме хотелось окликнуть Джулиана – что он делает? – но она не могла сделать этого, не обратив на себя внимания Малкольма. Он тем временем приближался к Диане, еще мгновение – и он увидит их. Эмма сжала рукоятку Кортаны. Тай выхватил нож, Ливви решительно выставила перед собой свою саблю.

– Кто тебе сказал? – спросил Малкольм. – Грач? Вряд ли он догадался. – Он склонил голову набок. – Нет. Придя сюда, ты еще не знала наверняка. Ты только подозревала… – Уголки его рта опустились. – Это Катарина, да?

Диана стояла, широко расставив ноги и гордо подняв голову. Как бесстрашный воин.

– Когда мы расшифровали вторую строку стихотворения и я услышала слова «кровь Блэкторнов», я поняла, что мы ищем не убийцу простецов и фэйри. Я поняла, что все это связано с семьей Блэкторнов. Нет никого, кто лучше знал бы о затаенной на долгие годы злобе, чем Катарина. И я обратилась к ней.

– И ты не могла сказать Блэкторнам, куда направляешься, потому что не хотела сообщать, откуда знаешь Катарину, – сказал Малкольм. – Она ведь нянька. Нянька у простецов. Думаешь, откуда я узнал?

– Она не рассказывала тебе обо мне, Малкольм, – отрезала Диана. – Она умеет хранить секреты. А о тебе она сказала лишь то, что знала сама: что ты любил девушку-нефилима и та стала Железной Сестрой. Она не сомневалась в этой истории, потому что, по ее сведениям, ты сам никогда в ней не сомневался. Но когда она рассказала ее мне, я связалась с Железными Сестрами. Они сказали, что среди них нет и не было такой девушки. Когда я поняла, что это ложь, мозаика начала складываться. Я вспомнила, что именно Эмма нашла здесь – одежду, канделябр. Катарина отправилась в Спиральный Лабиринт, а я пришла сюда…

– Значит, это Катарина дала тебе амулет, чтобы пройти сквозь защитный круг, – догадался Малкольм. – К несчастью, ты истратила его силу понапрасну. У тебя хотя бы был план? Или ты просто в панике примчалась сюда?

Диана ничего не ответила. Ее лицо казалось вытесанным из камня.

– План нужен всегда, – сказал Малкольм. – Я вот, например, обдумывал этот план годами. И вот теперь ты стала ложкой дегтя в бочке меда. Полагаю, мне остается лишь убить тебя, хоть я и не собирался. Зато как забавно будет раскрыть твои тайны Конклаву…

Что-то серебристое вылетело из руки у Дианы. Остроконечная метательная звезда. Она устремилась к Малкольму, который стоял прямо у нее на пути, но в следующий миг чародей уже оказался в другом конце зала. Метательная звезда стукнулась о каменную стену и со звоном упала на пол.

Малкольм зашипел, как разъяренный кот. Из его пальцев посыпались искры. Диана взлетела вверх, ударилась спиной о стену и резко полетела вниз, поджав руки. Сгруппировавшись, она приземлилась на корточки, но, когда она попробовала встать, ее колени подогнулись. Она тщетно пыталась вырваться из невидимых пут.

– Теперь ты не сможешь двигаться, – скучающим голосом объяснил Малкольм. – Ты парализована. Конечно, я мог бы убить тебя мгновенно, но я тут подготовил один фокус, а каждому фокусу нужен зритель. – Он вдруг улыбнулся. – Полагаю, не стоит забывать и о тех зрителях, которые уже здесь. Вот только они не слишком живые.

Вдруг вспыхнул яркий свет. Темнота за каменным столом рассеялась, и Эмма увидела, что пещера простирается далеко вперед и все пространство уставлено длинными рядами сидений, напоминающих церковные лавки. Все они были заняты людьми.

– Слуги, – выдохнул Тай.

До этого он видел их только из окна Института. Интересно, какими они казались ему вблизи? Было странно понимать, что Малкольм возглавлял их секту, что он имел над ними такую власть, что они готовы были на любые жертвы, ведь это был тот самый Малкольм, которого они всегда считали слегка чудаковатым типом, кто связывал вместе свои шнурки.

Слуги сидели неподвижно, как куклы. Их глаза были широко раскрыты, руки сложены на коленях. Эмма узнала Белинду и еще нескольких, которые приходили за Стерлингом. Их головы были наклонены набок – Эмма сперва решила, что так они проявляют свой интерес, но потом заметила, что шеи у них изогнуты под странным углом. Их удерживало на месте не любопытство. Шеи, похоже, были сломаны.

Кто-то подошел и положил руку на плечо Эмме. Повернувшись, она увидела Кристину.

– Эмма, – прошептала она, – нужно атаковать. Диего считает, что мы сможем окружить Малкольма, что нас достаточно, чтобы одолеть его…

Эмма не могла пошевелиться. Ей хотелось броситься вперед, хотелось напасть на Малкольма. Но в голове она слышала настойчивый голос, который велел ей ждать. Это был не страх. Не сомнения. Если бы она больше доверяла интуиции, если бы ей не казалось, что, признавая это, она сходит с ума, она бы сказала, что это голос Джулиана. «Эмма, подожди. Прошу тебя, подожди».

– Подождите, – шепнула она.

– Подождите? – Кристина не на шутку разволновалась. – Эмма, нужно…

Малкольм вошел в круг и встал возле босых ног Тавви, которые казались невероятно беззащитными в резком свете. Протянув руку к накрытому тканью предмету, стоящему возле стола, он сдернул покрывало.

Это был канделябр, который Эмма уже видела раньше, – медный, без единой свечи. Теперь он выглядел жутко: на каждую из пик запястьем вниз была нанизана отрубленная рука. Мертвые, негнущиеся пальцы указывали в потолок.

На одной руке было кольцо с ярким розовым камнем. Эта рука принадлежала Стерлингу.

– Знаешь, что это? – с ноткой восхищения в голосе спросил Малкольм. – Знаешь, Диана?

Диана подняла голову. Ее лицо опухло, по щеке текла кровь.

– Руки славы, – хриплым шепотом ответила она.

Малкольм довольно посмотрел на нее.

– Я не сразу понял, что мне нужно именно это, – сказал он. – Поэтому у меня ничего и не получилось с Карстерсами. Ритуал требовал применения мандрагоры, и я лишь много лет спустя догадался, что слово «мандрагора» используется там вместо main de gloire, что означает «Рука славы». – Он улыбнулся. – Это чернейший предмет черной магии.

– Из-за его происхождения, – произнесла Диана. – Это руки убийц. Руки преступников. Только рука, забравшая человеческую жизнь, может стать Рукой славы.

– О, – тихо выдохнул Тай, и его глаза пораженно округлились, – теперь я понял. Я понял.

Эмма повернулась к нему. Они стояли друг напротив друга, прижимаясь к противоположным стенам тоннеля. Ливви была рядом с братом, Диего стоял по другую сторону от него. Дрю и Кристина притаились рядом с Эммой.

– Диего сказал, это странно, – тихим шепотом продолжил Тай, – что жертвами стали и люди, и фэйри. Но ничего странного! Происхождение жертв вообще не имела значения. Малкольму не нужны были жертвы, ему нужны были убийцы. Поэтому Слугам и понадобился Стерлинг, и поэтому Белинда отрезала ему руки и унесла их с собой. Поэтому Малкольм и позволил ей уйти. Ему нужны были руки убийц – руки, которыми они убивали своих жертв, – чтобы провести этот ритуал. Белинда отрезала Стерлингу обе руки, потому что не знала, какую именно он использовал для убийства, и не могла спросить у него.

«Но зачем? – хотела спросить Эмма. – Зачем нужны сожжение, утопление, письмена, ритуалы? Зачем?» Но она опасалась, что стоит ей открыть рот, как из него вырвется яростный крик.

– Но, Малкольм, здесь что-то не так, – сдавленным, но твердым голосом сказала Диана. – Я несколько дней разговаривала с теми, кто знает тебя много лет. С Катариной Лосс. С Магнусом Бейном. Они все сказали, что ты хороший, приятный человек. Разве может быть так, что все это было ложью?

– Ложью? – громко повторил Малкольм. – Хочешь поговорить о лжи? Они солгали мне об Аннабель. Они сказали, что она стала Железной Сестрой. Все они говорили одно и то же: Магнус, Катарина, Тесса. Только фэйри сказали мне, что это ложь. Только фэйри рассказали, что на самом деле случилось с Аннабель. Но к тому времени она давно умерла. Блэкторны убили свою же дочь!

– Это было много лет назад. Много поколений назад. Прикованный к столу мальчик даже не знал Аннабель.

Не эти люди сделали тебе больно, Малкольм. Не эти люди забрали у тебя Аннабель. Они невиновны.

– Вовсе нет! – прокричал Малкольм. – Она была Блэкторн! Аннабель Блэкторн! Она любила меня, но ее у меня забрали. Ее забрали и заточили в гробницу, и она умерла. Вот как они поступили со мной! И я не прощу этого. Я никогда этого не прощу! – Он глубоко вздохнул, явно пытаясь взять себя в руки. – Тринадцать Рук славы. И кровь Блэкторнов. Это вернет ее, и она снова будет со мной.

Он отвернулся от Дианы, посмотрел на Тавви и взял нож, который лежал возле его головы.

Напряжение в тоннеле стократно возросло. Руки потянулись к оружию. Пальцы сжали рукоятки мечей. Диего поднял топор. Пять пар глаз обратились к Эмме.

Диана боролась все отчаяннее. Малкольм занес нож. Его острие блеснуло удивительным огнем, осветив строки на стенах.

«Джулиан, – подумала Эмма. – Джулиан, у меня нет выбора. Мы больше не можем тебя ждать».

– Вперед, – шепнула она, и они выбежали из тоннеля: Тай, Ливви, Эмма, Кристина – все они. Диего бросился прямо к Малкольму.

У Малкольма на лице промелькнуло удивление. Он уронил нож, и тот ударился об пол. Лезвие из мягкой меди погнулось. Малкольм посмотрел на него, а затем снова поднял глаза на Блэкторнов и их друзей – и расхохотался. Он стоял в центре защитного круга, пока все они, один за другим, подбегали к нему и отлетали от невидимой стены. Диего метнул боевой топор. Топор отскочил от воздуха, как будто столкнувшись со сталью, и полетел назад.

– Окружить Малкольма! – прокричала Эмма. – Он не сможет навсегда остаться в защитном круге! Окружить его!

Они разделились и встали возле защитных рун, начертанных на полу. Эмма оказалась напротив Тая, который держал в руке нож и смотрел на Малкольма. На лице у него непонимание слилось с ненавистью.

Тай понимал актерскую игру, понимал лицедейство. Но такое предательство, которое совершил Малкольм, осознать он не мог. Эмма и сама не понимала его, хотя и сталкивалась с предательством раньше, когда Конклав изгнал Хелен и бросил Марка на произвол судьбы.

– В конце концов тебе придется выйти из круга, – сказала Эмма, – и когда это произойдет…

Малкольм наклонился и поднял с пола погнувшийся нож. Когда он снова встал в полный рост, Эмма увидела, что его глаза стали темными, почти фиолетовыми.

– Когда это произойдет, вы будете уже мертвы, – бросил он и повернулся к мертвым зрителям. – Вставайте! – воскликнул он. – Вставайте, Слуги мои!

Раздались стоны и крики. Мертвые Слуги начали оживать.

Нельзя сказать, что они двигались необычно быстро или необычно медленно, но решительности и упрямства им было не занимать. Оружия у них не имелось, но стоило им достичь главного зала, как Белинда – с пустыми глазами, со склоненной набок головой – бросилась на Кристину. Ее пальцы согнулись, как когти, и не успела Кристина дать ей отпор, как Белинда до крови расцарапала ей щеку.

Закричав от отвращения, Кристина оттолкнула труп от себя и метнула нож-бабочку в шею Белинде.

Это ничего не дало. Белинда снова встала и пошла на Кристину. Из раны у нее на горле не выкатилось ни капли крови. Но она не успела сделать ни шагу: что-то блеснуло серебром, и топор Диего, просвистев в воздухе, снес голову Белинды с плеч. Обезглавленное тело повалилось на пол. Крови так и не было – казалось, рана сразу затянулась.

– Сзади! – крикнула Кристина.

Диего развернулся. К нему тянули руки двое Слуг. Он снова взмахнул топором, и оба противника лишились голов.

За спиной у Эммы раздался шорох. Она тотчас поняла, где находится противник, присела, развернулась, пнула его и сбила с ног. Это был кларнетист с кудрявыми волосами. Эмма обрушила на него Кортану и отделила его голову от тела.

Она вспомнила, как он подмигнул ей в «Полночном театре». «Я даже имени его не знала», – подумала она и отвернулась от него.

Вокруг царил хаос. Как и рассчитывал Малкольм, Сумеречные охотники отошли от защитного круга, чтобы отразить нападение Слуг.

Малкольм не обращал внимания на происходящее. Он поднял канделябр с Руками славы, поднес его к голове стола и поставил возле Тавви, щеки которого горели во сне.

Дрю подбежала к Диане и попыталась помочь ей подняться. Когда к ним приблизилась одна из Слуг, Дрю вскочила на ноги и пронзила ее клинком. Эмма заметила, как Дрю нервно сглотнула, когда труп упал, и поняла, что Дрю впервые убила противника в битве, пускай противник и был уже мертв.

Ливви сражалась отчаянно, то и дело взмахивая саблей и направляя Слуг к Таю. Тот держал в руке клинок серафимов, сиявший ярким огнем. Когда к нему подобрался светловолосый Слуга, Тай вонзил клинок ему в затылок.

Как только клинок коснулся плоти, послышался жуткий треск, Кожа Слуги вспыхнула, он попятился и схватился за голову, а затем упал на пол.

– Клинки серафимов! – крикнула Эмма. – Все используйте клинки серафимов!

Зал озарило огнями, Эмма услышала, как каждый назвал свой клинок именем ангела. Иофиэль, Ремиэль, Дума. В неровном свете Эмма увидела Малкольма с погнувшимся медным ножом в руке. Он провел пальцами по лезвию и выправил его, вернув ножу первоначальную форму. Приставив острие к горлу Тавви, он провел им вниз и разрезал футболку с Бэтменом. Потрепанный хлопок легко разошелся и открыл беззащитную грудь малыша.

Мир ушел у Эммы из-под ног. Она сражалась среди хаоса, пронзая клинком серафимов одного Слугу за другим. Тела падали вокруг нее.

Пытаясь пробиться сквозь них и добежать до Тавви, она снова услышала голос Джулиана. Она развернулась, но не увидела его, и все же его голос звучал очень четко: «Эмма, Эмма, отойди, уйди от тоннеля».

Она отпрыгнула в сторону и наткнулась на тело павшего Слуги. В эту секунду раздался новый звук – цокот копыт. За ним последовал гул, похожий на звон огромного колокола. Он эхом отразился от стен, и даже Малкольм обернулся.

Из тоннеля вылетел Ветрогон. На нем скакал Джулиан, вцепившись руками в гриву коня. Позади него сидел Марк, державшийся за ремень брата. Ветрогон летел так быстро, что их фигуры сливались в одну.

Малкольм посмотрел на коня, который перемахнул через защитный барьер и влетел в центр круга. Когда Ветрогон пролетал над столом, Джулиан спрыгнул с его спины и тяжело приземлился возле Тавви. Эмма почувствовала боль, которая обожгла его суставы.

Марк остался на коне, который в следующий миг оказался с другой стороны защитного круга. Сам круг, уже пробитый, стал корчиться, как светящаяся змея. Руны вспыхивали одна за другой и тут же гасли.

Джулиан встал на колени. Малкольм зарычал и потянулся к Тавви, но тут кто-то спрыгнул с потолка и повалил его на землю.

Это был Кьеран. Его волосы казались сине-зелеными, в руке он держал кинжал цвета моря. Он был нацелен в грудь Малкольму, но тот вдруг поднял руки. Из его ладоней вырвался темно-сиреневый свет, который отбросил Кьерана назад. Малкольм поднялся на ноги, его лицо исказилось от ненависти. Он занес руку, чтобы развеять Кьерана пеплом.

Ветрогон заржал. Конь развернулся, встал на дыбы и толкнул Малкольма копытами в спину. Марк чудом не упал с него. Малкольм не устоял на ногах. Красные глаза коня вспыхнули, он отступил и зарычал. Марк схватился рукой ему за гриву, наклонился и протянул другую руку Кьерану.

– Хватайся, – сказал он. – Кьеран, хватайся за руку.

Кьеран взял Марка за руку, и тот помог ему подняться и оседлать коня. Они поскакали по пещере, сбивая с ног живых мертвецов и орудуя мечами.

Малкольм встал на ноги. Его некогда белый пиджак был покрыт толстым слоем грязи и крови. Чародей двинулся к столу, где Джулиан склонился над Тавви, пытаясь снять с него оковы. Защитный круг все еще горел. Эмма сделала глубокий вдох и ринулась вперед, к столу.

Пройдя сквозь разрушающийся круг, она вздрогнула, словно по телу пробежал электрический ток, затем присела, высоко подпрыгнула и оказалась на столе рядом с Джулианом.

– Отойди! – только и успела прокричать она. – Джулиан, отойди!

Он отпрянул от брата, хотя Эмма и понимала, что меньше всего на свете ему хочется оставлять Тавви одного. Джулиан отполз к краю стола, встал на колени и отклонился назад. Он доверился Эмме. Дал ей свободу.

Эмма ударила Кортаной в нескольких сантиметрах от запястья Тавви. Клинок прошел сквозь цепь, и оковы, звякнув, упали. Малкольм закричал, комнату заполнило фиолетовое сияние.

Снова взмахнув Кортаной, Эмма обрубила остальные путы, которые приковывали Тавви к столу.

– Беги! – крикнула она Джулиану. – Унеси его отсюда!

Джулиан подхватил братишку на руки. Октавиан не двигался, его глаза закатились. Джулиан спрыгнул со стола.

Эмма не увидела, как он исчез в тоннеле, она уже развернулась назад. Одна группа Слуг зажала в угол Марка и Кьерана, другая окружила Диего и Кристину. Малкольм приближался к Таю и Ливви. Он снова поднял руку, но тут к нему подлетел кто-то с клинком серафимов.

Это была Дрю.

– Не подходи к ним! – крикнула она, сверкнув клинком. – Не подходи к моим брату и сестре!

Малкольм зарычал и показал на нее пальцем. Ноги Дрю связала веревка, как будто сотканная из сиреневого света, девочка упала. Клинок серафимов выскользнул у нее из руки и ударился о камень.

– Мне все равно нужна кровь Блэкторнов, – сказал Малкольм, потянувшись к ней. – Сгодится и твоя. Тем более у тебя ее, похоже, куда больше…

– Остановись! – воскликнула Эмма.

Малкольм посмотрел на нее – и застыл. Эмма стояла на каменном столе. В одной руке она сжимала Кортану. В другой – держала канделябр с Руками славы.

– Ты так долго собирал их, – холодно произнесла она. – Это руки тринадцати убийц. Достать их было нелегко.

Малкольм отпустил Дрю, и она отползла подальше от него, снимая с ремня другое оружие. Лицо Малкольма исказилось.

– Отдай, – проревел он.

– Отзови их, – сказала Эмма. – Отзови Слуг, и я верну тебе Руки славы.

Глаза Малкольма метали молнии.

– Лишишь меня шанса воскресить Аннабель – и умрешь в муках! – прошипел он.

– Нет на свете муки хуже, чем слышать твой голос, – ответила Эмма. – Отзови их – или я изрублю эти мерзкие руки на куски. – Она сильнее сжала Кортану. – Посмотрим, сгодятся ли они тогда для твоего ритуала.

Малкольм огляделся. Пещера была полна поверженных Слуг, но некоторые все еще держались на ногах и прижимали Диего и Кристину к стене. Марк и Кьеран сидели на Ветрогоне и орудовали мечами. Копыта коня были в крови.

Чародей сжал руки в кулаки. Он повернулся и произнес несколько слов на греческом, и оставшиеся Слуги повалились на пол. Диего и Кристина подбежали к Дрю, Кьеран остановил Ветрогона, и жеребец встал как вкопанный, наблюдая, как мертвые снова лишаются жизни.

Малкольм подошел к столу. Эмма пробежала по нему, спрыгнула и легко приземлилась на пол. И побежала дальше.

Она побежала к скамьям, подготовленным для Слуг, пронеслась по проходу между ними и скрылась в тени. Слабого свечения Кортаны было достаточно, чтобы она увидела темный скальный коридор, уходящий в глубь скалы.

Эмма свернула туда. Единственным источником света здесь был редкий мох, которым кое-где поросли каменные стены. За спиной Эмма видела неяркие искры и старалась бежать как можно быстрее, хотя с тяжелым канделябром в руке это и было нелегко.

Коридор раздвоился. Услышав позади себя шаги, Эмма бросилась влево. Она пробежала всего несколько метров, как вдруг перед ней возникла стеклянная стена.

Дверь-иллюминатор. Она стала больше и заняла собой почти всю стену. Уже знакомый Эмме длинный рычаг был вмонтирован рядом с ней. Дверь подсвечивалась изнутри, как стенка огромного аквариума.

По другую сторону стекла был океан, сияющий, темный, сине-зеленый. Эмма видела рыб, плавучие водоросли и странные огоньки.

– О, Эмма, Эмма… – сказал Малкольм у нее за спиной. – Ты выбрала неверный путь. Но ты вечно выбираешь неверные пути – такая уж у тебя судьба.

Эмма развернулась и выставила канделябр перед собой.

– Не приближайся ко мне.

– Ты хоть понимаешь, насколько дороги эти руки? – спросил Малкольм. – Лучше всего отрубать их сразу после убийства – тогда они обладают большей силой. Организовать убийства было непросто. Это требовало умения, отваги и верного расчета. Ты только представь, как я разозлился, когда вы забрали у меня Стерлинга, не дав мне отрубить ему руку. Белинде пришлось принести мне обе, чтобы я понял, какой из них он убил. То, что Джулиан позвал меня на помощь, стало просто невероятной удачей.

– Это была не удача. Мы доверяли тебе.

– Я тоже когда-то доверял Сумеречным охотникам, – произнес Малкольм. – Все мы совершаем ошибки.

«Пусть говорит и дальше, – подумала Эмма. – Остальные пойдут за мной».

– Джонни Грач сказал, что это ты велел ему рассказать мне о теле в «Саркофаге», – сказала Эмма. – Зачем? Зачем ты натравил меня на твой след?

Малкольм шагнул ближе к ней. Она ткнула канделябром в воздух. Чародей простер руки, словно желая успокоить ее.

– Я хотел отвлечь тебя. Я хотел, чтобы ты сосредоточилась на жертвах, а не на убийцах. Кроме того, нужно было ввести тебя в курс до того, как в Институт прибудут посланцы фэйри.

– Но они попросили нас расследовать убийства, которые совершал ты! Это-то тебе зачем?

– Я получил полную гарантию, что Конклав не будет этим заниматься, – объяснил Малкольм. – Отдельные Сумеречные охотники не пугают меня, Эмма. Но целая толпа может наделать дел. Я давно знаком с Иарлафом. Я знал, что у его есть связи в Дикой Охоте, и понимал, что в Дикой Охоте есть кое-что такое, что заставит вас всеми правдами и неправдами скрывать любую информацию от Конклава и от Безмолвных Братьев. Против мальчишки я ничего не имею – его наследие Блэкторнов хотя бы разбавлено хорошей, годной кровью обитательницы Нижнего мира. Но я знаю Джулиана. Я знаю его приоритеты – и это явно не Закон и не Конклав.

– Ты недооценил нас, – сказала Эмма. – Мы все поняли. Мы догадались, что это ты.

– Я предполагал, что сюда могут направить Центуриона, но понятия не имел, что вы будете с ним знакомы. Что вы доверитесь ему настолько, чтобы сообщить о Марке. Увидев этого мальчишку Розалеса, я понял, что у меня мало времени. Я понял, что нужно похитить Тавви как можно скорее. К счастью, Иарлаф помог мне. Его поддержка оказалась неоценима. О, – добавил он, – я слышал о наказании. Прошу прощения за это. У Иарлафа свои представления о веселье, в этом мы с ним расходимся.

– Ты просишь прощения? – пораженно воскликнула Эмма. – Ты убил моих родителей и теперь просто извиняешься? Да я лучше получу сто ударов хлыстом, но верну папу и маму!

– Я понимаю, о чем ты думаешь. Все вы, Сумеречные охотники, думаете одинаково. Но ты должна понять… – Малкольм осекся, в глазах у него что-то промелькнуло. – Если ты поймешь, ты не будешь меня винить.

– Так расскажи мне, что случилось, – сказала Эмма. Она видела коридор у него за спиной и, кажется, различала вдали неровные тени. Если бы только у нее получилось отвлечь его, чтобы остальные смогли напасть сзади… – Ты отправился в страну фэйри, когда узнал, что Аннабель не стала Железной Сестрой, что ее убили. Там ты и познакомился с Иарлафом?

– Тогда он был правой рукой Короля Неблагого Двора, – ответил Малкольм. – Придя туда, я понимал, что Король может меня убить. Там не очень-то жалуют чародеев. Но мне было все равно. И когда Король попросил меня об услуге, я оказал ее. Взамен он дал мне стишок. Специальное заклинание, чтобы оживить мою Аннабель. Кровь Блэкторнов. Кровь за кровь, так сказал Король.

– Так почему ты не оживил ее прямо тогда? Зачем столько ждать?

– Магия фэйри и магия чародеев – это совершенно разные вещи, – объяснил Малкольм. – Мне нужно было перевести этот стишок с другого языка. Мне понадобились многие годы, чтобы расшифровать его. Когда я понял, что он велит мне разыскать книгу, я чуть не сошел с ума. Я потратил на перевод не один год, а это оказалась просто загадка о книге… – Он встретился с Эммой глазами, словно надеясь найти в ней понимание. – Твои родители просто оказались не в то время и не в том месте. Они вернулись в Институт и застали меня там. Но у меня ничего не вышло. Я сделал все по книге заклинаний, но Аннабель не восстала из мертвых.

– Мои родители…

– Твоя любовь к ним была не сильнее моей любви к Аннабель, – перебил Эмму Малкольм. – Я хотел добиться справедливости. Я и не думал причинять боль тебе лично. Во мне нет ненависти к Карстерсам. Твои родители стали просто жертвой.

– Малкольм…

– Они ведь пошли бы на жертву, да? – спросил Малкольм. – За Конклав? За тебя?

Ярость Эммы не знала границ, и в этой ярости Эмма словно приросла к полу.

– И ты ждал пять лет? – выдавила она. – Но почему?

– Я искал верное заклинание, – сказал Малкольм. – Все это время я потратил на изучение чар. Я строил план. Я забрал тело Аннабель из ее гробницы и перенес его на точку пересечения. Я основал секту Слуг Хранителя. Белинда стала первой убийцей. Я выполнил ритуал – опалил тело и погрузил его в воду, нанес на него письмена – и почувствовал, как Аннабель пошевелилась. – Его глаза сияли сиреневым светом. – Я понял, что возвращаю ее к жизни. После этого ничто уже не могло меня остановить.

– Но зачем нужны письмена? – Эмма прижалась спиной к стене. Рука дрожала под тяжестью канделябра. – Зачем это стихотворение?

– Это послание! – воскликнул Малкольм. – Эмма, для человека, который столько твердил о мести, который жил и дышал исключительно ради нее, ты понимаешь слишком мало. Мне нужно было, чтобы Сумеречные охотники все узнали. Мне нужно было, чтобы Блэкторны узнали, кто повинен в гибели младшего из них. Когда люди подводят тебя, заставить их страдать недостаточно. Они должны глядеть тебе в лицо и понимать, почему они страдают. Я хотел, чтобы Конклав расшифровал стихотворение и понял, кто именно несет ответственность за гибель нефилимов.

– Гибель нефилимов? – недоверчиво переспросила Эмма. – Ты безумец. Убийство Тавви еще не означает гибели нефилимов. Кроме того, никто из ныне живущих даже не знает об Аннабель…

– Думаешь, каково мне понимать это? – вскричал Малкольм. – Ее имя забыто! Ее судьба канула в Лету! Сумеречные охотники написали о ней сказку. По-моему, несколько ее родственников сошли с ума – они не смогли вынести того, что сделали с ней, не смогли жить с этой тайной.

«Путь говорит и дальше», – подумала Эмма.

– Если это была тайна, откуда о ней узнал По? Он ведь написал стихотворение, «Аннабель Ли»…

Что-то вспыхнуло в глазах у Малкольма, что-то темное, потаенное.

– Услышав об этом, я решил, что это ужасное совпадение, – сказал он. – Но я никак не мог выкинуть это из головы. Я поехал к поэту, попробовал встретиться с ним, но он уже умер. «Аннабель» стала его последним творением. – Его голос дрогнул при воспоминании об этом. – Шли годы, я полагал, что она в Адамантовой Цитадели. Только мысль об этом и успокаивала меня.

Меня радовало лишь то, что она еще жива. Когда я обо всем узнал, мне не хотелось верить в истину, но стихотворение ее подтверждало – Эдгар По раньше меня выяснил правду у обитателей Нижнего мира. Он узнал, как мы любили друг друга детьми, и как она собиралась ради меня покинуть нефилимов, но ее семья прослышала об этом и решила, что смерть лучше жизни с чародеем. Ее заточили в гробницу возле моря в Корнуолле, ее похоронили заживо! Позже, забрав ее тело, я оставил его у океана. Она всегда любила воду.

Малкольм всхлипывал. Не в силах пошевелиться, Эмма смотрела на него огромными глазами. Его тоска была такой сильной, такой неприкрытой, как будто все это произошло лишь вчера.

– Мне сказали, что она стала Железной Сестрой. Все лгали мне! Все – Магнус, Катарина, Рагнор, Тесса – все они спутались с Сумеречными охотниками и погрязли во лжи! А я слепо оплакивал ее, пока не узнал правды…

Вдруг в коридоре раздались голоса, Эмма услышала торопливые шаги. Малкольм щелкнул пальцами, и позади него вспыхнул фиолетовый огонь, который становился все мутнее, пока не превратился в стену.

Звук голосов и шагов стих. Эмма осталась один на один с Малкольмом в наглухо закрытой пещере.

Она попятилась, сжимая канделябр.

– Я уничтожу руки, – произнесла она, чувствуя, как часто бьется сердце. – Я уничтожу их.

На кончиках пальцев Малкольма зажегся темный огонь.

– Я могу отпустить тебя, – сказал он. – Могу сохранить тебе жизнь. Проплывешь по океану, как ты уже делала раньше. Передашь мое сообщение Конклаву.

– Мне не нужны твои подачки, – тяжело дыша, отрезала Эмма. – Я лучше приму бой.

Малкольм улыбнулся кривоватой, почти печальной улыбкой.

– Эмма, ни ты, ни твой меч, какой бы ни была его история, не сравнятся с чародеем.

– Чего ты от меня хочешь? – громко спросила Эмма и услышала, как ее голос эхом отразился от стен. – Чего ты хочешь, Малкольм?

– Я хочу, чтобы ты поняла, – произнес он сквозь сжатые зубы. – Я хочу, чтобы ты рассказала Конклаву, в чем его вина. Я хочу, чтобы они поняли, что у них руки в крови. Я хочу, чтобы они знали почему.

Эмма смотрела на Малкольма – на этого стройного, высокого мужчину в перепачканном белом пиджаке. На ладонях у него танцевали искры. Он пугал ее и одновременно печалил.

– Твое «почему» никого не волнует, – ответила она. – Может, ты и сделал все это во имя любви. Но если ты считаешь, что это все меняет, ты и сам ничем не лучше Конклава.

Малкольм двинулся к ней, и Эмма метнула в него канделябр. Колдун отпрянул, и канделябр, не попав в цель, с громким стуком упал на каменный пол. Казалось, пальцы отрубленных рук согнулись в попытке защититься. Эмма расставила ноги, вспомнив, как много лет назад в Идрисе Джейс Эрондейл учил ее стоять так, чтобы ее невозможно было свалить.

Она обеими руками взялась за рукоятку Кортаны и на этот раз вспомнила Клэри Фэйрчайлд и то, что она сказала ей в Идрисе, когда Эмме было двенадцать. «Герои не всегда побеждают. Порой они терпят поражение. Но они продолжают бороться, продолжают вставать. Они не сдаются. Это и делает их героями».

Эмма набросилась на Малкольма, высоко подняв меч. Он среагировал на секунду позже – он выбросил руку перед собой, и с его пальцев сорвался яркий свет, который устремился к Эмме.

Секундная задержка дала ей время пригнуться. Она развернулась и занесла Кортану над головой. Магия отразилась от клинка. Эмма снова бросилась на Малкольма, и он попятился, но она все же успела рассечь рукав у него над локтем. Он, похоже, этого даже не заметил.

– Без убийства твоих родителей было не обойтись, – сказал Малкольм. – Мне нужно было проверить, работает ли заклинание.

– Нет, не нужно было, – прорычала Эмма, снова занося Кортану. – Мертвых не воскресить! Нечего было и пытаться!

– А если бы Джулиан погиб, ты не попробовала бы вернуть его? – произнес Малкольм, подняв брови, и Эмма попятилась, словно он ее ударил. – Ты не попробовала бы вернуть мать и отца? О, тебе ведь, как и всем Сумеречным охотникам, так легко заявлять о своих моральных идеалах! Как будто вы чем-то лучше остальных…

– Я лучше, – сказала Эмма. – Я лучше тебя. Ведь я не убийца, Малкольм.

К удивлению Эммы, Малкольм попятился – попятился от неожиданности, словно до этого момента он и представить себе не мог, что его однажды назовут убийцей. Эмма сделала выпад, выставив перед собой Кортану. Меч прорвал пиджак Малкольма и вдруг остановился, как будто натолкнувшись на невидимый барьер.

Эмма взвизгнула от боли, по руке, казалось, пробежал электрический ток. Она услышала, как Малкольм рассмеялся, и из его пальцев вырвалась волна энергии, которая сбила ее с ног. Эмма отлетела назад, чувствуя, как магия проходит сквозь нее подобно тому, как пули проходят сквозь бумажную ширму. Она ударилась спиной о неровный пол, но не выпустила Кортаны.

Перед глазами все стало красным от боли. Сквозь туман Эмма увидела, что Малкольм возвышается над ней.

– О, это было бесценно, – улыбнулся он. – Потрясающе. Это была рука Бога, Эмма!

Он распахнул пиджак, и Эмма увидела, на что наткнулась Кортана, – во внутренний карман была засунута Черная книга.

Кортана выпала из руки у Эммы и со звоном упала на каменный пол. Поморщившись, Эмма приподнялась на локтях, а Малкольм тем временем наклонился и поднял валявшийся в стороне канделябр. Он взглянул на него, затем посмотрел на Эмму, и его лицо озарила улыбка.

– Спасибо, – произнес он. – Мне нелегко было бы заменить эти Руки славы. Теперь нужна кровь Блэкторнов, но с этим проблем не возникнет.

– Держись подальше от Блэкторнов, – сказала Эмма и ужаснулась слабости собственного голоса. Что с ней сделала Черная книга? Казалось, будто на груди лежит непомерная ноша, ладонь горела от боли.

– Ты ничего не знаешь, – прорычал Малкольм. – Ты не знаешь, какие они на самом деле чудовища.

– Ты что, – почти шепотом произнесла Эмма, – ты что, всегда их ненавидел? Ты всегда ненавидел Джулиана и всех остальных?

– Всегда, – кивнул Малкольм. – Даже тогда, когда казалось, что я их люблю.

Рука Эммы все еще горела, боль пронизывала ее до костей. Эмма пыталась не подавать виду.

– Это ужасно. Это не их вина. Ты не можешь судить их за грехи их предков.

– Кровь есть кровь, – сказал Малкольм. – Мы все такие, какими родились. Я был рожден, чтобы любить Аннабель, но ее забрали у меня. Теперь я живу лишь ради мести. Совсем как ты, Эмма. Сколько раз ты говорила мне, что хочешь лишь одного – убить того, кто убил твоих родителей? На что ты готова ради этого? На что ты готова ради Блэкторнов? Предашь ли ты своего обожаемого парабатая? Предашь ли ты парабатая, в которого ты влюблена? – Его глаза сверкнули, когда Эмма отрицательно покачала головой. – Не надо лжи. Я ведь всегда видел, как вы друг на друга смотрите. А потом Джулиан рассказал мне, что твоя руна исцелила его от яда белладонны. Обычному Сумеречному охотнику такое не под силу.

– Нет… никаких доказательств… – выдавила Эмма.

– Доказательств? Ты хочешь доказательств? Я видел вас, видел вас вдвоем, на пляже. Вы спали обнявшись. Я стоял рядом, смотрел на вас и думал, как легко вас убить. Но потом я понял, что это убийство из милосердия. Убить вас, когда вы обнимаете друг друга? Есть причина, по которой нельзя любить парабатая, Эмма. Когда ты узнаешь, какова она, ты почувствуешь всю жестокость Сумеречных охотников, которую однажды почувствовал я.

– Ты лжец, – слабым голосом, почти шепотом бросила Эмма.

Рука уже не болела. Эмма подумала о выживших, которые когда-то стояли на пороге смерти и истекали кровью, – все они говорили, что в последние мгновения боль исчезает.

Улыбаясь, Малкольм опустился на колени возле нее и провел ладонью по ее левой руке.

– Позволь мне рассказать тебе правду, Эмма, пока ты еще не умерла, – сказал он. – Это тайна нефилимов. Они ненавидят любовь, ненавидят человеческую любовь, потому что их породили ангелы. И хотя Бог завещал ангелам заботиться о людях, ангелов он сотворил раньше и они всегда презирали его второе творение. Поэтому и пал Люцифер. Он был ангелом, который не пожелал пресмыкаться перед человечеством, он был любимым сыном Бога. Любовь – это слабость людей, и ангелы презирают их за это. Любовь презирает и Конклав, который наказывает за нее. Знаешь, что случается с парабатаями, которые влюбляются друг в друга? Знаешь, почему такая любовь запретна?

Эмма покачала головой.

Губы Малкольма дернулись и изогнулись в улыбке, и было в этой улыбке что-то такое неуловимое и в то же время полное жгучей ненависти, что Эмма похолодела.

– Тогда ты понятия не имеешь, что сделает твоя гибель с твоим любимым Джулианом, – сказал Малкольм. – Подумай об этом, пока жизнь покидает твое тело. В некотором роде твоя гибель – это акт милосердия.

Он поднял руку, на пальцах у него затрещал сиреневый огонь.

Малкольм направил магию на нее. Эмма вскинула руку, ту самую руку, на которой Джулиан начертал руну выносливости, ту самую руку, которая болела и ныла с того момента, как она поразила Черную книгу.

В руку ударило пламя. Эмма почувствовала сильный удар, но ничего более. Руна выносливости наполняла ее тело силой, а вместе с этой силой волной накатывал и гнев.

Она злилась на то, что Малкольм убил ее родителей, злилась на долгие годы, потраченные на поиски убийцы, который всегда был у нее под носом. Она злилась на каждую его улыбку Джулиану, на каждый раз, когда он брал Тавви на руки, чувствуя, как сердце полнится ненавистью. Она злилась на то, что Блэкторны снова лишились близкого человека.

Она сжала рукоятку Кортаны и поднялась на колени. Ее волосы взметнулись в воздух, она подалась вперед и пронзила мечом живот Малкольма.

На этот раз Черная книга не защитила его. Эмма почувствовала, как клинок вошел в его тело, разорвал кожу и скользнул по костям. Она увидела, как его острие вышло из спины у мага, как его белый пиджак заалел от крови.

Эмма вскочила на ноги и освободила меч. Малкольм кашлянул. Кровь струилась на пол, текла по камню, заливала Руки славы.

– Это за родителей, – сказала Эмма и изо всех сил толкнула Малкольма на стеклянную стену.

Она услышала, как хрустнули его ребра. По стеклу пошли трещины. Вода брызнула внутрь и каплями осела у Эммы на лице, соленая, как слезы.

– Я расскажу тебе о проклятии парабатаев, – задыхаясь, выдавил Малкольм. – Конклав ни за что не позволит тебе этого узнать – это под запретом. Убьешь меня – и не узнаешь никогда…

Левой рукой Эмма дернула рычаг.

Стеклянная дверь распахнулась, и Эмма скользнула за нее. Внутрь хлынул поток воды – живой, как рука, сотканная из капель моря. Поток охватил Малкольма, и на миг Эмма ясно увидела, как он пытается бороться, как он слабо двигается в водовороте воды, которая разлилась по полу, схватила его и заключила в нерушимую сеть.

Поток сбил Малкольма с ног. Он вскрикнул от ужаса, и его поглотил океан. Поток ушел обратно в проем и забрал с собой чародея. Стеклянная дверь захлопнулась.

В пещере воцарилась оглушительная тишина. В изнеможении Эмма припала к стеклу, за которым плескался океан цвета ночного неба. Тело Малкольма казалось белой звездой в темноте. Оно проплыло сквозь водоросли, и в следующую секунду к нему протянулись длинные когти, которые схватили Малкольма за щиколотку, дернули его и утащили вниз, в черноту.

За спиной у Эммы что-то вспыхнуло. Эмма обернулась и увидела, что фиолетовая стена, блокировавшая коридор, исчезла: чары рассеивались, когда погибал наложивший их маг.

– Эмма! – В коридоре раздались гулкие шаги. Из тени появился Джулиан. Его лицо исказилось от волнения. Он подбежал к Эмме, обнял ее, и его руки погрузились в ее промокшие, залитые кровью доспехи. – Эмма, боже, я не мог пройти сквозь стену, я знал, что ты здесь, но не мог спасти тебя…

– Ты спас меня, – хрипло сказала она и хотела показать ему руку с руной выносливости на ней, но не смогла пошевелиться в его крепких объятиях. – Спас. Ты этого не знаешь, но ты меня спас.

И в это мгновение послышались другие голоса. Остальные вышли из коридора. Марк. Кристина. Диего. Диана.

– Тавви, – прошептала Эмма, – он…

– С ним все в порядке. Он на улице вместе с Таем, Ливви и Дрю. – Джулиан поцеловал ее в висок. – Эмма.

Его губы коснулись ее губ, и она почувствовала, как ее пронзило огнем любви и боли.

– Отпусти меня, – прошептала она. – Ты должен меня отпустить, нельзя, чтобы нас увидели. Джулиан, отпусти меня.

Он поднял голову, посмотрев на нее полными отчаяния глазами, и отстранился. Эмма видела, чего ему это стоило, видела, как дрожали его руки, когда он отнял их от нее. Пространство между ними показалось ей открытой раной.

Она отвела глаза от Джулиана и посмотрела вокруг. Пол был по щиколотку залит морской водой и кровью. Канделябр Малкольма плавал где-то в океане.

Эмма была рада. Соль растворит этот чудовищный памятник убийствам, растворит его и очистит, и руки обратятся белыми костями и лягут на дно рядом с телом чародея. Впервые за долгое время Эмма была благодарна океану.