26
Серафимы небес

Слова Малкольма снова и снова звучали в голове у Эммы, пока она шагала по извилистым коридорам пещеры на точке пересечения лей-линий, следуя за остальными к выходу. Они с Джулианом намеренно держались на расстоянии. От боли и изнеможения Эмма шла медленно. Кортана лежала в ножнах. Эмма чувствовала, как она пульсирует энергией. Интересно, не вобрал ли меч в себя магию Малкольма?

Но думать о Малкольме не хотелось. Ей не хотелось вспоминать о маге, не хотелось представлять себе алые кровавые разводы, которые разливались в темных водах океана.

Ей не хотелось думать о его словах.

Эмма вышла из пещеры и оказалась на воздухе. Тай, Ливви и Дрю сидели на земле вместе с Тавви – малыш прильнул к Ливви, сонный, но не спящий. Кьеран стоял в отдалении, его лицо лишь немного просветлело, когда показался Марк.

– Как Тавви? Все в порядке? – спросил Джулиан, подходя к братьям и сестрам.

Дрю вскочила на ноги и крепко обняла его, а затем ахнула и показала куда-то.

Послышался громкий треск. Вход в пещеру закрывался за ними, как затягивающаяся рана. Диана подбежала к нему, как будто могла остановить процесс, но камень уже сомкнулся – она едва успела выдернуть руку из прохода.

– Ничего нельзя сделать, – сказал Кьеран. – Вход и все коридоры создал Малкольм. На самом деле в этой горе нет никаких пещер. Теперь он мертв, и чары разрушаются. Возможно, сюда можно будет войти с какой-то другой точки пересечения лей-линий. Но эта дверь уже никогда не откроется.

– Откуда ты узнал, что он мертв? – спросила Эмма.

– Город внизу осветился огнями, – объяснил Кьеран. – Снова подали… Я не знаю, как это называют простецы…

– Электричество, – подсказал ему Марк. – Электричество опять включилось. А отключилось оно из-за Малкольма, так что… Да.

– Значит ли это, что у нас заработали телефоны? – спросил Тай.

– Я проверю, – вызвался Джулиан и отошел в сторону, приложив телефон к уху.

Эмме показалось, что он назвал по имени дядюшку Артура, но наверняка сказать она не могла, а Джулиан быстро вышел из зоны слышимости.

Диего и Кристина подошли к Таю, Ливви и Дрю. Кристина склонилась к Тавви, а Диего принялся искать что-то в кармане куртки. Эмма подошла к ним и заметила, что он вынул серебристую фляжку.

– Ты ведь не собираешься его напоить? – спросила Эмма. – Он еще маловат.

Диего закатил глаза.

– Это энергетический напиток, сваренный Безмолвными Братьями. Он может перебить действие снотворного зелья, которое дал ему Малкольм.

Ливви взяла фляжку из рук у Диего и попробовала содержимое. Кивнув, она приложила горлышко к губам братишки. Тавви благодарно выпил напиток, а Эмма опустилась на колени и коснулась ладонью щеки малыша.

– Эй, дружок, – сказала она. – Ты как?

Тавви улыбнулся ей и несколько раз моргнул. Он был похож на Джулиана в детстве. Когда мир еще не изменил его. «На моего лучшего друга и возлюбленного».

Эмма вспомнила о Малкольме. Проклятие парабатаев. Сердце кольнуло. Она поцеловала Тавви в мягкую щеку и поднялась на ноги. Позади нее оказалась Кристина.

– Покажи-ка мне левую руку, – тихо сказала Кристина и отвела Эмму в сторону.

Протянув руку подруге, Эмма увидела, что кожа у нее на запястье покраснела и покрылась волдырями, как будто от ожога.

Кристина покачала головой и вытащила стило.

– Несколько минут, пока ты стояла за сотворенной Малкольмом стеной, я боялась, что ты уже никогда не выберешься.

Эмма положила голову Кристине на плечо.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. – Кристина деловито закатала Эмме рукав. – Тебе нужны целебные руны.

Эмма прильнула к Кристине, чувствуя, как стило скользит по коже, и радуясь, что подруга рядом.

– Я оказалась в ловушке с Малкольмом, – сказала она. – Ему хотелось рассказать мне об Аннабель. И знаешь… Мне и правда стало его жаль.

– В этом нет ничего удивительного, – ответила Кристина. – Это ужасная история. Ни он, ни Аннабель не сделали ничего плохого. Узнать, что человека, которого ты любишь, так ужасно наказали, всю жизнь думать, что он покинул тебя, только чтобы выяснить, что на самом деле это ты покинул его… – Она поежилась.

– Об этом я даже не подумала, – призналась Эмма. – Думаешь, он чувствовал себя виноватым?

– Конечно, да. Любой бы чувствовал себя виноватым на его месте.

Эмма с болью подумала об Аннабель. Она была невинна, она пала жертвой обстоятельств.

– Я сказала ему, что он ничем не лучше Конклава, и он удивился.

– Никто не чувствует себя злодеем в собственной истории.

Кристина выпустила руку Эммы и оценила свою работу. Боль начала отступать. Эмма понимала, что руна Джулиана залечила бы ее быстрее, но после того, что произошло с руной выносливости, она не отваживалась попросить его нанести руну в присутствии остальных.

Джулиан. Она видела его за спиной у Кристины. Он стоял возле машины и говорил по телефону, а потом прикоснулся к экрану и сунул телефон в карман.

– Телефоны снова работают? – спросил Тай. – Кому ты звонил?

– Я заказал пиццу, – ответил Джулиан.

Все удивленно посмотрели на него. Как и все остальные, он был покрыт толстым слоем грязи, по щеке у него тянулась длинная царапина, волосы спутались. В лунном свете его глаза сияли, как подземная река.

– Мы ведь все проголодались, – предельно спокойно объяснил он, и Эмма поняла: происходящее в голове у Джулиана никак не сочеталось с тем, что он показывал на людях. – Нам пора уезжать. Точка пересечения исчезла, так что Конклав сможет увидеть на своей карте черную магию с этого места. Скорее всего, в Институте нас уже ждут.

Они быстро собрались и расселись по машинам: Ливви усадила Октавиана на колени, заняв место на заднем сиденье «Тойоты», Диана забрала с собой Кристину и Диего и посадила их в пикап, который был спрятан в кустах. Кьеран снова предложил Марку оседлать Ветрогона, но Марк отказался.

– Я хочу поехать с братьями и сестрами, – просто сказал он.

Джулиан повернулся к Кьерану. Глаза принца фэйри не отражали свет. Джулиану отчаянно хотелось разглядеть того Кьерана, которого любил его брат, того Кьерана, который с теплотой относился к Марку. Ему хотелось поблагодарить Кьерана за то, что он не бросил Марка одного в Охоте.

Ему хотелось, чтобы в его сердце было меньше ненависти.

– Тебе не обязательно возвращаться с нами, – сказал Джулиан. – Твоя помощь нам больше не нужна.

– Я не уйду, пока не уверюсь, что Марк в безопасности.

Джулиан пожал плечами.

– Как хочешь. Когда мы вернемся, не заходи в Институт, пока мы не пригласим тебя. Нас ждут неприятности уже за то, что мы сражались с тобой бок о бок.

Губы Кьерана сжались в тонкую линию.

– Без меня вы потерпели бы поражение.

– Возможно, – ответил Джулиан. – Я буду каждый раз с благодарностью вспоминать о тебе, смотря на шрамы на спине у Эммы.

Кьеран поморщился. Джулиан отвернулся от него и пошел к машине. Диана преградила ему путь, протянув вперед руку. Она завернулась в тяжелую шаль, у нее на щеках, как веснушки, сияли капли крови.

– Возможно, Конклав уже ожидает тебя, – без предисловия сказала она. – Если хочешь, я возьму вину на себя и позволю им судить меня.

Джулиан долго смотрел на нее. Он давным-давно жил по железным правилам. Защищать Тавви, защищать Ливви и Тая, защищать Дрю. Защищать Эмму. В последнее время его кодекс расширился – он готов был защищать Марка, потому что Марк вернулся к ним, и готов был защищать Кристину, потому что ее любила Эмма.

Такую любовь понять было под силу немногим. Она была огромной, всепоглощающей, порой даже жестокой. Он готов был сровнять с землей целый город, если бы решил, что этот город представляет опасность для его семьи.

Когда тебе двенадцать и ты единственный, кто спасает семью от неминуемого краха, ты не учишься смирению.

Теперь он со всей серьезностью оценил, что случится, если Диана попробует взять вину на себя: он взвесил эту мысль, прокрутил ее в голове и отринул.

– Нет, – сказал он. – И это не одолжение. Я просто считаю, что это не сработает.

– Джулиан…

– Вы что-то скрываете, – объяснил он. – Ангел знает, у вас еще есть секреты, из-за которых вы и не можете возглавить Институт. И вы не хотите их раскрывать. Вы хорошо храните тайны, но ложь вам не дается. Они вам не поверят. Но поверят мне.

– Так ты уже подготовил для них историю? – спросила Диана, и ее карие глаза округлились.

Джулиан ничего не ответил.

Она вздохнула и плотнее запахнула шаль.

– Странный ты человек, Джулиан Блэкторн.

– Сочту это за комплимент, – сказал Джулиан, хотя и усомнился, что Диана хотела его похвалить.

– Ты знал, что я буду здесь сегодня? – спросила она. – Ты считал, что я в сговоре с Малкольмом?

– Я решил, что это маловероятно, – признался Джулиан. – Но я никому не доверяю до конца.

– Это неправда, – сказала Диана и посмотрела на машину, где Марк помогал Эмме устроиться на заднем сиденье. Ее светлые волосы развевались на ветру и искрились в ночи. Диана снова повернулась к Джулиану. – Вам пора возвращаться. Я, пожалуй, пережду до завтра.

– Я скажу, что вы ничего не знали. Дети вечно обманывают наставников. Тем более вы даже с нами не живете. – Он услышал, как завелся двигатель «Тойоты». Все ждали только его. – Вы подбросите Диего и Кристину до Института и поедете домой?

– Поеду куда-нибудь, – ответила Диана.

Джулиан пошел к машине, но на полдороге остановился и снова посмотрел на нее.

– Вы не жалеете, что стали нашим наставником? Вы не обязаны были этого делать.

Ветер бросил темные волосы на лицо Диане.

– Нет, – сказала она. – Я та, кто я есть, потому что я часть вашей семьи. Не забывай, Джулс. Нас определяет наш выбор.

Все устали и ехали молча. Тай тихо смотрел в окно, сидя на пассажирском сиденье. Дрю свернулась калачиком, Тавви едва не засыпал, положив голову Ливии на плечо. Эмма прислонилась к стеклу на заднем сиденье, сжимая в руках Кортану, ее влажные светлые волосы легли ей на лицо, глаза были закрыты. Марк сидел рядом с ней.

Джулиану хотелось протянуть Эмме руку, переплести пальцы с ее пальцами, но он не отваживался сделать это на глазах у остальных. Зато он на секунду обернулся и прикоснулся к Тавви, словно чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, что с ним ничего не случилось.

Они все были в порядке, и это казалось чудом. Джулиан не мог отделаться от чувства, что каждый нерв его тела прошел сквозь кожу и обнажился, подобно сенсору, – так остро он ощущал близость семьи.

Он вспомнил слова Дианы: «Однажды тебе придется их отпустить».

Джулиан понимал, что она права. Однажды ему придется разомкнуть объятия и выпустить братьев и сестер из гнезда, позволить им отправиться в мир, который будет ранить их, причинять им боль, сбивать их с ног и отказывать в помощи. Однажды ему придется это сделать.

Но не сейчас. Еще не сейчас.

– Тай, – тихо, чтобы его не услышали на заднем сиденье, сказал Джулиан.

– Да? – Тай повернулся к нему. Тени у него под глазами были столь же серыми, как и сами глаза.

– Ты был прав, – признал Джулиан. – А я ошибался.

– Правда? – удивился Тай. – Но в чем?

– Ты не зря отправился с нами на точку пересечения, – объяснил Джулиан. – Ты храбро сражался, ты был просто великолепен. Если бы не ты… – В горле у Джулиана встал ком, и он не сразу смог продолжить. – Я очень благодарен тебе. И я прошу прощения. Я должен был сразу прислушаться к тебе. Ты верно оценил свои силы.

– Спасибо, – сказал Тай. – Спасибо за извинения.

Он замолчал, и Джулиан решил, что разговор окончен, но через несколько секунд Тай наклонился и слегка боднул его головой в плечо – по-дружески, совсем как Черч в ожидании ласки. Джулиан потрепал брата по голове и почти улыбнулся.

Эта улыбка быстро исчезла, когда они остановились перед Институтом. Здание сияло, как новогодняя елка. Когда они уезжали, Институт лежал во тьме, но теперь они вышли из машины и увидели в воздухе едва заметные искры.

Джулиан переглянулся с Эммой. Искры указывали на портал, а портал говорил о том, что Конклав уже прибыл.

Диана припарковала пикап, и из него вышли Диего и Кристина. Как только они захлопнули за собой дверцы, пикап уехал прочь. Блэкторны стояли возле машины. Некоторые из них сонно моргали, как будто чуть не заснули по пути (Дрю, Марк), другие с подозрением смотрели на Институт (Тай), а третьи явно волновались (Ливви, которая крепко прижимала Тавви к груди). Джулиану показалось, что в отдалении он заметил силуэт Ветрогона.

Все вместе они направились к крыльцу. На верхней площадке Джулиан чуть помедлил, прежде чем открыть дверь.

По другую сторону его могло ожидать что угодно, от собравшегося в полном составе Совета до нескольких десятков воинов Конклава. Джулиан понимал, что не было смысла и дальше прятать Марка. Он знал, какой у него план. Он понимал, что все они, как миллион ангелов, стоят на булавочной головке. Их объединяли удача, обстоятельства и решимость.

Он взглянул на Эмму и заметил, что она смотрит на него. Хотя ее усталое и мрачное лицо и не озарилось улыбкой, в ее глазах горела уверенность и вера.

Да, он забыл кое-что еще. Удача, обстоятельства, решимость – и вера.

И он открыл дверь.

Холл был залит ослепительным светом. Горели обе люстры, питаемые от колдовского огня, и все торшеры на галерее второго этажа, которые почти никогда не зажигали. Свет струился и из-за двери Убежища.

В центре холла красовался Магнус Бейн, облаченный в элегантный костюм: пиджак и брюки из толстой парчи, на пальцах сверкающие перстни. Рядом с ним стояла Клэри Фэйрчайлд в красивом зеленом платье. Ее рыжие волосы были уложены в небрежный пучок. Казалось, оба они только что вернулись с вечеринки.

Когда Джулиан и все остальные вошли в Институт, Магнус изогнул бровь.

– Так, так, так, – произнес он. – Бейте в барабаны, трубите в трубы. Блудные дети вернулись.

Клэри прикрыла рот рукой.

– Эмма, Джулиан… – Она побледнела. – Марк? Марк Блэкторн?

Марк промолчал, как и все остальные. Джулиан неожиданно осознал, что они бессознательно взяли Марка в кольцо, словно надеясь его защитить. Даже Диего в заляпанных кровью доспехах не откололся от них.

Марк молчал. Его светлые волосы сияли, заостренные кончики ушей и разноцветные глаза были хорошо видны в ярком свете.

Магнус внимательно посмотрел на Марка, а затем поднял голову и крикнул:

– Джейс! Спускайся сюда!

Клэри шагнула к Блэкторнам, но Магнус мягко остановил ее. Она нахмурилась.

– Вы целы? – спросила она, смотря на Эмму, но явно обращаясь ко всем сразу. – Вы не ранены?

Не успел никто из них ответить, как со второго этажа послышались шаги и на площадке появился высокий силуэт.

Джейс.

Когда Джулиан познакомился с Джейсом Эрондейлом, знаменитым на весь мир Сумеречным охотником, тому было семнадцать, а самому Джулиану – двенадцать. Эмме тоже было двенадцать, и она не стеснялась всем и каждому твердить, что Джейс – самый красивый и самый удивительный человек, который когда-либо ступал по земле.

У Джулиана на этот счет было другое мнение, но его никто не спрашивал.

Джейс спустился по лестнице с таким достоинством, что Джулиан подумал, не воображает ли он, что за ним следует целая свита. Он шел медленно, торжественно, словно понимая, что все взгляды сосредоточены на нем.

А может, он просто привык находиться в центре внимания. В какой-то момент Эмма охладела к Джейсу, но среди Сумеречных охотников он до сих пор считался поразительно красивым. Его волосы и глаза сияли золотом. Как и Магнус с Клэри, он, казалось, только что вернулся с вечеринки: на нем был бордовый пиджак, который смотрелся невероятно элегантно. Спустившись, Джейс взглянул на Джулиана – он был весь в крови и в грязи, – а затем обвел глазами остальных, которые выглядели не лучше.

– Что ж, либо вы сражались с силами зла, либо ваша вечеринка была веселее, – сказал он. – Привет, Блэкторны.

Ливви вздохнула. Она смотрела на Джейса так, как смотрела на него Эмма, когда ей было двенадцать. Дрю, впрочем, не изменила своим симпатиям к Диего.

– Зачем вы здесь? – спросил Джулиан, заранее зная ответ. И все же лучше было притвориться удивленными. Люди охотнее доверяли тебе, не думая, что твои ответы подготовлены заранее.

– Черная магия, – объяснил Магнус. – Крупная вспышка на карте. На точке пересечения. – Он встретился глазами с Эммой. – Я подумал, что вы использовали мои сведения по назначению. Когда заходит речь о лей-линиях, всегда нужно искать точку их пересечения.

– Так почему вы не отправились туда? – спросила Эмма. – Почему не отправились на точку пересечения?

– Магнус проверил ее с помощью магии, – ответила Клэри. – Там ничего не оказалось, кроме каких-то руин, и мы воспользовались порталом и переместились сюда.

– Нам, между прочим, пришлось покинуть вечеринку по случаю помолвки моей сестры, – сказал Джейс. – А там были бесплатные напитки.

– О! – Эмма просияла от радости. – Изабель выходит замуж за Саймона?

Джулиан был уверен, что не родилась на свете такая девушка, которая способна сравниться с Эммой, но когда Клэри улыбнулась, она показалась ему очень хорошенькой. Улыбка озарила все ее лицо. Эмма всегда улыбалась столь же искренне.

– Да, – кивнула Клэри. – И он вне себя от счастья.

– С чем я их и поздравляю, – сказал Джейс, облокотившись на перила. – Так вот, мы были на вечеринке, когда Магнус получил сообщение о применении некромантии в окрестностях Лос-Анджелесского Института. Он попытался связаться с Малкольмом, но ничего не получилось. И мы вчетвером решили проверить все сами. От этого, кстати, вечеринка сразу лишилась своего очарования, ведь я как раз собирался произнести тост, который все бы запомнили надолго. Саймон, наверное, никогда бы больше не рискнул появиться на людях.

– Джейс, разве в этом суть тоста? – упрекнула его Клэри, которая встревоженно смотрела на Диего – тот был очень бледен.

– Вчетвером? – Эмма обвела глазами холл. – Алек тоже здесь?

Не успел Магнус ответить, как дверь Убежища распахнулась и вошел высокий, крепкий мужчина – Роберт Лайтвуд, который занимал пост Инквизитора. Инквизитор был вторым человеком после Консула Идриса и занимался расследованием нарушений Закона со стороны Сумеречных охотников.

Джулиан встречался с Инквизитором всего один раз, когда ему пришлось предстать перед Советом и дать показания о нападении Себастьяна на Институт. Он помнил, как держал в руке Меч Смерти. В тот миг ему казалось, словно истину вытягивают наружу ножами и крюками, словно все у него внутри рвется на части.

Он никогда не лгал, когда его спрашивали о том нападении, никогда не хотел солгать о нем и не планировал делать этого. Но боль от этого не становилась легче. Когда Джулиан взял в руки Меч Смерти, пусть и ненадолго, боль в его сознании навсегда связалась с правдой.

Инквизитор подошел к нему. Роберт Лайтвуд стал немного старше с момента их последней встречи, в его волосах появилось больше седины. Но взгляд его синих глаз был все таким же – суровым и холодным.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Несколько часов назад недалеко от Института было зафиксировано применение некромантии, но ваш дядюшка утверждает, что ничего не знает об этом. Более того, он отказывается говорить, куда пропадали вы.

Он развернулся на каблуках и обвел глазами всю группу. Его взгляд задержался на Марке.

– Марк Блэкторн? – с недоверием произнес он.

– Я это уже сказала, – заметила Клэри. Джулиану показалось, что ей не слишком по душе ее будущий свекор – если, конечно, он собирался им стать. Как ни странно, Джулиан не знал, хотят ли Джейс и Клэри пожениться.

– Да, – ответил Марк.

Он стоял, гордо подняв голову, словно перед расстрелом. Когда он встретился глазами с Робертом Лайтвудом, Джулиан заметил, как Инквизитор поморщился, увидев глаза Дикой Охоты на лице нефилима.

И эти глаза обвиняли Конклав. Они говорили: «Вы бросили меня. Вы не защитили меня. Я был один».

– Я вернулся, – сказал Марк.

– Дикая Охота не могла просто так тебя отпустить, – заметил Инквизитор. – Ты был для них слишком ценен. Фэйри не возвращают того, что забрали однажды.

– Роберт… – начал Магнус.

– Скажите, что я неправ, – перебил его Роберт Лайтвуд. – Магнус? Кто-нибудь?

Магнус молчал. Лицо его опечалилось. Золотые глаза Джейса были непроницаемы.

Дрю пискнула от испуга. Клэри повернулась к Роберту.

– Несправедливо допрашивать их, – сказала она. – Они ведь просто дети.

– Думаешь, я забыл, каких дел натворили вы с Джейсом, когда были «просто детьми»?

– С этим не поспоришь.

Джейс улыбнулся Джулиану и Эмме, и его улыбка была подобна золоту, разлившемуся по стали. Было видно, что его мягкость обманчива, что под ней скрывается нечто такое, что заслужило Джейсу звание лучшего Сумеречного охотника своего поколения.

– Мы не применяли некромантию, – сказал Джулиан. – В ней не было необходимости. А фэйри всегда готовы пойти на сделку.

На пороге Убежища возникло два силуэта – Ансельм Найтшейд, на сухом лице которого читалось беспокойство, и усталый дядюшка Артур, который держал в руке бокал вина. Джулиан специально оставил бутылку в Убежище – вино было первоклассным.

Защитные чары Убежища распространялись лишь на узкую полоску пола возле двери. Ансельм сделал шаг вперед, поморщился и отступил обратно в тень.

– Артур, ты утверждаешь, что весь вечер обсуждал Софокла с Ансельмом Найтшейдом? – спросил Роберт Лайтвуд.

– «Тех, кто злое принимать привык за благо, приведут к злодейству боги, горе ждет их каждый час», – произнес Артур.

Роберт изогнул бровь.

– Это цитата из «Антигоны», – устало объяснил Джулиан. – Он хочет сказать «да».

– Пройди в холл, Артур, – сказал Роберт. – Не заставляй меня думать, что ты прячешься в Убежище.

– Когда ты говоришь таким голосом, даже я хочу спрятаться в Убежище, – заметил Магнус. Он вышагивал взад-вперед и переставлял предметы с места на место. Казалось, он действует хаотично, но Джулиан понимал, что это не так. Магнус крайне редко делал что-либо просто так.

Как и Джейс. Джейс сидел на нижней ступеньке лестницы, внимательно наблюдая за происходящим. Джулиан ощутил на себе всю тяжесть его взгляда и прочистил горло.

– Мои младшие братья и сестры никак с этим не связаны, – сказал он. – И Тавви уже на ногах не стоит. Его чуть не убили сегодня.

– Что? – воскликнула Клэри, тревожно сверкнув зелеными глазами. – Как это случилось?

– Я все объясню, – пообещал Джулиан. – Просто отпустите их.

Помедлив, Роберт кратко кивнул.

– Пусть идут.

Джулиан вздохнул с облегчением, когда Тай, Дрю и Ливви с Октавианом на руках пошли по лестнице наверх. На площадке второго этажа Тай ненадолго остановился и взглянул вниз. Он смотрел на Марка, и лицо его выдавало страх.

– Знаете, Инквизитор… Болезнь такая, видно, всем правителям присуща – никогда не доверять друзьям, – заметил Ансельм Найтшейд и поспешно пояснил: – Эсхил.

– Я покинул вечеринку в честь помолвки дочери не ради урока классической литературы, – процедил Роберт. – Тем более здесь не место обитателю Нижнего мира. Ансельм, прошу, подождите нас в Убежище.

Артур передал бокал Ансельму, который иронично поднял его, но скрылся за дверью, обрадовавшись возможности отступить на безопасную территорию.

Как только он ушел, Роберт повернулся к Артуру.

– Что ты знаешь об этом, Блэкторн?

– К нам пришли посланцы фэйри, – ответил Артур. – Они предложили вернуть Марка в семью в обмен на то, что мы поможем им узнать, кто убивает фэйри в Лос-Анджелесе.

– И ты не сказал об этом Конклаву? – спросил Роберт. – Зная, что нарушаешь Закон, что нарушаешь условия Холодного мира…

– Я хотел, чтобы мой племянник вернулся домой, – сказал Артур. – Разве ты не поступил бы так же ради своей семьи?

– Ты – Сумеречный охотник! – воскликнул Роберт. – Когда стоит выбор между семьей и Законом, ты должен выбирать Закон!

– Lex malla, lex nulla, – произнес Артур. – Ты ведь знаешь девиз нашей семьи.

– Он поступил верно. – В голосе Джейса не было ни тени веселья. – Я бы сделал то же самое. Как и любой из нас.

Роберт, казалось, с трудом держит себя в руках.

– И вам удалось это выяснить? Вы узнали, кто убивает фэйри?

– Мы выяснили это сегодня вечером, – ответил Джулиан. – Это был Малкольм Фейд.

Магнус замер, его кошачьи глаза полыхнули огнем.

– Малкольм? – Он пораженно взглянул на Джулиана и подошел к нему. – С чего вы вообще решили, что это чародей? На основании лишь того, что мы знаем магию? Неужели вы считаете, что любая черная магия – это наших рук дело?

– Он сам признался во всем, – объяснил Джулиан.

Клэри от удивления приоткрыла рот. Джейс не двинулся с места. Его лицо было непроницаемо.

Роберт помрачнел.

– Артур, ты – глава Института. Говори. Или же ты хочешь, чтобы нам рассказал все твой племянник?

– Артур знает не все, – признался Джулиан. – Мы хранили кое-что в секрете.

Артур приложил руку ко лбу, словно почувствовав головную боль.

– Раз уж меня держали в неведении, – сказал он, – пусть говорит Джулиан.

Холодный взгляд Роберта скользнул по собравшимся и остановился на Диего.

– Центурион, – произнес Инквизитор. – Сделай шаг вперед.

Джулиан напрягся. Диего. Он не учел его присутствия, а между тем Диего был Центурионом и, значит, его связывала клятва сообщать Конклаву только правду. Само собой, Роберт предпочтет услышать рассказ Диего, вместо того чтобы говорить с Джулианом.

Он понимал, что у Роберта нет причин с ним беседовать. Он не был главой Института. Им руководил Артур. И неважно, что он годами отвечал на письма Роберта и уже узнавал его стиль лучше, чем любой из собравшихся. Неважно, что они прекрасно знали друг друга по официальной корреспонденции. Он все равно был просто мальчишкой-подростком.

– Да, Инквизитор? – откликнулся Диего.

– Расскажи нам о Малкольме Фейде, – велел Роберт.

– Малкольм не тот, за кого он себя выдавал, – сказал Диего. – На нем лежит вина за множество смертей. Это он убил родителей Эммы.

Роберт покачал головой.

– Как такое возможно? Карстерсов убил Себастьян Моргенштерн.

При упоминании о Себастьяне Клэри побледнела и посмотрела на Джейса, который ответил ей таким же тревожным взглядом, в котором читалась память о долгой общей истории.

– Нет, – сказала Клэри. – Это не так. Себастьян был убийцей, но Эмма никогда не верила, что он виновен в гибели ее родителей. В это не верили и мы с Джейсом. – Она повернулась к Эмме. – И ты была права. Я всегда знала, что однажды ты это докажешь. Мне очень жаль, что убийцей оказался Малкольм. Он ведь был вам другом.

– Как и мне, – сдавленным голосом произнес Магнус. Клэри подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– А еще он был верховным магом, – заметил Роберт. – Как это произошло? Что вы имеете в виду, говоря, что он убивал людей?

– В Лос-Анджелесе произошла целая серия убийств, – ответил Диего. – Он подстрекал простецов к убийствам и затем забирал себе части их тел, необходимые для ритуала некромантии.

– Об этом нужно было сообщить Конклаву! – Роберт был вне себя от ярости. – Вы должны были обо всем сообщить Конклаву, как только к вам пришли посланцы фэйри…

– Инквизитор, – усталым голосом перебил его Диего. Правый рукав его доспехов пропитался кровью. – Я – Центурион. Я подчиняюсь напрямую Совету. Я тоже не сообщил о происходящем, потому что события развивались так быстро, что промедление было смерти подобно. – Он не смотрел на Кристину. – Получив мое донесение, Конклав начал бы расследование заново. Времени на это не было, ведь на кону стояла жизнь ребенка. – Он приложил ладонь к груди. – Если вы сочтете, что меня нужно лишить медальона, я все пойму. Но я не изменю своему слову и до конца буду утверждать, что Блэкторны поступили правильно.

– Я не собираюсь лишать тебя медальона, Диего Росио Розалес, – ответил Роберт. – У нас мало Центурионов, а ты один из лучших. – Он критически осмотрел Диего, его окровавленную руку и измученное лицо. – Завтра ты должен будешь отчитаться перед Советом, но пока залечи свои раны.

– Я пойду с ним, – вызвалась Кристина.

Она помогла Диего подняться по лестнице, подхватив его под руку. Марк проводил их взглядом, и вскоре они исчезли в тени.

– Роберт, – сказал Джейс, когда они ушли, – когда Джулиану было двенадцать, он давал показания перед Советом. С тех пор прошло пять лет. Позволь ему говорить.

Несмотря на явную неохоту, Роберт кивнул.

– Что ж, хорошо, – произнес он. – Все хотят услышать твой рассказ, Джулиан Блэкторн. Так говори.

И Джулиан заговорил. Спокойно, без лишних деталей он стал описывать ход расследования – от обнаружения первых тел до осознания, что во всех смертях повинен Малкольм.

Эмма смотрела на своего парабатая и представляла, насколько иначе все могло сложиться, если бы пятью годами ранее Себастьян Моргенштерн не напал на Институт Лос-Анджелеса.

В представлении Эммы существовало два Джулиана: Джулиан до нападения, который был обычным мальчишкой, который любил родителей, но порой и сердился на них, который был братом среди братьев и сестер и вечно играл с ними, и спорил, и дразнил их, и хохотал.

И Джулиан после. Джулиан, еще ребенок, который учился кормить и пеленать малыша, готовить разные блюда для четверых братьев и сестер и угождать их вкусам. Джулиан, который скрывал кабинет безумного дядюшки от множества взрослых, готовых в любую минуту забрать у него детей. Джулиан, который просыпался от кошмаров, в которых что-то случалось с Таем, Ливви и Дрю.

Эмма всегда была рядом и поддерживала его, но не понимала, через что он проходит. Да и как она могла это понять, не зная об Артуре, даже не догадываясь, насколько на самом деле одинок Джулиан? Она только знала, что кошмары с годами рассеялись и сменились спокойной уверенностью, непоколебимой решительностью, перед которой отступила даже его детская мягкость.

Он давным-давно не был мальчишкой. Он уже не был тем мальчишкой, которого Эмма могла представить на месте своего парабатая. Она бы никогда не влюбилась в того Джулиана. Она влюбилась в этого Джулиана, влюбилась, сама того не заметив, ведь как осознанно влюбиться в человека, о существовании которого ты мог только догадываться?

Интересно, замечал ли Марк то же несоответствие между старым Джулианом и новым? Видел ли он его в том, как Джулиан стоял перед Инквизитором и рассказывал обо всем, словно они были на равных? Видел ли он, как аккуратно Джулиан описывает все события и оставляет за кадром детали, как он легко объясняет, почему они не могли ни о чем рассказать Конклаву? Как он опускает упоминания о Ките и Джонни Граче? В его изложении все это превратилось в серию неизбежных событий, в которых никто не был виноват, которые невозможно было ни предвидеть, ни предотвратить, и, рассказывая о них, он ни взглядом, ни жестом не выдавал своего обмана.

Когда он закончил, Эмма содрогнулась. Она любила Джулиана, она полюбила его навеки. Но в этот момент она его немного испугалась.

– Малкольм создавал убийц? – уточнил Роберт, когда Джулиан замолчал.

– Это вполне логично, – заметил Магнус. Он положил подбородок на руку и длинным пальцем касался своей скулы. – Одна из причин запрета некромантии в том и состоит, что для многих ритуалов требуются такие предметы, как руки убийц, совершивших хладнокровные преступления, или глаза повешенных, в которых сохранилось изображение того, что они видели перед смертью. План получить эти ингредиенты, подстроив ситуации, в которых они создаются, был весьма хитроумен. – Похоже, в этот момент он заметил на себе взгляд Роберта. – И очень коварен. Очень.

– Артур, твой племянник рассказал вполне убедительную историю, – сказал Роберт. – Но ты, судя по всему, не принял в ней никакого участия. Как так случилось, что ты не заметил всего этого?

Джулиан подал историю таким образом, чтобы отсутствие Артура не вызывало подозрений. Но Роберт был очень проницателен – видимо, поэтому его и выбрали на пост Инквизитора.

Эмма встретилась глазами с Клэри. Она вспомнила, как Клэри опустилась перед ней на колени в Идрисе, как простерла к ней руки, как похвалила Кортану… Эмма подумала, что дети никогда не забывают тех, кто проявил к ним доброту.

– Роберт, – сказала Клэри, – для этого нет нужды. Им пришлось принимать непростые решения, но неверными решениями их не назвать.

– Что ж, Клэри, тогда позволь мне спросить об этом у Артура, – ответил Роберт. – Какое наказание должно ждать нефилимов, даже юных нефилимов, которые нарушили Закон?

– Это зависит от того, – начал Артур, – не понесли ли они свое наказание, когда пять лет назад лишились отца, брата и сестры.

Роберт вспыхнул.

– Семью у них отняла Темная война…

– Но Конклав отнял Марка и Хелен, – возразил Магнус. – Мы ожидаем предательства от врагов, но не от тех, кто должен о нас заботиться.

– Мы бы защитили Марка, – сказал Роберт Лайтвуд. – Не стоило бояться Конклава.

Артур побледнел, его зрачки расширились. И все же Эмма ни разу еще не слышала, чтобы он говорил так ясно и так убедительно. Это казалось невероятным.

– Разве? – спросил он. – Почему же тогда Хелен до сих пор живет на острове Врангеля?

– Там она в безопасности, – бросил Роберт. – Есть нефилимы – и лично я не отношусь к их числу, – которые до сих пор ненавидят фэйри за предательство во время Темной войны. Как же они отнесутся к Хелен, если она будет жить среди других Сумеречных охотников?

– Значит, защитить Марка не в ваших силах, – ответил Артур. – Ты только что это признал.

Не успел Роберт возразить, как Джулиан вмешался:

– Дядюшка Артур, скажите правду.

Артур озадаченно посмотрел на племянника. Он был в трезвом уме, но все равно, похоже, не понимал, о чем тот говорит. Он часто и тяжело дышал, как и тогда, в Убежище, когда его мучила головная боль.

Джулиан повернулся к Роберту.

– Артур хотел обратиться к Совету, как только Волшебный народ привел сюда Марка, – объяснил он. – Мы умоляли его не делать этого. Мы боялись, что брата снова заберут у нас. Мы решили, что, если раскроем убийства, если Марк поможет нам с этим, Совет будет к нему более благосклонен. Мы надеялись, что так ему позволят остаться с нами.

– Но вы хоть понимали, что делаете? – спросил Инквизитор. – Если Малкольм и правда искал темной власти, он мог бы стать угрозой Конклаву. – Тон Роберта, впрочем, выдавал его неуверенность.

– Он не искал власти, – ответил Джулиан. – Он хотел вернуть свою возлюбленную из мертвых. Он совершил ужасный поступок. И сам поплатился жизнью, как и должен был. Но других целей у него не было. Ему не было дела до Конклава и до Сумеречных охотников. Все его мысли были лишь о ней.

– Бедный Малкольм, – тихо произнес Магнус. – Никому не пожелаешь вот так потерять любимого человека.

– Роберт, – сказал Джейс, – эти ребята не сделали ничего плохого.

– Может, и нет, но я Инквизитор. Я вряд ли смогу это скрыть. Малкольм Фейд мертв, он забрал Черную книгу с собой на дно океана, а в Институте без ведома его главы случилось столько всего…

Джулиан сделал шаг вперед.

– Дядюшка Артур кое-чего вам не сказал, – заявил он. – Нельзя сказать, что он пустил все на самотек и сам не принял участия в расследовании. Он отслеживал другой источник черной магии.

Говоря это, Джулиан смотрел на Магнуса. Магнус уже помогал им раньше. Казалось, Джулиан просит его поверить ему и понять все без слов.

– Ансельм Найтшейд не просто так оказался в Убежище, – продолжил Джулиан. – Артур пригласил его, догадываясь, что сегодня вы будете здесь.

Роберт изогнул бровь.

– Это правда, Артур?

– Скажи им, дядюшка, – многозначительно глядя на Артура, произнес Джулиан. – Они все равно узнают об этом.

– Я… – Артур непонимающе смотрел на Джулиана. Эмма похолодела. Джулиан как будто силой мысли заставлял дядюшку подыгрывать ему. – Я не хотел упоминать об этом, потому что все это меркнет в сравнении с тем, что мы узнали о Малкольме.

– И все же?

– Найтшейд использует черную магию, чтобы получать прибыль, – объяснил Джулиан. Его голос звучал спокойно, даже немного печально. – Он гребет деньги лопатой, добавляя в пиццу вызывающие зависимость порошки.

– Так и есть! – воскликнула Эмма, скрыв тем самым пораженное молчание Артура. – В городе полно людей, которые так пристрастились к этой пицце, что на все готовы ради нового куска.

– Рабы пиццы? – переспросил Джейс. – Это явно самое странное… – Он осекся, когда Клэри наступила ему на ногу. – Это серьезное обвинение. Демонические порошки, вызывающие привыкание, точно требуют проверки.

Джулиан подошел к гардеробу и распахнул дверцу. На пол выпало несколько пустых коробок из-под пиццы.

– Магнус? – произнес Джулиан.

Магнус перекинул шарф через плечо и подошел к коробкам. Он так торжественно приподнял крышку верхней из них, словно открывал старинный сундук с сокровищами.

Он занес руку над коробкой, повернул ее сначала влево, потом вправо, а затем поднял глаза.

– Артур прав, – сказал он. – Черная магия.

Из Убежища раздался вопль.

– Предательство! – прокричал Ансельм. – Et tu, Brute?

– Он не может выйти, – объяснил побледневший Артур. – Внешняя дверь закрыта.

Роберт вбежал в Убежище. Спустя секунду Джейс и Клэри последовали за ним. В холле остался лишь Магнус, который сунул руки в карманы и посмотрел на Джулиана серьезными золотисто-зелеными глазами.

– Неплохо, – сказал он. – Не знаю даже, что еще здесь можно сказать.

Джулиан взглянул на Артура, который прислонился к стене возле двери в Убежище и прикрыл глаза. Его лицо исказилось от боли.

– Гореть мне за это в аду, – тихо пробормотал он.

– Нет никакого стыда в том, чтобы гореть за свою семью, – заметил Марк. – Я с радостью буду гореть рядом.

Джулиан с удивлением и благодарностью посмотрел на него.

– Как и я, – сказала Эмма и повернулась к Магнусу. – Прости меня. Это я убила Малкольма. Я знаю, он был тебе другом, и я…

– Он был мне другом, – перебил ее Магнус. Его глаза потемнели. – Я знал, что его возлюбленная умерла, но и только. Конклав предал его, как предал и тебя. Я прожил долгую жизнь, я видел много предательств и много разбитых сердец. Есть те, кто позволяет тоске поглотить себя целиком. Кто забывает, что больно не только им одним. Если бы Алек погиб… – Он посмотрел на свои руки. – Мне остается лишь надеяться, что я не поступил бы так же.

– Я рада, что наконец-то узнала, что случилось с моими родителями, – сказала Эмма. – Наконец-то я это знаю.

Никто не успел ничего добавить к ее словам – у входа в Убежище послышался шум. На пороге вдруг появился Джейс. Его элегантный пиджак был разорван, светлые волосы растрепались. Он посмотрел на собравшихся и улыбнулся такой яркой улыбкой, что она, казалось, осветила весь холл.

– Клэри загнала Найтшейда в угол, – сообщил он. – Он довольно проворен для такого старого вампира. Кстати, спасибо за разрядку! Я-то думал, сегодня вечером будет скучно!

Когда Инквизитор увел Найтшейда (который, разумеется, поклялся отомстить), а все остальные разбрелись по комнатам, Марк выглянул на крыльцо.

Приближался рассвет. Вдалеке, на востоке, первые лучи солнца начинали появляться над океаном. Поверхность воды серебрилась, как будто сквозь трещину в небе на нее разлили белую краску.

– Марк, – произнес кто-то у него за спиной.

Марк обернулся. Сзади стоял Джейс Эрондейл.

Марку было странно смотреть на Джейса и Клэри, и он сомневался, что хоть кто-то из его братьев и сестер смотрел на них так же. В конце концов, когда он видел их в последний раз, им было столько, сколько сейчас Джулиану. Они стали последними Сумеречными охотниками, которых он встретил, прежде чем исчезнуть в Охоте.

Нельзя сказать, что они изменились до неузнаваемости, ведь им было всего двадцать один и двадцать два. Но вблизи Марк понимал, что Джейс приобрел непостижимую ауру решительности и взрослости. Он был уже не тот юноша, который дрожащим голосом сказал Марку: «Теперь ты в Дикой Охоте».

– Марк Блэкторн, – произнес Джейс. – Я хотел учтиво заметить, что ты изменился, но этого не произошло.

– Я изменился, – возразил Марк. – Просто ты не можешь этого увидеть.

Джейсу, похоже, понравился такой ответ. Он кивнул и посмотрел в сторону океана.

– Однажды какой-то ученый сказал, что, если бы океан был таким же прозрачным, как небо, если бы мы видели сквозь толщу воды, никто бы никогда по доброй воле не вошел в море. Там, в его невероятных глубинах, таятся ужасы.

– Это слова человека, который не знает ужасов небес, – заметил Марк.

– Может, и так, – сказал Джейс. – Ты еще хранишь тот колдовской огонь, что я тебе дал?

Марк кивнул.

– Он всегда был со мной в стране фэйри.

– За всю свою жизнь я подарил колдовские огни только двум людям, – произнес Джейс. – Клэри и тебе. – Он склонил голову набок. – Когда я встретил тебя в тех тоннелях, я кое-что в тебе разглядел. Ты боялся, но не собирался сдаваться. Я ни на секунду не сомневался, что мы с тобой еще встретимся.

– Правда? – недоверчиво переспросил его Марк.

– Правда. – Джейс улыбнулся открытой улыбкой. – Не забывай, что Институт Нью-Йорка всегда на твоей стороне. Напомни об этом Джулиану, если он еще раз попадет в беду. Руководить Институтом непросто. Уж я-то знаю.

Марк попытался возразить, но Джейс уже развернулся и зашел обратно в Институт, где его ждала Клэри. Впрочем, Марк сомневался, что Джейс обратил бы внимание на его протесты. Он явно понимал, что происходит, но не собирался нарушать шаткое равновесие.

Марк снова оглядел горизонт. Светлело. Дорога и шоссе, пустынные деревья – все постепенно становилось ярче в свете дня. И вдалеке стоял Кьеран, смотревший на море. Марк видел только его силуэт, но даже силуэта Кьерана было достаточно, чтобы не спутать его ни с кем на свете.

Он спустился с крыльца и подошел к Кьерану. Его одежда была испачкана, лезвие меча, пристегнутого к бедру, покрыто кровью.

– Кьеран, – сказал Марк.

– Ты останешься? – спросил Кьеран, а затем горько ухмыльнулся. – Конечно, ты останешься.

– Если ты спрашиваешь, останусь ли я со своей семьей или вернусь в Дикую Охоту, то да, это верный ответ, – произнес Марк. – Расследование окончено. Убийца и его Слуги мертвы.

– Но условия сделки были иными, – возразил Кьеран. – Сумеречные охотники должны были передать убийцу на суд фэйри, и мы должны были осуществить правосудие.

– Учитывая, что Малкольм погиб, а Иарлаф совершил непростительное предательство, я полагаю, твой народ снисходительно отнесется к моему выбору, – сказал Марк.

– Мой народ, – повторил Кьеран. – Ты ведь знаешь, от них не стоит ждать снисхождения. Они не проявили снисхождения ко мне.

Марк вспомнил, как впервые увидел черные глаза Кьерана, которые вызывающе смотрели из-под его спутанных темных волос. Он вспомнил, как обрадовались остальные Охотники возможности поиздеваться над принцем. Как Кьеран терпел их насмешки, лишь высокомерно изгибая в улыбке тонкие губы и гордо вскидывая подбородок. Как он свыкся с тем, что отец выбросил его в Охоту, как выбрасывают на улицу надоевшего пса. У Кьерана не было брата, который любил бы его и сражался бы за него. У него не было Джулиана.

– Но я встану на твою сторону, – сказал Кьеран, посмотрев Марку прямо в глаза. – Я скажу им, что ты вправе остаться. – Он помедлил. – Мы… Мы еще увидимся?

– Сомневаюсь, Кьеран, – как можно мягче ответил Марк. – Слишком многое случилось между нами.

На лице у Кьерана промелькнула боль, которую он тотчас скрыл. Его волосы стали серебристо-голубыми, как океан на рассвете.

– Я не ожидал другого ответа, – сказал он. – И все же надеялся его получить. Надежду убить нелегко. Но я давно потерял тебя.

– Не так уж давно, – возразил Марк. – Ты потерял меня, когда пришел сюда с Гвином и Иарлафом и позволил им высечь моего брата. Я бы простил тебя за боль, причиненную мне. Но я никогда не прощу тебя за то, что выстрадали Джулиан и Эмма.

– Эмма? – удивился Кьеран и нахмурил брови. – Я думал, твое сердце стремится к другой девушке. К твоей принцессе.

Марк усмехнулся.

– Во имя Ангела, – сказал он и заметил, как Кьеран поморщился от этой присказки нефилимов, – твоя ревность тебя ослепляет. Кьеран… Неважно, есть ли между нами кровные узы. Все мы, все, кто живет под этой крышей, связаны невидимыми узами любви и долга, верности и чести. Это и значит быть Сумеречным охотником. Семья…

– Откуда мне знать, что такое семья? Отец продал меня в Дикую Охоту, а матери я никогда не знал. У меня дюжина братьев, каждый из которых спит и видит, когда я умру. Марк, у меня есть только ты.

– Кьеран…

– И я люблю тебя, – сказал Кьеран. – Ты единственное на этой земле и под этими небесами, что я действительно люблю.

Марк посмотрел Кьерану в глаза и увидел в них, как и всегда, ночное небо. И почувствовал предательскую тягу в груди, которая шептала ему, что облака могут стать ему дорогой. Что ему не обязательно волноваться о том, что заботит людей: о деньгах, о крыше над головой, о законах и правилах. Он может скакать по небу над ледниками, над густыми лесами, о существовании которых люди и не догадывались. Он может спать среди руин городов, затерянных веками. Ему не нужна была бы крыша над головой, он довольствовался бы и одеялом. Он мог бы лежать в объятиях Кьерана и считать звезды.

Но он всегда называл звезды именами братьев и сестер. Мысль о свободе была прекрасна, но иллюзорна. Человеческое сердце всегда сковано цепями любви.

Марк снял с шеи цепочку, на которой висела эльфийская стрела. Он коснулся руки Кьерана, повернул ее ладонью вверх и вложил в нее кулон.

– Стрелы Дикой Охоты мне больше не понадобятся, – сказал он. – Возьми ее и вспоминай обо мне.

Кьеран сжал стрелу в кулаке, его костяшки побелели.

– Пока не померкнут все звезды, я не забуду тебя, Марк Блэкторн.

Марк легко коснулся щеки Кьерана. Глаза принца фэйри были огромны, но в них не было слез. И все же Марк видел в них великую дикость одиночества. Тысячу темных ночей без надежды вернуться домой.

– Я не прощаю тебя, – сказал он. – Но ты пришел помочь нам. Я не знаю, что бы случилось, если бы ты этого не сделал. Поэтому, если я понадоблюсь тебе – если понадоблюсь по-настоящему, – зови меня, и я приду.

Кьеран полуприкрыл глаза.

– Марк…

Но Марк уже отвернулся от него. Кьеран смотрел ему вслед. Хоть сам он не произнес ни слова и не пошевелился, стоявший у обрыва Ветрогон поднялся на дыбы и заржал, рассекая копытами воздух.

Окно Джулиана выходило в пустыню. За последние пять лет у него была масса возможностей перебраться в комнату Марка, откуда был виден океан, но это означало расстаться с надеждой на то, что Марк однажды вернется. Кроме того, это была единственная комната с небольшим диванчиком у подоконника, на котором лежали потертые подушки. Они с Эммой долгие часы проводили здесь вместе, читая и рисуя, и солнце, пробиваясь сквозь стекло, обращало ее светлые волосы огнем.

Теперь он сидел на диванчике один. Окно было приоткрыто – Джулиан надеялся, что свежий воздух прогонит запахи, которые преследовали его даже после душа: запахи крови и влажного камня, морской воды и черной магии.

Вот все и закончилось, подумал он. Даже самая странная ночь в его жизни. Клэри отвела их с Эммой в сторонку, когда Ансельма схватили, обняла их и напомнила, что они в любой момент могут ей позвонить. Джулиан понял – так Клэри мягко намекнула им обоим, что нет ничего страшного в том, чтобы разделить с ней всю тяжесть, которую им приходится нести у себя на плечах.

А еще понял, что никогда этого не сделает.

Телефон зазвонил. Он взглянул на экран – пришло сообщение от Эммы. Она прислала ему фотографию. Никаких слов – просто снимок ее гардеробной: открытая дверь, фотографии, карты, записки, газетные вырезки.

Натянув джинсы и футболку, Джулиан вышел в коридор. В Институте царила мертвая тишина. Все спали. Единственным звуком был шорох пустынного ветра, который скользил по камню и стеклу.

Эмма сидела в изножье кровати. Телефон лежал на полу возле нее. Она была в длинной ночной рубашке, исчерченной полосами, которые казались ослепительно белыми в свете луны.

– Джулиан, – сказала она, даже не обернувшись. – Ты ведь не спал? Я почувствовала, что ты не спишь.

Она поднялась на ноги, не сводя глаз с гардеробной.

– Не знаю, что теперь со всем этим делать, – призналась она. – Я так долго собирала любые зацепки, любые улики, строила догадки и предположения, думала об этом и ни о чем больше. Это было моей великой тайной, это вело меня по жизни. – Она посмотрела на Джулиана. – А теперь это просто шкаф, забитый мусором.

– Я не знаю, что тебе с этим делать, – ответил Джулиан. – Но точно знаю, что сейчас тебе не стоит об этом думать.

Волосы Эммы были распущены и струились у нее по плечам. Джулиан с силой вдавил пальцы в ладони, чтобы не притянуть ее к себе, не зарыться в эти волосы лицом и руками.

Вместо этого он посмотрел на заживающие раны у нее на руках, на бледнеющий красный ожог на запястье – на все свидетельства того, что ночка выдалась не из легких.

Но, с другой стороны, а когда им бывало легко?

– Марк остается, – сказала Эмма. – Верно? Конклав ведь не может теперь отправить его обратно?

«Марк. Прежде всего она подумала о Марке». Но Джулиан отбросил эту мысль – она была смешной, даже нелепой. Им ведь уже не по двенадцать лет.

– Не может, – ответил Джулиан. – Официально он не был изгнан. Его только запрещалось искать. И мы не искали его: он сам нашел дорогу домой. К тому же, учитывая его помощь в деле с Малкольмом, если Конклав и попытается что-то предпринять, поддержки он не найдет.

Эмма мимолетно улыбнулась ему, а затем залезла в кровать и сунула под одеяло свои длинные ноги.

– Я проверила, как дела у Диего и Кристины, – сказала она. – Он отключился у нее в кровати, а она заснула рядом. Завтра я обязательно посмеюсь над ней.

– Кристина его любит? – спросил Джулиан, садясь на кровать.

– Точно не знаю. – Эмма пошевелила в воздухе пальцами. – У них, ну, знаешь… все сложно.

– Нет, не знаю. – Джулиан повторил ее жест. – Что это означает?

– Запутанные любовные дела, – сказала Эмма, натягивая на себя одеяло.

– То есть эти пассы пальцами означают запутанные любовные дела? Пожалуй, я запомню на будущее.

Джулиан почувствовал, как его губы изогнулись в улыбке. Только Эмма могла заставить его улыбнуться после такой ужасной ночи.

Она отогнула уголок одеяла.

– Останешься? – спросила она.

Не было на свете ничего такого, чего бы Джулиан хотел сильнее, чем лечь рядом с ней и очертить ее лицо своими легкими пальцами: широкие скулы, острый подбородок, полузакрытые глаза, шелковые ресницы. Его тело и разум истощились, слишком устали даже для желания, но ему все равно хотелось близости и дружбы. Прикосновения к ее коже успокаивали его так, как ничто иное.

Он вспомнил, как несколько часов не сомкнул глаз на пляже, пытаясь запомнить, каково это – обнимать Эмму. Они много раз спали рядом, но прежде он не понимал, как восхитительно держать в своих руках другого человека. Подстраивать свое дыхание под его дыхание.

Не снимая одежды, он лег на кровать рядом с Эммой и забрался под одеяло. Она лежала на боку, положив руку под голову. Она смотрела на него серьезно, решительно.

– Джулиан, сегодня ты разыграл все карты так искусно, что я даже испугалась.

Он коснулся кончиков ее волос и тут же отнял руку. Его тело охватило огнем, который как будто пронизывал его насквозь.

– Тебе не стоит меня бояться, – сказал он. – Никогда. Ты из тех людей, которым я никогда не причиню боль.

Она протянула руку и приложила ладонь к его сердцу. На Джулиане была футболка, но ему казалось, что она касается его кожи.

– Расскажи мне, что случилось с Артуром и Ансельмом, когда мы вернулись, – попросила Эмма. – Самой мне этого не понять.

И он рассказал ей. Он рассказал ей, как много месяцев на всякий случай сливал остатки зелья, которое Малкольм варил для Артура, в бутылку вина. Как оставил эту бутылку в Убежище, не зная, когда именно она пригодится. Как на точке пересечения он понял, что Артур должен быть в здравом уме и трезвой памяти, когда они вернутся. Как он позвонил Артуру и велел ему предложить вина Ансельму и выпить самому, понимая, что лекарство подействует только на дядюшку. Как он корил себя за то, что подливал дядюшке зелье без его ведома. Как он заранее на всякий случай сложил пустые коробки из-под пиццы в гардеробе, стоящем в холле. Как переживал из-за того, что плохо поступает с Ансельмом, который не заслуживал ожидающего его наказания. Как порой он не знал, кто он такой, каким образом он делает то, что делает, и есть ли способ поступить иначе.

Когда он закончил, Эмма подвинулась к нему и легко коснулась его щеки. От нее пахло розовым мылом.

– Я знаю, кто ты, – сказала она. – Ты мой парабатай. Ты – тот, кто делает, что нужно, потому что больше некому.

Парабатай. Он никогда прежде не ощущал в этом слове такой горечи. Но теперь он подумал обо всех годах, которые ждали их впереди и в которых не найдется ни минуты, когда они с Эммой оказались бы в полной безопасности. Ни единого шанса прикоснуться друг к другу, поцеловаться или поддержать друг друга, не опасаясь выдать свою тайну. И вдруг его захлестнуло целой волной чувств.

– Может, нам убежать? – спросил он.

– Убежать? – озадаченно повторила Эмма. – Куда?

– Куда-нибудь, где нас не найдут. Я смогу. Я смогу найти такое место.

Ее глаза были полны сочувствия.

– Но они поймут, почему мы сбежали. И мы никогда не сможем вернуться.

– Они простили нас за нарушение Холодного мира, – сказал Джулиан и понял, что в его голосе сквозит отчаяние. Слова сами срывались с его губ, но эти слова он хотел и не отваживался произнести годами: эти слова шли из той части его души, которую он так долго запирал ото всех, что уже и сам сомневался в ее существовании. – Им нужны Сумеречные охотники. Нас слишком мало. Может, они простят нас и за это.

– Джулиан, ты никогда не сможешь ужиться с собой, если покинешь детей. И Марка. И Хелен. Марк ведь только вернулся назад. Нам нельзя так поступить.

Джулиан сдерживал мысли о них, мысли о братьях и сестрах, как Посейдон сдерживает огромные волны.

– Ты говоришь так, потому что не хочешь сбегать со мной? Если ты этого не хочешь…

Издалека раздался плач. Тавви.

Джулиан тотчас вскочил с кровати и ступил босыми ногами на холодный пол.

– Мне нужно идти.

Эмма приподнялась на локтях. Ее лицо было серьезно, темные глаза широко раскрыты.

– Я пойду с тобой.

Они поспешили к Тавви. Дверь была приоткрыта, внутри тускло светился колдовской огонь. Тавви лежал в своем шатре, ворочаясь и беспокоясь во сне.

Эмма тут же опустилась на колени возле него и провела ладонью по его растрепанным каштановым волосам.

– Малыш, – прошептала она. – Бедняжка, какая тебе выдалась ночь.

Она легла на бок лицом к Тавви, а Джулиан устроился по другую сторону от него. Тавви вскрикнул и повернулся к Джулиану. Его дыхание становилось все ровнее. Он снова засыпал.

Джулиан посмотрел на Эмму поверх кудрявой головы братишки.

– Ты помнишь? – спросил он.

Он видел по ее глазам, что она все помнила. Она помнила те годы, когда они присматривали за остальными и часто спали рядом с Тавви, Дрю, Таем и Ливви.

– Помню, – ответила она. – Поэтому я и сказала, что ты не сможешь покинуть их. Ты этого не вынесешь. – Она положила голову на руку, и шрам у нее на предплечье вспыхнул белизной. – Я не хочу, чтобы ты всю жизнь сожалел о своем выборе.

– Я уже сделал выбор, о котором буду жалеть всю жизнь, – сказал он, вспомнив огненные круги в Безмолвном Городе и руну у себя на груди. – И теперь я пытаюсь это исправить.

Эмма осторожно опустила голову на пол возле Тавви, и ее светлые волосы стали ей подушкой.

– Как ты сказал о моей гардеробной, – произнесла она, – давай поговорим об этом завтра. Хорошо?

Джулиан кивнул, и она закрыла глаза. Ее дыхание стало глубже, она погрузилась в сон. В конце концов, он ждал очень долго. И мог подождать еще день.

На рассвете Эмма проснулась от кошмарного сна, выкрикивая имена родителей – и Малкольма. Джулиан поднял ее на руки и отнес в ее комнату.