15
Половины такого блаженства узнать серафимы в раю не могли

– Что ты здесь делаешь? – прошипел Марк в темноту.

Он стоял в гардеробе среди вешалок с дорогой одеждой. Ночью в Лос-Анджелесе становилось прохладно даже летом, но одежда была легкой: мужские пиджаки из льна и жатого ситца, женские накидки из шелка и газовой ткани. Было довольно темно, но Марк даже не вздрогнул, когда из-за кожаного плаща появилась бледная рука, которая потащила его за вешалку.

Кьеран. Его волосы были темно-синими, почти черными, цвета волн в разгар шторма. А это означало, что настроение у него отвратительное. Его разноцветные глаза мерцали в темноте.

– А как иначе мне тебя увидеть? – спросил он, прижимая Марка к стене. За вешалками было мало места, там было узко и жарко. Марк ахнул – и не только от того, что с силой ударился спиной о стену. Внутри Кьерана, там, где когда-то его сердце омывали прохладные волны рек страны фэйри, бушевала ярость, волны которой то и дело выплескивались наружу. – Я не могу войти в Институт, только в Убежище. Но меня убьют, обнаружив там. Неужели я должен каждую ночь ждать тебя среди теней пустыни, надеясь, что ты однажды соблаговолишь навестить меня?

– Нет, – ответил Марк, а Кьеран подошел к нему еще ближе. Его колено уперлось в стену между ног Марка. Его слова обжигали, но прикосновения были знакомы: тонкие, холодные пальцы расстегнули пуговицы рубашки Марка, скользнули под нее и дотронулись до его кожи. – Мы не должны встречаться, пока все это не кончится.

Глаза Кьерана метали молнии.

– А что потом? Ты по доброй воле вернешься в Охоту? Ты вернешься ради меня? Неужели ты считаешь меня таким глупцом? Ты ведь всегда ее ненавидел.

– Но во мне не было ненависти к тебе, – сказал Марк.

В гардеробе пахло миллионом духов одновременно: аромат одеколонов, которыми были пропитаны плащи и пиджаки, щекотал Марку ноздри. Это были искусственные запахи, не натуральные: искусственная тубероза, искусственный жасмин, искусственная лаванда. В мире примитивных не было ничего настоящего. Но было ли хоть что-нибудь настоящее в мире фэйри?

– В тебе не было ненависти ко мне? – холодно повторил Кьеран. – Какая честь. Я польщен. Ты хоть скучаешь по мне?

– Я скучаю по тебе, – ответил Марк.

– И я должен тебе верить? Не забывай, полукровка, я прекрасно помню, что ты умеешь лгать.

Марк посмотрел Кьерану в глаза. Там ревел шторм, но за этим штормом Марк видел двух юношей, крохотных, как звезды на далеком небе, которые вместе свернулись под одеялом. Они с Кьераном были одного роста, и ему достаточно было податься вперед, чтобы прижаться губами к его губам.

Принц фэйри на мгновение замер. Он не двигался, скорее медля, чем не желая отвечать. Руки Марка коснулись его лица, и тогда Кьеран ожил и ответил на поцелуй с такой силой, что голова Марка отлетела назад, к стене.

В этом поцелуе чувствовались кровь и холод ночного неба, и на миг Марк снова ощутил, что летит с Охотой. Небо было его дорогой завоевателя. Он скакал по тропинке из звезд на серебристо-белом коне, сотканном из лунного света. Среди криков, и смеха, и слез он пробивал себе дорогу в ночи, и эта дорога открывала мир его пытливым глазам. Он видел места, которых не видел ни один человек, он видел затерянные в горах водопады и скрытые ото всех зеленые долины. Он останавливался на верхушках айсбергов и скакал галопом по пене водопадов, и белые руки водяных нимф тянулись к нему из воды. Он лежал вместе с Кьераном на высоком альпийском лугу, и держал его за руку, и считал рассыпанные по небу миллиарды звезд.

Кьеран отстранился первым.

Марк тяжело дышал.

– Разве в этом поцелуе ты почувствовал ложь?

– Нет. Но… – Кьеран задумался. – Глаза твои сияют для меня или для Охоты?

– В Охоте есть боль и великолепие, – сказал Марк. – Но именно ты помог мне разглядеть это великолепие среди бесконечной боли.

– Та девушка… – начал Кьеран. – Ты вернулся с ней на моем жеребце. – Марк вдруг понял, что он говорит о Кристине. – Я подумал, что ты ее любишь.

Он опустил глаза. Его волосы из черных стали серебристо-синими, как океан после шторма. Марк вспомнил, что Кьеран не старше него самого: хоть он и был из фэйри, над которыми годы не властны, он не прожил еще и двадцати лет. А о людях знал даже меньше Марка.

– Не думаю, что можно влюбиться так быстро, – сказал Марк. – Но она мне нравится.

– Ты не можешь отдать ей сердце, – ответил Кьеран, – но волен делать с ней все, что тебе вздумается.

Марк с трудом сдержал улыбку. Кьеран был по-своему добр. Фэйри ценили обещания верности сердца выше верности тела и духа. Дав слово возлюбленному, каждый должен был держать его. Наказание за нарушенную клятву любви было очень сурово.

– Она – дочь древнего рода, – сказал Марк. – Почти принцесса. Вряд ли она положит на меня глаз.

– Она не раз положила на тебя глаз, пока ты танцевал с блондинкой.

Марк моргнул. Отчасти от удивления, что он так быстро забыл, насколько буквально воспринимают все фэйри. А отчасти от удивления, что сам вспомнил столь человеческое выражение и неосознанно использовал его.

Не стоило даже пытаться объяснить Кьерану, почему Кристина никогда в жизни не пожелает близости с ним.

Она была слишком добра, чтобы показать свое отвращение к его происхождению, но точно испытывала это отвращение, иначе ведь быть не могло. Марк положил руки на талию Кьерану и притянул его к себе, чтобы поцеловать его снова и снова испить воспоминаний об Охоте, которые пьянили его, как сладкое вино.

Они целовались горячо и страстно. Двое юношей, свернувшихся под одеялом, они старались не шуметь, не разбудить остальных. Они целовались, чтобы прогнать дурные мысли, целовались, чтобы забыть о крови и грязи, целовались, чтобы лишиться слез. Руки Марка скользнули под рубашку Кьерана, и он ощутил под пальцами тонкие шрамы. Они оба познали одинаковую боль, но Марка хотя бы хлестали не те, кто называл себя его близкими.

Пальцы Кьерана нетерпеливо теребили перламутровые пуговицы Марка.

– Терпеть не могу одежду простецов, – произнес он сквозь стиснутые зубы.

– Так сними ее с меня, – пробормотал Марк, забыв обо всем на свете и растворившись в воспоминаниях об Охоте. Его руки покоились на руках Кьерана, но мысли были далеко, среди северного сияния, среди неба, расцвеченного синими и зелеными огнями, как сердце океана. Как глаза Блэкторнов.

– Нет. – Кьеран улыбнулся и отступил назад. Его волосы растрепались, рубашка была наполовину расстегнута. Кровь Марка кипела от его желания раствориться в Кьеране и потерять себя. – Однажды ты сказал, что люди хотят того, чего получить не могут. А ты наполовину человек.

– Мы хотим того, чего не можем получить, – согласился Марк. – Но мы любим тех, кто добр к нам.

– Пока мне достаточно и желания, – ответил Кьеран и дотронулся до подвески на шее у Марка. – И воспоминания о моем подарке.

При изготовлении эльфийских стрел применялась магия, и они очень ценились среди Охотников. Кьеран подарил Марку эту стрелу вскоре после того, как присоединился к Дикой Охоте, и приладил ее на цепочку, чтобы Марк мог носить ее у сердца.

– Стреляй без промаха, – сказал Кьеран. – Найди убийцу и возвращайся ко мне.

– Но как же моя семья? – спросил Марк и порывисто сжал руки Кьерана. – Кир, ты должен…

– Возвращайся ко мне, – повторил Кьеран.

Он поцеловал руку Марка и, пригнувшись, прошел под вешалкой. Марк тотчас бросился за ним, но его уже нигде не было видно.

Интерьер театра был роскошен – он словно воспевал славные годы золотого века кино. Сводчатый потолок был разделен на восемь частей золотистыми лучами, и в каждом секторе была нарисована сцена из классического фильма, исполненная в ярких барочных тонах: Эмма узнала «Унесенных ветром» и «Касабланку», но остальные кадры не были ей знакомы. На одном мужчина нес другого мужчину по горящим золотым пескам, на другом девушка склонилась на колени перед юношей, который держал в руках винтовку, на третьем была женщина, белое платье которой взметнулось в воздух, как легкие лепестки орхидей.

В воздухе витал тяжелый сладкий аромат. Люди занимали свои места в полукруглом партере. Кресла были обиты фиолетовым бархатом, на спинке каждого была вышита золотистая буква П. Как и обещала билетерша, на билете появились номера их мест. Они нашли их и пошли по проходу: Кристина, за ней Эмма, а за ней Джулиан. Он сел рядом с Эммой.

– П – Полночный? – спросила Эмма, показав на спинку.

– Вероятно, – ответил Джулиан и посмотрел на сцену.

Занавес был раскрыт, на заднике красовалось огромное изображение океана. На сцене ничего не было, полированный пол сверкал в свете огней.

Эмма вспыхнула. Голос Джулиана был совершенно спокойным. Но перед глазами у нее промелькнуло то выражение, которое она заметила у него на лице всего несколько минут назад. Она вспомнила, как он смотрел на нее среди танцующих пар, каким открытым был его взгляд, который словно очистился от притворства.

Этот взгляд показал ей измученного, напряженного Джулиана, которого она не знала прежде. Он показал ей его другое лицо, которое он, должно быть, никогда и никому не открывал.

Она почувствовала, как Кристина заерзала на кресле, и виновато повернулась к ней: она так глубоко ушла в свои мысли, что забыла спросить у Кристины, почему она была так взволнована.

Глаза Кристины были прикованы к мужчине в сером костюме, который как раз садился рядом с элегантной блондинкой в серебристом платье и на высоких каблуках в другом конце зала.

– Фу, я все никак не могла от него отделаться, – сказала Кристина. – Какой-то ненормальный. Мама давно бы пырнула его ножом.

– Хочешь, мы его убьем? – предложила Эмма, и в этом предложении явно была лишь доля шутки. – Можем разобраться с ним после представления.

– Только силы понапрасну потратим, – отмахнулась Кристина. – Но вот что я узнала: он наполовину оборотень. И он уже полгода состоит в рядах этих Слуг – так он их называет. Поэтому он и сказал, что он из Синих.

– Потому что он Слуга со стажем или потому что он наполовину оборотень? – уточнил Джулиан.

– Думаю, и то и другое, – ответила Кристина. – Он в подробностях рассказывал мне, каково быть наполовину оборотнем. Он сильнее и быстрее обычного человека. Он говорит, что может пинком пробить кирпичную стену. – Она закатила глаза.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Эмма. – Как вообще можно быть оборотнем наполовину?

– Это значит, что у тебя в крови есть вирус, но он спит, – объяснил Джулс. – Ты можешь передать его потомству, но сам при этом не обращаешься. Ты никогда не превращаешься в волка, но при этом ты сильнее и быстрее обычных людей.

– Он сказал, что здесь все сильнее и быстрее обычных людей, – заметила Кристина. – Каждый раз, когда они устраивают лотерею, все Слуги становятся сильнее.

– Магия сопереживания, – догадался Джулиан.

Вдруг их ряд зашевелился.

– Я не опоздал? – возбужденно спросил Марк, опускаясь в кресло рядом с Джулианом. Его светлые волосы растрепались так сильно, словно он все это время провел перед вентилятором. – Простите, меня отвлекли.

Джулиан внимательно посмотрел на него.

– Не рассказывай, – наконец сказал он. – Не хочу ничего знать.

– Правда? – удивился Марк. – Я бы на твоем месте хотел.

– Я хочу, – вклинилась Эмма, но не успел Марк ответить, как свет пригас. Тотчас воцарилась тишина. Голоса смолкли резко, одномоментно, а не постепенно, как ожидала Эмма.

Сцену осветил единственный прожектор. По коже Эммы пробежали мурашки.

В оркестровой яме сидели музыканты, которые заиграли тихую, почти печальную музыку, и двое мужчин в униформе выкатили на сцену покрытый черным бархатом предмет. Музыка стихла, послышалось цоканье каблуков, и в следующую секунду на сцене появилась та самая девушка, которая проверяла билеты. Она переоделась: теперь на ней было длинное платье из черного и синего кружева, которое напоминало океанскую пену. Даже издалека Эмма заметила черную подводку у нее на глазах.

Девушка протянула руку с ярко-красными ногтями, сдернула бархат и театрально отбросила его в сторону.

Взору зрителей предстал автомат. На металлическом постаменте стоял огромный прозрачный барабан, наполненный сотнями разноцветных пронумерованных шариков. К барабану был прилажен железный желоб, который спускался на поднос.

– Дамы и господа, – сказала девушка. – Я – Белинда Белль.

– «Белинда Белль»? – прошептал Джулиан. – Имя явно выдуманное.

– Да ты гениальный сыщик, – ответила ему Эмма. – Просто гениальный.

Джулиан состроил ей гримасу, и Эмма почувствовала облегчение. Они с Джулианом вечно дразнили друг друга, вечно шутили и смеялись. Это было нормально.

Девушка продолжила:

– Добро пожаловать на лотерею.

Зал безмолвствовал. Белинда улыбнулась и положила руку на автомат.

– Лототрон, – пробормотал Джулиан. – У них тут на самом деле лотерея.

– Сегодня Хранитель не смог присоединиться к нам, – сказала Белинда. – Нам пришлось повысить меры безопасности. Прошлую охоту прервали нефилимы, и ценность жертвы оказалась под угрозой.

Послышался недовольный гул. Эмма вздрогнула. Нефилимы. Девушка сказала: «Нефилимы». Здесь знали о Сумеречных охотниках. Вряд ли это стало для них неожиданностью – скорее подтверждением того, что Эмма подозревала с самого начала. Здесь что-то было нечисто, и это что-то запустило свои щупальца в глубины Нижнего мира и сотрясло основы всего, что им было известно.

– Жертвы? – прошептала Эмма. – Она о человеческой жертве?

«Т-С-С», – написал Джулиан у нее на руке. Когда его пальцы коснулись ее кожи, она с горечью заметила, что его ногти изгрызены практически до основания.

Музыка заиграла снова. На сцене Белинда нажала на кнопку на боку лототрона. Его металлические руки ожили. Шарики запрыгали внутри барабана, сливаясь в единый цветовой поток, как кристаллы в калейдоскопе.

Сердце Эммы сжалось при воспоминании об этом. Барабан завертелся быстрее, а затем резко остановился и выплюнул красный шар. Он прокатился по желобу и звякнул о поднос.

Белинда осторожно подняла его. Зрители замерли в ожидании, как кошки перед прыжком.

– Синий, – сказала Белинда, и ее голос пронзил тишину. – Синий 304.

Сначала ничего не происходило. Затем на ноги медленно поднялся мужчина. Он двигался с опаской, неохотно, словно статуя, которую только что оживили.

Это был тот самый мужчина, с которым танцевала Кристина. Мужчина в сером костюме в рубчик. Он сильно побледнел, а женщина в серебристом платье отпрянула от него.

– Мистер Стерлинг, – произнесла Белинда и бросила шарик на поднос, – лотерея выбрала вас.

Эмма не смогла не оглянуться по сторонам, хоть и попыталась сделать это как можно незаметнее. Зрители сидели неподвижно, их лица практически ничего не выражали. Некоторые смотрели на сцену с облегчением. Мужчина в сером костюме – Стерлинг – был, казалось, ошеломлен, словно только что получил удар в солнечное сплетение и пытался восстановить дыхание.

– Вы знаете правила, – сказала Белинда. – У мистера Стерлинга есть два свободных дня, по истечении которых начнется охота. Никто не имеет права ему помогать. Никто не имеет права мешать охоте. – Она обвела глазами зал. – И пусть те, что старости бремя несут, помогут нам.

Музыка заиграла громче. Все поднялись со своих мест, начались разговоры. Эмма вскочила на ноги, но Джулиан взял ее за руку и не дал ей выбежать из зала. Он улыбался. Улыбка казалась ей очевидно ложной, но могла убедить любого, кто не был с ним знаком.

– Они его убьют, – взволнованно прошептала Эмма. – Она же сказала… Охота…

– Мы этого не знаем, – ответил Джулиан, не двигая губами.

– Эмма права, – заметил Марк. Они пробирались к выходу, проталкиваясь сквозь массу народа. Музыканты играли «Проходит время» из «Касабланки» – спокойную и нежную мелодию, которая совсем не соответствовала тревожному настроению в зале. – Охота означает смерть.

– Мы должны предложить ему помощь, – прямо сказала Кристина.

– Да, пусть он и ненормальный, – согласилась Эмма. – Так мы и поступим…

– Ты ведь слышала правила, – перебил ее Джулс. – Нельзя мешать охоте.

Эмма развернулась и встретилась глазами с Джулианом.

– Эти правила, – бросила она, взяла его за руку и принялась писать: «О-Н-И-К-Н-А-М-Н-Е-О-Т-Н-О-С-Я-Т-С-Я».

Сине-зеленые глаза Джулса потемнели. Эмма прекрасно знала: это означало, что он признал свое поражение.

– Иди, – сказал он. – Возьми Кристину.

Эмма схватила Кристину за руку, и они пошли сквозь толпу, активно орудуя локтями. Пытаясь разминуться с остальными зрителями, они несколько раз наступили кому-то на ноги, но вскоре оказались в центральном проходе. Эмма услышала, как Кристина шепотом спросила у нее, где им потом искать Марка и Джулиана.

– У машины, – ответила Эмма.

Кристина озадаченно посмотрела на нее, но Эмма не стала объяснять, что она прекрасно знала план, потому что это был план Джулиана. Она знала его просто потому, что знала.

– Вон он!

Кристина махнула свободной рукой. Они вышли в фойе. Эмма проследила за взглядом подруги и заметила красные подошвы ботинок мистера Стерлинга. Он бежал к двери. Женщины, с которой он пришел, нигде не было видно.

Они устремились за ним, скользя сквозь толпу. Эмма столкнулась с девушкой, волосы которой были выкрашены во все цвета радуги, и та недовольно фыркнула.

– Простите! – крикнула Эмма, и они с Кристиной миновали небольшую группу людей, окруживших вход в театр.

Над ними сиял знак Голливуда. Эмма заметила, как Стерлинг скрылся за углом, и бросилась бежать. Кристина поспешила за ней.

Вот поэтому она и бегала каждый день по пляжу. Она неслась по тротуару, не чувствуя его под ногами. Ее дыхание не сбивалось, и бег был похож на полет. Кристина не отставала. Ее темные волосы выбились из аккуратного пучка и развевались на ветру, подобно черному флагу.

Они завернули за угол и оказались в узком переулке. По обе стороны от дороги стояли невысокие бунгало, свет в большинстве из них не горел. Стерлинг переминался с ноги на ногу возле огромного, дорогого на вид серебристого «Джипа» и держал в руках брелок сигнализации. Девушки остановились прямо перед ним, и он пораженно посмотрел на них.

– Что… – начал он. Вблизи было видно, насколько он потрясен. Он был бледен, на лбу у него выступила испарина, он часто глотал. – Что вы делаете?

Его глаза сверкнули зеленью в свете уличных фонарей. Может, он и был наполовину оборотнем, подумала Эмма, но выглядел совсем как испуганный простец.

– Мы можем вам помочь, – сказала она.

Стерлинг снова сглотнул.

– О чем вы? – спросил он так резко, что Эмма услышала щелчок слева от себя и, повернувшись, увидела, как в руке у Кристины появился ее нож-бабочка. Кристина не двигалась, но нож поблескивал в ночи, безмолвно предупреждая Стерлинга, что не стоит пытаться навредить Эмме.

– Лотерея, – объяснила Эмма. – Вас выбрали.

– Да, я в курсе. Думаете, я не знаю? – пробормотал Стерлинг. – Вам даже говорить со мной нельзя.

Он рассеянно провел рукой по волосам. Ключ от машины выпал у него из руки и звякнул об асфальт. Эмма шагнула вперед, подняла его и протянула ему.

– Нет! – хрипло выкрикнул он и попятился, как краб. – Не прикасайтесь ко мне! Не подходите!

Эмма бросила ключ к его ногам и подняла руки, показав ему ладони. Она прекрасно знала, где ее оружие: кинжалы были надежно закреплены в ботинках под подолом ее платья.

Но Кортаны ей не хватало.

– Мы не хотим вам навредить, – сказала она. – Мы хотим помочь, вот и все.

Стерлинг с опаской нагнулся и поднял ключи.

– Вы не можете мне помочь. Мне уже никто не поможет.

– Жаль, что вы нам не доверяете, – вздохнула Эмма.

– Вы понятия не имеете, что происходит. – Он неестественно рассмеялся. – Вы что, не понимаете? Мне уже никто не поможет, особенно глупые дети…

Он вдруг замолчал и посмотрел на Эмму – а точнее, на ее плечо. Она опустила глаза и тихонько выругалась. Тональный крем стерся – возможно, когда она столкнулась с девушкой в фойе, – и из-под платья выглянула руна парабатая. Она была прекрасно видна Стерлингу.

Он вовсе не обрадовался.

– Нефилимы, – бросил он. – Боже, только этого мне не хватало.

– Мы знаем, Белинда сказала не вмешиваться, – затараторила Эмма, – но, раз уж мы действительно нефилимы…

– Ее не так зовут, – перебил Стерлинг. – Вы ведь ничего не знаете! Проклятые Сумеречные охотники, вечно вы считаете себя королями Нижнего мира, а на деле лишь переворачиваете все с ног на голову. Белинда не должна была пускать вас внутрь.

– Вы могли бы говорить и повежливее, – в голосе Эммы почувствовалось напряжение. – Мы ведь пытаемся вам помочь. К тому же вы лапали Кристину.

– Вовсе нет, – возразил он, переводя взгляд с одной девушки на другую.

– Скорее да, – сказала Кристина. – И это было отвратительно.

– Почему же тогда вы пытаетесь мне помочь? – спросил Стерлинг.

– Потому что никто не заслуживает смерти, – ответила Эмма. – К тому же, если честно, нам нужно кое-что разузнать. В чем смысл лотереи? Каким образом она делает вас сильнее?

Он посмотрел на них и покачал головой.

– Вы с ума сошли. – Он нажал на кнопку брелока, «Джип» мигнул фарами, дверцы открылись. – Держитесь от меня подальше. Как и сказала Белинда. Не вмешивайтесь.

Он открыл дверцу и сел в машину. Секунду спустя двигатель «Джипа» взревел, и машина резко тронулась с места, шины оставили черные полосы на асфальте.

Эмма вздохнула.

– Сложновато заботиться о его благополучии, да?

Кристина проводила «Джип» глазами.

– Это проверка, – сказала она. Нож исчез у нее из руки, она снова сунула его под платье. – Ангел сказал бы, что мы рождены, чтобы спасать не только тех, кто нам нравится, но и тех, кто кажется нам неприятным и недостойным спасения.

– А ты сказала, что твоя мама пырнула бы его ножом.

– Ну да, – кивнула Кристина. – Мы с ней не во всем соглашаемся.

Не успела Эмма ответить, как перед ними остановилась институтская «Тойота». Марк выглянул из заднего окна. Даже после всего, что случилось за вечер, Эмма обрадовалась, увидев, что Джулс не позволил брату сесть на пассажирское сиденье и оставил это место для нее.

– Экипаж подан, о милейшие, – объявил Марк. – Садитесь скорее, и поспешим, пока за нами не послали погоню.

– На каком языке ты это сказал? – поинтересовалась Кристина, занимая место на заднем сиденье.

Эмма обошла машину и села рядом с Джулсом.

– Похоже, разговор получился напряженным, – заметил он, взглянув на нее.

Он нажал на газ, и машина выехала из переулка. Странный театр остался позади. Они миновали черные следы от шин «Джипа» и свернули на крупную улицу.

– Он не хочет нашей помощи, – вздохнула Эмма.

– Но мы все равно ему поможем, – сказал Джулс. – Так ведь?

– Если сможем его найти, – ответила Эмма. – Вполне вероятно, они все использовали вымышленные имена. – Она закинула ноги на приборную панель. – Может, стоит спросить у Джонни Грача? Они рекламируют свою лотерею на Сумеречном базаре, а он знает все, что там происходит.

– Разве Диана не велела тебе держаться подальше от Джонни Грача? – спросил Джулиан.

– Разве Диана не уехала? – промурлыкала Эмма.

Джулиан, похоже, готов был ей уступить.

– Ладно. Я тебе доверяю. Если ты считаешь, что это необходимо, мы повидаемся с Руком.

Они повернули на бульвар Ла-Сьенега. Вокруг засияли огни Лос-Анджелеса, и «Тойота» влилась в поток автомобилей. Эмма хлопнула в ладоши.

– Вот за это я тебя и люблю.

Слова вырвались у нее сами собой. Ни Кристина, ни Марк этого не заметили – они были полностью поглощены спором о том, насколько уместно использовать в разговоре слово «милейшие», – но щеки Джулиана вспыхнули, а руки плотнее обхватили руль.

Когда они подъехали к Институту, над океаном поднимался шторм. В небе клубились иссиня-черные тучи, сверкали молнии. В здании горел свет. Кристина устало побрела по ступенькам. Она привыкла поздно возвращаться после битв, но события, случившиеся в театре, утомили ее душу.

– Кристина.

Она повернулась и увидела Марка. Он стоял на одну ступеньку ниже. Приехав в Институт Лос-Анджелеса, Кристина почти сразу поняла, что в зависимости от направления ветра здесь пахло либо океаном, либо пустыней. Либо морской солью, либо полынью. Этим вечером пахло полынью. Ветер трепал волосы Марка: его бесцветные локоны Блэкторнов казались серебристыми, как лунная дорожка на воде.

– Ты обронила их возле театра, – сказал Марк и протянул ей руку.

Кристина посмотрела ему за спину, туда, где у подножия лестницы стояли Эмма и Джулиан. Припарковав машину, Джулиан открыл багажник и вытащил Кортану. Меч блеснул, совсем как волосы Эммы. Эмма приняла его из рук Джулиана и провела рукой по резным ножнам, и Кристина заметила, как Джулиан невольно скользнул взглядом по изгибу ее шеи. Казалось, он ничего не мог с собой поделать. Не мог сдержаться.

Кристина похолодела. Ей показалось, что она смотрит на два поезда, которые несутся навстречу друг другу по одной колее, и не может остановить ни один из них.

– Кристина? – снова сказал Марк, и на этот раз в его голосе послышались вопросительные интонации.

У него на ладони что-то блестело. Кристина узнала золотые сережки, которые слетели с нее на бегу и которые она считала навсегда потерянными на тротуарах Лос-Анджелеса.

– О! – Кристина взяла серьги и положила их в карман плаща. Марк с интересом наблюдал за ней своими разноцветными глазами. – Это подарок. От одного человека… От старого друга.

Она вспомнила, как Диего вложил их ей в руку, вспомнила тревогу в его глазах, боязнь, что они ей не понравятся. Но они ей понравились, ведь это он подарил их.

– Очень красивые, – заметил Марк. – Особенно на фоне твоих волос. Они струятся черным шелком.

Кристина вздохнула. Эмма смотрела на Джулиана и улыбалась. У нее на лице читались сомнения, и эти сомнения разбивали Кристине сердце. Эмма напоминала ей ее саму в тот момент, пока она еще не повернула за угол сада, услышав голоса Диего и Хайме. Пока все еще не развалилось на куски.

– Тебе не стоит мне такое говорить, – сказала она Марку.

Ветер бросил волосы ему на лицо, и Марк откинул их назад.

– Я полагал, смертные женщины любят комплименты, – с искренним удивлением ответил он.

– А женщины-фэйри?

– Я знаю мало женщин-фэйри, – признался Марк. – Королева Благого Двора любит комплименты. А в Охоте женщин не было.

– Но был Кьеран, – сказала Кристина. – Что бы он сказал, узнай он, что ты говоришь мне, как я красива? Ведь он так смотрит на тебя…

Марк удивленно взглянул на нее, а затем посмотрел на Джулиана, но его брат был полностью поглощен Эммой.

– Но откуда…

– Я вас видела, – объяснила Кристина. – На парковке. Полагаю, сегодня в театре ты тоже пропал из-за него?

– Кристина, прошу тебя, никому не говори об этом. – Страх у него на лице кинжалом пронзил ее сердце. – Его накажут, как и меня. Ему нельзя видеться со мной теперь, когда я среди смертных.

– Я никому не скажу, – пообещала Кристина. – Я не говорила ни Эмме, никому.

– Ты столь же добра, сколь прелестна, – сказал Марк, но слова прозвучали неискренне.

– Знаю, ты считаешь, что нельзя доверять смертным. Но я не предам тебя.

Он посмотрел на нее, и в этом взгляде уже не было никакой неискренности.

– Я говорил от сердца, назвав тебя красивой. Я хочу тебя, и Кьеран не будет возражать…

– Ты хочешь меня?

– Да, – просто ответил Марк, и Кристина отвела взгляд, вдруг поняв, как близко он стоит. Как широки его плечи под смокингом. Он был прекрасен, как и все фэйри, красив удивительной, неземной красотой, как ртуть или блики луны в океане. Казалось, он недосягаем, но Кристина видела, как он целовал Кьерана, и знала, что это не так. – Ты не хочешь быть желанной?

В другой раз, в былые времена, Кристина бы вспыхнула. Но сейчас она просто сказала:

– Таким комплиментам женщины не рады.

– Но почему? – спросил Марк.

– Потому что так кажется, что я лишь вещь, которой ты хочешь воспользоваться. А когда ты говоришь, что Кьеран не станет возражать, кажется, что он не станет возражать, потому что во мне нет ничего особенного.

– Это очень по-человечески, – заметил Марк. – Ревновать к телу, но не к сердцу.

Кристина изучала жизнь фэйри. Свободные фэйри, вне зависимости от сексуальной ориентации, действительно не ценили физическую верность, но гораздо большее значение, чем люди, придавали эмоциональной преданности. Практически не существовало клятв, связанных с сексом, зато огромное количество клятв касалось истинной любви.

– Видишь ли, тело без сердца мне не нужно, – сказала Кристина.

Марк не ответил, но она все поняла по его глазам. Стоило ей сказать хоть слово, и Марк Блэкторн отдался бы ей. Было странно понимать это, даже несмотря на то что ей не нужно было то, что он предлагал. Но предложи он больше… Кристине не верилось, что было время, когда она полагала, что никогда не пожелает никого снова.

Как хорошо, что это оказалось неправдой.

– Это из-за Кьерана? – спросила Кристина. – Из-за Кьерана ты можешь вернуться в страну фэйри, даже если мы поймаем убийцу?

– Кьеран спас мне жизнь, – ответил Марк. – В Дикой Охоте я был никем.

– Ты не никто. Ты сын леди Нериссы.

– А Кьеран – сын короля Неблагого Двора, – тихо сказал Марк. – В Дикой Охоте он сделал для меня все. Он защищал меня и не давал мне погибнуть. И у него есть только я. У Джулиана есть братья и сестры. Они все есть друг у друга. Я им не нужен.

И все же он сомневался. Он говорил так, будто слова опавшими листьями кружились в пропасти, зиявшей внутри него. И в этот момент Кристина стремилась к нему больше, чем когда-либо, ведь она знала, каково это – быть столь опустошенным потерей, что кажется, словно любой ветерок может сбить тебя с ног.

– Это не любовь, – сказала она. – Это долг.

Марк сжал зубы. Еще никогда он не был так похож на Блэкторнов.

– Если я чему-то и научился в этой жизни, а я ручаюсь, что научился я немногому, так это тому, что ни фэйри, ни смертные не знают, что такое любовь. Никто этого не знает.