12
Сильней и полней
Эмма резко свернула с авеню Фэйрфакс и заехала на парковку, которая находилась недалеко от ресторанчика «Деликатесы Кантера». Парковка принадлежала магазину красок, который был уже закрыт. Эмма уехала в дальний угол, где совсем не было машин, и резко остановилась. Джулс выругался.
Отстегнув ремень, Эмма повернулась к нему. Он был бледен и не отнимал руки от раны. В машине было темно, а Джулс был одет во все черное, поэтому Эмма с трудом могла хоть что-нибудь разглядеть, но все же она видела, как кровь медленно просачивается у него сквозь пальцы. Внутри у нее все похолодело.
Когда он упал возле дома Уэллса, Эмма первым делом нанесла ему на кожу целебную руну. Затем она подняла Джулса на ноги, дотащила до машины и посадила на заднее сиденье, куда бросила также оружие и сумочку Авы.
Только через несколько кварталов Джулиан застонал и Эмма, повернувшись, поняла, что кровотечение не остановилось. Она съехала на обочину и нанесла вторую целебную руну, а затем и третью. Они должны были помочь. Должны.
Целебные руны не справлялись только с двумя типами ран: с теми, которые были заражены демоническими ядами, и с теми, которые были смертельны. Эмму бросило в жар при мысли о любой из этих возможностей, и она тотчас схватила телефон. Отправив Ливви единственный пришедший ей в голову адрес – ресторанчик Кантера, который они все знали и любили, – она как можно быстрее поехала туда.
Она повернула ключ и заглушила двигатель, а затем перелезла на заднее сиденье к Джулсу. Он полулежал в углу. Его лицо было бледно как полотно, на лбу от боли выступила испарина.
– Так, – дрожащим голосом сказала Эмма. – Дай я тебя осмотрю.
Джулиан закусил губу. Стоявшие на авеню Фэйрфакс фонари освещали заднее сиденье, но света было недостаточно. Джулс потянулся к краю футболки и вдруг замешкался.
Эмма вытащила из кармана колдовской огонь и зажгла его. Машина заполнилась ярким светом. Футболка Джулса пропиталась кровью, и – хуже того – все целебные руны исчезли с его кожи.
Они не действовали.
– Джулс, – сказала Эмма. – Я должна вызвать Безмолвных Братьев. Они тебе помогут. Я должна.
Джулиан зажмурился от боли.
– Нельзя, – ответил он. – Ты ведь знаешь, мы не можем их вызвать. Они подчиняются напрямую Конклаву.
– Значит, солжем им. Скажем, что просто патрулировали местность. Я звоню сейчас же. – Она потянулась к телефону.
– Нет! – воскликнул Джулиан, и Эмма замерла. – Безмолвные Братья знают, когда им лгут! Эмма, у них ведь Меч Смерти. Они узнают о расследовании. Узнают о Марке…
– Я не дам тебе ради Марка истечь кровью в этой машине!
– Нет, – сказал Джулиан и посмотрел на нее. Его сине-зеленые глаза потемнели, в залитой светом колдовского огня машине только их цвет и казался истинным. – Ты меня вылечишь.
Эмма чувствовала боль Джулса: казалось, ей самой под кожу вогнали множество стеклянных осколков. Но физическая боль не пугала ее – ее пугал сам страх, единственный страх, который был сильнее ее боязни океана. Это был страх, что Джулс пострадает, что он умрет. Она бы отдала что угодно, вынесла бы любую рану, чтобы только этого не случилось.
– Ладно, – сказала она и сама поразилась сухости своего голоса. – Ладно. – Она глубоко вдохнула. – Держись.
Она расстегнула куртку и отбросила ее в сторону, затем перегнулась через переднее сиденье и положила колдовской огонь на приборную панель. Потом повернулась к Джулсу. Следующие несколько секунд слились в единый миг: липкими от крови руками, слыша прерывистое дыхание Джулиана, она приподняла его и прислонила спиной к задней дверце. Он не проронил ни звука, но Эмма видела, что он до крови прикусил губу и алая струйка потекла у него по подбородку, и ей казалось, словно ее саму разрывают на части.
– Куртку придется разрезать, – сказала она сквозь стиснутые зубы.
Джулиан кивнул и откинул голову на дверцу. Эмма потянулась за Кортаной.
Доспехи изготавливались из очень плотного материала, но клинок прошел сквозь куртку, как нож сквозь масло. Эмма стянула обрывки, надрезала воротник футболки Джулса и разорвала ее пополам, словно раздирая какой-то фрукт.
Эмма не раз видела кровь, но на этот раз все было иначе. На этот раз кровь принадлежала Джулиану и ее было много. Она заливала его грудь и живот. Эмма видела, где стрела вошла в его тело и где он разодрал кожу, вырвав ее обратно.
– Зачем ты вынул стрелу? – спросила Эмма, снимая толстовку.
Оставшись в одной майке, она протерла толстовкой грудь Джулса, постаравшись убрать как можно больше крови.
Джулс тяжело, прерывисто дышал.
– Потому что когда в тебя… выпускают стрелу… – пробормотал он. – Тебе сразу хочется ответить… «Спасибо за стрелу, пожалуй, я с ней похожу немного».
– Отрадно слышать, что чувство юмора у тебя не пострадало.
– Я же говорил, она меня жгла, – сказал Джулиан. – Не как обычная стрела. Наконечник как будто был чем-то обмазан – может, кислотой…
Эмма вытерла кровь. Она все еще сочилась из раны и тонкими струйками текла по животу Джулса, собираясь в лужицу возле пояса его джинсов. Его тазовые кости сильно выпирали, бока были совсем твердыми.
Вздохнув, Эмма попыталась подбодрить Джулса шуткой:
– Ты слишком худой. Многовато кофе и маловато блинчиков.
– Надеюсь, так и напишут у меня на могиле.
Джулиан вздохнул и наклонился вперед. Эмма вдруг поняла, что сидит у него на коленях лицом к нему. Поза была невероятно интимной.
– Я… Тебе не тяжело? – спросила она.
Он болезненно сглотнул.
– Нанеси еще одну ираци.
– Хорошо, – кивнула Эмма. – Хватай антипанику.
– Что-что? – Джулиан открыл глаза и недоуменно взглянул на нее.
– Пластиковую ручку! Вон ту, над окном! – показала Эмма. – За нее хватаются, когда машина резко поворачивает.
– Ты уверена? Я всегда думал, что она служит вешалкой, – пробормотал Джулиан. – Когда вещи из прачечной забираешь, например.
– Джулиан, сейчас не время для педантизма. Хватай ручку или, клянусь…
– Ладно, понял! – Джулиан подтянулся, взялся за ручку и поморщился. – Я готов.
Кивнув, Эмма отложила Кортану и вытащила стило. Может, предыдущие руны были слишком неаккуратны, слишком торопливы? Физические аспекты подготовки Сумеречных охотников всегда казались ей важнее развития психических и художественных способностей – к примеру, умения видеть сквозь чары и рисовать руны.
Она дотронулась кончиком стила до плеча Джулиана и нанесла на него целебную руну, медленно и аккуратно. Свободной рукой ей пришлось опереться о его тело. Она старалась не давить на него, но все равно чувствовала напряжение в каждом мускуле Джулса. Его кожа была такой гладкой, такой нежной, что Эмме хотелось прижаться к нему, накрыть рану ладонью и залечить ее силой своей мысли…
Стоп. Она закончила ираци и отклонилась, чтобы взглянуть на свою работу, опустив руку со стилом. Джулиан сел чуть прямее. Обрывки футболки болтались у него на плечах. Он вздохнул, посмотрел на собственное плечо – и руна растворилась у него на глазах, как черный лед, который поглотило море.
Джулиан взглянул на Эмму. Она видела в его глазах свое отражение: она была совершенно сбита с толку, испугана и перепачкана кровью, которая алела у нее на шее и на белой спортивной майке.
– Уже не так больно, – прошептал Джулиан.
Рана снова запульсировала. Кровь потекла по животу, пропитывая кожаный ремень и пояс джинсов Джулса. Эмма положила руки ему на грудь, чувствуя, как внутри нарастает паника. Его кожа была горячей, слишком горячей. Горячей, как при лихорадке.
– Ты лжешь, – сказала Эмма. – Джулс. Хватит. Я позову на помощь…
Она подвинулась, чтобы слезть у него с колен, но Джулс поймал ее за руку.
– Эм, – пробормотал он. – Эмма, посмотри на меня.
И Эмма посмотрела. У него на щеке была кровь, волнистые волосы пропитались потом, но во всем остальном он выглядел совсем как обычно. Левой рукой он зажимал кровоточащую рану, но правая была свободна. Он поднял ее и пальцами коснулся шеи Эммы.
– Эм, – снова сказал он, смотря на нее огромными, темно-синими в тусклом свете глазами. – Вчера ты целовалась с Марком?
– Что? – удивилась Эмма. – Так, ты точно потерял слишком много крови.
Джулс немного подвинулся на сиденье, но не отнял руку и продолжил теребить тонкие волосы на загривке у Эммы.
– Я видел, как ты на него смотрела, – объяснил Джулиан. – Возле «Трезубца Посейдона».
– Если ты переживаешь за Марка, не стоит. У него в жизни настоящий кавардак. Я ведь знаю. Не стоит все усложнять.
– Не в этом дело. Я переживаю не за Марка. – Джулиан закрыл глаза и словно молча сосчитал до десяти. Когда он снова посмотрел на Эмму, его зрачки напоминали огромные черные круги в синей окантовке. – Лучше бы это было так. Но дело не в этом.
«Может, у него галлюцинации?» – с ужасом подумала Эмма. Казалось, его слова не имели никакого смысла.
– Я должна вызвать Безмолвных Братьев, – сказала Эмма. – И плевать, если ты возненавидишь меня до конца жизни или расследование отменят…
– Прошу тебя, – с отчаянием в голосе произнес Джулиан. – Просто попробуй еще раз.
– Еще раз? – повторила она.
– Ты справишься. Ты вылечишь меня, ведь мы парабатаи. Мы вместе навсегда. Я однажды сказал тебе это, ты помнишь?
Эмма настороженно кивнула, не отнимая руки от телефона.
– Руна, начертанная парабатаем, особенно сильна. Яд на этой стреле не позволяет использовать целебную магию, но ты, Эмма, сможешь. Ты сможешь меня вылечить. Мы парабатаи, а это значит, что вместе мы способны на… невероятные вещи.
Кровь была уже на джинсах Эммы, на ее руках и на ее майке, и рана продолжала кровоточить, не закрываясь. Она была как неуместный разрыв на гладкой коже.
– Попытайся, – прошептал Джулс. – Попытайся… Ради меня?
Этот вопрос пробудил в Эмме воспоминания. Она услышала голос мальчишки, которым Джулс был когда-то, когда он был младше, тоньше, ниже и храбро закрывал грудью братьев и сестер в Зале Соглашений в Аликанте, пока его отец наступал на них с обнаженным клинком.
Она вспомнила, что Джулиан сделал тогда. Что он сделал, чтобы защитить ее, чтобы защитить их всех: ведь он всегда готов был пойти на все ради их безопасности.
Эмма отложила телефон и взяла стило, обхватив рукоятку так крепко, что она впилась ей во влажную от крови ладонь.
– Джулс, посмотри на меня, – сказала она, и их взгляды пересеклись.
Она прикоснулась стилом к его коже и на мгновение замерла, просто дыша, дыша и вспоминая.
Джулиан. Он был в ее жизни столько, сколько она себя помнила. Они вместе брызгались водой в океане, вместе строили замки из песка. Он часто клал свою руку поверх ее, и они удивлялись, насколько разными были их пальцы. Джулиан пел за рулем, ужасно, не попадая в ноты, осторожно вынимал у нее из волос запутавшиеся листья, ловил ее в классе, когда она снова и снова падала, падала, падала во время упражнений. Когда она впервые после клятвы парабатаев в ярости ударила кулаком по стене, разозлившись, что новый прием никак не выходит правильно, он подошел к ней, обхватил ее, дрожащую, руками и сказал: «Эмма, Эмма, не делай себе больно. Я ведь тоже чувствую твою боль».
Казалось, в ее груди что-то треснуло, и она лишь надеялась, что этого не было слышно. По венам заструилась чистая энергия, Эмма заскользила стилом по груди Джулиана, выписывая изящную форму целебной руны. Рука Джулса опустилась ей на талию, и он прижал Эмму к себе, стиснув зубы.
– Не останавливайся, – сказал он.
Эмма не могла бы остановиться, даже если бы захотела. Стило, казалось, двигалось само собой, а Эмму ослеплял калейдоскоп цветных воспоминаний о Джулиане. Солнце, Джулиан спит на пляже в своей старой футболке, а она не хочет его будить, но он все равно просыпается на закате, и сразу ищет ее глазами, и не улыбается, пока не видит, что она совсем рядом. Разговоры допоздна и сцепленные руки на рассвете. Когда-то они были просто детьми, которые вместе блуждали в темноте, но теперь они стали другими, они стали ближе и сильнее, и Эмма чувствовала, что ей никогда не объять их связь, что она понимает лишь ее отчасти. Она закончила руну, и стило выпало у нее из пальцев.
– О, – тихо выдохнула она.
Руна как будто светилась мягким огнем. Джулиан тяжело дышал, его живот часто поднимался и опадал, но кровотечение остановилось. Рана закрывалась, затягивалась прямо на глазах.
– Тебе больно?
Лицо Джулиана озарила улыбка. Должно быть, он забыл, что прижимает Эмму к себе, держа ее за талию, и не убирал руку.
– Нет, – ответил он приглушенным голосом, словно говорил в церкви. – Ты справилась. Ты меня излечила. – Он смотрел на нее так, будто видел перед собой настоящее чудо. – Эмма, боже мой, Эмма…
Эмма положила голову ему на плечо, и напряжение пропало. Джулиан обхватил ее руками.
– Все хорошо. – Он погладил Эмму по спине, заметив, что она дрожит. – Все в порядке, я в порядке.
– Джулс, – прошептала она.
Его лицо было совсем близко. Из-под кровавых разводов у него на скулах выглядывали крохотные веснушки. Она чувствовала его тело, живое, полное энергии, и ощущала, как бьется его сердце и как горит его кожа под действием руны ираци. Ее собственное сердце выпрыгивало из груди. Она обняла Джулса за плечи…
И передняя дверца машины распахнулась. Внутрь ворвался свет, Эмма отпрянула от Джулиана. На пассажирское сиденье плюхнулась Ливви.
В правой руке она держала колдовской огонь, в мерцающем свете которого ей предстала странная сцена: окровавленная Эмма на заднем сиденье «Тойоты», полуголый Джулиан, прижавшийся спиной к двери. Он поспешно отдернул руки с талии Эммы.
– Все в порядке? – спросила Ливви, держа в руке телефон. Эмма виновато подумала, что она, видимо, всю дорогу ждала новых сообщений. – Ты прислала SOS…
– Все хорошо, – ответила Эмма и села подальше от Джулса.
Он выпрямился и посмотрел на разорванную в клочья футболку.
– В меня выстрелили из арбалета. Руны не помогали.
– Ну, сейчас ты выглядишь отлично. – Ливви озадаченно осмотрела его. – В крови, конечно, но…
– Магия парабатаев, – объяснил Джулс. – Руны не работали, но потом все получилось. Прости, что напугали.
– У вас здесь как в лаборатории чокнутого ученого! – с облегчением воскликнула Ливви. – Но кто тебя подстрелил?
– Долгая история, – ответил Джулс. – Как ты сюда добралась? Надеюсь, не ты была за рулем?
Рядом с Ливви вдруг появился кто-то еще. Марк. Его светлые волосы клубились сияющим ореолом вокруг головы.
– Я был за рулем, – заявил он. – Мы приехали на жеребце фэйри.
– Что? Но твоего жеребца ведь растерзали демоны!
– У каждого наездника свой жеребец, – ответил Марк, явно наслаждаясь своей таинственностью. – Я не говорил, что это был мой жеребец. Это был просто какой-то жеребец.
Марк вдруг исчез. Не успела Эмма понять, куда он направился, дверца за спиной у Джулиана распахнулась. Марк наклонился, осторожно поднял младшего брата и вытащил его из машины.
– Вы куда? – Эмма схватила стило и вышла вслед за ними.
На парковке были еще двое – Кристина и Тай, свет фар резко очерчивал их силуэты. На самом деле светились не только фары – мотоцикл сиял весь целиком. И он явно не принадлежал Марку – он был черным, с нарисованными на раме рогами.
– Джулс? – испуганно произнес бледный Тай, и Джулиан, высвободившись из хватки Марка, попытался прикрыться обрывками футболки.
Кристина подбежала к Эмме, а Джулиан подошел к младшему брату.
– Тай, все хорошо, – сказал он. – Я в порядке.
– Но ты весь в крови, – возразил Тай. Он не смотрел на Джулиана, и Эмма задумалась, не вспоминает ли он Темную войну? Не вспоминает ли кровь и смерть повсюду? – Можно ведь умереть от потери крови…
– Я попрошу, чтобы мне нанесли руны для восполнения крови, – заверил его Джулиан. – Не забывай, Тай, мы же Сумеречные охотники. Мы многое можем вынести.
– Ты тоже вся в крови, – пробормотала Кристина, глядя на Эмму, и сняла с себя куртку. Она набросила ее Эмме на плечи и застегнула, прикрыв окровавленную майку. Погладив Эмму по голове, она заботливо посмотрела на подругу. – Ты точно не ранена?
– Это кровь Джулиана, – прошептала Эмма.
Кристина только вздохнула и обняла ее. Пока она гладила Эмму по спине, та вцепилась в нее руками и решила раз и навсегда, что, если кто-нибудь когда-нибудь попытается навредить Кристине, она сотрет его в порошок и построит из этого порошка песчаный замок.
Ливви подошла к Таю, взяла его за руку и тихим голосом стала объяснять, что кровь – это просто кровь, что Джулиан не ранен, что все в порядке. Тай быстро дышал, его рука то сжимала руку Ливви, то снова отпускала ее.
– Держи. – Марк стянул с себя синюю футболку. Под ней оказалась еще одна, серая. Джулиан удивленно посмотрел на брата. – Приличная одежда, – сказал он, протянув футболку Джулсу.
– Зачем ты носишь одну футболку поверх другой? – спросила Ливви, на время отвернувшись от Тая.
– Мало ли… вдруг одну украдут, – ответил Марк, словно это было само собой разумеющимся.
Все недоуменно уставились на него, включая Джулиана, который скинул с себя лохмотья и надел футболку Марка.
– Спасибо, – наконец сказал Джулс, заправляя футболку в джинсы.
Обрывки старой он бросил в мусорный бак. Марк, казалось, был доволен, а еще, как с запозданием поняла Эмма, он выглядел совсем по-другому. Волосы уже не доходили ему до плеч, а были острижены покороче и завивались возле ушей. Так он выглядел моложе и современнее и нормально смотрелся в джинсах и ботинках.
Был больше похож на Сумеречного охотника.
Марк посмотрел на нее. Эмма все еще видела в его глазах ветер, и звезды, и бескрайние облака. Дикость и свободу. Интересно, далеко ли зашло его превращение обратно в Сумеречного охотника? Далеко ли оно вообще могло зайти?
Она приложила ладонь ко лбу.
– Голова кружится.
– Нужно поесть, – сказала Ливви и взяла ее за руку. – Всем нам. Никто еще не ужинал, а тебе, Джулс, готовить сегодня запрещается. Давайте возьмем еды у Кантера и решим, что делать дальше.
Внутри ресторана все было выкрашено в желтый цвет. Желтые стены, желтые диваны – даже большая часть блюд была желтой. Эмма, впрочем, не возражала. Она бывала у Кантера с четырех лет, когда они с родителями время от времени заглядывали сюда, чтобы съесть блинчики с шоколадом и пару тостов из халы.
Они заняли угловой столик, и несколько минут все было как обычно: официантка, высокая женщина с седыми волосами, подошла и бросила им на стол стопку заламинированных меню, Ливви и Тай взяли себе одно на двоих, а Кристина шепотом спросила Эмму, что такое маца-брей. За столиком было тесно, и Эмма оказалась прижатой к Джулиану. От него до сих пор исходило особенное тепло, как будто руна ираци еще продолжала действовать.
Чувствительность Эммы обострилась. Было такое впечатление, что она подпрыгнет или закричит, стоит кому-нибудь до нее дотронуться. Она и правда чуть не вскрикнула, когда официантка вернулась, чтобы принять у них заказы. Джулиан взял ей вафли и горячий шоколад и поспешно отложил меню, встревоженно глядя на Эмму.
«Т-Ы-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е?» – написал он ей на спине.
Эмма кивнула и подвинула к себе пластиковый стакан с ледяной водой, а Марк как раз улыбнулся официантке и заказал тарелку клубники.
Официантка, которую, судя по табличке на форме, звали Джин, удивленно посмотрела на него.
– Этого нет у нас в меню.
– Но у вас есть клубника, – возразил Марк. – А тарелки тут повсюду. Поэтому я не вижу причин, по которым нельзя положить клубнику в тарелку и принести ее мне.
Джин молчала.
– Он прав, – заметил Тай. – Клубника предлагается в качестве дополнения к нескольким блюдам. Вы точно можете принести ее отдельно.
– Тарелку клубники? – переспросила Джин.
– Лучше даже миску, – обаятельно улыбнувшись, сказал Марк. – Я много лет был лишен возможности есть свободно и выбирать пищу себе по вкусу, и тарелка клубники – это все, чего я желаю.
Его речь явно произвела впечатление на Джин.
– Хорошо, – кивнула она и исчезла вместе с меню.
– Марк, – сказал Джулиан, – это обязательно?
– Что именно?
– Нет никакой нужды говорить средневековыми стихами, – объяснил Джулиан. – Ведь ты можешь говорить нормально, я слышал. Пожалуй, стоит обсудить, как держаться в тени.
– Я ничего не могу поделать, – развел руками Марк. – Это все примитивные…
– Веди себя, как обычный человек, – сказал Джулс. – Хотя бы когда мы на людях.
– Это еще зачем? – резко спросил Тай.
– По пути в ресторан он наткнулся на таксофон и сказал: «Прошу прощения, мисс», – заметил Джулиан.
– Извинение – это проявление вежливости, – улыбаясь, ответил Марк.
– Но только перед одушевленными предметами!
– Ладно, хватит, – прервала их Эмма.
Она быстро рассказала о произошедшем в доме Стэнли Уэллса, не забыв упомянуть о теле Авы и о загадочном стрелке на крыше.
– То есть она была мертва, но на другие убийства это не походило? – нахмурившись, уточнила Ливви. – Кажется, ее смерть никак не связана с остальными: никаких рун, тело в бассейне возле собственного дома, рядом нет лей-линии…
– А что насчет парня на крыше? – спросила Кристина. – Думаете, он и есть убийца?
– Сомневаюсь, – ответила Эмма. – У него был арбалет, но ни одну из жертв не убили из арбалета. Он ранил Джулса, поэтому, как только мы его выследим, я порублю его на куски и скормлю своей рыбке.
– У тебя нет рыбки, – заметил Джулиан.
– Значит, я ее куплю, – отмахнулась Эмма. – Куплю себе золотую рыбку и буду кормить ее кровью, пока она не полюбит человеческое мясо.
– Как отвратительно, – пробормотала Ливви. – Нам, наверное, придется вернуться к дому Уэллса и обыскать его?
– Только сначала проверим крышу, – кивнула Эмма.
– Не получится, – сказал Тай и кивнул на телефон. – Я просматривал новости. Кто-то обнаружил тело и заявил об убийстве. Там повсюду полиция. Мы еще несколько дней не сможем туда подобраться.
Эмма раздраженно вздохнула.
– Что ж, хотя бы это у нас есть. – Она повернулась, взяла сумочку Авы и высыпала все ее содержимое на стол. Из нее вывалились кошелек, косметичка, бальзам для губ, зеркальце, расческа и какой-то плоский золотистый предмет.
– Телефона нет, – удрученно заметил Тай.
Эмма поняла его разочарование. По телефону он смог бы выяснить многое. Но телефон, увы, лежал на дне бассейна.
– А это что такое? – Ливви подняла золотистый квадратик. Он был гладким, без узоров.
– Не знаю, – ответила Эмма.
Она взяла кошелек и открыла его. Кредитные карты, водительские права, около одиннадцати долларов наличными. Эмме стало немного не по себе: одно дело забирать улики и совсем другое – воровать деньги. Хотя Аве их все равно было уже не вернуть.
– Нет фотографий или еще чего-нибудь? – спросил Джулиан, заглянув Эмме через плечо.
– По-моему, в кошельках фотографии хранят только герои фильмов, – бросила Эмма. – Во всяком случае теперь, в эпоху «айфонов».
– Кстати о фильмах… – Ливви нахмурилась и стала вдруг очень похожа на Тая. – Это похоже на золотой билет. Знаете, как в фильме «Чарли и шоколадная фабрика»? – Она помахала блестящим листком глянцевой бумаги.
– Дай мне взглянуть, – попросила Кристина и протянула руку.
Ливви отдала листок, а официантка тем временем принесла еду: жареный сыр для Тая, сэндвич с индейкой для Кристины, сэндвич с беконом для Джулиана, вафли для Эммы и Ливви и тарелку клубники для Марка.
Кристина вытащила стило и задумчиво постучала по уголку золотистой бумаги. Довольный до умопомрачения Марк взял со стола кувшинчик с кленовым сиропом и полил клубнику, затем взял одну и положил себе в рот, не отделяя листиков. Джулиан во все глаза смотрел на брата.
– Что? – спросил Марк. – Совершенно нормальная пища.
– Так и есть, – кивнул Джулиан. – Если ты колибри. Марк изогнул одну бровь.
– Смотрите, – сказала Кристина и положила золотистую бумагу на стол. На листке кое-что появилось: блестящая фотография какого-то здания и несколько строчек, набранных заглавными буквами:
СЛУГИ ХРАНИТЕЛЯ
ПРИГЛАШАЮТ ВАС НА ЛОТЕРЕЮ УЖЕ
В ЭТОМ МЕСЯЦЕ!
11 АВГУСТА В 19:00
В ПОЛНОЧНОМ ТЕАТРЕ
Билет на группу.
Форма одежды – полупарадная.
– Лотерея? – переспросил Джулиан. – Есть такой роман ужасов. Они что, поставили по нему спектакль?
– На спектакль не похоже, – заметила Ливви. – Звучит жутковато.
– Может, это жуткий спектакль? – предположил Тай.
– Роман и правда жутковатый. – Джулиан взял билет, и Эмма заметила у него под ногтями синюю краску. – Но самое жуткое во всей этой истории, что этот театр закрыт. Я его знаю, он прямо за Хайленд-Парком. И закрыт уже давным-давно.
– Шестнадцать лет, – уточнил Тай. Он прекрасно справлялся с телефоном одной рукой и что-то листал на экране. – Его закрыли после пожара и больше не перестраивали.
– Я проезжала мимо него, – сказала Эмма. – Он ведь заколочен?
Джулиан кивнул.
– Я однажды его нарисовал. Я тогда рисовал заброшенные здания – ранчо Мерфи, закрытые магазины и рестораны. Я хорошо помню этот театр. Там словно живут привидения.
– Интересно, – заметил Марк. – Но имеет ли это отношение к расследованию? К убийствам?
Все удивились столько практичному вопросу из уст Марка.
– Вполне возможно, – ответила Эмма. – На прошлой неделе я была на Сумеречном базаре…
– И когда ты перестанешь туда ходить? – проворчал Джулиан. – Там опасно…
– О нет, – отмахнулась Эмма. – И слышать ничего не желаю об опасности, мистер Я-Чуть-Не-Истек-Кровью-В-Своей-Машине.
Вздохнув, Джулиан придвинул к себе стакан с газировкой.
– Пожалуй, даже «Джулс» не так уж плохо по сравнению с этим…
– Может, лучше поговорим о Сумеречном базаре? – нетерпеливо спросила Кристина. – Ведь именно там Эмма впервые узнала об убийствах.
– На базаре, конечно, не очень обрадовались нашему с Кэмероном приходу…
– Ты была там с Кэмероном? – перебил ее Джулс.
Ливви подняла руку.
– В защиту Эммы скажу, что Кэмерон, хоть и зануда, весьма хорош собой. – Джулиан строго посмотрел на сестру. – Если, конечно, вам нравятся рыжие, вроде Капитана Америки, которые мне, видимо, не нравятся, да?
– Капитан Америка – определенно самый красивый из Мстителей, – поддержала ее Кристина. – Но мне нравится Халк. Я бы исцелила его разбитое сердце.
– Мы – нефилимы, – напомнил Джулиан. – Нам даже знать не полагается о Мстителях. Кроме того, самый красивый из них – Железный Человек.
– Можно я закончу рассказ? – вклинилась Эмма. – Я только что вспомнила: когда мы с Кэмероном пришли на базар, я заметила там плакат «Приглашаем на лотерею». Я, конечно, подумала, что это что-то сверхъестественное, а не просто экспериментальный театр.
– Я понятия не имею, кто такие Мстители, – заметил Марк, который уже расправился с клубникой и теперь ел сахар из бумажного пакетика. Тай обрадованно взглянул на него – у него времени на супергероев не было. – Но я согласен. Это зацепка. Кто-то убил Стэнли Уэллса, а теперь и его девушку. Пусть и совершенно иначе.
– Пожалуй, можно сойтись на том, что это явно не совпадение, – кивнула Эмма. – Не могли ведь они оба погибнуть случайно.
– Да, это маловероятно, – сказал Марк. – Но ее могли убить, просто потому что она что-то знала. Вряд ли она тоже стала жертвой того ритуала. В конце концов, смерть порождает смерть, – задумчиво добавил он. – Ее пригласили на это представление. Она не выбросила билет и носила его с собой. Наверное, нам стоит пойти по этому следу.
– Но он может завести нас в тупик, – пробормотал Джулс.
– Все равно у нас нет других зацепок, – заметила Эмма.
– Вообще-то есть, – возразил Джулс. – Мы ведь еще не изучили снимки, которые ты сделала в пещере. А еще надо выяснить, кто был на крыше дома Уэллса и подстрелил меня – у нас ведь осталась куртка, пропитанная ядом. Может, Малкольм подскажет, не связан ли он с каким-то конкретным демоном или магом, который мог его продать?
– Отлично, – сказала Эмма. – Мы все успеем. Одиннадцатое августа – это завтра. – Она присмотрелась к билету. – О боже, полуформальный дресс-код. Придется наряжаться. Кажется, у меня нет ни одного подходящего платья, а Марку понадобится костюм…
– Марку идти не обязательно, – перебил ее Джулиан. – Он может остаться в Институте.
– Нет, – ответил Марк. Голос его был спокоен, но глаза метали молнии. – Я не останусь в Институте. Меня привезли сюда, чтобы я помог вам с расследованием убийств. Именно этим я и займусь.
Джулиан откинулся на спинку дивана.
– В таком случае позволь нам нанести на тебя руны. Иначе идти небезопасно.
– Я много лет обходился без рун. Если я не пойду с вами, приславшие меня фэйри узнают об этом и вознегодуют. Наказание будет жестоким.
– Пусть идет, – взволнованно сказала Ливви. – Джулс…
Сам того не замечая, Джулиан теребил подол своей футболки.
– Как они смогут тебя наказать, – спросил он, – если ты ничего им не расскажешь?
– Думаешь, так просто лгать, когда ты вырос среди людей, которые лгать не умеют? – бросил Марк, и его щеки вспыхнули от раздражения. – Думаешь, они не могут понять, когда люди обманывают их?
– Ты – человек, – запальчиво сказал Джулиан. – Ты не один из них! Ты ведешь себя иначе…
Марк вскочил из-за стола и пересек зал.
– Что он делает? – спросила Эмма.
Марк подошел к соседнему столику, за которым сидело несколько девушек, исколотых пирсингом и покрытых татуировками. Казалось, они только что пришли из какого-то ночного клуба. Марк заговорил с ними, и они весело засмеялись.
– О Ангел…
Джулиан бросил на стол несколько купюр и поднялся с дивана. Эмма сгребла все вещи обратно в сумочку Авы и поспешила за ним. Остальные пошли следом.
– Миледи, позвольте мне ухватить у вас листик салата, – сказал Марк девушке с ярко-розовыми волосами, в тарелке у которой лежала целая гора салатных листьев. Она улыбнулась и подвинула всю тарелку ему.
– Ты обворожителен, – промурлыкала она. – Даже с этими эльфийскими ушами. Забудь о салате, можешь ухватить меня саму за…
– Ладно, хватит, ты все доказал. – Пока Марк довольно хрустел морковкой, Джулиан взял его за руку и потянул к двери. – Простите, дамочки, – бросил он, услышав хор протестующих голосов.
Розоволосая девушка встала из-за стола.
– Если хочет, пусть остается, – сказала она. – Ты кто вообще такой?
– Его брат, – ответил Джулиан.
– Боже, да вы похожи! – воскликнула девушка, и Эмма прыснула.
Чуть раньше девушка назвала Марка обворожительным – и Джулиан был не менее обворожителен, просто его красота была не столь яркой, не столь бросалась в глаза. У него не было четко очерченных скул и обаяния фэйри, но зато были сияющие глаза и прекрасные губы, которые…
Эмма саму себя не узнавала. Что с ней не так? О чем она вообще думает?
Ливви раздраженно вздохнула, вышла вперед и схватила Марка за шиворот.
– Не нужен он тебе, – бросила она розоволосой девушке. – У него сифилис.
– Сифилис? – с ужасом переспросила та.
– Им болеет пять процентов населения Америки, – с готовностью подсказал Тай.
– Нет у меня никакого сифилиса, – сердито буркнул Марк. – В стране фэйри нет болезней, передающихся половым путем!
Девушки вдруг затихли.
– Простите его, – сказал Джулиан. – Это все сифилис. Он поражает мозг.
Ливви вытащила Марка из-за стола и вывела на парковку. Остальные вышли вслед за ними. Открыв рот, девушки лишь молча проводили глазами всю процессию.
Как только дверь ресторанчика закрылась за ними, Эмма расхохоталась. Она наклонилась к хихикающей Кристине, а Ливви тем временем отпустила Марка и невозмутимо одернула юбку.
– Простите, – выдавила Эмма. – Но все же… Сифилис?
– Тай сегодня о нем читал, – объяснила Ливви.
Пытаясь скрыть улыбку, Джулиан посмотрел на Тая.
– Зачем ты читал о сифилисе?
– Из любопытства, – пожал плечами Тай.
– И зачем все это? – спросил Марк. – Я просто поддерживал беседу! Мне хотелось попрактиковаться в эльфийском красноречии.
– Так ты специально выставлял себя на посмешище! – воскликнула Эмма. – По-моему, ты тоже считаешь речь фэйри смешной.
– Считал сначала, – признался Марк. – Но потом привыкаешь. А теперь… Теперь я не знаю, что и думать, – потерянно добавил он.
– Нам нельзя разговаривать с простецами, – серьезно сказал Джулиан. – Это ведь основы, Марк. Нас учат этому с самого детства. И тем более нельзя рассказывать простецам о стране фэйри.
– Я поговорил с этими девушками, и никто не умер, – ответил Марк. – На нас не обрушилось проклятие. Они решили, что на мне карнавальный костюм. – Он наклонил голову, а затем посмотрел на Джулиана. – Ты прав, я выделяюсь из толпы, но люди видят только то, что хотят видеть.
– Может, нам зря запрещают отправляться на битву без рун? – задумчиво произнес Тай, и Эмма вспомнила, что Марк сказал ему на экзамене. «Теперь у нас обоих на руках порезы».
– Может, нам многое зря запрещают, – заметил Джулиан, и горечь в его голосе удивила Эмму. – Но, может, нам все равно приходится следовать правилам? Может, это и делает нас Сумеречными охотниками?
– Все эти глупые правила делают нас Сумеречными охотниками? – озадаченно переспросила Ливви.
– Не сами правила, – ответил Джулиан. – А наказания за их нарушение.
– За нарушение законов фэйри наказывают не менее, если не более, сурово, – сказал Марк. – Поверь мне, Джулиан. Если они решат, что я не участвую в расследовании, накажут не только меня, но и всех вас. И мне не нужно ничего им рассказывать. Они узнают сами. – Он сверкнул глазами. – Джулс, ты понимаешь меня?
– Я понимаю, Марк. И верю тебе, – спокойно произнес Джулиан и вдруг улыбнулся брату. – Так, теперь все в машину. Едем домой.
– Я должен вернуться на жеребце, – сказал Марк. – Я не могу оставить его здесь. Если он потеряется, Дикой Охоте это не понравится.
– Ладно, – кивнул Джулиан. – Возвращайся один. Но Тай и Ливви на нем больше не поедут, понятно? Это слишком опасно.
Ливви расстроилась, Тай обрадовался. Марк едва заметно кивнул.
– Я поеду с Марком, – вдруг предложила Кристина.
К собственному удивлению, Эмма заметила, что лицо Марка просияло.
– Я приведу жеребца, – сказал он. – Мне хочется летать.
– Не превышай скорость! – крикнул Джулиан ему вслед, но Марк уже скрылся за углом.
– Это же небо, Джулиан, – заметила Эмма. – Там нет ограничений.
– Я знаю, – улыбнулся Джулс.
Эмма обожала эту улыбку. Казалось, она была предназначена только для нее. Эта улыбка говорила: хоть жизнь и заставила Джулиана слишком рано стать серьезным, по природе своей он серьезным не был. Эмме сразу же захотелось обнять его или толкнуть в плечо – и захотелось так сильно, что ей пришлось усилием воли опустить руки и сцепить их в замок.
Полная луна висела высоко на небосклоне, когда Марк аккуратно посадил мотоцикл на песок возле Института.
В город они летели в панике: Ливви дрожащими руками цеплялась за ремень Кристины, Тай все время говорил Марку сбавить скорость, шоссе терялось внизу, под ногами. На парковке они чуть не врезались в мусорный бак.
На обратном пути все было спокойно. Кристина обнимала Марка за талию и думала, как близки они к облакам. Город внизу казался клубком светящихся нитей. Кристина терпеть не могла кататься на аттракционах в парках развлечений и летать на самолетах, но это было совершенно иначе: казалось, она растворилась в воздухе и двигалась вместе с ним, как маленький кораблик в океане.
Марк сошел с мотоцикла и протянул руку, чтобы помочь Кристине. Она благодарно приняла ее. Перед глазами у Кристины все еще стояли пирс Санта-Моники и сверкающее колесо обозрения. Еще ни разу она не чувствовала себя так далеко от матери, от Института Мехико, от семьи Розалес.
И ей это нравилось.
– Миледи, – сказал Марк, когда ее нога коснулась земли.
Кристина невольно улыбнулась.
– Это так официально.
– При Дворах всегда все официально, – согласился Марк. – Спасибо, что вернулась вместе со мной. Это было вовсе не обязательно.
– Мне показалось, что ты не хочешь лететь один, – объяснила Кристина.
С пустынных земель дул мягкий ветер, который шевелил песок и отбрасывал только что постриженные волосы Марка у него с лица. Короткие, они казались ореолом, волшебным сиянием, светлым, едва ли не серебристым.
– Ты хорошо все понимаешь.
Марк изучал ее лицо. Интересно, как он выглядел, когда оба его глаза еще были истинными глазами Блэкторнов, сине-зелеными, как бескрайнее море? Интересно, стал ли он красивее теперь, когда они окрасились в разные цвета?
– Когда все вокруг лгут, учишься смотреть глубже, – сказала Кристина и подумала о матери и о желтых лепестках нежных роз.
– Верно, – кивнул Марк. – Но я вернулся оттуда, где все говорят правду, какой бы страшной она ни была.
– Ты скучаешь по этому? – спросила Кристина. – Скучаешь по отсутствию лжи?
– Как ты узнала, что я скучаю по стране фэйри?
– Здесь тебе неспокойно, – объяснила Кристина. – И назад тебя тянет не только желание вернуться в родные края. Ты говорил, что там был свободен, но показывал и шрамы у себя на спине. Я пытаюсь понять, как ты можешь по этому скучать.
– Охота тут ни при чем. Это сделали при Неблагом Дворе, – возразил Марк. – Но мне нельзя рассказать о том, по чему я скучаю. Мне нельзя рассказывать об Охоте. Это запрещено.
– Но это ужасно! Как тебе сделать выбор, если ты не можешь говорить о нем?
– Мир вообще ужасен, – безучастно заметил Марк. – Кто-то тонет в нем и погружается в пучину, а кто-то поднимается вверх и тянет остальных за собой. Но таких мало. Не каждый может быть Джулианом.
– Джулианом? – удивилась Кристина. – Но мне казалось, он тебе не нравится. Я думала…
– Что? – Марк изогнул серебристую бровь.
– Я думала, тебе никто из нас не нравится, – смущенно призналась Кристина.
Это прозвучало глуповато, но черты лица Марка вдруг смягчились. Он взял Кристину за руку, провел пальцами ей по ладони. Она встрепенулась от его прикосновения – ее как будто пронизало электрическим током.
– Мне нравишься ты, – сказал он, – Кристина Мендоза Розалес. Ты очень мне нравишься.
Он наклонился к ней, и Кристина растворилась в его глазах, синем и золотом…
– Марк Блэкторн, – резко, отрывисто произнес кто-то.
Кристина и Марк обернулись.
Перед ними стоял высокий воин-фэйри, который привез Марка в Институт. Казалось, он возник из темноты, из исчерченного тенями черно-белого песка и ночного неба. Он и сам казался черно-белым. Чернильного цвета волосы завивались у него на висках. Серебряный глаз сиял в лунном свете, а черный напоминал бездонную пропасть. На воине были серая туника и штаны, на ремне висели кинжалы. Он был столь же нечеловечески прекрасен, как статуя.
– Кьеран, – пораженно сказал Марк. – Но я…
– Должен был меня ожидать. – Кьеран шагнул вперед. – Ты попросил меня одолжить тебе жеребца, и я это сделал. Чем дольше его нет, тем больше злится Гвин. Неужто ты хотел зародить в нем подозрения?
– Я собирался вернуть его, – тихо ответил Марк.
– Правда? – Кьеран скрестил на груди руки.
– Кристина, иди внутрь, – велел Марк. Он опустил руки и смотрел на Кьерана, а не на нее. Лицо его не выражало эмоций.
– Марк…
– Прошу тебя, – сказал он. – Если ты чтишь мое право на личную жизнь, прошу, иди внутрь.
Кристина колебалась. Но он выразился ясно. Он понимал, чего просит. Развернувшись, она зашла в Институт через заднюю дверь и громко хлопнула ею.
Перед ней была лестница, но подняться она не смогла. Она едва знала Марка Блэкторна. Но, поставив ногу на первую ступеньку, она вспомнила о шрамах у него на спине. О том, как он в первый день свернулся клубком на полу своей спальни, как обвинял Джулиана, выкрикивая, что тот – всего лишь кошмарный сон, который наслала на него Дикая Охота.
Кристина не верила в Холодный мир и никогда не принимала его, но боль Марка перечеркнула все ее убеждения. Может, фэйри и правда настолько жестоки? Может, в них и правда нет ничего хорошего? Может, честь им незнакома? А если так, разве может она оставить Марка одного, наедине с воином-фэйри?
Она повернулась, толкнула дверь – и застыла на месте.
Она не сразу нашла их глазами, но секунду спустя Марк и Кьеран уже предстали перед ней темными тенями. Они стояли в залитом лунным светом углу парковки. Марк прислонился спиной к стволу дуба. Кьеран склонился к нему и прижал его к дереву. И они целовались.
Кристина на мгновение усомнилась в увиденном, но вскоре поняла, что Марк не сопротивляется. Он запустил пальцы в волосы Кьерану и целовал его так страстно, словно изголодался по поцелуям. Они прижимались друг к другу, но Кьеран все равно держал Марка за талию и притягивал его к себе, как будто они могли стать еще ближе. Затем его руки скользнули вверх, стянули куртку с плеч Марка, коснулись его шеи. Издав короткий жалостливый стон, Кьеран отстранился.
Он смотрел на Марка, и во взгляде его голод сливался с отчаянием. Еще ни разу Кристина не видела, чтобы фэйри был так похож на человека. Марк взглянул на него, и его глаза сверкнули в лунном свете. Они светились любовью, и страстью, и ужасной печалью. Это было уже слишком. Кристина понимала, что не должна подглядывать за ними, но не могла отвести взгляд: потрясение и восхищение приковали ее к месту.
И желание. Было еще и желание. То ли она желала Марка, то ли их обоих, то ли ее очаровывала сама мысль о том, что можно желать кого-то так сильно, – понять она не могла. Сердце забилось быстрее, Кристина отступила от двери и хотела уже захлопнуть ее за собой…
Как вдруг вся парковка осветилась ярким светом. Из-за угла показалась машина. Из окон гремела музыка. Раздавались голоса Эммы и Джулиана.
Кристина снова взглянула на Марка и Кьерана, но Кьеран уже пропал, растворившись тенью в краю теней. Марк нагнулся и поднял куртку, а Эмма и остальные высыпали из машины.
Кристина закрыла дверь. Она услышала, как Эмма спросила, где она, и Марк ответил, что она уже внутри. Его голос был ровным, спокойным, словно ничего не случилось.
Но все перевернулось с ног на голову.
Когда он заглянул ей в глаза и сказал, что в Дикой Охоте научился обходиться без зеркал, она задумалась, в чьи же глаза он смотрел все эти годы.
Теперь она это знала.
* * *
Дикая Охота, несколькими годами ранее
Марк Блэкторн присоединился к Дикой Охоте, когда ему было шестнадцать, и пришел он не по своей воле.
После того как его забрали из Института, который он считал своим домом, все погрузилось во тьму. Он очнулся в подземной пещере, среди пропитанных влагой мхов и лишайников. Над ним возвышался громадный человек с глазами разного цвета, который держал в руке рогатый шлем.
Конечно же, Марк узнал его. Не было на свете Сумеречного охотника, который не слыхал бы о Дикой Охоте. Не было на свете фэйри-полукровки, который не знал бы о Гвине Охотнике, веками возглавлявшем ее. На поясе у него висел длинный кованый меч, почерневший и покореженный, не раз прошедший огонь и воду. «Марк Блэкторн, – сказал Гвин, – теперь ты – один из Дикой Охоты, ибо семья твоя мертва. Теперь мы кровные братья». Он поднял меч и полоснул им по ладони, и хлынула кровь, и он смешал ее с водой и дал эту воду Марку.
В последующие годы Марк не раз видел, как люди приходили в Охоту и Гвин говорил им то же самое и смотрел, как они пьют его кровь. И глаза их менялись, приобретая разный цвет, словно так в них отражалась сама душа, расколотая надвое.
Гвин полагал, что новичка необходимо сломать, чтобы воспрял он уже Охотником, способным скакать по ночному небу без отдыха и сна, выдерживать голод на грани истощения, терпеть боль, убившую бы любого простеца. А еще он полагал, что верность должна быть непоколебимой. Нельзя было никого ставить выше Охоты.
Марк посвятил себя Гвину и службе ему, но не нашел друзей в Дикой Охоте. Других Сумеречных охотников там не было. Остальные когда-то принадлежали ко Дворам и были отправлены в Охоту в наказание. Им не нравилось, что он нефилим, он чувствовал их презрение и презирал их в ответ.
Он скакал в ночи один на серебристой кобыле, дарованной ему Гвином. Самому Гвину, он, как ни странно, нравился – возможно, наперекор остальным. Он научил Марка ориентироваться по звездам и слышать шум битв, который эхом отдавался за сотни и даже тысячи километров: до него доносились свирепые крики и жалобные стоны умирающих. Охотники скакали по полям сражений и, незримые для людей, лишали мертвецов всех ценностей. Большая их часть уходила на откуп Благому и Неблагому Дворам, но кое-что Гвин оставлял и себе.
Каждую ночь Марк спал один на мерзлой земле. Он заворачивался в одеяло, и камень служил ему подушкой. Когда было холодно, он дрожал и мечтал о рунах, которые могли бы его согреть, о горячем сиянии клинков серафимов. В кармане он хранил рунический колдовской огонь, который подарил ему Джейс Эрондейл, но зажигал его, только оставаясь в одиночестве.
Каждую ночь, засыпая, он перечислял имена своих сестер и братьев, по старшинству. Каждое слово становилось тяжелым якорем, который притягивал его к земле. Который сохранял ему жизнь.
Хелен. Джулиан. Тиберий. Ливия. Друзилла. Октавиан.
Недели сливались в месяцы. Время шло не так, как идет оно в мире простецов. Марк быстро перестал считать дни, ведь отметить их было нечем, а Гвин такое и вовсе ненавидел. Поэтому Марк понятия не имел, сколько он уже скакал с Охотой, когда в нее пришел Кьеран.
Марк знал, что скоро в их рядах появится новый Охотник, ведь слухи расходились быстро, а Гвин к тому же всегда обращал новичков в одном и том же месте – в пещере у входа в земли Неблагого Двора, где стены поросли изумрудным лишайником, а среди скал серебрилось небольшое озеро.
Вернувшись с охоты, они нашли новичка там – его бросили ожидать Гвина. Сначала Марк увидел лишь силуэт стройного юноши со спутанными волосами. Его руки и ноги были закованы в цепи, тело изогнулось дугой. Он был так худ, что казалось, будто весь состоит из углов.
– Принц Кьеран, – произнес Гвин, приблизившись к юноше, и по Охоте пробежал шепоток. Что же мог сотворить принц, чтобы его столь жестоко прогнали от Двора, лишили семьи и имени, друзей и родни?
Гвин подошел еще ближе, и юноша поднял голову, показав лицо. Он точно был эльфом: об этом говорили его странные, волшебные, почти нечеловечески прекрасные черты, высокие скулы и черные глаза. Его черные волосы отливали синевой и зеленью, как океан в ночи. Гвин протянул ему воду, перемешанную с кровью, и юноша отвернулся, но Гвин все равно влил ему в горло напиток. Марк завороженно наблюдал, как правый глаз Кьерана стал из черного серебристым и как оковы спали с его израненных запястий и лодыжек.
– Теперь ты – один из Дикой Охоты, – на удивление мрачно произнес Гвин. – Вставай и иди с нами.
Поначалу Кьеран держался особняком. Хотя, изгнав его в Охоту, его лишили титула принца, он сохранил высокомерие, свойственное особам королевской крови, и другим это было не по нраву. Его дразнили и обзывали «князьком», но все было бы гораздо хуже, не держи Гвин в узде свою братию. Казалось, кто-то при Дворах приглядывает за Кьераном, несмотря на его изгнание.
Марк порой не мог отвести от него глаз. Что-то в Кьеране очаровывало его. Вскоре он узнал, что цвет волос принца меняется в зависимости от его настроения и всегда принимает оттенки моря – от иссиня-черного (когда он в отчаянии) до бледно-голубого (в редкие минуты веселья). Его волосы были густыми и волнистыми, и Марку иногда хотелось прикоснуться к ним, чтобы понять, каковы они на ощупь, проверить, волосы это или переливчатый шелк, который меняет цвет при разном освещении. Кьеран скакал на коне, которого подарил ему Гвин, и более буйного коня Марк в жизни не видел: он был черен и тощ, но Кьеран прекрасно держался в седле, словно был рожден для этого. Как и Марк, он скакал один и в одиночку справлялся с болью изгнания и разлуки, редко говорил с остальными Охотниками и почти не смотрел на них.
Порой он смотрел лишь на Марка, когда другие звали его нефилимом, сумеречным отродьем, ангельским мальчиком и прочими кличками, которые были гораздо хуже. Однажды до них дошли новости, что Конклав повесил в Идрисе нескольких фэйри, обвинив их в измене. У тех фэйри нашлись друзья в Охоте, и в ярости они потребовали, чтобы Марк встал на колени и сказал: «Я не Сумеречный охотник».
Он отказался. С его тела сорвали рубашку и исхлестали его кнутом, а потом бросили одного под деревом среди снежного поля, и его кровь обагрила сугробы.
Когда Марк очнулся, было тепло и горел огонь. Он лежал головой на чьих-то коленях. С трудом он пришел в себя и понял, что рядом сидит Кьеран. Тот приподнял его, и дал ему воды, и закутал его одеялом. Его прикосновения были совсем невесомы.
– Я знаю, у твоего народа, – сказал он, – есть целебные руны.
– Да, – хрипло ответил Марк, стараясь не шевелиться. Рассеченная кожа горела огнем. – Это руны ираци. Одна залечит все мои увечья. Но их не нанести без стила, а мое стило сломали много лет назад.
– Как жаль, – сказал Кьеран. – Боюсь, эти шрамы навсегда останутся у тебя на коже.
– Разве есть мне до этого дело? – равнодушно спросил Марк. – Здесь, в Охоте, неважно, насколько я красив.
Кьеран улыбнулся загадочной полуулыбкой и легко коснулся волос Марка. Тот закрыл глаза. Много лет никто не прикасался к нему, и все тело его встрепенулось, несмотря на порезы и раны.
С тех пор они всегда скакали по небу вместе. Кьеран превратил для них Охоту в приключение. Он показал Марку чудеса, о которых знал только Волшебный народ: серебряные ледяные глыбы, лежащие безмолвно под луной, и затерянные долины, поросшие цветами. Они скакали среди брызг водопадов и меж башен седых облаков. И Марк, если и не был счастлив, больше не мучился от одиночества.
Ночью они спали вместе, свернувшись под одеялом Кьерана, сотканным из толстых нитей, и оно всегда согревало их. Однажды они остановились на холме, в зеленом холодном краю. На самой вершине стояла башня из камней – тысячу лет назад ее возвел кто-то из простецов. Марк прислонился к ней спиной и посмотрел на зеленые луга, которые серебрились в темноте, и на далекое море. Море ведь везде одинаково, такое же море омывало берега в том месте, где был его дом.
– Твои раны затянулись, – сказал Кьеран, дотронувшись своим тонким, легким пальцем до разорванной рубашки Марка, сквозь которую просвечивала кожа.
– Но шрамы ужасны, – ответил Марк.
Он ждал появления первых звезд, чтобы назвать каждую именами своих сестер и братьев, и не заметил, что Кьеран подходит все ближе, пока не оказался прямо перед ним и луна не очертила своим светом его изящное лицо.
– В тебе нет ничего ужасного, – сказал Кьеран.
Он подался вперед, чтобы поцеловать Марка, и Марк, лишь на миг удивившись, повернулся к нему и встретил губами его губы.
Его никогда прежде не целовали, и он представить не мог, что впервые его поцелует юноша, но был благодарен судьбе, что им оказался Кьеран. Он не думал, что поцелуй будет столь мучительным и столь прекрасным одновременно. Он многие месяцы хотел дотронуться до локонов Кьерана – и вот, наконец, сделал это и погрузил пальцы в его пряди, которые на глазах становились из черных золотисто-голубыми. Подобно языкам синего пламени, они лизали его кожу.
Той ночью они легли под одеяло, но им было не до сна, и Марк забыл повторить имена родных, смотря на звезды, – в эту ночь и почти во все последующие. Вскоре Марк привык просыпаться, обнимая Кьерана или касаясь рукой его голубовато-белых волос.
Он узнал, что поцелуи, и прикосновения, и другие проявления любви позволяют забыть обо всем на свете, и чем больше был с Кьераном, тем больше хотел оставаться с ним и впредь – с ним и ни с кем иным в целом мире. Он жил теми часами, которые они проводили вдвоем. «Расскажи мне о Нечестном Дворе», – шептал Марк, и Кьеран одну за другой рассказывал истории о темном Дворе и его бледном Короле, своем отце. А Кьеран говорил: «Расскажи мне о нефилимах», – и Марк рассказывал об Ангеле, и о Темной войне, и о том, что случилось с ним, с его братьями и сестрами.
– Ты не возненавидел меня? – спросил однажды Марк, лежа в объятиях Кьерана на высоком альпийском лугу. Он повернул голову, и его нечесаные светлые волосы рассыпались по плечу Кьерана. – За то, что я нефилим? Все остальные меня ненавидят.
– Ты не обязан и дальше быть нефилимом. Ты можешь выбрать Дикую Охоту. Можешь выбрать жизнь фэйри.
Марк покачал головой.
– Я сказал, что я – Сумеречный охотник, и меня жестоко избили за это, но я лишь уверился в своей сути. Я знаю, кто я, даже если не могу этого сказать.
– Ты можешь сказать это мне, – ответил Кьеран, длинными пальцами погладив щеку Марка. – Здесь безопасно.
И Марк прижался к своему любовнику, к своему единственному другу, и прошептал в пространство между ними, где его холодное тело сливалось с теплым телом Кьерана:
– Я – Сумеречный охотник. Я – Сумеречный охотник. Я Сумеречный – охотник.
