Джон Бронкс сомневался, что бывал здесь раньше. Церковь, станция пригородной электрички, крытый бассейн, библиотека. Заурядное предместье, где большинство автомобилистов не задерживается. Он опустил боковое стекло; потеплело, дождь обернулся туманом, ничего толком не разглядишь.

Низкие здания, окруженные парковками, Эсму-Центр, а прямо за ними двухэтажный кирпичный дом. Туда-то ему и надо.

Семнадцать вариантов на мониторе – семнадцать преступлений с насилием против личности, занесенные в подвальные архивы Крунуберга, давным-давно закрытые дела. Джон принес их оттуда, рассортировал, сложил пачками на полу кабинета.

Двое преступников уже скончались. Трое жили за пределами Стокгольма – в Гётеборге, Берлине и на испанской Коста-дель-Соль, – их алиби удостоверены тамошней полицией. Четверо в тюрьме, на момент ограбления за решеткой. Пятеро получили сроки за изнасилование при отягчающих обстоятельствах и за тяжкие сексуальные домогательства в отношении детей, что в общем-то не вписывается в профиль данного преступления.

Он притормозил у почтового ящика, который владелец явно красил сам, и припарковал машину. В доме кто-то стоял у окна, наблюдая за ним.

Оставалось трое. С этими надо было встретиться лично, и, направляясь на встречу с бывшими арестантами из Шёндаля, которые могли бы совершить означенное ограбление, он прихватил с собой материалы расследований.

Первая встреча состоялась всего в двух кварталах от полицейского управления, на Санкт-Эриксгатан, объект отсидел за серьезное преступление, связанное с наркотиками. Сорокалетний мужчина, а выглядел лет на восемьдесят, сгорбленный, волосы жиденькие, щеки впалые, глаза подернуты мутной пленкой, – Бронкс только посмотрел на него и сразу же вычеркнул из числа подозреваемых в ограблении, продолжавшемся около двадцати минут. Он спешно покинул городскую квартиру у Карлбергсканала и лишь задним числом сообразил, что они примерно одного возраста и, в сущности, могли бы поменяться местами. Н-да, время измерялось не только часами и секундами.

Кирпичный дом с большим садом. Судя по веранде и окнам, построен, скорее всего, в 1920-е. И за одним из окон действительно сидит мужчина.

С Санкт-Эриксгатан он поехал в Якобсберг, по второму адресу в зоне поисков. Этого подозреваемого Бронкс тоже вычеркнул. Сорокасемилетний мужчина получил срок за убийство – в ту пору, когда еще мог передвигаться. Сейчас он страдает ожирением, давно на пенсии, лысый, говорит спокойно, почти шепотом, пьет кофе на кухне таунхауса. Ходит на протезах, лишился обеих ног до колен в результате нападения, квалифицированного как акт мести; следствие прекратили, поскольку все свидетели отказались от своих показании.

Остался один. Тот, что сидит за грязными занавесками.

Бронкс открыл папку, пятнадцать лет пролежавшую в полицейских архивах. Пятидесятиоднолетний мужчина, в 1960-е годы эмигрировал из Югославии, несколько раз сидел, последний раз за тяжкие телесные повреждения провел 18 месяцев в тюрьме в Норртелье. В материалах дела были фотографии: женщина стоит на фоне голубой стены, словно позируя для школьного снимка, белокурые волосы собраны в конский хвост, так что видны травмы. Вокруг глаза большая опухоль, согласно диагнозу – явный перелом лобной кости, криминалист смыл кровь, и была видна глубокая рана. Тем не менее остальное лицо выглядело еще ужаснее – сплошная гематома, сине-желтые разорванные капилляры. Последние снимки – тело, правый бок, бледная кожа вокруг белого бюстгальтера, пересекающего громадный кровоподтек от подмышки до бедра. Он действовал методично.

Бронкс убрал фотографии. Но слишком поздно. Внезапно, как часто бывало, на него нахлынули образы собственной матери, наверно, она бы вот так же стояла перед объективом криминалиста – темный хвост волос, опухоли и ссадины, – если б хоть раз заявила в полицию.

Снова пошел дождь, несильный, так, изморось, но дом перед ним как бы утратил четкие очертания. Он хотел было включить дворники, но раздумал – если ему ничего не видно, то и человеку на первом этаже дома тоже.

Новые дела, новые судимости. Всегда за избиения или за избиения при отягчающих обстоятельствах. Сидел в Эстерокере, в Асптуне и Евле. Избиение строительного подрядчика, занимавшегося проектом реконструкции в Худдинге, избиение с тяжкими телесными повреждениями билетного контролера на пароме, курсирующем между Шлюзом и Юргорденом, избиение с тяжкими телесными повреждениями двух мужчин в клубе на Регерингсгатан, приведшее к драке с двумя полицейскими, прибывшими на место происшествия, чтобы его арестовать. Несмотря на жуткие фотографии избитого женского тела, это не просто послужной список домашнего насильника – этот человек нападал на всех, без разбору.

В папке остался один документ. Дело, по которому компьютер сигнализировал сходство.

Бронкс листал густо исписанные страницы, сообщающие о преступлении совершенно иного характера. О маленьком домике в Шёндале, всего в нескольких сотнях метров от пляжа, мостков и конца следа; с отсидкой в исправительном учреждении Эстерокер.

Заключенный, который обычно прибегал к нападению и имел касательство к району поисков, мог быть Джафаром или Гобеком.

Бронкс вышел из машины и открыл калитку.

Человек за шторой не двигался.

Они укрепили устье колодца и настелили вокруг новый плиточный пол. Выложили земляные стены шлакобетонными плитами, от пола до потолка, и зацементировали их. Установили на дне колодца дренажный насос и снабдили его поплавковым выключателем, который срабатывал, как только уровень воды поднимался слишком высоко.

Первый чертеж, сооружение пола и стен Пещеры Черепа, был реализован.

Лео сложил его, убрал в ящик с инструментом, достал следующий. Петли. Черный бархат. Хадак. Его дизайн входа через совершенно обыкновенный сейф в полу, входа, который никто другой отыскать не сумеет. Он вышел из комнаты, посреди которой теперь находился двухметровой глубины колодец, и прошагал через двор к гаражу.

Оттуда сразу донесся визг металлического лезвия, а когда Лео открыл дверь, навстречу ударил сноп искр. На длинном верстаке лежал тяжелый сейф, а над ним, в черной маске из жаростойкого полиамида на потном лице, склонялся Феликс.

– Феликс… я назначил дату, час и место.

Последние искры – и задняя стенка сейфа отвалилась.

– Банк в Сведмюре, одиннадцатого декабря, в среду.

Лео повернул кодовый замок, открыл сейф и сквозь отсутствующую теперь заднюю стенку посмотрел на Феликса.

– А затем два банка одновременно – второго января, в четверг.

На свободной половине верстака Лео развернул кусок черного бархата, отмерил и разметил по изнанке белым мелком. Вооружившись острыми ножницами, раскроил ткань.

– Я нашел это место. Два банка с общей стеной. Городишко с маленькой площадью посредине, можно буквально подъехать к входной двери.

– Пути отхода?

– Выбирать тебе. Большая магистраль – шоссе номер семьдесят три. Или сотни малых дорог – и все они ведут сюда.

Тюбик слегка подсох, Лео отколупнул затвердевший сгусток, а затем маленьким валиком нанес молочный тканевый клей на внутренние стенки сейфа.

– Где?

– Эсму.

– Эсму?

– Угу.

– В таком случае… поедем мелкими дорогами. Через Веггарё и Суннербю. Или через Сурунду. Малые дороги, ведущие в Тумбу.

Бархатные квадраты легли на смазанные клеем внутренние стенки.

– Эсму, Лео? И… какого черта ты там делал?

Они сидели по обе стороны большого сейфа без задней стенки, так что глаза не очень-то и спрячешь.

– На разведку ездил.

– Ты был там. – Феликс сверлил брата взглядом. – Лео?

А брат старался смотреть в сторону.

– Ты был у него. У этого старого мерзавца!

– Да. Был.

– Зачем?

– Деньги. Я ему задолжал. Ты же знаешь, верно? Я вернул долг. Чтоб больше об этом не слышать.

– Ни хрена мы ему не задолжали, Лео, пойми наконец! Да и заплатить можно было когда угодно!

Остался последний лоскут бархата. Лео приклеил его на место задней стенки сейфа.

– Так вышло.

– Черта лысого так вышло\ Ты хотел ему рассказать!

– С какой стати?

– С какой стати? С какой стати?! Я знаю тебя, Лео. Знаю, как у вас заведено. Он впихивает тебе в голову кучу всякого дерьма, так оно и идет.

– Ты чего разошелся? Забудь об этом, Феликс.

– Отлично. Забуду. Все забуду. Забуду Сведмюру, братишка. Забуду этот хренов Эсму. Всё, выхожу из игры. Прямо сейчас.

Феликс был на полпути к выходу из гаража, когда Лео схватил его за плечо.

– Черт подери, Феликс, остынь.

– Лео, неужели непонятно, почему я так себя чувствую? Ты же знаешь… ничего бы не случилось, если б я не открыл дверь.

– Какую еще дверь?

– Я открыл ее. Тогда. Когда наш сволочной папаша едва не убил маму. Я открыл дверь. Я впустил его.

– Ты не открывал.

– Я открыл и…

– Дверь открыл я.

– Лео, мне, блин, не до шуток.

– Мне тоже. С какой стати тебе открывать дверь… ему?

– Может, я не знал, что это он.

– Ты бы никогда не открыл дверь. Ты всегда ужасно боялся того, что может случиться. Память тебя подвела. Дверь открыла.

– Ты? Ты прыгнул ему на спину, как мартышка. Ты стал между ними. А я… Я открыл дверь и впустил его! Тогда я и решил, Лео! Никогда больше! Слышишь? Обещай мне…

– Что обещать?

– Обещай, что не будешь видаться с ним, пока я за рулем обеспечиваю отход!

– Я…

– Обещай мне. Обещай!

Они долго стояли, глядя друг на друга. Лео положил и другую руку на плечо Феликса.

– О’кей. Обещаю. Доволен? Обещаю никогда больше не контачить со стариканом. – С легкой улыбкой на губах Лео чуть встряхнул брата за плечи, которые были пошире его собственных. – О’кей, Феликс? Доволен? Больше никогда.

– Если мы опять с ним свяжемся, Лео, он сломает все, все, что мы построили.

Бронкс позвонил в дверь. Забавный звонок, в форме цветка. Он решил действовать так же, как с Жиртрестом из Якобсберга и Наркошей с Санкт-Эриксгатан, – задать вопросы, особо не связанные с его конкретной целью, но так он получит нужные ответы: что за человек ты теперь? На что способен? Где находился 19 октября между 17:54 и 18:14?

Грузные шаги. Тень на рифленом дверном стекле. Поворот замка.

– Здравствуйте, я…

– Стива нет дома.

Мужчина был куда крупнее, чем Джон ожидал. Не выше, не сильнее, просто крупнее, как иные люди, когда стоишь близко. Темные волосы, зачесанные назад, немытые, вдобавок пышные баки – этакий патлатый Элвис Пресли.

– Он здесь хозяин. А я всего лишь квартиросъемщик, так что приходите попозже.

Корявая рука легла на латунную ручку, собираясь закрыть дверь, две костяшки заметно впалые, как бывает у отъявленных драчунов.

– Мне нужен не Стив. Я ищу Ивана Дувняка.

Бронкс предъявил полицейский значок, дюжий мужик бросил на него беглый взгляд.

– Джон Бронкс, городская полиция. – Он посмотрел на мужчину, потом кивнул на соседние дома слева и справа, тоже окруженные большими садами. – За последние недели к нам поступило несколько заявлений о взломах в этом районе. Вы не заметили ничего необычного?

– Поэтому полиция ходит по домам?

Тот же тон, что у Наркоши и у Жиртреста. Эти люди привыкли открывать дверь полицейским, иметь дело с правоохранительной системой в судах, садиться в тюрьму. Вечно подозрительные, вечно предчувствующие, что их заранее обвиняют. Иной реакции Бронкс и не ожидал.

– Да, можно и так сказать.

– И какого черта вам надо от меня?

– Я показал вам значок. И теперь хочу увидеть ваши документы.

– Нет у меня документов.

– Даже загранпаспорта нет? Ничего?

– А на что он мне? Разве это обязательно? Я что, должен стоять тут и предъявлять документы каждому легавому, который стучит в дверь?

Они стояли на узком крылечке почти вплотную друг к другу. Примерно на этом этапе разговора Наркоша и Жиртрест начали отвечать на вопросы, нашли документы – они тоже чувствовали себя обвиняемыми, но хотели, чтобы их вычеркнули из списка подозреваемых.

– Возможно, чтоб быть частью общества?

– Я снимаю здесь этаж. Но я не часть никакого вонючего общества.

– А автомобиль вон там?

Бронкс показал рукой на подъездную дорожку и ржавый старый “сааб”, из заднего окна которого торчали малярный валик и складная стремянка.

– Ваш? В таком случае у вас наверняка есть права.

Мужчина провел рукой по элвисовской шевелюре.

– Думаете, я домушник? Так?

– Я бы хотел знать, где вы были девятнадцатого октября с семнадцати тридцати до восемнадцати тридцати.

Короткий смешок.

– Какой же домушник орудует с пяти до семи? – Здоровяк, занимавший столько места, сделал полшага вперед. – Что было, то было. Случалось, я терял контроль. Но чтоб воровать… за каким чертом, по-вашему, мне вламываться в чужие дома и тырить ихнее барахло? Я взломами не занимаюсь. Я дерусь. В ваших бумажках наверняка так и написано.

Джон Бронкс с места не сдвинулся. Сперва пусть предъявит документы.

– Ладно. Хрен с вами. Но после этого вы уберетесь в свою хренову полицейскую тачку.

Оставив дверь открытой, мужчина пошел по коридору, видимо на кухню, где на столе виднелась стопка билетов лото и две бутылки вина, а на спинке стула висел серый пиджак, из внутреннего кармана которого торчал потрепанный бумажник.

– Спасибо.

Бронкс взял пластиковую карточку. Водительские права. ИВАН ЗОРАН ДУБНЯК. Выданы семь лет назад, действительны еще три года. Он вернул карточку владельцу.

– Могли бы сразу показать.

– Ас какой стати? Вы являетесь сюда, в мой дом, с предвзятым мнением. Хотя прекрасно знаете, что последние десять лет за мной ничего нет. И я не какая-нибудь поганая крыса, чтобы лазить по чужим домам.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Они стояли почти вплотную друг к другу. Но то-то и оно, что почти. Иван Дувняк придвинулся еще ближе, тряхнул головой, выпятил подбородок, глаза как буравы. Давненько Бронксу не доводилось играть на службе в подобные силовые игры.

– Вы норовите вывести меня из равновесия. Может, так и случится. Если станете продолжать.

– Вы мне угрожаете?

– Думайте как хотите, черт побери.

– Кто-нибудь может подтвердить, где вы находились вечером девятнадцатого октября?

– Стив может.

– Стив?

– Домохозяин мой. Он живет на втором этаже. И может подтвердить. Позвоните ему. Он работает… звоните на готландский паром.

Вниз по ступенькам, по плитам дорожки к калитке и машине. Можно не оборачиваться. Бронкс спиной чувствовал взгляд за занавеской.

У него было семнадцать вариантов, осужденных и вышедших на свободу, преступников и бывших преступников. Он составил список и вычеркнул их одного за другим. Этот был последним. И он ему поверил. Иван Дувняк дрался, но не воровал.

Джафар и Гобек были где-то еще.

Ступеньки неизменно скрипели, когда он поднимался наверх, но когда шел вниз, почему-то молчали. В кухне у Стива на табуретке возле плиты лежали газеты двух-трехдневной давности, Иван забрал их, достал из шкафа под мойкой несколько еще более старых, приготовленных в макулатуру.

Этот гад стоял у его двери. В джинсах и черной кожаной куртке. Идиот-сыщик, рассуждавший о мелких преступниках, крысятничавших по чужим домам.

Он спустился к себе, отодвинул билеты лото и бутылки и начал просматривать газеты, центральные и местные. Всего-навсего одна заметка о взломах в этом районе.

Он бы с удовольствием двинул этому шибздику-полицейскому в челюсть, если б не дал зарок никогда больше не пускать в ход кулаки. Вдобавок обнаружил, что есть другие способы нагнать страху и не попасть в тюрьму. Как только он повышал голос и неотрывно смотрел людям в глаза, народ в этой паршивой стране немедля шел на попятный. Просто стоишь и смотришь, а вроде как двинул в морду. Они отводили взгляд, сдавались.

Ни единой драки за десять лет.

И все равно этот паршивый полицейский обращается с ним вот так, обвиняет почем зря, будто и время не прошло, будто человек не может измениться.

Склон, ведущий к Эсму-Центру, раскис от дождя, стоптанные полуботинки то и дело скользили по грязи. Он миновал продуктовые магазины, банки, кафе.

Колокольчик над дверью табачной лавки резко звякнул. Как Ионссон терпит этот противный звук каждый раз, когда покупатель приходит за куревом?

Иван огляделся: полки с табаком, рядом – полки с конфетами, возле них – стенд с газетами. За прилавком никого. Немного погодя донесся звук слива из туалета, где прошлым летом случилась протечка, которую он помог устранить, а взамен получил от хозяина большой запас табаку.

– Иван.

Ионссон отодвинул занавеску, провел руками по жидким волосам, словно используя их вместо полотенца.

– Вечерние газеты. Обе.

– Сегодня тиража нет, Иван. Ты же знаешь, он бывает только по вторникам.

– Вечерние газеты. – Из нагрудного кармана рубашки он вытащил свернутый мятый конверт. Пересчитал 500-кроновые купюры, положил одну на прилавок. – Мельче нету.

Хозяин протер очки, которые надевал лишь изредка, взял купюру, глянул на просвет.

– Черт меня побери!

– Работы нынче много.

– Ты заработал все это маляр кой и столяркой? Эх, не тем я занимаюсь. У тебя вон полный конверт деньжищ, а я едва наскребу на сдачу с одной купюры. Кому ж это нынче по карману этак раскошелиться?

– Иной раз я и сам диву даюсь. А ты пораскинь мозгами.

Йонссон положил сдачу на облезлый прилавок, сотни, пятидесяти- и двадцатикроновые купюры. Иван пересчитал их, отошел к столику, полистал газеты.

– Ни слова.

– О чем?

– О взломах.

– Взломах?

– В нашем районе. Вроде было несколько. В частных домах.

– Не слыхал. А ведь все приходят сюда поговорить. Я бы знал.

Иван свернул газеты трубкой, сунул в карманы пиджака.

Этот гад сыщик не ходил по соседям перед тем, как позвонил в дверь, и был один. Если б вправду ходил по домам, он бы оставил машину на площади, а не парковался у него под окнами. И вообще, с бывшим заключенным, на счету которого драки с полицейскими, разговаривали бы тогда как минимум двое, они ведь всегда ходят парами, как гиены. Нет, этот явился с какой-то другой целью.

– Прочел?

– Там читать нечего.

– Тогда положи на место. И платить не надо. Возьми лучше пачку табаку для самокруток.

Иван развернул газеты, постарался хорошенько их разгладить, взял пачку с нижней полки. И повернулся к выходу.

– Твой сын заезжал.

Иван замер.

– Здоровый парень. Похож на тебя, Иван, только что блондин. Вы опять вместе работаете?

Ионссон ждал ответа. А он отвечать не собирался. Потому что у старшего сына теперь свой бизнес, вместе с братьями.

Иван едва не усмехнулся.

По крайней мере, он научил сыновей держаться заодно против всех – даже против него самого.

Аннели лежала на животе поперек двуспальной кровати, уснула не раздеваясь. В последнее время она много спала. Чтобы разбудить, Лео легонько погладил ее по щеке тыльной стороной руки.

– Который… час?

Глаза у нее были маленькие и жмурились от света.

– Шесть тридцать.

– Так рано? Тогда я еще посплю.

– Вечера. – Он взял ее за руку, тихонько потянул. – Вставай.

Она посмотрела на него, но не шевельнулась.

– Вставай. Пойдем на встречу с Фантомом.

Аннели встала, руки еще вялые, ноги толком не

слушаются, пошла за ним, не понимая, в чем дело, спустилась по лестнице в комнату напротив кухни, где они проводили так много времени.

– Представь себе, Аннели, что кто-то в бегах и прячется здесь, в доме, а полицейские приходят его искать.

Обычная комната. Пол, стены, потолок. У Аннели запершило в горле от резкого запаха свежей краски.

Они все здесь, Лео, Феликс, Винсент и Яспер, смотрят на нее, довольные собой.

– Ничего не понимаю. Ты о чем?

Пол выстлан черными и белыми виниловыми квадратами, а сверху брошен толстый лоскутный ковер, на котором они и стояли. Квадраты новенькие, блестящие. Лео отпустил ее руку, присел на корточки.

– Это ваша комната, Аннели, – твоя и Себастиана.

Она позволила себе чуть-чуть улыбнуться. Он взглянул на нее, по-прежнему довольный собой, отвернул ковер, указал на четыре квадрата, а затем извлек два железных кольца.

– Итак, полиция здесь, ищет. И, черт его знает почему, обнаруживает, что несколько напольных плиток немножко разболтаны. Вдобавок эти вот железные кольца, за которые можно взяться и вынуть их.

Он взялся за кольца, потянул вверх и вместе с плитками вытащил блок цемента.

– Они поступают точно так же. И видят – сейф. Накрепко вделанный в пол. К их полному восторгу. Прищучили нас!

Он осторожно тронул кодовый замок.

– Затем, при чертовском везении, они вычисляют кодовую комбинацию. Допустим, что вычисляют.

Покрутив ручку, он открыл стальную дверцу – сейф, сплошь обклеенный черным бархатом, без просветов и швов. Там лежал маленький пластиковый пакет с пятисоткроновыми купюрами. Фотоаппарат. Несколько разрозненных патронов. Пачка бумаг, похожих на сертификаты и контракты. Лео вынул все это, сложил на полу рядом с отверстием.

– Потом они видят вот это. То есть ничего. Конец. И идут в другую комнату, радуясь, что нашли припрятанные деньжата, и вроде как важные документы, и винтовочные патроны, чтобы проделать бесполезные экспертизы.

Лео подошел к единственному в комнате окну и к соединительной коробке над ним. Вывернул шурупы, снял крышку. Электрические провода, красный и синий. Он посмотрел на Аннели, опять улыбнулся, соединил концы проводов и замкнул цепь.

– Подойди к сейфу и глянь вниз.

Гудение. А затем… задняя стенка сейфа медленно исчезла, открыв проход… вниз.

– Полицейские ушли. Несолоно хлебавши. Все было под сейфом.

Он чмокнул Аннели в щеку, шагнул к отверстию, присел, поставил ноги на алюминиевую лесенку, спустился и включил свет. Внезапно там, где раньше ничего такого не было, появилось помещение. Два ряда деревянных полок по стенам. Оружие: пистолеты-пулеметы на верхних полках, АК-4 – на нижних.

– Фантом и его Пещера Черепа.

И пять пулеметов прямо на полу, за лестницей.

– Видишь? Фантомов сейф. Где он оставляет донесения патрульным джунглей.

Босыми ногами она спустилась по узким ступенькам лесенки, оступилась, но устояла, шагнула на холодный пол.

– Помнишь, сейф в полицейском участке, у Фантома вел туда секретный туннель, он мог снизу открыть сейф и оставить внутри свои донесения для штаба патрульных. И каждый раз Фантома или Шефа ожидала там новая депеша, так они поддерживали связь.

Помещение с автоматическим оружием, почти такое же большое, как армейский арсенал, откуда его похитили. Аннели взглянула на лестницу, по которой только что спустилась.

– Потрогай.

Лео взял ее руку, приложил к бетонной стене.

– Сухая, верно? Никакой сырости, никакой воды.

Он опустился на колени, открыл люк в полу – большая цементная труба, колодец с насосом.

– Дом стоит на озерном дне. Так что подвал не вырыть. Но таким вот образом мы можем контролировать уровень грунтовых вод. Когда они поднимутся досюда, до максимальной отметки, включится насос.

Лео и Аннели стояли, держась за руки, в тайной подземной комнате с холодным полом и отверстием в потолке. Вокруг – 221 единица автоматического оружия. Все необходимое для очередного ограбления и для последующих.