Сулейман Великолепный отдыхал в походном шатре. Под звуки камышовой флейты танцевали обнаженные наложницы — непременные спутницы его походов. Красивые, длинноногие, они воскрешали у султана нежные чувства. Он словно окунался в молодость и вновь хотел любить.

Сулейман пальцем поманил к себе одну из наложниц. И она покорно засеменила к возвышению из огромных подушек, на вершине которого развалился господин Оттоманской Порты.

Безбородый брюхатый евнух махнул рукой, и танцовщицы робкой стыдливой стайкой выпорхнули из опочивальни повелителя на женскую половину. Султан Сулейман сделал свой выбор.

Сегодня Венера была в Весах, этот день, по мнению звездочета, самый благоприятный для любовных утех. Султан Сулейман с любопытством разглядывал правильные черты девушки: прямой тонкий нос, подвижные чуткие губы, бархатная белая кожа. Чем-то очень близким и в то же время неуловимым она напоминала его первейшую жену. Сулейман пошел против воли матери и простую наложницу-славянку сделал своей супругой, возвысив ее не только над всем гаремом, но и над остальными женами. Что-то есть в этих славянках волнующее, что позволяло выделить их из многого числа женщин. Может, этот секрет прячется в цвете волос или в звучании речи, что подобна перекатыванию гальки по дну небольшого, но быстрого ручейка? Султан Сулейман так и не сумел понять, чем привлекла его Роксолана, первейшая жена, не знал, почему сейчас его выбор пал именно на эту девушку.

Размышляя о Роксолане, султан вспомнил и о своих северных землях, которые граничили с Московским княжеством, где хозяином был молодой честолюбивый цезарь. Иван осмелился бросить вызов могуществу Турецкой империи, сумел построить город на территории Казанского ханства. Этот самоуверенный юноша позабыл о том, что Сулейман не только самый могущественный из смертных, но еще и наместник Аллаха на этой грешной земле! А значит, все действия султана угодны Всевышнему.

Рука Сулеймана коснулась упругой груди наложницы, и девушка, под откровенной лаской повелителя, задрожала.

— Господин мой, — шептали ее губы.

— Роксолана, — с нежностью проговорил Сулейман.

Чужое имя не покоробило слух наложницы, наоборот, она прижалась к господину еще крепче. «Великий Сулейман спутал меня со своей любимой женой. Какое счастье!»

Султан молча позволял любить себя, а наложница, призвав на помощь все приемы обольщения, старалась запомниться господину, и тогда тот непременно призовет ее к себе еще раз, и она сможет украсть у жен повелителя еще одну шальную ночь.

На сей раз султан Сулейман поступил против обыкновения — он не стал прогонять девушку после ночи любви, и она, разметав пряди светлых волос на розовых подушках, тихо спала. Сулейман Кануни осторожно освободился из ее объятий, поднялся и вышел из шатра. Покой великого султана у самого входа охраняло несколько янычаров.

— Позвать ко мне первого визиря, — распорядился Сулейман.

Через минуту полог распахнулся, и в шатер султана вошел визирь. Сулейман был привязан к нему, их дружба завязалась еще в юношеские годы и благополучно перешла в зрелость. Из простого янычара султан сделал Ислама своим доверенным лицом, возвысив над многими.

Главный визирь, согнувшись, ждал распоряжений светлейшего. Несмотря на свое особое положение, он никогда не перешагивал черты, которая проходит между простым смертным и наместником Аллаха.

— Вчера я получил письмо от Девлета, в нем он сообщает, что царь Иван уже под Казанью. Отпиши крымскому хану, пускай он выступает немедленно. Быть может, это спасет мой казанский улус.

Великий визирь скосил глаза на обнаженную наложницу и отвечал:

— Слушаюсь, звезда моего сердца. Через неделю Девлет-Гирей войдет в урусские земли.

Уже на третьи сутки гонец от Сулеймана Кануни вручил Девлет-Гирею фирман, в котором указывалось, что любимец султана должен немедленно выступить на московскую землю и своим набегом отвлечь царя Ивана от Казани.

Крымский хан припал губами к бумаге, надушенной травами, и поблагодарил Аллаха за то, что Сулейман не оставляет своего слугу милостями.

Девлет-Гирей решил выступать немедленно. Лагерь пришел в движение: орали верблюды, беспокойно ржали кони, в походный порядок выстраивались пешие и конные.

В боевом наряде перед воинами предстал хан. Красавец-конь загарцевал перед ровным строем всадников. Бунчуки на острых копьях рвались на сильном ветру.

Девлет-Гирей видел верблюдов, нагруженных скарбом, тонконогих лошадей, готовых к быстрому бегу, его взгляд встречал сосредоточенные лица воинов. Все было подчинено его воле, все ждали слов хана.

— Вспомним нашего господина султана Сулеймана, — торжественно произнес Девлет-Гирей, и под ханом еще выше поднял голову чуткий аргамак, гордый своей царственной ношей. — Вспомним слова его: «Я есть посланник Аллаха всем мусульманам на этой земле!» Желание светлейшего Сулеймана есть воля самого Аллаха. Чего же хочет наш великий Сулейман? — Девлет-Гирей выдержал паузу. — Оградить казанские земли от бесчинства гяуров! Уберечь правоверных от надругательства над верой! Так поможем же сбыться воле Аллаха и желанию самого султана Сулеймана!

— Алла! — победно пронеслось над строем и глухо отозвалось в степи, поросшей желтыми и красными тюльпанами. — Аллах акбар! Ар! Ар!..

Зазвучали призывно фанфары, и верблюды, задрав большие головы к небесам, как будто и они что-то выпрашивали у Всевышнего, трусцой побежали в степь, разбуженную удалыми криками.

Хан останавливался только на короткие ночевки в глубоких ущельях и далее гнал свое воинство на север, где его стеной встречал многовековой лес.

С несколькими сотнями всадников хан спешил впереди своей тьмы. Девлет-Гирей не спал ночами, целыми сутками не слезал с седла, казалось, он не ведал, что такое усталость, даже коней хан менял на скаку.

У самой Рязани войско Девлет-Гирея натолкнулось на небольшую заставу станичников, и небо мгновенно заклубилось черным дымом, предупреждая горожан об опасности. Этот дым породил еще один сноп огня, а ему, далеко за версту, отозвалось новое полымя.

— Алла! — закричал Девлет-Гирей, и тьма, подобно полноводной реке, бескрайно разлилась по степи.

Из-под копыт лошадей и верблюдов полетели комья земли.

Станичники развернулись в боевой порядок, выставив копья наперевес, и с напряжением следили за тем, как на них, подобно морскому валу, накатывается татарова тьма.

Через мгновение раздался звон сабель, и поле приняло на свою крепкую грудь первых убитых.

— За Христа, станичники! За веру! — орал верткий крепыш, опуская узкое лезвие сабли на головы недругов.

Один за другим, сраженные ятаганами, сгинули станичники, только этот казак, позабыв про усталость, продолжал отбиваться от наседавших татар.

— Живым! — коротко распорядился Девлет-Гирей, пораженный неуязвимостью детины.

Метко брошенный аркан затянул на шее казака петлю, и он, хрипя, рухнул вниз, подмяв спиной желтоголовые ромашки. На плечи детины навалились татары, и он почувствовал соленый вкус родной земли.

Станичника подняли на ноги и подвели к Девлет-Гирею. Крымский хан уже взобрался на своего красавца-скакуна и с высоты седла смотрел на поверженного врага.

— Где урусский царь Иван?.. Какой он пошел дорогой в Казань?

— Царь-то? — спокойно глянул станичник в плутоватые глаза Девлет-Гирея. — В Коломне он сидит, тебя, супостата, дожидается. А Рязань тебе не одолеть, посадские в городе спрятались и ворота за собой затворили.

Хан посмотрел поверх голов, туда, где на крутом берегу белой лебедью красовалась Рязань. С вышек темными клубами над тяжелыми колосьями ржи продолжал стелиться едкий дым. Он туманом прятал голубые васильки и едкой гарью ударял в нос.

— В Коломне? — переспросил Девлет-Гирей.

Хан старался не выглядеть обеспокоенным, но если войско урусов находится так близко, то не только осложнялось продвижение по Руси, но и отход в Бахчэ-Сарай мог быть значительно затруднен. Его воинство отягощено многочисленными повозками, арбами, стадом верблюдов, табуном лошадей, и Девлет-Гирей понимал — если сейчас неожиданно появится рать царя Ивана, то ему придется оставить посреди леса не только весь скарб, но и, возможно, гарем.

Лазутчики же сообщили хану, что московский государь должен находиться под Казанью, и Девлет-Гирей мучился вопросом — где же войско Ивана на самом деле?

— Если ты сказал неправду, то умрешь! — объявил Девлет.

Именно так поступил бы Сулейман Законодатель.

Девлет-Гирей старался подражать султану во всем, он стал неким подобием Сулеймана Кануни, и эмиры между собой называли крымского хана «наш маленький султан».

Когда толмач перевел слова Девлета, губы станичника презрительно скривились. Он давно уже приготовился к смерти и успел прошептать слова спасительной молитвы.

— На все Господня воля, — пожал плечами казак. Хан отправил в разведку сотню улан, а сам остановился лагерем близ посадов.

— Будем ждать, и пошли Аллах нам большую удачу, — на прощание напутствовал Девлет-Гирей.

Уланы возвратились неожиданно скоро. Сотник спешился с коня и прошел в просторный шатер Девлет-Гирея.

Крымский хан не терял время даже в походах, и в этом он подражал своему великому господину. Девлет-Гирея развлекало полдюжины юных наложниц, подставляя под алчные глаза повелителя обнаженные бедра. Хан гордился красотой своих наложниц так же, как ювелир гордится умело ограненным алмазом. Девлет-Гирей не упускал случая, чтобы не похвастаться красавицами перед послами или визирями султана, охотно показывал женщин даже подданным.

Перед глазами сотника мелькали красивые женские тела. Девлет-Гирей умел создать себе на земле рай, что же тогда его ожидает в джанне — саду благодати?

Хан давно заметил сотника, но не спешил подзывать его, он с интересом наблюдал за выражением глаз слуги. Тот тоже молчал, не смел отрывать хана от важного дела.

Сполна насладившись замешательством улана, Девлет-Гирей сделал короткий жест, и свирель тотчас умолкла, а девушки пугливой стайкой спрятались за большим цветочным ковром.

— Подать улану шербета! — распорядился хан.

Сотник, поклонившись, взял угощение.

— Чем ты обрадуешь меня? — спросил господин, удобно облокотившись о мягкие подушки.

— Плененный урус оказался прав. Мы перехватили трех лазутчиков, и они сказали то же самое. Царя Ивана под Казанью нет, он — в Коломне!

— Вот как. — Хан вспомнил, что обещал пленнику жизнь. — Пусть урус идет, куда пожелает. Именно так поступил бы великий Сулейман.

— Слушаюсь.

— Позови ко мне всех эмиров.

— Будет исполнено, — покорно отозвался сотник.

Едва пригубив шербет, он поставил блюдо на поднос, после чего вышел из шатра.

— Ступай, ты нам больше не нужен. — Улан срезал веревки на руках станичника. — И поблагодари хана за милосердие.

Детина не слишком удивился своему освобождению, поддел носком сапога обрывок пут и изрек:

— Дошла спасительная молитва до Господа.

Через час мурзы собрались в шатре крымского хана.

— Царь Иван в Коломне. Это совсем недалеко от Рязани, и скоро он будет здесь. Нас не так много, чтобы противостоять его многотысячному войску. Я решил: нам нужно возвращаться в Бахчэ-Сарай.

— Но что на это скажет султан? — спросил Хаким, старейший из мурз. — Сулейман не привык, когда нарушаются его распоряжения. Вспомни про участь своего дяди.

Этот ответ неприятно поразил Девлет-Гирея. Эмиры заметили, как зло блеснули глаза хана. Однако мурзу Хакима не беспокоил недобрый взгляд повелителя. Он знал, что от самых непредвиденных бед его спасет покровительство самого Сулеймана. Хаким был глазами и ушами султана.

И мурза продолжил:

— Ты не только покроешь позором свое имя, но заставишь усомниться других в доблести янычар Сулеймана. — Хаким доброжелательно улыбнулся: — Разве наш хан не получил сообщение от светлейшего султана, что к нему на помощь идет большой отряд янычар?

Все переглянулись: «Где это видано, чтобы мурза, пусть даже самый именитый и могущественный, знал такую новость раньше своего господина? А если это так, значит, султан Сулейман уже больше не доверяет крымскому хану!»

— О да! Я получил уже об этом фирман, — солгал Девлет-Гирей. Чтобы завоевать расположение хозяина, нужно порой угождать и его слугам. — Я думаю, мурза прав, нам не стоит пугаться урусов. Тем более что с нами будут непобедимые янычары Сулеймана. Что ты предлагаешь, мурза Хаким?

Тот перевел взгляд на остальных мурз. Пусть все собравшиеся убедятся в его могуществе. Еще не известно, кто истинный господин в Крымском ханстве — этот едва оперившийся юнец или он, мурза Хаким, — глаза и уши Сулеймана Великолепного.

— Если не хочешь покрыть свою голову стыдом, то нужно идти на Тулу, — со значением произнес Хаким.

— Где находится этот город?

— Он расположен посредине степи и спрятан от Коломны лесами. Прежде чем царь узнает, что мы у Тулы, пройдет очень много времени. Мы же успеем вернуться в Крым с богатой добычей. Решай, Девлет-Гирей! — Хаким опять улыбнулся.

Этот покровительственный тон не укрылся от остальных мурз, и они опустили глаза, не смея встретиться взглядом с повелителем.

— Хорошо, — произнес хан. — Я поступлю так, как ты мне советуешь. А теперь пускай барабанщики бьют сбор, мы выступаем немедленно!

Когда мурзы вышли, Девлет-Гирей подозвал к себе самого преданного своего слугу.

— Ты все слышал, что говорил Хаким?

— Да, мой господин, — потупил взор хаджи.

— Ты слышал, как он унижал твоего хана перед всеми собравшимися?

— Слышал, мой повелитель.

— Ты слышал, Якуб, как он разговаривал со мной? Он вел себя так, будто был рожден от самой Хавы. Он цедил слова сквозь зубы, словно я его слуга.

— О да, мой господин, — хаджи не смел взглянуть в рассерженные глаза молодого повелителя.

— Ты знаешь, Якуб, как следует поступать с обидчиками хана?

Хаджи наконец осмелился поднять глаза на Девлет-Гирея и произнес твердо:

— Да, мой господин. Он умрет сегодня же ночью, и об этом не будет знать никто. Султан Сулейман не сможет тебя заподозрить ни в чем!

— Хорошо, — согласно кивнул Девлет-Гирей, — ты правильно меня понял.

Мурза Хаким остался один.

Сегодня он преподал хороший урок зарвавшемуся мальчишке, который именует себя крымским ханом. Все эти многочисленные отпрыски Чингисхана непременно мнят себя его наследниками. Пусть же Девлет-Гирей не забывает своего места. Пусть же он навсегда запомнит, что все происходящее на этой земле свершается по велению Сулеймана Великолепного!

В шатер неслышно вошел посланник ханской воли, только он единственный мог появиться в шатре незваным.

— Чего тебе? — не скрывая раздражения, спросил Хаким.

Посланник отвесил поклон, а потом произнес:

— Мурза, тебя желает видеть хан.

— Вот как! Скажи хану, что я буду у него завтра, — отвернулся Хаким от посланника.

Якуб наклонился еще ниже:

— Хан велел явиться немедленно.

«Немедленно? Что это за тон! Видно, этому мальчишке мало одного урока. И вообще, нужно отписать султану, что он ошибся в выборе хана. Пришло время, чтобы поменять его».

— Иду, — мурза накинул на плечи халат и вышел вслед за посланником.

Хаким не сделал даже нескольких шагов, как рот его заткнули грубым шерстяным полотенцем, а на голову набросили пахнущий навозом мешок. Никто в стане крымского хана не заметил, как трое огланов перекинули большой тюк через седло коня и повели жеребца к высокому береговому склону.

Внизу неслышно текла речка. Ночь была безмятежной и тихой, и только редкие звезды отражались на ровной водной гдади.

Якуб отвязал мешок от седла, а потом, поднатужившись, огланы спихнули грузное тело мурзы в воду.

Река с громким хлюпаньем приняла дань, пустив огромные круги, и отраженные звезды закачались на острых гребнях.