Никогда еще за последние годы на Угре не было такого спокойного лета.

После нападения людей Семена Вельского не случилось больше в этих местах ни одного порубежного спора, не вспыхнул ни один пожар, прошло стороной моровое поветрие, и не грозила засуха. Соседние веховские князья ни разу между собой не поссорились, а гетман Сапега прислал к Бартеневым грамоту с заверением дружбы и мира, подчеркнув, что он был против авантюры Семена Вельского и не только ничем ему не помог, но после разгрома никого из его людей не пустил на свою землю.

Леваш Копыто, как видно, прочно и надолго укрепившийся на Угре, клялся своим московским соседям, что, пока он жив, мир на этом участке рубежа будет обеспечен.

Поля и огороды, несмотря на дождливое лето, дали хорошие урожаи, и Медведев не мог нарадоваться тому, что теперь его люди обеспечены всем необходимым и жизнь вошла наконец в мирную колею.

К осени Березки превратились в хорошо укрепленное поселение из одиннадцати крепких огороженных изб, окружающих большой прочный бревенчатый дом Медведева в центре. Этот дом почтительно именовался «теремом» и был выстроен под непосредственным наблюдением Василия.

Предназначенный не столько для мирной жизни, сколько для отражения возможных нападений, терем Медведева имел множество ловушек и хитроумных приспособлений и был рассчитан на длительную осаду. Он мог вместить всех жителей Березок, а в погребах и ледниках хранился большой запас воды и пищи. От дома к берегу Угры тянулся подземный ход, а в прибрежных зарослях стояло несколько невидимых для постороннего лодок. Люди, засевшие в тереме, могли бы выдержать месячную осаду и способны были нанести неприятелю серьезный урон благодаря заранее подготовленным на этот случай неожиданностям вроде трех бочек пороха, закопанных на бугорке поодаль. Этот бугорок в двадцати шагах от терема — самое удобное место для осады дома, и, несомненно, там сгруппируются основные силы осаждающих. Узкий подземный коридор тянулся из погреба терема под этот бугорок, и стоило поджечь хорошо просмоленный фитиль в погребе, как через несколько минут бугорок мог взлететь на воздух вместе с основными силами неприятеля. И это была только одна из многочисленных возможностей, предусматривающих защиту поселения.

Теперь Медведев был спокоен. Его дом не выдержал бы только пушечной осады, но Василий был уверен, что до этого дело не дойдет, — переправить пушки через Угру дело нелегкое, а с тылу опасаться некого.

Недалеко от терема на берегу уже заканчивалось строительство церкви, которым руководили прибывшие с Мефодием мастера. Каждый день все обитатели поселения отдавали три часа на постройку храма, и сам Медведев вместе с отцом Мефодием работал наравне с остальными.

Слухи о Медведеве, его людях и новом поселении быстро разошлись в окрестностях, и старое название — Березки — незаметно сменилось новым — Медведевка. Так было удобней, привычней, и сами обитатели Березок постепенно перешли к такому наименованию. История с Татим лесом и рассказы об освобождении Настеньки сделали Медведева популярным и окружили его имя ореолом известности, как, впрочем, имена Бартенева и Картымазова, которые теперь произносились неразрывно с именем Медведева. Друзья продолжали помогать друг другу в хозяйственных делах, которые теперь составляли основной круг их жизненных забот.

Филипп и Анница очень тяжело переживали потерю отца и только к середине августа стали как будто приходить в себя. Все это время Василий и Федор Лукич с Настенькой навещали их, стараясь как-то отвлечь от горестных мыслей. Заезжал к ним частенько и Леваш Копыто. Обычно он рассказывал о каком-нибудь случае со времен своей давней дружбы с Бартеневым и всякий раз старался утешить детей старого друга, уверяя их в своей грубовато-добродушной манере, что отец не одобрил бы такого поведения, что был он человеком сильным и жизнерадостным, а он, Леваш, от имени покойного друга, призывает их к тому же.

Василий время от времени навещал Леваша в надежде на известия от князя Федора, но не мог добиться ничего, кроме поклонов, которые князь регулярно передавал ему и его друзьям. Федор выполнил свое обещание и прислал в Бартеневку трех молодых кобылиц чеченской породы, но даже это не развлекло Филиппа.

Медведев все чаще вспоминал подробности своего посещения терема на Ипути, людей и обстановку, окружавших там князя, и чувствовал, что где-то здесь кроется разгадка нерешительности Вельского. Несмотря на неизменно хорошие вести о делах Федора, Василий смутно чувствовал, что, окружив себя тайной, князь занят каким-то делом, которое может поставить его жизнь под угрозу. Поразмыслив как следует, Василий решил сразу после окончания осенних хозяйственных работ поехать в Горваль без приглашения и, встретившись с князем, постараться понять его замыслы, склонив хотя бы к формальному ответу великому московскому князю…

Но тут вдруг произошло событие, которое разрушило все его планы.

Теплым тихим сентябрьским вечером вернулся из своей долгой поездки Алеша.

Василий заперся с ним в своей любимой башенной комнатке терема, и просидели они там до полуночи. Когда, окончив разговор, они вышли на крыльцо, Медведевка уже спала. Единственный огонек светился в избе бортника Федора — родители ждали сына.

Лунная, безветренная ночь, полная запахов леса, до сих пор очаровывала Василия, привыкшего к степным просторам. Покрикивали где-то в лесу ночные птицы, из Картымазовки изредка доносился приглушенный лай собак, а в полночь приплыл от монастыря одинокий удар колокола…

Терем Медведева стоял ближе к реке, чем прежний дом хозяев Березок, и в особенно тихие минуты слышно было, как плещется в Угре рыба и квакают в болотистой заводи лягушки. На полпути между домом и рекой стояла высокая наблюдательная вышка, и на ней нес караул Никола, Епифанов сын. Оттуда хорошо просматривались все дороги, ведущие к Медведевке, и Угра на две версты в обе стороны.

Василий вышел за частокол и медленно побрел к реке, раздумывая о донесении Алеши. Никола, свесившись через барьер вышки, шепотом спросил:

— Что случилось, Василий Иваныч?

— Ничего, ничего, — туда смотри! — указал Медведев на запад и уселся на бревнах неподалеку от вышки.

Алеша проделал длинный путь… Из Медыни он поехал в Боровск, а оттуда, вдоль всей западной границы Московского княжества, до самой Моревы и тем же путем вернулся обратно. За рубежом вдоль этого пути лежали Вяземские, Вельские и Торопецкие волости. В Медыни Алеша провел несколько дней и кое-что узнал там. Хозяин постоялого двора, на котором останавливался Медведев, когда впервые ехал в эти края, клятвенно заверил Алешу, что Бартенев не проезжал через Медынь. Хозяин хорошо помнит тот день, когда увидел Медведева, потому что поспорил тогда со своим братом на целый рубль и проиграл. Он утверждал, что новичку, который спрашивал дорогу на Березки, ни за что не проехать через Татий лес невредимым. Но вскоре дошли слухи о Медведеве, который с Татьим лесом покончил, описание внешности сходилось, и хозяину пришлось выложить своему брату рубль. Так вот, он помнил, что Бартенев в тот день не останавливался на постоялом дворе. Но зато вскоре после отъезда из Медыни Медведева двое людей, странно одетых, живо интересовались, кем бы мог быть новый в этих местах путник, который держал путь в Березки. Решив совместно с обитателями постоялого двора, что это, должно быть, был какой-то гонец великого князя, скорее всего едущий к Картымазову, двое странных постояльцев немедленно уехали.

В Боровске Алеше ничего ни о ком не удалось узнать.

Тогда он поехал вдоль рубежа и вдруг в одном из селений выяснил, что там останавливались седой нищий с Ефимом и его семьей и что по их разговорам было ясно, что идут они в Новгород. В этой же деревне произошел странный случай, который чуть было не стоил Алеше жизни. Алеша решил заночевать в избе одного бедного старика. Но вечером он переменил свое решение, прикинув, что будет лучше добраться к утру в соседнюю деревню, быстро узнать, видели ли там нищего, и тут же отправиться дальше, сэкономив, таким образом, лишний день. Старик взялся его проводить, а на следующий день, уже в соседней деревне, они узнали, что ночью дом старика сгорел дотла, и если бы они там остались ночевать, то наверняка были бы уже мертвецами. Тогда Алеша вспомнил, что один мужик в той деревне, услышав расспросы о нищем, очень интересовался, где Алеша собирается ночевать… Конечно, это могло быть и случайным совпадением, но…

Больше Алеша нигде не нашел следов старика и Ефима, и никто в тех местах никогда не видел человека, похожего на Алексея Бартенева.

Почти две недели Алеша провел на рубеже с Вельскими волостями, подробно разузнавая о жизни князя Семена Вельского. Князь жил в Белой замкнуто, находился под тайным надзором людей своего брата Федора, никого не принимал и стал много пить… И все же в одной порубежной деревушке Алеше повезло. Он узнал, что недавно в этом месте пересек рубеж какой-то беглец на московскую сторону. Этот человек утверждал, что бежит от преследований князя Семена и направляется в Москву. Возможно, Алеша не придал бы этому известию особого значения, если бы ему не описали внешность перебежчика: нос у него был переломан, а шрам на щеке он скрывал под русой бородой…

С такими известиями приехал Алеша.

Медведев сосредоточенно размышлял, пытаясь сопоставить все эти события и найти между ними какую-то связь, но ничего не получилось.

Василий начал подробно припоминать встречу нищего с мужиком в кольчуге, и ему вдруг показалось, что все обрывки сведений вот-вот соединятся в одну цепочку. У него уже мелькнула какая-то яркая мысль, но он не успел ее осознать и сформулировать…

Василий сидел на бревнах под вышкой, размышляя о своих делах, как вдруг тревожный свистящий шепот Николы вывел его из задумчивости:

— Василь Иваныч! Василь Иваныч! — звал Никола.

Медведев поднял голову.

— Сдается мне, кто-то переплывает Уфу с земель Леваша… И, кажись, на голове одежду тащит…

Медведев вскочил на ноги.

— Один?

Никола долго всматривался вдаль, над подрезанными верхушками деревьев, и наконец сообщил:

— Один. Как раз сейчас на середке. Быстро плывет. Ударить тревогу?

— Пока нет, — секунду подумав, сказал Медведев. — Я сам выйду на берег. Если увидишь еще кого-нибудь или что-нибудь подозрительное, буди ребят!

Медведев быстро направился к берегу, прячась в тени деревьев, а Никола принялся осматривать окрестности, обмотав вокруг кисти руки шнурок, тянувшийся с вышки вниз.

Под вышкой стоял небольшой домик, в котором никто не жил. Здесь каждую ночь спали, не раздеваясь, пятеро вооруженных людей. Шнурок с вышки тянулся в их комнату через отверстие, пробуравленное в стене, и другой конец этого шнурка был привязан к руке того, кто в этот день был начальником охраны. Стоило Николе дернуть шнурок, и через минуту пятеро воинов, готовых к бою, были бы на ногах. Но Никола ничего подозрительного вокруг не видел, и Клим, который сегодня командовал охраной, спал спокойно.

Медведев вышел к берегу реки в том месте, где должен был выбраться на берег неизвестный ночной пловец.

Осторожно раздвинув кусты, он увидел на поляне человека, который, стоя к нему спиной, быстро одевался. Что-то знакомое было в этой фигуре. Василий подкрался ближе.

— И не стыдно тебе, Вася, так долго меня не узнавать?! — негромко сказал незнакомец и повернулся.

Медведев выпрыгнул из кустов.

— Андрей!

— Здравствуй, дорогой друг! — прошептал Андрей, когда они крепко обнялись. — Не говори громко, пусть никто не знает, что я здесь…

— Что случилось? — отшатнулся Медведев. — Ты скрываешься? Тебя преследуют?

— Скорее наоборот… Я, видишь ли, был у Леваша по долгу службы, и мне не хотелось, чтобы он или кто-нибудь другой знал, что мы с тобой встречались… сегодня.

— В чем дело? — удивился Медведев. — Уж не опасаешься ли ты, что тебя обвинят в заговоре против короля и связях с Москвой через некоего дворянина Василия Медведева?!

Андрей как-то странно взглянул на друга и, помедлив, сказал со своей мягкой улыбкой:

— Нет, Вася. Просто я хотел бы поговорить с тобой наедине в каком-нибудь укромном месте, вроде уютных развалин твоего дома…

— И так, чтобы об этом никто не знал?

— Думаю, что еще не наступит утро, как ты признаешь, что это не пустой каприз…

— Прекрасно! Я с детства неравнодушен к тайнам и, раз уж дело принимает такой оборот, не хочу ударить лицом в грязь по части таинственности!

Василий лукаво подмигнул и преувеличенно зловещим шепотом скомандовал:

— Следуй за мной, князь!

Они прошли две сотни шагов вдоль берега и очутились у маленькой бухточки, заросшей густым кустарником. Медведев приложил палец к губам и взялся за огромный трухлявый пень, как будто хотел выдернуть его из земли. Пень подался, а под ним чернел бревенчатый колодец со ступеньками.

— Прошу вниз, князь, — вежливо предложил Василий, и Андрей спустился по лестнице, сказав:

— Совсем неплохо!

Медведев аккуратно прикрыл ход изнутри крышкой с пнем и взяв в темноте Андрея за руку, повел по длинному коридору. Вскоре они оказались в погребе, оттуда поднялись по лестнице и прошли через несколько пустых комнат, сквозь окна которых падали на пол длинные полосы голубого лунного света. Василий привел Андрея в свою любимую башенку и, усадив на лавке, шепнул:

— Подожди здесь — я скоро!

Он выбрался обратно тем же путем, затем открыто прошел с берега реки к вышке и негромко спросил Николу:

— Еще кого-нибудь видел?

— Нет, все тихо. А кто это был?

— Никого не было. Почудилось тебе, Никола.

— Да как же! Василь Иваныч! — возмутился Никола.

— А я тебе говорю — почудилось, — твердо сказал Медведев. — И не вздумай об этом кому-нибудь рассказывать — засмеют! Ты меня понял?

— А-а-а! — сообразил вдруг Никола. — Понял!

— Ну и хорошо. Смотри как следует, и если что — буди Клима, а тот пусть постучит мне — я не буду спать.

Василий вошел в терем, спустился в погреб и явился в башенку с кувшином лучшего меда, секрет изготовления которого свято хранил бортник Федор. Он плотно занавесил окна, зажег свечи и разлил мед по кубкам.

— За встречу!

Они выпили, и Андрей, оглядываясь, восхищенно сказал:

— Ну, Вася, я не имею понятия, где нахожусь. Пока тебя не было, я выглянул в окно и ничего вокруг не узнал… Что это за хоромы и что за город за стеной?

— Ты находишься в моем тереме, а вокруг — новое поселение на Угре, которое теперь называют — Медведевка! — не без гордости ответил Василий.

— И когда ты все это успел?

— Увы! Главное сделано без меня. Ну, ладно, это неважно… Рассказывай-ка ты! И не мучь меня своей тайной!

— Да разве какие-нибудь тайны стоят того, чтобы ради них отказываться от славной дружеской беседы, да еще имея под рукой великолепный мед, какого я не пробовал при дворе самых знатных вельмож! Расскажи лучше, как ты жил все это время!

Андрей расстегнул кафтан, и Василий увидел рубаху, вышитую руками Варежки…

— Не забыл? — улыбнулся он.

— О чем? — Андрей проследил взгляд. — А-а-а! Нет, ты знаешь, какая удивительная вещь… Эта трогательная девчушка так крепко засела у меня в памяти — сам не знаю, почему. Даже часто снится…

— Она тебя тоже постоянно вспоминает.

— Да ну? Ты ее видел?

— Ее отца.

— Антипа? Но ведь он ушел отсюда. Неужто вернулся?

— Нет. Я ходил туда, где он.

— Вася, Вася, — укоризненно покачал головой Андрей, — ты был в Литве и не сообщил мне об этом…

— Это была сплошная погоня, Андрей. Некогда было оглядеться, чтобы сообразить, где находишься, но я ни на минуту не забывал о тебе, и если бы с нами что-нибудь случилось, Алеша тотчас поскакал бы за помощью!

— Хоть на том спасибо. А в отместку за то, что все-таки не предупредил, рассказывай все по порядку.

И Медведев рассказал. Все по порядку. Рассказал о спасении Настеньки, о нападении людей князя Семена, о гибели отца Бартенева и только о тайне

Ефима Селиванова да о поручении великого князя умолчал…

— Значит, ты виделся с князем Федором Вельским? — полувопросительно произнес Андрей после того, как Василий окончил свой рассказ. — Скажи мне, Вася, а как ты к нему относишься?

Василий насторожился.

— В общем — неплохо. А что?

Андрей тяжело вздохнул.

— Ничего… Просто, думаю, ты не все мне рассказал… Знаешь, Вася, говорят, что у московитов испокон веков водится даже самые невинные дела таить друг перед другом в строгом секрете и особенно опасаться иноземцев и иноверцев, которые в ваших глазах все как один враги, только и желающие вас погубить…

Медведев обиделся, но Андрей жестом остановил его.

— Постой, не возражай… Я не верю в это, поскольку я верю в то, что просто повсюду есть люди добрые и люди злые, люди благородные и люди без чести. Не перебивай, я хочу сказать нечто важное для меня… Когда-то я рассказывал историю нашего рода и нашего герба. То ли оттого, что это в крови, то ли по какой другой причине, но я ненавижу войны и всякое кровопролитие… Я ненавижу тех, кто это затевает… Я сам, как ты знаешь, принадлежу к древней русской фамилии и говорю на русском языке, хоть исповедую латинскую веру. Литовское княжество — русская земля, и это моя родина. Я люблю ее и хочу, чтоб она была свободной и жила в мире. Многие у нас в Литве жалуются на короля Казимира, полагая, что он мало заботится о Литве и слишком много — о Польше. Такие люди смотрят на державные дела с низенькой колокольни своих церквушек и не видят страны дальше своего двора. Королевство Польское — это щит, который стоит между Европой и Литовским княжеством. Естественно, что король старается укрепить его. Вспомни крестоносцев! А ведь Европа все время тем или иным путем грозит нам. Здесь, на востоке, живете вы — московиты, славяне, наши братья… Мы напрягаем все силы, чтобы обороняться от посягательства Европы, и не ожидаем от вас удара в спину… Если бы между нами вспыхнула война, Вася, — это была бы война непростительная ни для вас, ни для нас… Бессмысленная, братоубийственная война, ты понимаешь это, Василий?!

— Но московиты не хотят войны с Литвой, Андрей… Почему ты говоришь мне все это?.. Ты что-то знаешь?

— Мне кажется, ты знаешь больше меня, Василий, — грустно сказал Андрей, — ты ведь не говоришь мне всей правды… Ты все рассказал, но не рассказал, зачем ты встречался наедине с князем Федором Вельским. Ведь не только для того, чтобы узнать, где Семен, встречался ты с ним, Вася; у тебя была и другая, тайная цель…

Такая горечь прозвучала в голосе Андрея, что Василию стало неловко, хотя он не чувствовал за собой вины…

— Андрей! Ты когда-то произнес очень хорошие слова. Я запомнил их на всю жизнь. Мы говорили о дружбе, и ты сказал, что только честь — выше. И еще ты добавил тогда, что настоящий друг никогда не допустит, чтобы чести друга грозила опасность. Я готов отдать жизнь, если этого потребует наша дружба, но сейчас, спрашивая меня о том, чего я тебе не рассказал, ты хочешь, чтобы я сделал больше… Я не могу тебе ничего сказать, кроме того, что ты ошибаешься, если думаешь, что я хоть одним словом или делом послужил тому, чтобы между нашими княжествами разразилась война.

Андрей с такой тоской посмотрел в глаза Василию, что сердце Медведева болезненно сжалось.

— Хорошо, Вася, будем говорить откровенно. Ты получил тайный приказ великого московского князя. Ты выполняешь его. Это дело твоей чести. Я выполняю тайный приказ короля. Это дело моей чести. Ты ведь помнишь, не правда ли, я говорил тебе, что состою офицером для особых поручений при маршалке дворном Иване Ходкевиче. А в его обязанность, среди прочих дел, входит следить за безопасностью королевской короны. Ты знаешь, возможно, тайная борьба двух княжеств, о которой мы оба знаем очень мало, свелась в эту минуту к нашему разговору здесь, на твоей земле, в твоем тереме. И именно мы с тобой решаем сейчас судьбу одного маленького эпизода в этой борьбе. Он, этот эпизод, быть может, ничтожен по сравнению с великими деяниями в истории наших княжеств, и, возможно, потомки даже не вспомнят о нем. Но для тех людей, которые к нему причастны, это вопрос жизни и смерти. Кто знает, сколько голов лягут на плаху, кто знает, сколько вдов и сирот прольют горькие слезы, сколько разоренных домов останется после того, как сейчас каждый из нас поступит согласно своему долгу. Я говорил тебе, что ненавижу войны, ибо они несут людям смерть… Но эта смерть еще не самая худшая… На войне человек гибнет воином, павшим в бою, — это почетная смерть. Но на плахе он беззащитен и безоружен. Его хладнокровно и деловито убивают на глазах тысяч людей, и он безмерно одинок в эту последнюю минуту… Еще больше, чем войны, я ненавижу казни. И хоть я понимаю, что есть преступления, которых нельзя прощать, вид палача приводят меня в ужас. Меня не покидает странное предчувствие, что в моей жизни случится что-то очень страшное, связанное с эшафотом…

Он замолчал и опустил голову.

Василий сидел не шевелясь. Все напряглось в нем, и мысли мелькали обрывками, как снежинки в буране степного вихря.

— …И только честь выше… — тихо промолвил Андрей и поднял бледное лицо. — Эта честь, Василий, и не позволяет мне уйти. Никому на свете я не сказал бы того, что скажу сейчас тебе. Слушай внимательно. Три недели назад некий Остап Петров явился к Ходкевичу и просил с ним немедленной встречи. Он передал маршалку письмо, написанное человеком, который якобы скрывается от преследования. Этот человек пишет, что случайно узнал тайну заговора, который грозит смертью королю и его семье и имеет целью возведение на литовский престол одного из православных князей, который будет во всем подчиняться Москве. Подробно описан план убийства короля и его сыновей на охоте и названы имена трех основных заговорщиков. Главой и организатором заговора является князь Федор Вельский. Неизвестный автор письма в доказательство подлинности своих слов приводит факты, говорящие, что князья-заговорщики собирают на своих землях большое войско и втайне готовят запасы оружия. Он пишет также, что готов предстать перед судом и свидетельствовать против заговорщиков, но только после их ареста. До этого времени, опасаясь за свою жизнь, он останется неизвестным. Ходкевич должен был немедленно сообщить об этом письме королю, но не сделал этого. Не потому, что его жена Агнешка — родная сестра князя Федора Вельского, и не потому, что сам он ему симпатизирует. Он просто навел справки и узнал, что человек, доставивший письмо неизвестного, — старый и преданный слуга князя Семена. Ходкевич тут же понял, что это происки брата, который уже однажды навлек на Федора подобное подозрение, из-за чего Федор последние годы не является ко двору. Но не верить письму совсем он тоже не мог. Тогда он вызвал меня и дал мне строго тайное поручение, подчеркнув, что от его выполнения, возможно, будет зависеть безопасность короны. Я прочел письмо и не поверил ни единому слову. Потом я проехал по землям подозреваемых князей и, не веря своим глазам, начал убеждаться, что это — правда. Я только что был у Леваша. Это последняя точка моего путешествия. И последняя моя надежда на то, что письмо лжет. Конечно, Леваш уверял меня, что он давным-давно не видел князя Федора и укрепился здесь сам по себе. Но я умею смотреть и видеть, Вася. Я все понял. Синий Лог, так хорошо защищенный не с востока, а с запада — слышишь, Вася, — с запада! — не что иное, как запасной выход князя Вельского. А на всем пути от Синего Лога до замка Горваль находятся подставы для смены лошадей, и оплачивает все это князь. В случае неудачи он и его друзья, опережая погоню на свежих лошадях, доберутся до Угры и переправятся сюда — к тебе, Вася. А теперь — самое главное. Неизвестный автор письма сообщает, что весь этот заговор — дело рук Москвы. По его словам, Вельский действует по непосредственному распоряжению Великого Московского князя и поддерживает с ним непрерывную связь через некоего дворянина Василия Медведева, получившего специально для этой цели землю на берегу порубежной реки Угры!

Андрей и Василий сидели за столом друг против друга, напряженно выпрямившись.

— И ты… поверил этому? — тихо спросил наконец Василий.

— Нет! Но все, что я видел своими глазами, подтверждает правдивость письма.

— Почему же тогда ты пришел ко мне? Твой долг и твоя честь…

— Моя честь останется незапятнанной, но я выполнил также долг перед нашей дружбой. Я пришел и рассказал тебе все это, потому что увидел твою голову на плахе и топор палача, занесенный над ней. Я не мог допустить, чтобы это случилось. Что же касается моей чести… Возможно, узнав, что я рассказал тебе обо всем, меня сочтут изменником. Но так подумают люди, которые не знают ни тебя, ни меня. Я не поступился своей честью, потому что рассказал об этом только тебе, а уж тебя-то я знаю. Если все это неправда и глаза мои обмануты каким-то чудовищным недоразумением — ты откроешь мне истину. Если же все это правда — каждый из нас выполнит свой долг до конца.

— Каким образом?

— Самым простым. Нам придется драться, и один из нас погибнет. Если Бог дарует победу мне — грех твоей смерти тяжким бременем ляжет на мою душу… Но ты, вероятно, как и я, предпочтешь умереть с мечом в руке, чем под топором палача… потому что великий князь не простит тебе поражения заговора…

— А если в этом поединке я одержу победу, Андрей? Ты ведь не выполнишь своего долга перед королем?! Заговорщики убьют его, прежде чем Ходкевич узнает о твоей смерти… Что скажет на это твоя честь?

Андрей отрицательно покачал головой.

— Нет, Вася, моя честь не пострадает и в этом случае. На том берегу в укромном месте, которого тебе не найти, ждет меня человек с лошадьми и грамотой, подписанной Ходкевичем. Я увез с собой из Вильно чистый лист с его подписью и, прежде чем отправиться к тебе, заполнил этот лист в форме приказа королевским войскам. Если к рассвету я не вернусь, заговорщики будут схвачены, прежде чем ты успеешь предупредить их о поражении…

— Ишь, хитрец… — сказал вдруг Медведев и улыбнулся…

Князь Андрей облегченно вздохнул и скрестил руки на груди.

— Да я ведь уже давно понял, Вася, что все это неправда, иначе ты не стал бы мучить меня, задавая эти провокационные вопросы… А теперь рассказывай, что происходит на самом деле, и давай обсудим, как быть дальше…

— Когда ты будешь у Ходкевича со своим донесением? — живо спросил Медведев.

— Я буду мчаться верхом, не жалея сил! Полагаю, что путь отсюда до Вильно я проделаю за десять дней.

— Отлично! А теперь послушай меня, Андрей. Клянусь тебе памятью отца, что ни великий князь, ни я непричастны к заговору Вельского и его братьев. Великий князь не хочет войны с литовским княжеством — он сам говорил мне об этом, как я тебе сейчас это говорю. О заговоре Вельского против короля я узнал от тебя впервые вот сейчас, но, вспоминая некоторые свои наблюдения, опасаюсь, что доля истины в этом письме есть… Хотя я уверен, что Семен, который, несомненно, стоит за автором этого письма, с присущим ему подлым коварством очень ловко все преувеличил и исказил… Я действительно встречался с Федором Вельским не только для того, чтобы отыскать Семена, но дело, о котором я с ним говорил, ничем нс угрожает жизни короля Казимира. Напротив, если Федор и впрямь затеял заговор — это, я уверен, так же некстати великому князю Ивану, как и королю Казимиру. Скажи, Андрей, если будет получено твердое, подкрепленное вескими гарантиями и убедительными доказательствами слово князей-заговорщиков, что они никогда не поднимут руки на короля, — будет ли твой долг выполнен в соответствии с принесенной присягой?

Андрей немного подумал.

— Вполне. И если бы так случилось, Ходкевич обрадовался бы больше всех, потому что сейчас он очень страдает… Он любит жену, которая по-сестрински привязана к Федору, а со всеми тремя князьями, подозреваемыми в заговоре, его объединяют добрые приятельские отношения… Мысль о том, что он своей рукой возведет их на плаху, терзает его сердце, но Иван Ходкевич — благородный человек и верный слуга короны. Он не остановится перед выдачей изменников, если их вина будет доказана, и порвет все родственные и дружеские узы…

— Так вот, Андрей, князья откажутся от своих намерений, если они у них были, и никто из них никогда не будет покушаться на литовскую корону и жизнь короля Казимира.

— Что мы должны для этого сделать?

— Ты уже все сделал, Андрей. Остальное сделаю я. Спасибо, что ты пришел ко мне сегодня. Теперь я у тебя в долгу, потому что ты мне обязан всего лишь жизнью, а я тебе большим — честью!

Андрей удивленно поднял брови, но Медведев не дал ему ничего сказать.

— Давай больше не будем об этом говорить! Выполняй свой долг до конца. Мчись во весь дух и будь в Вильно как можно скорее! Составь для Ходкевича подробный и правдивый доклад обо всем, что ты видел! Но к тому времени, как ты приедешь, этот доклад будет уже не нужен. Ничья голова не полетит с плеч, и при этом каждый из нас будет чист перед своей совестью и безупречен перед своей честностью в отношении службы нашим государям! А теперь давай выпьем перед дальней дорогой!

Медведев протянул Андрею кубок и добавил:

— За то, чтобы никогда в жизни нам не пришлось скрестить оружия и чтобы, помогая друг другу во имя дружбы, мы всегда делали это, не роняя чести и не отступая перед долгом, как поступил сегодня ты!

Уже почти совсем рассвело, когда Медведев неожиданно появился под вышкой Николы в полном снаряжении.

— Меня не будет долго, Никола. Ты увидишь сейчас двух человек, которые переплывут Угру. Никому об этом ни слова! Передай привет всем нашим: Федору Лукичу, Филиппу и низкий поклон Аннице. Малыша оставляю на твое попечение!

— А как же это… без коня?! — растерялся и удивился Никола.

— Пешком!

И весело подмигнув свесившемуся через загородку Николе, Василий Медведев исчез в зарослях.

Никола не сводил глаз с двух черных точек, которые быстро пересекли Угру вдали, у самого поворота, напротив Синего Лога.

В глухом лесу на той стороне Василий и Андрей молча простились, сказав этим молчанием друг другу больше, чем могли выразить любые слова.

Василий явился к Левашу и, когда толстяк предстал перед ним в татарском халате с растрепанными остатками шевелюры по бокам лысой головы, сказал без всяких предисловий:

— Князю Федору угрожает смертельная опасность. Сейчас ты мне дашь самого быстрого коня и двух лучших людей, наказав им лечь костьми, но дать мне возможность проехать, если в пути кому-нибудь вздумается меня задержать. У тебя есть подставы до самого Горваля. Распорядись, чтобы нам давали самых добрых коней! Я должен быть у князя через двое суток.

— Почти четыреста верст! — вытаращил глаза Леваш. — Это невозможно!

— Для меня все возможно, — невозмутимо продолжал Медведев. — После моего отъезда всем, кто бы к тебе ни явился, твердо говори, что ты не имеешь ничего общего с князем Вельским и служишь только королю Казимиру. Сегодня же сровняй с землей все укрепления на западе и покажи всем, что ты, наоборот, укрепляешь берег Угры от возможного нападения московитов. Шепотом скажи Бартеневу, чтобы не принимал твоих действий всерьез. И гляди — никому ни слова о том, куда и зачем я поехал! Считай, что я действую от имени князя Федора.

— Ты служишь князю Федору?! — едва вымолвил Леваш, мотая головой как человек, все еще не верящий, что он проснулся.

— Я служу Великому Московскому князю Ивану Васильевичу!

Потрясенный Леваш, ни слова не говоря, вышел, отдал необходимые распоряжения караульному, потом сунул голову в кадушку с дождевой водой и прислонился к стене, ошеломленный, озираясь вокруг и время от времени пощипывая себя за жирные бока.

Наконец он вернулся к Василию, но тот не ответил ни на один из его вопросов, и только когда все было готово и двое молчаливых всадников получили от Леваша необходимые указания, Медведев, свесившись с седла, шепнул ему на ухо:

— Запомни как следует человека, который навестил тебя вчера! Он спас твою жизнь. Но никогда и никому об этом не говори. Даже ему самому!

Стегнув резвого коня, Василий с места перешел в галоп.

Леваш не успел опомниться, как трое всадников исчезли в облаке дорожной пыли, смешанной с утренним туманом…

Первым, как всегда, в Медведевке проснулся отец Мефодий. Отправляясь к реке мыться, он пожелал Николе доброго утра и, не торопясь, спустился на берег.

И тут он увидел на песке следы незнакомых сапог на высоком каблуке.

Отец Мефодий был очень наблюдательным человеком и, быстро перебрав в памяти образы всех обитателей Медведевки, окончательно убедился, что ни у кого таких сапог нет. Исключительно ради того, чтобы подышать свежим утренним воздухом, отец Мефодий держась полоски песка у воды, прогулялся по берегу реки сначала в один, потом в другой конец, и ему все стало ясно.

Медведев встретил ночью какого-то человека, который приплыл с той стороны, проводил его через потайной ход к себе, потом вывел тем же путем и вместе с ним отправился на ту сторону.

Проходя обратно мимо вышки, отец Мефодий поднял голову и, щурясь от яркого утреннего солнца, на ходу спросил:

— Василий Иваныч не сказал, когда вернется?

— Не-а! — ответил Никола, вглядываясь куда-то вдаль.

И только когда отец Мефодий скрылся в своем доме, Никола вдруг сообразил, что никто, кроме него, еще не знает об отъезде хозяина, а он об этом ни слова не сказал отцу Мефодию…

…Ранним утром князь Андрей в сопровождении своего человека навестил Бартеневых. Он сказал, что срочная служба не позволяет ему задержаться больше чем на два часа, но что, оказавшись поблизости, он не мог не навестить друзей. Тотчас послали за Картымазовым и Медведевым. Картымазов скоро приехал, и трое друзей позавтракали в светлой горнице Бартеневых, хором сожалея о том, что Медведев так некстати вздумал куда-то уехать.

Короткой, очень короткой была эта встреча, но впервые за последние три месяца улыбнулся Филипп и, глядя на него, улыбнулась Анница.

Возвращаясь к большой дороге, князь Андрей проезжал по берегу и взглянул через Угру на ту сторону.

Медведевка пряталась в белых березках.

Просвечивали кое-где желтые стены новых домов, тянулись к небу сизые струйки дыма, и вдруг взмыла высоко вверх стая голубей.

Князь Андрей остановился, и, любуясь голубями, подсчитывал в уме, с какой скоростью ему придется сейчас ехать, чтобы наверстать время, проведенное с друзьями. Королевская служба не должна страдать…

Один из голубей отделился от стаи и, поднимаясь все выше и выше, полетел куда-то на восток.

Князь Андрей закончил свои подсчеты и, сказав своему спутнику, что теперь им придется мчаться весь день без единой остановки, повернул своего коня и, набирая скорость, все быстрее и быстрее помчался на запад…