На этом этапе моих приключений я сделал то, чего никогда не делал в Южной Африке: я пригласил в поездку американскую женщину. Я посчитал, что Анна не будет подвергнута опасности, так как мы направлялись в Намибию и Ботсвану, самые безопасные страны в Центральной Африке, где не было войн и социальных волнений, высокого уровня преступности и вирусных заболеваний.
Жители Намибии были так счастливы нашему приезду, что вручили нам подарки, когда мы вошли в аэропорт Виндхука, – совсем новенькие антиинфекционные маски против быстро распространяющегося свиного гриппа. Они нам очень пригодились на пыльных дорогах Намибии.
Анна обожает приключения, так что после пятичасового пути от Виндхука по шоссе через Калахари мы сделали первую остановку в Свакопмунде, самопровозглашенной «столице экстремального спорта Африки» – пустынном месте паломничества для сотен любителей адреналина, живущих скайдайвингом, парапланеризмом и парасейлингом на дюнах, катанием на квадроциклах, сэндбордингом и плаванием с акулами и еще кое-какими действительно опасными занятиями. Мы хотели попробовать все, начиная с вечерней поездки на квадроциклах по дюнам.
После нескольких часов экспериментальных заездов я достиг какого-то уровня и наивно поверил, что смогу совершить опасный трюк и сделать круг по склону дюны. Его нужно осуществлять на большой скорости, от которой зависит центростремительная сила, удерживающая квадроцикл на поверхности. Я потерял самообладание на одной из крутых дюн и сбросил скорость, а этого ни в коем случае нельзя было делать, потому что это позволяло центробежной силе и силе гравитации взять верх. Меня сбросило с квадроцикла, и я приземлился прямо на свой шлем. К счастью, полутонная машина не скатилась на меня. Анна только ухмыльнулась и сделала пару идеальных маленьких кругов около меня.
На следующий день мы занялись сэндбордингом. Мы приехали к нужной точке в пустыне, где несколько мальчиков выдали нам по шлему, паре перчаток, налокотников и выскобленные гибкие куски плотного картона толщиной в пару миллиметров и длиной, сравнимой с расстоянием от моих плеч до колен.
Мы начали карабкаться на вершину 120-метровой дюны по сыпучим пескам, и нам становилось все тяжелее, так как жар от палящего солнца расширял воздух между песчинками, отчего поверхность становилась все менее устойчивой. Из-за этого сэндбординг стал для меня одним из самых физически утомительных (но совсем не скучных) видов спорта, которыми я когда-либо занимался. На гребне дюны вам нужно лечь на доску, направить ее вниз по дюне, приподнять передний край, высоко задрать локти, попросить кого-нибудь подтолкнуть, и вот вы уже мчитесь вниз со скоростью 50 километров в час, пока не ударитесь животом о твердый грунт. Все нужно сделать точно. Если вы забудете приподнять перед доски, то он упрется в песок, а вы полетите вниз кубарем.
В последний раз мы засекали время на страшноватой крутой дюне. Я постарался изо всех (ну почти) сил и был очень рад своему результату – 70 километров в час, пока Анна не просвистела рядом на скорости в 90 километров в час! У некоторых людей начисто отсутствует чувство умеренности.
Когда мы вновь отправились в путь, Анна, замечательный, хотя и немного нерасторопный водитель, не была готова к условиям Африки и в первый день, несмотря на мои постоянные просьбы сбросить скорость, неоднократно задела дорогу днищем «Фольксвагена», на следующий – угодила в глубокую яму, а в третий нашу машину занесло на мягком песке, заполнившем углубление на дороге. Но ничего серьезного не стряслось. Настоящая катастрофа ждала своего часа.
Мы разбили лагерь в природном заповеднике Этоша на северо-западе Намибии, открытом в 1907 году. На протяжении многих десятилетий это место было самым большим заповедником дикой природы в мире. В основном это гигантское соляное озеро, которое местные называют «Великое Белое Место Сухой Воды», окруженное лесами и растениями саванны, с несколькими источниками, где многочисленная живность, от жирафа до лани (а также хищников), наслаждалась вечерней порцией воды.
Так как парк является домом четырех видов из Большой пятерки – слонов, львов, леопардов и носорогов, то по правилам посетителям следует оставаться в машине. Но соблюдать его невозможно, когда чувствуешь зов природы, а все удобства цивилизации находятся в часах езды от тебя. Приходится делать дело прямо на месте, быстро и осторожно, принося в жертву какой-нибудь нетронутый кустик, чтобы прикрыть срам от проезжающих мимо машин.
Здесь так много животных, а пыльные гравиевые дороги столь плохие, что за два дня наша скорость не поднималась выше разрешенных 40 километров в час. Когда мы выехали из парка Этоша и добрались до асфальтированной дороги, Анна в раздражении от бесконечно тянувшихся медленных дней нажала на газ и помчалась вперед на скорости 120 километров в час. Мы направлялись к юго-западу, к богатому минералами региону Цумеб, пока тусклое зимнее солнце заходило за горизонт за нами, уменьшая видимость на дороге.
Внезапно и в один миг огромная дикая свинья выпрыгнула из кустарников, обрамлявших дорогу, и побежала прямо в 15 метрах перед нами в сопровождении пяти крупных поросят, процессию замыкал клыкастый боров. На нашей скорости нам потребовалась бы по крайней мере сотня метров, чтобы затормозить, но за полсекунды до столкновения нам не оставалось ничего лучше, как закричать.
Свинья заверещала, но успела проскочить в миллиметрах от правой шины. Левой половиной с отвратительным звуком мы врезались в первого из пяти поросят килограммов 50 весом. Удар сломал фару, вдавил внутрь поворотную лампу, оторвал кусок переднего бампера, покорежил решетку радиатора и даже, на что скептически указал Эвис, когда я вернул машину несколькими днями спустя и сказал, что, должно быть, кто-то въехал в меня на стоянке, проделал большую дыру в стальной раме. Если бы мы врезались в свиноматку или борова, то я писал бы эти строки в госпитале или мой дух записывал бы все в морге. Всего полсекунды изменили всё.
Мы нанесли смертельные увечья поросенку, который был все еще жив и мучился в агонии. Я не знал, что делать. Или, если быть совсем честным, я знал, что делать, но у меня не хватало для этого смелости.
Я уже был в похожей ситуации несколько десятилетий назад, когда один из моих одноклассников в Корнуолле вез нас по берегу озера Каюга и сбил собаку, выскочившую из-за деревьев. Эта собака, так же как и наш несчастный поросенок, получила смертельный удар, но была все еще жива. У нас не было оружия, с помощью которого мы могли бы закончить ее страдания. Так что мне пришлось взять большой гладкий камень, прикрыть глаза бедного животного рукой и вырубить его. Затем я нашел острый камень и нанес смертельный удар в череп, завершив тем самым агонию.
Я подумал о том, чтобы выйти из машины и повторить свой печальный опыт, но вспомнил, что напуганные и опасные родители поросенка, стоявшие рядом с его корчащимся телом, вряд ли увидят во мне ангела милосердия, пытающегося провести эвтаназию их чаду. Так что мы оставили бедняжку погибать медленной и болезненной смертью и поехали в Цумеб в мрачном настроении. Анна тихо всхлипывала, а я ехал намного медленнее 120 километров в час.
Спустя неделю после того, как мы покинули парк Этоша, и через два дня после скачек на буйволах в Кейптауне, описанных в первой главе, мы приехали в Ливингстон в Замбии, где нас отделяла лишь река от города Виктория-Фолс в Зимбабве. Я не хотел снова видеться с Зимом и помогать деньгами суровому мугабскому режиму, так что выбрал демократическую, мирную, многонациональную и гостеприимную Замбию.
На следующее утро, когда у наших ног в расщелине ревела река Замбези, Анна, все еще страдавшая из-за убитого поросенка, прыгнула с моста над водопадом Виктория.
Это был прыжок с тарзанкой с точки, третьей по высоте во всем мире. Мне хватило одного взгляда вниз, чтобы почти распрощаться со своим завтраком и понять, что не смогу последовать за Анной. Меня разубедила и жутковатая практика местного работника писать несмывающимся маркером на предплечье прыгающего его (или ее) имя и вес. Это делалось для того, чтобы каждый человек был закреплен на резинке нужной длины и прочности, но, на мой малодушный взгляд, это было слишком похоже на татуировки жертв холокоста в нацистских концентрационных лагерях.
Заметив мой страх перед прыжком, продавец билетов предложил мне другой, новый и набирающий популярность, аттракцион – гигантские качели. Вместо того чтобы бросаться головой вниз и отдавать себя на милость силы притяжения, настолько резкой, что под ее воздействием может повредиться сетчатка, здесь вы прыгали в расщелину с центра моста и в то же время начинали ужасающе быстро раскачиваться над рекой, чуть-чуть не врезаясь в скалы (конечно, если вы не соврали о своем весе).
Я сказал ему, что предложение выглядит заманчиво, но очередь желающих покататься на «качелях» кажется слишком длинной.
На следующий день Анна пошла сплавляться по бурным водам в расщелине Замбези. Первые шесть стремительных спусков от моста были все еще закрыты для рафтеров, так как поток был слишком сильным. В их число входили «Унитаз дьявола» и мой старый враг «Лестница в рай» – крутой спуск длиной в шесть метров с глубокой дырой под водой, где десять лет назад я провел чудовищную вечность, перевернувшись на лодке и попав в подводный водоворот. Несмотря на это, бесстрашная Анна поймала волну на «Пожирателе», «Скрежещущих челюстях», «Платном самоубийстве», «Стиральной машине» и «Пожирателе грузовиков», который ей особенно понравился.
Анна покинула Ливингстон на следующий день, чтобы через несколько долгих перелетов вернуться домой, а я отправился дальше на восток, в Замбию, Малави и Мозамбик.