Распевая псалмы и аккомпанируя себе на арфе, над нашими головами плыл ангел. Толпа, выкрикивавшая приветствия, смолкла, и я ясно услышала, как Екатерина Арагонская произнесла что-то по-испански. Я стояла на цыпочках, пока ноги не свело, чтобы увидеть ее и ее свиту, остановившуюся на улице посмотреть на представление, которое устраивала влиятельная гильдия бакалейщиков.

Да, хорошо, что мы догадались прийти сюда за два часа и теперь стояли в этой толкотне и давке. Артуру хотелось посмотреть представление с красным валлийским драконом и нарисованным на холсте замком, но я отвела его сюда вчера, чтобы он увидел, как возводят декорации, я знала, нам никогда не пробиться так далеко сквозь такую массу людей, как та, что собралась сегодня. Нам даже удалось увидеть, как чудовище изрыгало дым, так что Артур был очарован не меньше, чем я сейчас этим летящим ангелом.

Наша будущая принцесса и королева въехала в Сити через Лондонский мост, мы услышали, как нарастают рукоплескания. Мы, те, кто знал ее маршрут, могли сказать точно, где она находится, вести об этом распространялись по толпе, набившейся в узкие улицы, словно сельди в бочку. Мы слышали, как ее приветствовали, когда она повернула на Фенчерч-стрит по направлению к улице Корнхилл и к Чипсайду, где под сенью Элинор-кросс ее официально приветствовал лорд-мэр Лондона. Затем она проследовала к собору Святого Павла на благодарственный молебен в честь ее благополучного прибытия в Англию. Как бы мне хотелось дожидаться ее там, но сегодня там были только руководители Почтенной гильдии Свечных дел мастеров, чтобы зажигать в соборе свечи.

По счастью, принцесса ехала не в паланкине, а верхом на ярко разукрашенной лошади, так что мы могли разглядеть ее. Мод и я – и Джил с Артуром, сидевшим у него на плечах, – не сводили глаз с фантастических одеяний инфанты и ее испанских придворных. Как мы и ожидали, их одежда была украшена тонкой ювелирной работой и обильной вышивкой, юбки и рукава объемные, хорошей формы. Эти наряды казались такими иностранными нам, англичанкам в платьях в складку, с обтягивающими рукавами. На принцессе была маленькая шляпка с низкой тульей и широкими полями, похожая на кардинальскую. Сама она была невысокой, и казалось, она слегка утопает в своем костюме.

Я слышала, что она всегда появляется на публике в вуали. Но сегодня было видно ее красивое округлое лицо с двумя локонами, спускающимися по щекам и прикрывающими уши. Не один раз я слышала в толпе разговоры о том, что цвет лица, золотисто-рыжие волосы и голубые глаза она получила в наследство от английской прабабушки королевской крови из рода Плантагенетов. От этого мы любили ее еще больше. Какая красавица жена достанется нашему дорогому принцу Уэльскому!

Среди развевающихся знамен и свисающих из окон гобеленов все еще паривший ангел – красивый белокурый паренек – перестал бренчать на своей бутафорской арфе и жестом призвал к тишине. Наверное, его босые ноги замерзли под белыми шерстяными одеждами, потому что он чихнул. Металлический нимб съехал на сторону, но держался на проволоке, идущей от громоздкого корсета, на котором крепились крылья, – и белое куриное перышко проплыло мимо моего лица. Но все это не могло испортить впечатление. Мне кажется, Эдмунд был бы похож на этого паренька, если бы дожил до его возраста.

Испанская свита, английские прелаты, сановники, аристократия и рыцари, сопровождавшие принцессу, даже охрипшая толпа – все замолкли и стали смотреть вверх. К сожалению, ангел говорил по-латыни, и мало кто в толпе, включая и меня, мог уловить смысл его слов, но я поняла, что он изображает провозвестника архангела Гавриила.

Но тут один толстый священник позади нас прошептал своему спутнику:

– Архангел напоминает принцессе слова Гавриила, обращенные к Деве Марии: «Благословен плод чрева твоего». Как я понял, это должно означать, что самый важный долг принцессы – это рождение детей для упрочения трона Тюдоров. Производить на свет детей, объясняет Гавриил, – вот зачем Господь Бог дал человечеству способность к «страстям и желаниям».

– Вот это да! – со смешком воскликнул его собеседник. – Так значит, теперь телесная страсть не только дозволяется, но и благословляется? Так почему же мне казалось, что похоть – один из семи смертных грехов?

– Только вне брака, сын мой, – сказал священник, но тоже хмыкнул. Даровое вино лилось рекой весь день, и, ручаюсь, он хорошо приложился.

– Бóльшая часть моей паствы, – продолжал он, – возможно, никогда не приблизится к этому освященному веками состоянию супружества, но лишь к дару «страстей и желаний». Обсуждая их, давай-ка пойдем попробуем еще этого привозного вина, которое выставили нам их величества, а?

Хотя мне никогда не приходилось спорить со священником, ручаюсь, я могла бы опровергнуть «мудрость» этих людей. Желание заключить брак, по-моему, может возникнуть от стремления прибрать к рукам еще одну процветающую свечную мастерскую и изобретательность прилежной вдовы. Могу себе представить вдову, которая выходит замуж, чтобы дать детям хорошего отца. Или, в случае Ника, возможно, женитьба на аристократке помогла бы ему восстановить собственность семьи и ее положение. Неужели он не задумывается над этим, сидя на боевом коне, вместо того чтобы жаждать кровавой мести этому предателю Ловеллу, который на самом деле, может быть, жив только в горьких воспоминаниях и в слухах?

Но мне не пришлось вызывать в воображении Ника Саттона, как моего умершего сына. Нет, потому что Ник во плоти был здесь, неподалеку. Нарядный, в тюдоровских цветах, белом и зеленом, он сидел на огромном черном коне, на каких участвуют в турнирах рыцари. Кругом раздавались приветственные крики, мимо нас двигалась свита. Тут я поняла, что Ник здесь среди тех, кто будет принимать участие в турнирах, которые устраиваются в честь королевской свадьбы в ближайшие три дня. Ник находился среди рослых мужчин, державших вертикально копья, на которых трепетали зеленые знамена с побегами алой и белой роз, перевитыми с побегом граната.

Мне показалось, я поймала его взгляд в этом море голов и шляп, разделявшем нас. У меня перехватило дыхание, так что Мод, взглянув на меня, спросила, все ли в порядке.

Я кивнула, тронутая ее заботой. Я не могла отвести от Ника взгляд и помахала ему. Он кивнул, как будто тоже видел меня, а не просто случайно.

Несмотря на это чудесное событие, свадьбу моего сына, королевская корона в тот день казалась мне тяжелой, но мое пурпурное бархатное платье, отделанное горностаем, при этом холодном ветре подошло для такого случая как нельзя лучше. Мы стояли снаружи, и на этот раз наши места у собора Святого Павла были куда лучше, чем помост у окна второго этажа в доме галантерейщика в Чипсайде, откуда мы наблюдали за прибытием Екатерины в Лондон двумя днями раньше. Деревянные подмостки, на которых мы сидели теперь, площадью в двенадцать футов и высотой в четыре, затянутые красным сукном, примыкали к северному трансепту собора, так что мы без труда могли пройти внутрь к началу службы. Внутри собора, на деревянных подмостках, ожидала английская и прибывшая из Испании аристократия.

Разумеется, матушка моего мужа короля, Маргарет Бофорт, леди Стенли, занимала место по другую его руку, суровая, царственная, словно у нее было столько же прав созерцать эту церемонию и предстоящие празднества, сколько у меня. Упрекнув себя за недостаток благодарности за то, что здесь присутствует бóльшая часть нашего семейства, я сморгнула слезы, глядя, как ноябрьское солнце вспыхивает на белых атласных одеждах Артура. Наша старшая дочь, двенадцатилетняя Маргарет, только что обручившаяся с королем Яковом IV Шотландским, сидела прямо за бабушкиным стулом и смотрела во все глаза. Малышке Мэри разрешили присутствовать с условием, что она будет сидеть тихо, но время от времени я слышала скрип ее стула у себя за спиной.

Но все глаза были устремлены и на Генри, нашего второго сына, потому что он редко появлялся на публике. Мальчик выглядел старше своих десяти лет, и гордость, с какой он держался, стоя позади Артура как его сторонник, снова дала мне возможность понять, что из него не выйдет хорошего священника, несмотря на его прилежание в обучении. Да, Генри сегодня был совершенно поглощен своей миссией. В его обязанности, по установленным правилам, входило сопровождение нашей новой испанской невестки по проходу огромного собора навстречу мужу, ожидавшему ее у алтаря для торжественной мессы. Пока не состоялась эта церемония и не завершилась месса, венчание не было закончено и празднества – три дня пиров, танцев, турниров – не могли начаться.

Принцесса выглядела сегодня и серьезной, и восторженной. Мои надежды, что я смогу стать ей второй матерью, заметно угасли после нашего разговора через переводчика. Но, конечно, она должна вскоре овладеть английским. Она тоже была в белом атласе – в испанском стиле, как объяснила она мне: рукава с буфами и широкая, в складках юбка поверх жесткого каркаса, который называется «фижмами».

Не знаю, будет ли у нас принят испанский стиль, но думаю, саму Екатерину примут: толпа, кажется, уже стала обожать ее.

Генри Дин, архиепископ Кентерберийский, и Уильям Уорхэм, епископ Лондонский, совершали церемонию. Я пыталась следить за знакомой латынью молитв, но мысли мои блуждали. Наши двое умерших детей тоже должны были бы быть здесь. А если бы здесь были оба моих бедных брата, я была бы сестрой короля, а не женой, и не ощущала бы этой огромной тяжести вины за их гибель – во всяком случае, за гибель Ричарда.

Мне думалось, что, если моя восковая женщина сделает их статуи, мне станет легче, но теперь я понимаю, что ничто, кроме расплаты, не сможет принести мне спокойствие. Мне отмщение, я воздам, говорит Господь, но я должна знать, кто злодей, убивший моих братьев, потому что жажду мести.

Их убийцей может быть какой-нибудь йоркист-фанатик, наподобие лорда Ловелла, который поднимал против нас мятежи и сражался с нами, а потом исчез. Если он еще жив и если будет найден, я стану просить мужа казнить его. Само его имя неприятно мне. У меня внутри все переворачивается от мысли о нем, и я слышала из достоверных источников, что он, возможно, вернулся в Англию. Просто слухи? Бунтарская ложь йоркистов? Не знаю, но мне страшно.

Если моего дядю, короля Ричарда, следует обвинять в смерти моих братьев, то он, по крайней мере, уже мертв, и этот смертный грех на его черной душе. Я также слышала, что это злодеяние совершил сэр Джеймс Тиррелл, который когда-то был рыцарем-телохранителем короля Ричарда. Но как могло случиться, что мой муж простил Тиррелла и отправил его служить комендантом крепости Гин в наших владениях в Кале? Он дважды получил прощение, хотя я должна заметить, что он не сражался против войска Тюдоров при Босворт-Филде. Но призывать его снова в Англию в честь празднования свадьбы нашего наследника – что мой муж думает?

Заиграли трубы. Я вздрогнула. Король, улыбаясь, встал и предложил мне руку. Артур поклонился, а Екатерина присела в реверансе, громко зашелестев юбками. Артур первым вошел в собор Святого Петра через восточный вход, а мой сын Генри последовал за ним, ведя Екатерину. Да, у меня с королем произошел спор относительно того, должны ли Артур и Екатерина разделить ложе, и, разумеется, мой супруг король победил. Я не знала, сможет ли наш хрупкий Артур совершить супружеский акт, но, в конце концов, со всеми этими молитвами и предстоящей мессой, они на самом деле женаты. Теперь король и я помахали рукой и покивали приветствующей нас толпе, потом повернулись, чтобы тоже войти в собор.

И в этот момент волоски у меня на шее встали дыбом, а колени подкосились. Я ощутила острую боль между лопатками, словно получила удар. Кто-то злобный, кто-то ненавидящий среди этой ликующей толпы желает нам зла. Хотя за членами королевской семьи следит много глаз, здесь было совсем другое.

Когда король снова повернулся, чтобы помахать, а я следом за ним, я скользнула взглядом по лицам, которые могла разглядеть с этой высоты. Тепло, идущее от толпы, омывало нас, как река, и все же в этот момент триумфа и радости темный страх охватил меня, лишая сил.

Чепуха, сказала я себе. Впереди месса и пир в Бейнард-Касле, впереди счастливая, прекрасная жизнь ради нашего принца Уэльского и его новой принцессы. Но когда я входила под своды собора Святого Павла, меня била дрожь.

На следующее утро я была страшно огорчена, увидев, что сопровождать меня во дворец будут Сибил Винн и стражник, которого я раньше не видела. Он казался задумчивым, был хорош собой и представился мне как Джейми Клоптон. Как большинство дворцовых стражников, он был высок и силен. Сибил потом рассказала мне, что он потерял палец на правой руке при фехтовании и должен был научиться владеть шпагой или копьем левой рукой. Она также сказала, что он никогда не снимает черных перчаток с набитым большим пальцем, чтобы никто не знал – но все знают.

– Ник нездоров? – спросила я у Сибил, садясь на третьего коня, которого они привели с собой. – Я видела его на параде вчера.

– Великолепно было, правда? Пир и танцы длились до утра, – сказала она и зевнула, словно в подтверждение своих слов. – Королева не хотела, чтобы ты пропустила день работ, хотя сама она будет занята на празднествах. Нет, Ник участвует в турнире в Вестминстере сегодня во второй половине дня, его в последний момент призвал сам король, поэтому он счастлив. Он попросил меня оказать ему любезность и отвести тебя к парапету, чтобы ты смогла немного посмотреть на турнир, прежде чем я вернусь к королевской трибуне.

Она глубоко вздохнула, то ли от досады, что ей придется заниматься со мной, то ли просто от усталости, не знаю. Во всяком случае, я увижу, как Ник участвует в турнире. Даже осчастливленный королевским вниманием, он не забыл обо мне. Но что, если он будет ранен? Цирюльники-хирурги говорили мне, что должны быть наготове на случай, если кого-нибудь из участников турнира ранят.

– Кстати, о любезностях, – продолжала Сибил, когда мы оказались на баркасе. – Ник будет сегодня носить мои цвета – мой шарф – на копье. И конечно, королевские и новой принцессы, но мой – ярко-желтый, так что ты просто следи за ним, когда Ник поскачет с копьем наперевес.

Поскачет с копьем наперевес – ее последние слова эхом отдавались у меня в голове. Ник Саттон одним ударом пронзил мою голову и сердце, но я была дурой, когда думала, что ему есть дело до меня. Интересно, эта женщина хочет женить его на себе или ей просто нравится, что он носит ее цвета на глазах у всего двора?

Я попробовала думать о работе, которая, несомненно, была единственной причиной того, что я что-то значила для королевы или, как ни грустно, для Ника. Сегодня я должна начать статую брата Ее Величества, Ричарда, герцога Йоркского, потому что мальчика-короля Эдуарда мне хотелось оставить напоследок. Неделю назад я получила разрешение Ее Величества спросить сеньора Роберто Фиренце, не распишет ли он восковые лица и руки. Я велела ему поклясться хранить тайну – только королева, я, Ник и Сибил знаем о статуях, – и художник уже расписал восковую плоть принцессы Элизабет и принца Эдмунда, и расписал прекрасно.

Дороже, чем щедрая плата, которую еженедельно передавала мне Ее Величество через Ника, была мне похвала королевы, сказавшей, что я превосходно изваяла усопших, а маэстро вдохнул в них жизнь.

Днем, когда Сибил поманила меня из дверей моей рабочей комнаты – как же мне не нравилось быть здесь без Ника, который словно удерживал стены, чтобы они не сдвигались, – мои глупые мечты о нем снова рассеялись. Сибил, несомненно, стремясь выполнить свою задачу и вернуться, повела меня вверх по витой лестнице на плоскую, с бойницами часть крыши. Никогда раньше я не видела ее так красиво одетой. Но раньше она появлялась в уличном наряде. Сегодня на ней сверкали колье, кольца и серьги с драгоценными камнями, и я поняла, что, кроме того что она служит королеве, она, очевидно, из богатой семьи. Или, возможно, у Сибил есть преданный поклонник, который осыпает ее дарами. Казалось, она влюблена в кого-то из находившихся внизу, она то краснела, то махала рукой, но это не мог быть Ник, потому что его видно не было.

– Ник просил, чтобы я объяснила тебе, что к чему, – сказала она, поведя рукой в сторону арены внизу. Шум голосов долетал до меня еще до того, как я увидела трибуны и турнирное поле с пестрыми шатрами и развевающимися знаменами.

Было свежо и ветрено, но это не имело значения. Как далеко было видно! Словно я была парящей над Темзой птицей. Сити лежал внизу под нами, серо-зеленая река, подобная широкой ленте, отделяла нас от лесов Саутварка, покрытых желто-коричневой листвой, и плодородных полей за ними. А как отсюда чудесно наблюдать за разворачивающимся внизу пышным празднеством!

– Отсюда ты не увидишь короля и королеву, – сказала Сибил, – зато и они тебя не заметят. Я уверена, что Ник ни у кого не спрашивал разрешения.

Она говорила небрежно, можно сказать, даже бесцеремонно. Конечно, ей было обидно тратить на меня время, находиться далеко от того, кого она высматривала внизу в толпе и кому махала рукой. Во всяком случае, это не был Ник.

– Думаю, меня никто не увидит, – сказала я Сибил, – потому что я укроюсь за этим выступом и немножко посмотрю. Я уверена, что вы можете вернуться к своим друзьям.

– Да, я так и сделаю, но, как я говорила, Ник просил меня объяснить тебе кое-что. Ты раньше видела турниры?

– Разве что когда мальчики на улице играли в рыцарей.

– Тогда смотри, – сказала она, сморщив носик при моих словах, – в этих шатрах рыцари надевают доспехи. Хотя Ник и не рыцарь как таковой, к нему это тоже относится. Ты не сможешь узнать его, пока он не снимет шлем и все остальное, но могу тебе сказать, что на шлеме у него красные перья, а на накидке лебедь – что-то связанное с родовым гербом человека, которого он заменил.

Бедный Ник, подумала я, его род в такой опале, а самого его так спешно включили в число участников, что он не смог представить собственный герб. Голос Сибил монотонно жужжал, но я насторожилась, когда она произнесла:

– Он должен сражаться с человеком, который раньше был приверженцем Йорков, а сейчас служит этому королю, с сэром Джеймсом Тирреллом, который вызван из Франции по случаю этих празднеств.

Неужели с тем самым человеком, которого Ник и Ее Величество упоминали как возможного участника убийства принцев? И королева еще сказала, что Его Величество пригласил Тиррелла в Англию на турнир по случаю свадьбы. О, если бы Ник сумел как следует прижать его и заставить перед всем двором рассказать все, что ему стало известно во время его пребывания на посту рыцаря-телохранителя, неважно, к чему бы все это привело. Несомненно, не только я стала бы подбадривать Ника при поединке с Тирреллом, но вдруг этот человек гораздо опытнее?

И вот, хотя Ника еще нигде не было видно, раздалось бряцание оружия, и началась стремительная схватка первых участников турнира. При третьем сближении копье одного из них расщепилось при ударе о щит. Рыцарь вылетел из седла, свалился на землю и корчился там под тяжестью клацающих доспехов. Но как только оруженосцы помогли ему подняться на ноги, оба участника схватки самым изысканным образом поклонились королевской ложе и приветствующей их толпе.

– Ник достаточно опытен? – спросила я Сибил.

– Да, конечно, они все умелые бойцы. Ладно, я пойду. Ты уверена, что найдешь дорогу обратно? Ник сказал, ты не должна здесь задерживаться, потому что Ее Величество беспокоится относительно завершения твоих работ.

Она стала уходить, но на полпути обернулась.

– И Ник, разумеется, тоже, ведь тогда он сможет вернуться к более мужским занятиям.

Я смотрела ей вслед, пока она уходила, но мне не хотелось упустить ничего из волнующего зрелища, разворачивавшегося внизу. Только бы дождаться вечера и рассказать обо всем Артуру! Как жаль, что он не может быть здесь со мной.

Я простояла, завороженная, не меньше часа, прежде чем заставила себя спуститься в маленькую рабочую комнату и вернуться к созданию восковых детей прошлого, которые уже никогда не смогут поскакать на коне или приветствовать участников турнира. Кроме того, я боялась, что кто-нибудь заметит меня на крыше или на лестнице и спросит, что я делаю во дворце. Но должна признаться, когда появился Ник, верхом на коне, в кольчуге и в сверкавших на солнце, как начищенное серебро, доспехах, смело атаковал сэра Джеймса Тиррелла и сбросил его с коня при первом же сближении, я во весь голос, словно торговка рыбой, выкрикивала ему похвалы.

Я раздумывала, вернется ли Сибил, чтобы сопроводить меня домой из дворца, когда послышался звон шпор. Ник, сбросивший доспехи, пригнулся, входя в комнату. Он был без головного убора, и его густые волосы были спутаны и влажны. При виде его у меня внутри все перевернулось. Он нес поднос с едой – сыр, пироги с мясом, графин и два кубка для вина. Я улыбнулась, но на несколько минут словно лишилась речи.

– У тебя щеки раскраснелись, – сказал он, – значит, ты поднималась наверх, на крышу.

– О да, это было чудесно. Спасибо, что ты послал Сибил проводить меня. Ты был великолепен…

– Здорово я его одолел, правда? – спросил он, сияя, как мальчишка. – Королева была так довольна видеть побежденным человека, которому не доверяет, что прислала мне в шатер кошель с деньгами еще до того, как оруженосец снял с меня доспехи, но я молюсь, чтобы король не рассердился за то, что я сбросил Тиррелла с коня. Я хотел, чтобы ты присутствовала на случай, если бы он победил меня и мне понадобилась бы восковая статуя для похорон, – добавил он с громким смехом. Я видела, что он в полном восторге. От одного его присутствия у меня поднялось настроение.

– Знаешь, – сказал он, ставя поднос, – я ведь забыл попросить Сибил накормить тебя. Ты, должно быть, умираешь с голоду.

– По правде говоря, да. – Я села на свой край скамейки, на которой мы обычно ели. Он налил нам вина, пролив немного на сыр. – Я… я думаю, тебе нужно спешить назад.

– Это правда, но я совсем выдохся, – отозвался он и ссутулился. Мне ужасно хотелось растереть его натруженные мышцы, но я взяла кубок, который он протянул мне, и глотнула вина, оказавшегося очень вкусным.

– Эти испанские женщины, которых привезла с собой принцесса, не умеют танцевать, как у нас, – сообщил он мне. – Мне все время приходилось смотреть, как бы не наступить им на ноги или на пышные юбки, так и кажется, что они говорят – держись подальше.

– И ты держался, – отважилась я сказать и засмеялась. Наши глаза встретились – это, как всегда, отозвалось во мне дрожью и ощущением опасности, я опустила взгляд и принялась резать хлеб. – А как чувствуют себя жених и невеста на всех этих торжествах?

– Говорят, люди заключают пари, разделили они в эту ночь брачное ложе или нет, – сказал он, набив рот сыром. – Я хочу сказать, брачная церемония произошла, епископ благословил их ложе, и их оставили одних, но ведь принц не очень крепок как мужчина. Он говорил сегодня утром, как ему хочется вина, потому что у него была горячая работенка, похвалялся, что провел ночь «в Испании», но похоже на то, что они не совершили «супружеского акта», если выражаться юридически.

– Но если он хвалился…

– Все же сомнительно, – сказал Ник, покачав головой. – Я слышал, что невеста выглядела нетронутой и сказала об этом своим служанкам. Хотя лучше всего им было бы совершить это, поскольку королю нужна не только семья, но и династия. Если принца и принцессу отправят жить в огромный, заброшенный замок Ладлоу в Уэльсе, не могу себе представить, что это будет уютное гнездышко для новобрачных.

– Но зимний ветер только способствует супружеским ласкам, – ляпнула я.

– Разве? – спросил он, поворачиваясь ко мне. Его зрачки расширились, и он оглядел меня с головы до ног, как иногда бывало раньше. – Я с удовольствием проверил бы, правда ли это, хотя скорее предпочту лежать на траве под деревьями в веселый месяц май с девчонкой, которая не против.

Он усмехнулся, словно мальчишка, запустивший руку в банку с конфетами, озорно и обаятельно. Я улыбнулась в ответ, и случилось нечто невозможное. Он наклонился, медленно, словно давая мне время убежать, но я не шевелилась, держа обеими руками на коленях кусок хлеба, который собиралась разломить, зачарованная глубиной его глаз, в которых видела себя в обрамлении его ресниц, преступно густых для мужчины.

– Сегодня, – прошептал он, и лицо его было так близко от моего, что я чувствовала его дыхание, – несколько дам оказали мне внимание, доверив свои шарфы, чтобы я взял их с собой на поединок. Но вот какого внимания я жажду, вот поединок, которого мне хочется.

Я застыла в предчувствии. Его губы коснулись моих и чуть приоткрыли их. Я охотно ответила ему и даже откинула голову, так что мы не коснулись носами, и поцелуй длился, живой, чудесный и вкусный. Я не дышала. Он лишь коснулся моей щеки, провел по коже жестким большим пальцем, отчего по всему телу у меня пробежала дрожь, а внутри стало горячо, словно от растопленного воска. Никто из нас не придвинулся друг к другу – в конце концов, наши тела разделял стоявший между нами поднос, – но для меня случившееся было так же невероятно, как если бы я на глазах у всего двора бросилась с крыши дворца вниз.